— Распишитесь здесь, и квартира переходит в собственность Антонины Павловны, — нотариус протянул документы, но рука Марины застыла в воздухе, когда она увидела торжествующую улыбку свекрови.
Кабинет нотариуса был душным, несмотря на работающий кондиционер. Марина Сергеевна сидела за массивным дубовым столом, сжимая в побелевших пальцах авторучку. Напротив неё, словно коршун, выжидающий добычу, восседала свекровь — Антонина Павловна Крылова, женщина семидесяти лет с железной хваткой и ледяным взглядом.
— Ну что же ты медлишь, деточка? — пропела свекровь своим приторно-сладким голосом, от которого у Марины всегда бежали мурашки по спине. — Мы же всё обсудили. Квартира бабушки Лизы переходит мне, как и полагается. Я же старшая в семье.
Марина подняла глаза на мужа. Павел стоял у окна, отвернувшись, и делал вид, что изучает вид на городскую площадь. Его плечи были напряжены, а руки засунуты глубоко в карманы брюк. Он знал. Конечно, он всё знал заранее.
Бабушка Лиза, единственный родной человек Марины, умерла месяц назад. Девяносто два года, тихо ушла во сне. Эта двухкомнатная квартира в центре города была всем, что у неё осталось. И всем, что она завещала любимой внучке — Марине. Документы были оформлены правильно, завещание составлено у нотариуса ещё пять лет назад. Но Антонина Павловна решила иначе.
— Павлуша объяснил тебе ситуацию? — продолжала свекровь, и в её голосе появились стальные нотки. — Нехорошо, когда в семье такое неравенство. У тебя есть работа, зарплата. А я пенсионерка, мне эта квартира нужнее. Для сдачи в аренду, понимаешь? Дополнительный доход.
Марина вспомнила, как две недели назад Антонина Павловна появилась у них дома. Не просто пришла в гости — въехала с чемоданами.
— Временно поживу, — заявила она тогда, плюхаясь на диван. — Ремонт у меня начинается. Недельку-другую побуду.
Павел даже не спросил мнения жены. Просто кивнул и потащил мамины чемоданы в гостевую комнату. А потом начался ад.
Антонина Павловна вставала в шесть утра и гремела посудой на кухне. Переставляла вещи по своему усмотрению. Критиковала каждое блюдо, которое готовила Марина. Лезла с советами по поводу всего — от выбора шампуня до планирования семьи.
— Что-то вы с Павлушей не торопитесь с детками, — вздыхала она за ужином. — Мне уже семьдесят, а внуков всё нет. Может, проблемы какие? К врачу сходить надо.
Марина краснела и молчала. Павел отводил глаза и переводил разговор на другую тему. Они пытались завести ребёнка уже три года, прошли кучу обследований. Проблем не было ни у кого, просто не получалось. И каждое такое замечание свекрови било по больному месту.
Но настоящий кошмар начался после смерти бабушки Лизы. Антонина Павловна словно почуяла запах денег. На следующий день после похорон она устроила настоящий допрос.
— Что там с квартирой? Кому завещала? Документы где? — сыпала она вопросами, пока Марина ещё не отошла от потери самого близкого человека.
Узнав, что квартира завещана Марине, свекровь помрачнела. А через день начала обработку.
— Подумай сама, милая, — ворковала она, накладывая Марине в тарелку очередную порцию своего фирменного салата, который Марина терпеть не могла. — Зачем вам две квартиры? У вас же есть эта, трёхкомнатная. А мне приходится ютиться в своей однушке на окраине. Несправедливо это.
Марина пыталась объяснить, что квартира бабушки — это память, что она там выросла, что каждый угол дорог сердцу. Но Антонина Павловна только отмахивалась.
— Сантименты! В наше время надо практично мыслить. Квартира в центре — это же золотое дно! Сдавать можно за хорошие деньги. Или продать и вложить во что-то выгодное.
