— Вот тебе и подарочек на годовщину, — прошептала я, глядя на документы, разложенные передо мной на кухонном столе.
Руки дрожали так сильно, что пришлось сцепить пальцы в замок. На белой бумаге чёрными буквами было выведено то, что перевернуло всю мою жизнь за считанные секунды. Договор дарения. На квартиру. Нашу квартиру. Ту самую, в которой мы с Максимом прожили последние пять лет. Ту самую, за которую мы выплачивали ипотеку, экономя на всём. Ту самую, которая, как оказалось, уже три месяца как принадлежала не нам.
А Галине Петровне. Моей свекрови.
Я нашла эти бумаги случайно. Искала в ящике стола гарантийный талон на микроволновку — она начала странно гудеть, и я хотела посмотреть, не закончилась ли гарантия. Вместо талона наткнулась на папку, спрятанную под стопкой старых квитанций. Любопытство взяло верх. И вот теперь я сидела на кухне в полном одиночестве и не знала, что делать с этим знанием.
Подпись Максима стояла во всех нужных местах. Чёткая, размашистая, знакомая до боли. Он подписал. Он знал. Он сделал это за моей спиной.
Входная дверь хлопнула, и я вздрогнула. Быстро собрала документы, засунула обратно в папку. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук был слышен во всей квартире.
— Лена, ты дома? — голос Максима из прихожей звучал как обычно. Спокойно, даже весело.
— На кухне, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он вошёл, улыбаясь, держа в руках пакет из кондитерской.
— Купил твои любимые эклеры. К годовщине же надо что-то вкусненькое.
Годовщина. Пять лет свадьбы. Я смотрела на него и не узнавала. Передо мной стоял чужой человек. Человек, который три месяца назад подарил нашу квартиру своей матери и продолжал жить как ни в чём не бывало.
— Спасибо, — выдавила я из себя. — Поставь в холодильник.
Он подошёл ближе, наклонился, чтобы поцеловать меня в щёку. От него пахло его любимым одеколоном и ещё чем-то… Духами. Женскими духами. Знакомыми до тошноты. Духами Галины Петровны.
— Ты к маме заезжал? — спросила я как можно более нейтрально.
— Да, она просила помочь с покупками. Знаешь же, как ей тяжело таскать тяжёлые сумки.
Ложь. Всё ложь. Галина Петровна была крепкой шестидесятилетней женщиной, которая три раза в неделю ходила на йогу и могла дать фору многим тридцатилетним. Но я промолчала. Мне нужно было время подумать.
Вечер тянулся мучительно долго. Мы сидели в гостиной, смотрели какой-то фильм, но я не могла сосредоточиться на сюжете. В голове крутилась только одна мысль: почему? Зачем он это сделал?
— Может, позовём маму завтра на ужин? — вдруг предложил Максим. — Всё-таки годовщина, семейный праздник.
Я посмотрела на него. Он сидел, развалившись на диване, абсолютно расслабленный. Ни тени смущения, ни капли вины. Либо он оскароносный актёр, либо действительно не видел в своём поступке ничего плохого.
— Конечно, — согласилась я. — Позови.
План созрел мгновенно. Если они хотят играть в игры за моей спиной, я тоже сыграю. Но по своим правилам.
Ночь я почти не спала. Лежала рядом с Максимом, слушала его ровное дыхание и думала. Вспоминала все странности последних месяцев. Как Галина Петровна вдруг начала интересоваться, когда мы планируем детей. Как настойчиво предлагала переехать к ней, «чтобы сэкономить на ипотеке». Как Максим после каждого визита к матери возвращался задумчивый и раздражительный.
Утром я встала раньше обычного. Приготовила завтрак, накрыла на стол. Когда Максим вышел из спальни, я уже сидела с чашкой кофе и просматривала новости в телефоне.
— Ты сегодня рано, — удивился он.
— Хочу после работы заехать в магазин, купить продукты на вечер. Что твоя мама любит?
— Да она всеядная, — отмахнулся он. — Главное, без острого.
После его ухода я позвонила на работу и отпросилась. Сказала, что плохо себя чувствую. Начальница, милая женщина, которая всегда шла навстречу, разрешила без вопросов.
У меня было восемь часов.
