— Ты что, совсем обнаглела? В моём доме указывать мне, что делать? — Виктор схватил меня за запястье, когда я попыталась выйти из кухни.
Я вырвала руку и посмотрела ему прямо в глаза. В них плескалась злость, смешанная с каким-то звериным превосходством. Этот взгляд я видела впервые за три года нашего брака.
— Во-первых, это не твой дом, а мой. Во-вторых, я не указываю, а прошу элементарного уважения к себе, — произнесла я, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё кипело от возмущения.
Всё началось месяц назад, когда Виктор устроился в крупную строительную компанию. Новая должность, новые перспективы, новые люди вокруг. Я искренне радовалась за мужа — наконец-то он нашёл работу, которая ему по душе. Первые недели он возвращался домой воодушевлённый, рассказывал о проектах, о планах на будущее. Я слушала и поддерживала, как могла.
Но постепенно что-то начало меняться. Виктор стал задерживаться на работе, возвращаться за полночь. От него пахло сигаретами и алкоголем, хотя раньше он не курил и выпивал только по праздникам. На мои вопросы отвечал раздражённо: «Марина, не начинай. С коллегами нужно общаться, налаживать связи».
Сегодня утром он позвонил и сказал, что вечером приведёт домой важных партнёров по бизнесу. Времени было в обрез — после работы в школе я помчалась в магазин, потратила последние деньги на продукты для ужина. Дома быстро приготовила закуски, запекла курицу, нарезала салаты. И вот теперь, когда гости уже сидели в гостиной, Виктор устроил мне сцену на кухне.
— Марина, не выводи меня, — прошипел он. — Там сидят люди, от которых зависит моя карьера. Будь умницей, накрывай на стол и не умничай.
— Я не прислуга, Витя. И эти твои «важные люди» ведут себя как хамы. Один уже успел похлопать меня по попе, когда я проходила мимо.
Лицо Виктора исказилось:
— Ты всё придумываешь! Никто тебя не трогал!
— Я придумываю? — я не верила своим ушам. — Твой Игорь Петрович при тебе это сделал, а ты отвернулся и сделал вид, что не заметил!
— Слушай, что я тебе скажу, — Виктор понизил голос до угрожающего шёпота. — Сейчас ты берёшь это блюдо, идёшь в гостиную, мило улыбаешься и обслуживаешь гостей. Поняла меня?
Я отставила блюдо на стол и скрестила руки на груди:
— Нет. Я не буду терпеть хамство в своём доме. Если твоим друзьям нужна прислуга, пусть идут в ресторан.
Из гостиной донёсся пьяный хохот и чей-то голос:
— Витёк, ты там жену воспитываешь? Давай быстрее, мы есть хотим!
Виктор побагровел. Он сделал шаг ко мне, и я невольно отступила к стене.
— Только попробуй ещё раз мне сказать, что я могу делать, а что нет в моей квартире — быстро сменишь место жительства, — произнесла я чётко и громко.
На мгновение в кухне повисла тишина. Виктор замер, словно не веря своим ушам. Затем его лицо исказила злобная усмешка:
— Ах, вот как? Опять за своё? «Моя квартира, моя квартира»! Сколько можно попрекать?
— Я не попрекаю. Я напоминаю о фактах. Эта квартира досталась мне от бабушки. Ты переехал сюда после свадьбы. И если ты забыл об элементарном уважении ко мне, я напомню тебе о юридической стороне вопроса.
В дверях кухни появилась грузная фигура:
— Что тут происходит? Витёк, ты совсем со своей развоспитался?
Это был тот самый Игорь Петрович — начальник отдела, где работал Виктор. Мужчина лет пятидесяти с красным лицом и маленькими глазками, которые нагло разглядывали меня с ног до головы.
— Всё в порядке, Игорь Петрович, — Виктор мгновенно сменил тон на подобострастный. — Марина сейчас накроет на стол.