Павел молчал. Марина надеялась на его поддержку, но муж предательски отмалчивался, уткнувшись в телефон или телевизор. А потом, неделю назад, случился тот разговор.
Марина вернулась с работы раньше обычного — отпустили после планёрки. Ключ в замке повернулся бесшумно. В прихожей было тихо, но из кухни доносились голоса. Марина замерла, узнав голос мужа.
— Мам, я не могу просто взять и заставить её, — говорил Павел устало. — Это же её наследство, её бабушка…
— Павлуша, сыночек, — перебила его Антонина Павловна тем особым тоном, который она использовала для манипуляций. — Ты же понимаешь, что я не для себя стараюсь. Для вас же! Представь, какой доход можно получать с этой квартиры. Тысяч пятьдесят в месяц минимум! Это же вам на будущих детей пригодится.
— Но Марина…
— Что Марина? — в голосе свекрови появилась сталь. — Она тебе жена или кто? Должна слушаться мужа! А ты должен уметь настоять на своём. Или ты не мужчина? Тряпка?
Марина прижалась к стене, сердце колотилось как бешеное. Она ждала, что Павел возмутится, защитит её. Но услышала только тяжёлый вздох.
— Хорошо, мам. Я поговорю с ней.
— Вот и умница. А я пока к нотариусу схожу, всё разузнаю. У меня там знакомая работает, поможет документы правильно оформить.
Марина на цыпочках выскользнула из квартиры и полчаса сидела на лавочке во дворе, приходя в себя. Вернулась она шумно, громко хлопнув дверью. Павел встретил её в прихожей с виноватой улыбкой.
Она посмотрела ему в глаза, ища в них хоть тень того заговора, который только что подслушала. Но Павел выглядел как обычно — немного усталым, немного отстранённым.
— Нормально, — ответила она, проходя мимо.
За ужином Антонина Павловна была особенно мила. Расхваливала Маринину работу, интересовалась планами на отпуск, даже предложила съездить вместе на дачу к своей подруге. Марина отвечала односложно, не в силах заставить себя поддерживать эту игру.
А потом начался настоящий прессинг. Каждый день свекровь находила новые аргументы. То рассказывала душещипательные истории о бедных пенсионерах, которым не хватает на лекарства. То вздыхала о том, как мечтает помочь Павлуше с покупкой новой машины — старая же совсем разваливается. То намекала, что с дополнительным доходом они смогут позволить себе дорогое лечение от бесплодия за границей.
Павел присоединился к атаке через три дня. Сначала осторожно, между прочим.
— Марин, а может, мама права? Зачем нам пустующая квартира? Можно же сдавать и откладывать деньги.
— Это память о бабушке, Паш. Я там выросла. Не могу я её отдать или сдать чужим людям.
— Но это же не практично…
— С каких пор ты стал таким практичным? — не выдержала Марина. — Или это мамочка тебя научила?
Павел обиделся и замолчал. Но на следующий день вернулся к теме. И на следующий. И через день. Доводы становились всё настойчивее, тон — всё жёстче.
— Ты эгоистка, — бросил он однажды вечером, когда Марина в очередной раз отказалась обсуждать эту тему. — Думаешь только о себе. А обо мне ты подумала? О нашем будущем?
— О каком будущем ты говоришь, Павел? О том, где твоя мать будет решать, как нам жить, что делать с МОИМ наследством?
— Не смей так говорить о моей матери! Она желает нам только добра!
— Добра? — Марина рассмеялась, и смех вышел истерическим. — Она хочет отнять у меня последнее, что осталось от бабушки! И ты ей в этом помогаешь!
Скандал вышел грандиозный. Антонина Павловна, конечно же, всё слышала из соседней комнаты. Наутро она ходила по квартире с видом оскорблённой невинности, громко вздыхала и причитала себе под нос о неблагодарных невестках.
А через два дня случилось то, что окончательно открыло Марине глаза. Она пришла домой и застала свекровь в их спальне. Антонина Павловна рылась в документах, разложенных на кровати.