Первым делом я поехала к нотариусу. Не к тому, чьё имя стояло на документах — это был явно «свой человек» Галины Петровны. А к другому, которого мне порекомендовала подруга-юрист.
Андрей Николаевич, седовласый мужчина с внимательными глазами, выслушал меня молча. Потом попросил показать документы. Я достала телефон — успела сфотографировать все страницы.
— Плохи ваши дела, — сказал он после долгого изучения. — Формально всё законно. Если ваш муж добровольно подписал дарственную, оспорить будет крайне сложно. Разве что доказать, что он был недееспособен в момент подписания или подписывал под давлением.
— А если квартира куплена в браке?
— Вы говорили, что платили ипотеку вместе?
— Да, у меня есть все чеки, выписки.
— Это хорошо. Но дарение было оформлено три месяца назад, а вы узнали только сейчас. Почему вас не известили?
Хороший вопрос. Почему действительно?
— Видимо, рассчитывали, что я не узнаю.
— Или готовили почву для развода, — задумчиво произнёс нотариус. — Знаете, я за тридцать лет практики насмотрелся на разные схемы. Эта похожа на классическую: имущество выводится на родственников одного из супругов, потом следует развод, и второй супруг остаётся ни с чем.
Развод. Это слово ударило как молотком по голове. Неужели Максим…
— Что вы мне посоветуете?
— Пока не предпринимайте резких действий. Соберите все документы, подтверждающие ваше участие в покупке и содержании квартиры. Выписки, чеки, всё. И будьте осторожны. Если они действительно готовят развод, то постараются сделать так, чтобы вы выглядели виноватой стороной.
Я вышла от нотариуса с тяжёлым сердцем, но с ясной головой. Теперь я знала, что делать.
Следующие несколько часов я провела, собирая документы. Банк, где мы брали ипотеку. Управляющая компания. Везде запрашивала выписки, копии платежей. К трём часам дня у меня была целая папка доказательств моего участия в покупке квартиры.
Потом я заехала в магазин. Купила продукты на ужин. И ещё кое-что.
Дома я начала готовить. Делала всё медленно, тщательно. Фаршированную рыбу — коронное блюдо, которым я когда-то покорила Максима. Салат оливье — Галина Петровна его обожала. Домашний торт — на это ушло больше всего времени, но оно того стоило.
К шести вечера всё было готово. Стол накрыт лучшей скатертью, та самая, что подарила нам на свадьбу мама Максима. Хрустальные бокалы — тоже её подарок. Семейное серебро — и это от неё.
Максим пришёл в половине седьмого.
— Вау! — присвистнул он, увидев накрытый стол. — Ты постаралась!
— Годовщина же, — улыбнулась я. — Хочется, чтобы всё было идеально.
Галина Петровна появилась ровно в семь. Как всегда, при полном параде: строгий костюм, идеальная укладка, драгоценности. Она всегда одевалась так, будто шла на приём к министру, а не в гости к сыну.
— Леночка, как мило! — воскликнула она, окидывая взглядом стол. В её голосе звучала снисходительность, как будто она хвалила ребёнка за неумелый рисунок.
Мы сели за стол. Максим разлил вино — я заранее открыла бутылку хорошего красного. Галина Петровна подняла бокал.
— За вас, дорогие мои! Пять лет — это серьёзная дата. Хотя, конечно, настоящая проверка чувств начинается после десяти лет…
Она говорила, а я смотрела на неё и думала: знает ли она, что я знаю? Видит ли по моему лицу? Но нет, свекровь была слишком увлечена собственной речью.
Ужин шёл своим чередом. Галина Петровна милостиво хвалила еду, Максим рассказывал какие-то истории с работы. Я больше молчала, кивала, улыбалась. Ждала.
— Кстати, Лена, — вдруг сказала свекровь, — я тут думала… Вам не кажется, что эта квартира для вас великовата? Две комнаты для двоих, когда можно было бы сдавать одну и иметь дополнительный доход.
Вот оно. Началось.
— Мы планируем детей, — спокойно ответила я. — Комната пригодится.
— Детей? — она повернулась к сыну. — Максим, ты мне ничего не говорил!
Максим поперхнулся вином.