— Нет, не накрою, — спокойно ответила я. — Уважаемые гости, прошу покинуть мою квартиру. Вечер окончен.
Игорь Петрович присвистнул:
— Ого! Да у тебя, Витёк, жёнушка с характером! Таких укрощать надо.
— Простите её, Игорь Петрович, — заюлил Виктор. — Она не то имела в виду.
— Я имела в виду именно то, что сказала, — отрезала я. — И если вы, Игорь Петрович, не уберёте свои руки при себе, я вызову полицию.
Мужчина покраснел ещё больше:
— Ты что себе позволяешь, дрянь?
— Игорь Петрович, пожалуйста, — Виктор метнулся между нами. — Идёмте в гостиную, я всё улажу.
Когда они вышли, я прислонилась к холодильнику, чувствуя, как колотится сердце. Из гостиной доносились приглушённые голоса, среди которых выделялся умоляющий тон Виктора. Через несколько минут он вернулся на кухню. Лицо его было белым от злости.
— Ты понимаешь, что натворила? — прошипел он. — Это мой начальник! От него зависит моё повышение!
— А от меня зависит, будет ли у тебя крыша над головой, — парировала я. — Выбирай, что важнее.
Виктор подошёл вплотную:
— Не смей мне угрожать.
— Это не угроза, это констатация факта. Либо твои друзья уходят сейчас же, либо завтра уйдёшь ты. Окончательно.
В гостиной раздались шаги, и в кухню заглянул ещё один гость — молодой парень со слащавой улыбкой:
— Витёк, мы того… пойдём, наверное. Неудобно как-то получилось.
За ним маячили ещё двое мужчин, явно смущённые происходящим. Только Игорь Петрович стоял в дверях с вызывающим видом.
— Вот что, Виктор, — произнёс он громко. — Разберись со своей женой. А то знаешь, какие у нас в компании порядки. Мужик, который дома не хозяин, и на работе никто.
С этими словами он развернулся и направился к выходу. Остальные последовали за ним. Виктор выскочил следом, что-то бормоча и извиняясь. Я слышала, как хлопнула входная дверь, потом ещё несколько минут в прихожей раздавались голоса.
Когда Виктор вернулся, его лицо было искажено яростью. Он влетел в кухню и с размаху ударил кулаком по столу. Посуда подпрыгнула и зазвенела.
— Ты всё испортила! — заорал он. — Всё! Месяцы работы насмарку!
— Я испортила? — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало. — Это я привела в дом хамов? Это я позволила им лапать свою жену?
— Никто тебя не лапал!
— Виктор, не ври хотя бы сейчас. Ты прекрасно видел, как твой начальник положил руку мне на бедро. И промолчал.
Он отвернулся к окну, сжимая и разжимая кулаки:
— Ты не понимаешь… В этой компании такие порядки. Нужно соответствовать.
— Каким порядкам? Где жёны — это обслуживающий персонал? Где можно хамить и распускать руки?
— Там все так живут! — Виктор резко развернулся ко мне. — У Игоря Петровича жена вообще молчит, когда он говорит. У Серёги из соседнего отдела жена сидит дома и даже не работает — только мужа обслуживает. А у Михалыча…
— Мне плевать, как живут другие! — перебила я. — Мы с тобой — это мы с тобой. И если ты хочешь такую жизнь, где женщина — это прислуга, то ищи себе другую женщину. И другую квартиру заодно.
Виктор шагнул ко мне, и я увидела в его глазах что-то тёмное, опасное:
— Ты меня достала со своей квартирой! Вечно попрекаешь!
— Я не попрекаю. Я защищаю свои границы. Если тебе это не нравится — дверь открыта.
— Ах так? — он схватил со стола тарелку и швырнул её на пол.
Фарфор разлетелся на мелкие осколки. Я вздрогнула, но не отступила.
— Очень зрело, — произнесла я саркастически. — Теперь ещё и посуду мою бьёшь?