— Что вы делаете? — Марина не могла поверить своим глазам.
Свекровь даже не смутилась.
— Порядок навожу. Совсем у вас тут бардак с бумагами. Вот, смотри, какие важные документы валяются где попало, — она помахала свидетельством о смерти бабушки Лизы.
— Это мои личные документы! Вы не имеете права!
— Ой, да ладно тебе, — отмахнулась Антонина Павловна. — Мы же семья. Какие могут быть секреты? Кстати, я тут подумала. Завтра идём к нотариусу, оформим всё по-быстрому. Чего тянуть?
— Я никуда не пойду!
— Пойдёшь, — голос свекрови стал жёстким. — Павлуша с тобой поговорит. А не послушаешься — пеняй на себя. Мало ли что может случиться с оригиналом завещания. Пожары, кражи… Всякое бывает.
Это была прямая угроза. Марина похолодела. Она смотрела в наглые глаза свекрови и понимала — та способна на всё.
Вечером состоялся решающий разговор с Павлом. Марина рассказала о поведении его матери, о шантаже, об угрозах. Павел слушал, хмурился, но в конце сказал то, что добило её окончательно.
— Марин, ну может, правда, проще отдать ей эту квартиру? Мама же не успокоится. Ты же знаешь, какая она настойчивая. Зачем нам эти постоянные скандалы?
— То есть ты предлагаешь мне сдаться? Отдать ей моё наследство, потому что она «настойчивая»?
— Я просто хочу мира в семье…
— А я хочу мужа, который защитит меня, а не прогнётся под мамочку! — выкрикнула Марина.
Но Павел только пожал плечами и ушёл смотреть телевизор.
И вот теперь они сидели в кабинете нотариуса. Антонина Павловна притащила их сюда с утра пораньше, видимо, рассчитывая застать Марину врасплох. Документы о переоформлении квартиры на имя свекрови уже были подготовлены — та не зря говорила о знакомой в нотариальной конторе.
— Ну что, Мариночка, мы ждём, — пропела свекровь, но глаза её оставались холодными.
Марина посмотрела на неё, потом на Павла, который упорно избегал её взгляда. И вдруг всё встало на свои места. Весь этот спектакль, вся эта игра в любящую семью — всё было ложью. Она была для них чужой. Всегда была и всегда будет.
Марина медленно положила ручку на стол.
— Нет, — сказала она спокойно.
— Что значит «нет»? — Антонина Павловна приподнялась на стуле.
— Это значит, что я не буду подписывать эти документы. Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Никогда.
— Марина, — Павел наконец повернулся к ней, — не глупи. Мы же договорились…
— Это вы договорились. За моей спиной. Сговорились, как отобрать у меня наследство. Но знаете что? Не выйдет.
Марина встала. Ноги слегка дрожали, но голос звучал твёрдо.
— И ещё кое-что, Антонина Павловна. Даю вам три дня на сборы. Если через три дня вы не съедете из нашей квартиры, я подаю заявление в полицию о краже документов и шантаже.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула свекровь. — Павлуша, ты слышишь, что она говорит?
Но Марина уже направилась к двери.
— И тебе, Павел, советую подумать, — бросила она через плечо. — С кем ты — с женой или с мамочкой. Потому что жить втроём я больше не намерена.
Нотариус, всё это время молча наблюдавший за семейной драмой, деликатно кашлянул.
— Если вы не будете подписывать документы, то я вынужден закончить приём…
Марина вышла из конторы и глубоко вдохнула свежий воздух. На душе было одновременно тяжело и легко. Тяжело от понимания, что её брак, скорее всего, развалился. Легко от того, что больше не нужно было притворяться, терпеть, идти на компромиссы.
Телефон зазвонил почти сразу. Павел. Марина сбросила вызов. Потом ещё один. И ещё. На десятый раз она выключила телефон совсем.
