В подъезде пахло кошками и чужими котлетами. Надя торопливо поднималась по лестнице, в голове крутилась мысль о недописанном отчете и забитом наглухо унитазе.
День не задался с утра, а теперь вот, ещё и эта вонь, Надя услышала до боли знакомый скрип дверной петли. Дверь её квартиры, той самой, которая после развода стала её единственным убежищем, была распахнута, она замерла.
— Надя, это ты, ну наконец-то! — голос из глубины квартиры звучал так, будто хозяйка уже давно сменилась, голос свекрови Валентины Петровны.
Надя замерла на пороге. Валентина Петровна сидела на Надином любимом кресле, развалилась, как на троне. Рядом на журнальном столике, который Надя отвоевала у Миши вместе с креслом, стояла Надина, лучшая чашка с отколотым краем. Из чашки, судя по запаху, тянуло крепким, свекровиным чаем с бергамотом, но не это поразило Надю. На полу, прямо у входа в спальню, стояли баулы, вещевые сумки, явно набитые до отказа.
— Что это? — выдавила Надя, указывая на багаж, голос не слушался, был чужим, тонким.
Валентина Петровна отхлебнула чай, даже не поперхнувшись. Взгляд был спокойный, даже какой-то умиротворенный, как у кошки, что только что проглотила канарейку.
— А, это вещи, — свекровь махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Мои, переезжаю я, Наденька, куда мне, старухе, одной куковать? Миша вон совсем про меня забыл, у него своя жизнь, видишь ли, а ты же не чужая.
Надя почувствовала, как земля уходит из-под ног , переезжает, куда, в ее квартиру?
— Валентина Петровна, вы в своём уме, это моя квартира! — слова вылетали, как пули, но свекровь даже не вздрогнула.
— Твоя, твоя, — добродушно кивнула Валентина Петровна. — Но ведь я же помогла тебе её купить, Наденька, ты забыла тот первоначальный взнос, я тогда последние гроши отнесла в банк, разве нет?
Надя сделала глубокий вдох, первоначальный взнос, десять лет назад. Когда они с Мишей только поженились, тогда Валентина Петровна действительно помогла, но эти деньги потом долго и с процентами выплачивались в виде постоянных просьб, бесконечных услуг и морального давления, да и сумму она вернула ей трижды.
— Валентина Петровна, это было давно, и я вам всё вернула с процентами, я здесь прописана, налоги плачу, коммуналку!
— Ну, что ты, что ты, — свекровь встала, поправила складки на своей цветастой кофте. — А кто тебе квартиру выбирал, а? Кто с тобой по этим убитым хрущёвкам бегал, кто уговаривал Мишу на этот район? Я, Наденька, я, и обои тебе клеить помогала, и занавески вешала, мозоли вон до сих пор на руках не сошли, разве это не считается?
Надя вдруг увидела, как в уголке гостиной стоит её, Надин, старый чемодан. Тот самый, с которым она уезжала из родительского дома, он был открыт, и из него торчали её скомканные вещи.
— Вы зачем мои вещи трогаете?! — Надя подошла к чемодану, её руки дрожали.
— А куда мне свои-то вещи девать? — Валентина Петровна пожала плечами, и в её глазах мелькнула хищная усмешка. — Места-то нет, вот я и решила, что ты, наверное, всё равно переезжать собираешься. Тебе же, говорят, повышение светит, большая квартира, ну вот и отлично, а мне эта как раз подойдёт.
— Я не собираюсь никуда переезжать! — Надя почувствовала, как внутри всё сжимается в тугой комок. — Это моя квартира, вы не имеете права здесь находиться, и вы не имеете права трогать мои вещи!
— А ты, Наденька, разве имеешь право так говорить со старшими? — голос свекрови стал медовым, но в нем прозвучала сталь. — Я тебя вырастила, считай, отмыла, откормила, когда ты с Мишей познакомилась, худая была как щепка. Я тебе лучшие рецепты борща давала, чтобы муж на сторону не смотрел, а ты теперь меня, как собаку бездомную, выгоняешь, неблагодарная!
Эти слова были как пощёчина, Надя почувствовала знакомую боль, которая всегда приходила, когда свекровь начинала играть на чувстве вины.
— Валентина Петровна, пожалуйста, уходите, — Надя старалась говорить спокойно, но её голос дрожал. — Прямо сейчас, и заберите свои вещи.