— Заткнись! — рявкнул он. — Просто заткнись! Ты думаешь, я не знаю, что ты меня считаешь неудачником? Что позволяешь мне жить здесь из милости?
— Виктор, я никогда так не думала. Это твои комплексы говорят, а не я.
Он рассмеялся горько:
— Мои комплексы? Да ты при каждом удобном случае напоминаешь, чья это квартира! Думаешь, я не чувствую себя здесь чужим?
Я устало опустилась на стул. Этот разговор мы заводили уже не первый раз, но сегодня всё было по-другому. Словно маски окончательно упали, обнажив правду, которую мы оба старались не замечать.
— Витя, я люблю тебя. Любила. Но то, что происходит последний месяц… Ты изменился. Стал грубым, чужим. Эти люди плохо на тебя влияют.
— Эти люди дают мне шанс стать кем-то! — он ударил кулаком по столу ещё раз. — А ты тянешь меня вниз!
— Я тяну тебя вниз? — я не поверила своим ушам. — Это я поддерживала тебя, когда ты полгода не мог найти работу? Это я верила в тебя, когда ты сам в себя не верил?
Виктор молчал, тяжело дыша. Потом вдруг сник, опустился на стул напротив меня:
— Марина, пойми… Мне тридцать пять. У меня ничего нет. Ни квартиры, ни машины, ни накоплений. Только жена, которая содержит меня.
— Я не содержу тебя. Мы семья. У нас общий бюджет.
— Общий? — он криво усмехнулся. — Да что там общего? Ты получаешь свои учительские копейки, я теперь получаю чуть больше. Но квартира-то твоя. И ты никогда не дашь мне об этом забыть.
Я почувствовала, как во мне поднимается волна усталости. Бесконечной, тяжёлой усталости от этих разговоров, от необходимости оправдываться за то, что имею собственность.
— Знаешь что, Виктор? Я устала. Устала доказывать тебе, что ты мне важнее любой квартиры. Устала бороться с твоими комплексами. И уж точно устала терпеть хамство твоих новых друзей.
Я встала и направилась к двери. Виктор перехватил меня за руку:
— Куда ты?
— В спальню. Собирать твои вещи.
Его пальцы сжались сильнее:
— Не смей.
— Отпусти, — я посмотрела ему в глаза. — Немедленно отпусти, или я вызову полицию.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга. В его взгляде боролись злость, страх и что-то похожее на отчаяние. Наконец он разжал пальцы.
— Ты об этом пожалеешь, — прошептал он.
— Единственное, о чём я жалею — что не сделала этого раньше.
Я вышла из кухни и направилась в спальню. За спиной слышались звуки — Виктор что-то бормотал, потом раздался грохот. Похоже, он продолжал крушить посуду. Я не обернулась.
В спальне я достала из шкафа его чемодан и начала складывать вещи. Рубашки, брюки, носки — всё, что накопилось за три года совместной жизни. На тумбочке лежала рамка с нашей свадебной фотографией. Молодые, счастливые, полные надежд. Я взяла её в руки, долго смотрела, потом положила в чемодан поверх вещей. Пусть забирает и это тоже.
Когда я вернулась в гостиную с собранным чемоданом, Виктор сидел на диване, обхватив голову руками. Кухня была в разгроме — осколки посуды, перевёрнутые стулья, разлитое вино на скатерти.
— Вот твои вещи, — я поставила чемодан рядом с ним. — Ключи оставь на тумбочке в прихожей.
Он поднял голову. Лицо его было серым, глаза красными:
— Марина, давай поговорим…
— Мы уже поговорили. Всё сказано.
— Я был неправ. Погорячился. Давай всё забудем?
Я покачала головой:
— Нет, Витя. Некоторые вещи забыть нельзя. Ты показал своё истинное лицо. И мне оно не нравится.
— Но куда я пойду? — в его голосе появились жалобные нотки.