Вместо того чтобы идти домой, Марина поехала в бабушкину квартиру. Достала из сумки запасные ключи, которые всегда носила с собой. Квартира встретила её тишиной и запахом бабушкиных духов, который ещё не выветрился.
Марина прошла в гостиную, села в бабушкино любимое кресло у окна. Здесь всё было как прежде — фотографии на стенах, вязаные салфетки на столиках, старый сервиз в серванте. Бабушка Лиза была единственным человеком, который любил её просто так, без условий и требований.
— Я не отдам тебя им, бабуля, — прошептала Марина. — Обещаю.
Вечером пришлось вернуться домой. Марина ожидала грандиозного скандала, но квартира встретила её непривычной тишиной. Антонина Павловна заперлась в гостевой комнате. Павел сидел на кухне с бутылкой пива.
— Зачем ты так? — спросил он, не поднимая глаз. — Мама теперь в истерике. Сердце прихватило, валидол пьёт.
— Пусть пьёт. И пусть собирает вещи.
— Марина, это моя мать…
— А я твоя жена. Или уже нет?
Павел наконец посмотрел на неё. В его глазах была обида пополам с растерянностью.
— Ты ставишь меня перед выбором?
— Нет, Павел. Ты сам себя поставил перед выбором, когда решил вместе с мамочкой обобрать меня.
— Я не собирался тебя обобрать! Я просто хотел…
— Мира в семье? — закончила за него Марина. — Знаешь, что я поняла? В твоём понимании мир в семье — это когда я молча сношу все унижения, выполняю все прихоти твоей матери и отдаю ей всё, что она пожелает. Но это не мир, Павел. Это рабство.
Следующие два дня прошли в гнетущей атмосфере. Антонина Павловна демонстративно не выходила из комнаты, но Марина слышала, как она громко разговаривает по телефону, жалуясь всем знакомым на «невестку-изверга». Павел ходил мрачный, пытался несколько раз поговорить, но Марина пресекала все попытки.
— Сначала пусть твоя мать съедет. Потом поговорим.
На третий день, вернувшись с работы, Марина обнаружила, что вещи Антонины Павловны исчезли. Но радоваться было рано. На кухонном столе лежала записка от Павла: «Поехал пожить к маме. Надо всё обдумать».
Марина села на стул и расхохоталась. Сквозь смех пробивались слёзы, но она не могла остановиться. Маменькин сынок сбежал к мамочке. Как предсказуемо.
Прошла неделя. Павел не звонил и не появлялся. Марина не делала попыток с ним связаться. Она занималась переоформлением документов на бабушкину квартиру, наводила там порядок, перевозила туда часть своих вещей.
В субботу утром в дверь позвонили. Марина, решив, что вернулся Павел, открыла без вопросов. На пороге стояла незнакомая женщина лет пятидесяти.
— Марина Сергеевна? Я Валентина, двоюродная сестра Павла. Можно поговорить?
Марина впустила её, заварила чай. Валентина оказалась приятной женщиной с усталым лицом и добрыми глазами.
— Я знаю всю ситуацию, — начала она без предисловий. — Антонина рассказала. Конечно, в своей интерпретации, где вы чуть ли не монстр. Но я-то её знаю много лет.
— И зачем вы пришли?
— Хочу рассказать вам одну историю. Двадцать лет назад я была замужем за двоюродным братом Павла, Игорем. Антонина тогда тоже жила с нами — временно, после развода с мужем. Обещала на пару месяцев, осталась на два года.
Валентина отпила чай и продолжила:
— Она превратила мою жизнь в кошмар. Придирки, скандалы, манипуляции. А когда умерла моя тётя и оставила мне в наследство дачу, Антонина развернула целую кампанию. Дескать, несправедливо, что молодым такое богатство досталось. Игорь, конечно, был на стороне мамы. Любимой тётушки.
— И чем закончилось?