— Мам, мы ещё не… это только планы…
— Планы, которые требуют стабильности, — добавила я. — Жилищный вопрос очень важен. Кстати, Галина Петровна, а как у вас с жильём? Вы же всё собирались переехать поближе к центру?
Она напряглась едва заметно.
— Пока не нашла подходящий вариант. Знаете, как сейчас с недвижимостью — цены космические.
— Да, — кивнула я. — Мы вот нашу квартиру еле купили. Ипотека, копили на первый взнос… Хорошо, что успели взять, пока цены не взлетели совсем. Сейчас она стоит в полтора раза дороже.
Максим нервно крутил в руках бокал. Галина Петровна улыбалась, но улыбка не доходила до глаз.
— Недвижимость — это всегда хорошее вложение, — философски заметила она.
— Согласна. Особенно когда она твоя. Когда знаешь, что никто не сможет тебя выгнать, что у тебя есть свой угол. Это очень важно для женщины, правда? Чувство защищённости.
— Безусловно. Хотя, конечно, замужней женщине не стоит так беспокоиться. Муж должен обеспечить крышу над головой.
— Должен, — согласилась я. — Но жизнь непредсказуема. Бывает всякое. Развод, например. Или… предательство.
Последнее слово повисло в воздухе. Максим побледнел. Галина Петровна медленно поставила бокал на стол.
— Что ты имеешь в виду, дорогая?
Я встала, подошла к серванту и достала ту самую папку. Положила её на стол между тортом и салатницей.
— Я имею в виду, Галина Петровна, что мне известно о дарственной.
Тишина была оглушительной. Максим открыл рот, но не издал ни звука. Его мать сидела прямо, как струна, и смотрела на меня взглядом кобры перед броском.
— Не понимаю, о чём ты, — холодно произнесла она.
Я открыла папку, достала копию договора дарения.
— О том, что три месяца назад мой муж подарил вам нашу квартиру. Ту самую, за которую мы вместе платим ипотеку. Ту самую, в которую я вложила все свои сбережения.
— Лена, я могу объяснить… — начал Максим, но я подняла руку, останавливая его.
— Помолчи. Сейчас говорю я. Пять лет, Галина Петровна. Пять лет я терпела ваши колкости, советы, вмешательство в нашу жизнь. Пять лет улыбалась, когда вы критиковали мою готовку, мой выбор одежды, мою работу. Я думала, это просто такой характер. Сложный, но можно приспособиться. Ради Максима. Ради семьи.
Я сделала паузу, глядя ей прямо в глаза.
— Но оказывается, вы не просто сложная свекровь. Вы — расчётливая особа, которая решила обобрать собственного сына и его жену. Или это была идея на двоих? Может, вы с Максимом всё спланировали? Развестись, оставить меня ни с чем?
— Как ты смеешь! — взвилась Галина Петровна. — Максим, ты позволишь своей жене так со мной разговаривать?
Максим молчал, уставившись в тарелку. Его молчание было красноречивее любых слов.
— Он позволит, — продолжила я. — Потому что он трус. Он не смог вам отказать, когда вы предложили эту схему. И не смог мне признаться в том, что сделал.
— Это была временная мера! — вдруг выпалил Максим. — Мама сказала, что так будет лучше, что это защитит квартиру от… от…
— От чего? От меня? — я рассмеялась. Смех получился горький, как полынь. — От жены, которая пять лет строила с тобой семью?
— От возможных проблем, — холодно вставила Галина Петровна. — Мало ли что может случиться. А так квартира в надёжных руках.
— В ваших руках, вы хотели сказать. И что дальше? Сын разводится со мной, а квартирка остаётся у мамочки?
— Никто не собирался разводиться! — воскликнул Максим.
— Нет? А почему тогда ты скрывал от меня три месяца? Почему не сказал: «Лена, мама предложила переписать квартиру, давай обсудим»? Почему сделал это тайком?
Он снова замолчал. Галина Петровна встала.
— Я не обязана выслушивать эти оскорбления. Максим, когда твоя жена придёт в себя и извинится, можете мне позвонить.
— Сядьте, — сказала я таким тоном, что она невольно опустилась обратно на стул. — Мы ещё не закончили.
Я достала из папки остальные документы. Выписки, чеки, платёжки.