— Не уйду! — Валентина Петровна вдруг выпрямилась, и её лицо стало жестким. — Я здесь жить буду! Мне, между прочим, юрист сказал, что я имею право, я же вносила деньги, это инвестиции, а теперь ты хочешь меня кинуть, и на старости лет без крыши над головой оставить?
Надя достала телефон.
— Я вызываю полицию.
— Вызывай! — злорадно усмехнулась свекровь. — У меня и свидетели есть соседки, я им сказала, что ты меня выгоняешь, а я тебе, бессовестной, всю жизнь отдала, они все подтвердят!
В этот момент в прихожей раздался звонок. Надя пошла к двери, надеясь, что это Миша, и он хоть что-то сделает, но на пороге стояла Марья Семёновна, соседка с первого этажа, с участливым выражением лица и букетом тюльпанов.
— Наденька, милая, — заговорила Марья Семёновна, глядя на баулы и Валентину Петровну, — что ж ты, такую добрую женщину, да на улицу? Она же вон, сколько для вас сделала, я ж помню, как она тебе эту квартиру чуть ли не в зубах принесла!
— Марья Семёновна, это моя частная собственность! — Надя почувствовала себя загнанной в угол.
— Собственность, собственность, — хмыкнула Валентина Петровна. — А совесть где?
Соседка ещё немного поохала, покачала головой и, передав букет Нади, медленно удалилась, а Валентина Петровна, довольно ухмыляясь, вернулась в кресло.
— Ну что, теперь поняла, что никто тебе не поверит. Я здесь остаюсь, и не вздумай мне еду по расписанию давать, я не собака, и свет в моей комнате тушить не смей.
Надя стояла посреди гостиной, глядя на чужие сумки и на довольное лицо свекрови. Ей захотелось кричать, разбить что-нибудь, но она лишь сжала кулаки. Тихая, спокойная жизнь, о которой она мечтала, снова обернулась кошмаром.
Прошла неделя ада, Надя просыпалась под запах свекровиных котлет, жарящихся в Надиной, сковороде. Засыпала под бубнёж телевизора, который Валентина Петровна включала на полную громкость. Еда в холодильнике исчезала с невероятной скоростью, Надя приходила домой, как на минное поле, боясь каждого шороха.
Однажды вечером она застала Валентину Петровну в своей спальне. Свекровь примеряла её новую, ещё неношенную ночнушку, розовую, с кружевами.
— Наденька, — Валентина Петровна повернулась, ничуть не смутившись. — Тебе она велика, а мне в самый раз, я её себе заберу, ладно?
Последняя капля, Надя почувствовала, как внутри поднимается волна чистой, несдерживаемой ярости.
— Выйдете из моей комнаты, сейчас же! — Голос Нади был низким, почти звериным. Валентина Петровна впервые увидела её такой, её глаза расширились.
— Ты что, совсем озверела? — пролепетала свекровь, но быстро сняла ночнушку.
— Это моя территория! — Надя шагнула вперёд. — Моя комната, мои вещи, я запрещаю вам к ним прикасаться, я запрещаю вам вообще находиться в этой квартире! Вы воровка, захватчица, и вы вымететесь отсюда прямо сейчас, или я клянусь, я найду способ сделать вашу жизнь невыносимой!
Валентина Петровна попятилась, ярость в глазах Нади была неподдельной, свекровь схватила свою ночнушку и выскочила из комнаты.
— Ах, так ты, значит, воевать собралась? — крикнула она из гостиной. — Ну-ну, посмотрим, ты ещё пожалеешь!
Дверь подъезда хлопнула так, что посыпалась штукатурка.
Надя стояла посреди своей спальни, тяжело дыша, ее трясло. Но впервые за эту неделю она почувствовала не страх, а какую-то дикую, первобытную силу. «Хватит», — подумала она. «Хватит это терпеть».
На следующее утро Надя взяла отгул, она обзвонила всех знакомых юристов. Большинство говорили, что случай сложный, если нет письменных договоренностей о возврате первоначального взноса, но один молодой адвокат, Кирилл, услышав её историю, внезапно сказал:
— А у вас есть свидетели, что она говорила, что ты вернула деньги, или переписки?