— Это уже не моя проблема. Может, твой Игорь Петрович приютит. Раз вы так хорошо понимаете друг друга.
Виктор встал, пошатываясь:
— Ты меня выгоняешь из-за одного вечера? Из-за одной ссоры?
— Я выгоняю тебя из-за того, что ты перестал уважать меня. Из-за того, что позволил своим друзьям унижать меня. Из-за того, что поднял на меня руку.
— Я не бил тебя!
— Ты толкнул меня. Схватил за руку. Кричал. Это тоже насилие, Виктор. И я не намерена ждать, когда ты перейдёшь к следующей стадии.
Он молчал, глядя то на меня, то на чемодан. Потом вдруг расправил плечи, и на лице его появилась злая усмешка:
— Знаешь что? Правильно Игорь Петрович говорил. С такой женой, как ты, мужик никогда ничего не добьётся. Вечно будешь тянуть вниз, попрекать, указывать.
— Если это помогает тебе сохранить самолюбие — пожалуйста, думай так. Только уходи.
Виктор схватил чемодан и направился к двери. На пороге обернулся:
— Ещё встретимся. И ты припомнишь этот день.
— Не сомневаюсь, что припомню. Как день освобождения.
Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали стёкла. Я опустилась на диван, чувствуя странную пустоту внутри. Ни боли, ни злости, ни сожаления — только пустота и усталость.
В квартире стояла тишина. Я встала, прошла на кухню, достала веник и начала собирать осколки. Каждый кусочек разбитого фарфора был как символ нашего разбитого брака. Я выбросила их в мусорное ведро без сожаления.
Потом налила себе чаю, села за стол и достала телефон. Набрала номер подруги:
— Лена? Привет. Да, я в порядке. Слушай, помнишь того адвоката по разводам, которого ты рекомендовала? Дай его контакты, пожалуйста.
Следующим утром я проснулась с удивительным чувством лёгкости. Солнце светило в окно, птицы щебетали за окном. Я приготовила себе завтрак, не торопясь выпила кофе. Никто не ворчал, что яичница пережарена. Никто не требовал погладить рубашку. Никто не упрекал за беспорядок.
На работе коллеги заметили перемену:
— Марина Сергеевна, вы сегодня прямо светитесь! — сказала молодая учительница Оля. — Что-то хорошее случилось?
— Да, — улыбнулась я. — Я наконец-то начала жить для себя.
Вечером позвонила мама. Виктор, оказывается, названивал ей весь день, жаловался, просил повлиять на меня.
— Доченька, может, ты погорячилась? — осторожно начала мама. — Мужчины, они все такие… Надо терпеть.
— Мам, я терпела три года. Хватит. Я не хочу жить с человеком, который меня не уважает.
— Но как же ты одна останешься? В твоём возрасте…
— Мам, мне тридцать два. Это не старость. И лучше быть одной, чем с человеком, который тебя унижает.
Мама вздохнула, но спорить не стала. Она знала мой характер — если я что-то решила, переубедить меня невозможно.
Через неделю я встретилась с адвокатом. Развод обещал быть несложным — детей не было, имущество делить не требовалось, квартира оформлена на меня.
— Ваш муж претендует на компенсацию, — сообщил адвокат. — Говорит, что вкладывался в ремонт квартиры.
— Какой ремонт? — я удивилась. — Мы только обои переклеили в спальне.
— Тем не менее, он настаивает. Предлагает мировое соглашение — вы выплачиваете ему двести тысяч, и он отказывается от всех претензий.
Я рассмеялась:
— Пусть докажет в суде, что потратил эти деньги. У меня все чеки сохранились — обои стоили три тысячи, клей — пятьсот рублей.
Адвокат улыбнулся:
— Я так и думал, что вы откажетесь. Хорошо, будем готовиться к суду.
Суд состоялся через два месяца. Виктор пришёл при параде — новый костюм, начищенные ботинки, уверенный вид. Рядом с ним сидел тот самый Игорь Петрович — видимо, для моральной поддержки.