— Вот доказательства того, что я вкладывала в эту квартиру не меньше, чем Максим. А вот, — я достала ещё один документ, — заявление в суд, которое я подам завтра утром, если мы не решим вопрос сегодня.
— Ты шантажируешь нас? — прошипела свекровь.
— Я защищаю свои права. Разница есть. И вот мои условия. Первое: завтра же мы идём к нотариусу и оформляем договор дарения обратно. Квартира возвращается Максиму, а лучше — оформляется на нас обоих в равных долях. Второе: Галина Петровна, вы перестаёте вмешиваться в нашу жизнь. Никаких советов, никаких визитов без приглашения, никаких манипуляций. Третье: Максим идёт к психологу. Потому что взрослый мужчина, который не может сказать «нет» своей матери — это проблема.
— Это ультиматум! — возмутилась Галина Петровна.
— Да. Именно. И у вас есть время до утра, чтобы принять решение. Либо мы решаем всё мирно, либо встретимся в суде. И поверьте, у меня хватит сил и средств довести дело до конца.
Я встала, взяла свою сумку.
— Куда ты? — встрепенулся Максим.
— К подруге. Вернусь завтра утром за ответом. И да, чуть не забыла. С годовщиной нас, дорогой. Надеюсь, к шестой годовщине ты научишься быть мужем, а не маминым сыночком.
Я вышла из квартиры, оставив их вдвоём. Сердце колотилось как бешеное, ноги подкашивались, но я шла прямо. На улице я остановилась, достала телефон и отправила сообщение лучшей подруге: «Всё. Я это сделала. Можно к тебе?»
Ответ пришёл мгновенно: «Конечно! Вино уже в холодильнике!»
Утром следующего дня я вернулась домой. Максим сидел на кухне, небритый, с красными глазами. На столе лежали документы.
— Мы согласны, — сказал он тихо. — На все условия.
Я кивнула и села напротив.
— Почему, Макс? Просто скажи — почему?
Он долго молчал, потом заговорил, не поднимая глаз.
— Она всю жизнь мной управляла. Где учиться, кем работать, с кем дружить… Когда я встретил тебя, впервые сделал что-то против её воли. Она была против нашей свадьбы, знаешь? Говорила, что ты не нашего круга, что ты меня используешь. Но я настоял. И она затаилась. А потом начала обрабатывать. Говорила, что ты изменишься после свадьбы, что покажешь истинное лицо, что надо подстраховаться. И я… я сломался. Подписал. А потом не знал, как тебе сказать.
— Ты мог просто поговорить со мной.
— Я боялся потерять тебя.
— И вместо этого чуть не потерял всё. Макс, я люблю тебя. Но я не могу жить с человеком, который не доверяет мне и позволяет матери управлять нашей жизнью.
— Я понимаю. Я пойду к психологу. Обещаю.
В дверь позвонили. Это была Галина Петровна. Она вошла, гордая и холодная, как всегда. Но в глазах больше не было прежней уверенности.
— Я подумала о вашем… предложении, — произнесла она, глядя куда-то мимо меня. — И согласна. Но при одном условии.
— Каком?
— Это останется между нами. Никто не должен знать о… произошедшем.
— Договорились, — кивнула я. — Если вы выполните свою часть сделки.
Через три часа мы сидели в кабинете нотариуса. Того самого, «своего человека» Галины Петровны. Он был явно удивлён, но профессионально молчал, оформляя документы. Квартира была переоформлена на меня и Максима в равных долях.
Выйдя из нотариальной конторы, Галина Петровна остановилась.
— Знаете, Лена, — сказала она неожиданно, — может, вы и правы. Может, я действительно слишком вмешиваюсь. Это просто… трудно отпустить единственного сына.
— Отпустить не значит потерять, Галина Петровна. Если вы дадите Максиму быть взрослым, самостоятельным, он не отдалится. Наоборот.
Она кивнула и пошла к своей машине. Мы с Максимом остались вдвоём.
— Что теперь? — спросил он.
— Теперь мы начинаем сначала. Но уже по-честному. Без секретов, без манипуляций. Если ты готов.
— Готов, — кивнул он. — Лена, прости меня. За всё.
— Прощение нужно заслужить, Макс. Делами, не словами.
И мы пошли домой. В нашу квартиру. Которая теперь действительно была нашей.