— Разводом. Я не выдержала и ушла. Дачу, кстати, отстояла, хотя Антонина потом ещё год пыталась через суд её отобрать. А Игорь так и остался жить с тётушкой. Ему сейчас пятьдесят, до сих пор не женат. Антонина всех его женщин разгоняет.
Марина смотрела на Валентину и видела себя через двадцать лет. Если бы осталась. Если бы смирилась.
— Спасибо, что рассказали.
— Я просто хочу, чтобы вы знали — дело не в вас. Вы не первая и, боюсь, не последняя. Антонина не терпит конкуренции. Для неё существует только она и её дети. Все остальные — враги, которых нужно либо подчинить, либо уничтожить.
После ухода Валентины Марина долго сидела в тишине. Потом достала телефон и отправила Павлу сообщение: «Приходи завтра забрать вещи. Буду дома с 10 до 12».
Он пришёл ровно в десять. Осунувшийся, небритый, но с всё тем же упрямым выражением лица.
— Марина, давай поговорим. Может, мы ещё можем всё исправить…
— Что исправить, Павел? То, что ты предал меня? То, что выбрал мамочку? То, что был готов отдать ей моё наследство, лишь бы она не дулась?
— Я думал о нас! О нашем будущем!
— Нет, ты думал о том, как угодить маме. Как всегда. И будешь думать всегда. Знаешь, что сказала твоя двоюродная сестра Валентина?
Павел вздрогнул.
— Валька приходила?
— Да. И рассказала интересную историю про твоего кузена Игоря. Который тоже выбрал мамочку. И теперь в пятьдесят лет живёт с ней один. Это твоё будущее, Павел. Наслаждайся.
Павел молчал, сжимая и разжимая кулаки. Потом выпалил:
— А ты подумала, что я чувствую? Разрываясь между вами? Мама плачет, ты угрожаешь…
— Я не угрожала. Я поставила границы. Которые твоя мать с твоего молчаливого согласия переходила снова и снова. И знаешь что? Мне всё равно, что ты чувствуешь. Потому что когда я чувствовала себя униженной, оскорблённой, ограбленной — тебе было плевать.
— Марина…
— Забирай вещи и уходи, Павел. Документы на развод я подам на следующей неделе. Квартиру будем делить через суд. И передай своей маме — бабушкину квартиру она не получит. Даже если мне придётся нанять охрану.
Павел ушёл через час, унося коробки со своими вещами. В дверях обернулся:
— Ты пожалеешь.
— Возможно. Но лучше жалеть о сделанном, чем о том, чего не сделала.
Дверь закрылась. Марина выдохнула и почувствовала странную лёгкость. Да, ей предстоял развод. Да, придётся начинать жизнь заново. Но это будет ЕЁ жизнь. Без токсичной свекрови, без мужа-тряпки, без унижений и манипуляций.
Она подошла к окну. На улице светило солнце, во дворе играли дети. Жизнь продолжалась. И у Марины впервые за долгое время появилось чувство, что всё будет хорошо. Не сразу, не легко, но будет.
Телефон зазвонил. Незнакомый номер. Марина ответила.
— Марина Сергеевна? — раздался мужской голос. — Это Андрей Валентинович, нотариус. Помните, вы были у меня на прошлой неделе? Я звоню предупредить. Сегодня ко мне приходила ваша свекровь с какими-то поддельными документами. Пыталась оспорить завещание вашей бабушки. Я, конечно, отказался что-либо делать и предупредил, что о попытке мошенничества сообщу в полицию. Но будьте осторожны. Похоже, она не остановится.
Марина поблагодарила нотариуса и положила трубку. Значит, война продолжается. Что ж, она готова. Бабушка Лиза всегда говорила: «Милая, в жизни надо уметь постоять за себя. Добрых тётей, которые сделают это за тебя, не существует».
И Марина постоит. За себя, за свою память, за своё право жить так, как хочется ей. А Антонина Павловна пусть ищет другую жертву. Эта ей не по зубам.