Когда Виктор начал рассказывать судье о том, как я его «выгнала на улицу», «лишила крова», «разрушила семью из-за пустяка», я слушала с изумлением. В его версии я представала настоящей мегерой, а он — невинной жертвой.
— Ваша честь, — говорил он проникновенно, — я вкладывал в эту квартиру не только деньги, но и душу. А она при первой же размолвке указала мне на дверь.
Мой адвокат встал:
— Позвольте уточнить. Господин Соколов, вы можете предоставить документы, подтверждающие ваши финансовые вложения в квартиру?
Виктор замялся:
— Документы… Ну, мы же семья были. Не собирал я чеки.
— А может, вы назовёте, что конкретно вы сделали в квартире?
— Ну… Обои клеили. Краны меняли. Много чего.
Мой адвокат достал папку:
— Ваша честь, у моей клиентки есть все чеки. Обои в спальне — три тысячи рублей. Кран на кухне менял сантехник из ЖЭКа, акт выполненных работ прилагается. Больше никакого ремонта не производилось.
Судья внимательно изучила документы, потом посмотрела на Виктора:
— Господин Соколов, у вас есть что добавить?
Виктор покраснел, бросил злой взгляд в мою сторону:
— Она всё подстроила! Специально собирала бумажки, чтобы меня подставить!
— То есть документов у вас нет? — уточнила судья.
— Нет, но…
— Достаточно. Суд не видит оснований для удовлетворения ваших требований.
После заседания я вышла из здания суда с чувством окончательного освобождения. Виктор с Игорем Петровичем стояли на крыльце, о чём-то бурно споря.
— Эй, ты! — окликнул меня Игорь Петрович. — Гордая, да? Мужика своего закопала?
Я остановилась, повернулась к нему:
— Знаете что? Мне вас жаль. И Виктора тоже. Вы так и не поняли, что уважение — это основа любых отношений. Без него ни семьи, ни карьеры не построишь.
— Да что ты понимаешь в карьере! — взорвался Виктор. — Сидишь в своей школе, детей учишь! А я мог бы горы свернуть, если бы не ты!
— Сворачивай, — пожала плечами я. — Теперь тебе никто не мешает.
Я развернулась и пошла прочь, не оборачиваясь. За спиной слышались их голоса, но я не прислушивалась. Эта глава моей жизни была окончательно закрыта.
Прошёл год. Я по-прежнему жила в своей квартире, работала в школе, встречалась с подругами. Иногда ловила себя на мысли, что ни разу не пожалела о своём решении. Да, бывало одиноко, но это была спокойная, умиротворяющая одиночество, а не то напряжение, в котором я жила последние месяцы с Виктором.
Однажды я встретила его в торговом центре. Он шёл с какой-то молодой девушкой, громко что-то ей рассказывая. Увидев меня, осёкся, потом демонстративно обнял свою спутницу за талию и прошёл мимо, не поздоровавшись.
Девушка обернулась, окинула меня оценивающим взглядом. В её глазах читалось превосходство молодости и, как ей казалось, победы. Я только улыбнулась. Бедная девочка ещё не знала, что её ждёт.
А через месяц ко мне в школу пришла новая коллега — учительница истории. Мы разговорились, и оказалось, что она тоже недавно развелась.
— Знаете, — сказала она, — я думала, что не переживу. А потом поняла — лучше быть одной, чем с человеком, который тебя не ценит.
— Золотые слова, — согласилась я. — Хотите чаю? У меня как раз окно.
Мы сидели в учительской, пили чай с печеньем и болтали обо всём на свете. И я вдруг поняла, что счастлива. По-настоящему счастлива. Не потому, что встретила нового мужчину или добилась карьерных высот. А просто потому, что живу так, как хочу. В своей квартире, по своим правилам, в окружении людей, которые меня уважают.
А это дороже любых обещаний и громких слов о любви.