Надя вспомнила про SMS многолетние. Как она просила у Валентины Петровны реквизиты для перевода, как та постоянно отвечала: «Да не надо, Наденька, я же не чужая, когда надо будет, сама скажу». Но Надя всё равно переводила, на карточку Миши, который потом передавал их матери, потому что Валентина Петровна категорически отказывалась давать свои реквизиты. У неё были скриншоты, банковские выписки, она переводила не раз, и не два, а много раз.
— Есть, — сказала Надя. — Много.
— Отлично! — Кирилл оживился. — Плюс, она нарушила ваше право на неприкосновенность жилища, это незаконное проникновение. У вас же камеры домофона есть, верно, те самые, что вы поставили после её первого визита?
Надя кивнула.
— Вот и отлично, это уже кое-что, тем более, что она ещё и вещи ваши трогала. Подаём заявление в полицию, чтобы зафиксировать факт незаконного проникновения, а дальше ждём её шага, у нас будут козыри.
Так и случилось, Надя подала заявление в полицию. Протокол, опрос соседей, все дела, это стало официальным началом её борьбы.
Все это время Валентина Петровна молчала, не звонила, не появлялась, это молчание было страшнее криков, Надя знала: она что-то затевает.
И она затеяла.
На днях, когда Надя вернулась с работы, нашла под дверью письмо. Не обычное, а с гербовой печатью, определение суда, иск от Валентины Петровны.
«Иск о признании права собственности на долю в квартире и возмещении морального ущерба.»
Надя ахнула, свекровь не просто хотела жить в её квартире, она хотела получить долю. Обоснование: её инвестиции, участие в покупке, моральный ущерб от неблагодарности Нади. И, самое главное, свидетели, соседки Марья Семёновна, и ещё две бабки с первого этажа.
— Она блефует, — спокойно сказал Кирилл, когда Надя принесла ему копию иска. — Но блефует умно, есть шанс, что суд примет её сторону, если мы не докажем, что деньги были возвращены, и что её проникновение было незаконным.
Судебное заседание, Надя в строгом костюме, рядом Кирилл, молодой, но собранный. Напротив Валентина Петровна, в своем лучшем платье, с лицом мученицы. Рядом с ней Миша, пстаревший, сгорбленный, как будто вся эта ситуация давила на него бетонной плитой.
— Гражданка Петрова, — начал судья, — вы утверждаете, что вносили денежные средства в покупку данной квартиры, какие у вас есть доказательства?
Валентина Петровна заговорила, её голос дрожал от обиды. Рассказала, как отдала последние сбережения, как отказывала себе во всём, чтобы молодые жили в достатке. Как она помогала по дому, а теперь её выбрасывают, как ненужную вещь.
— А вы, Гражданка Смирнова, — обратился судья к Наде. — Что можете сказать по этому поводу?
Надя достала папку, спокойно, чётко, без лишних эмоций она начала зачитывать выписки из банков: даты, суммы, назначения платежей, скриншоты СМС, где она настойчиво просит реквизиты, а Валентина Петровна отказывается их давать, вынуждая переводить на карту Миши. А потом она представила справку из полиции о заявлении о незаконном проникновении, подтверждённую записями с камер домофона.
— Уважаемый суд, — говорил Кирилл, — ответчица не просто вернула, а многократно компенсировала все так называемые инвестиции и помощь. Более того, в данном случае речь идёт о незаконном проникновении в жилище, что подтверждается… — он указал на записи с камер домофона и протокол из полиции.
Валентина Петровна побагровела, Миша сидел, уставившись в пол.
Свидетели, соседки, начали путаться в показаниях. «Ну, мы думали, она просто в гости пришла…» «Ну, она сказала, что ключ у неё остался…» «Не знаем, мы просто хотели помочь, чтобы мир был».
Судья слушал внимательно.
Денежные средства были возвращены, оснований для признания права собственности на долю в квартире у истца нет. Также, действия истца по проникновению в чужое жилище без согласия собственника являются незаконными, иск отклонить.
В зале повисла тишина, Валентина Петровна вскочила.
— Да как же так, это же несправедливо, я же столько для них сделала!
— Суд руководствуется фактами и документами, гражданка Петрова, — спокойно ответил судья. — А не вашими личными обидами, заседание закрыто.
Надя встала, ноги были ватными, рядом Кирилл улыбнулся и крепко пожал ей руку.
Валентина Петровна подошла к Наде, в её глазах была ярость, но и что-то другое, удивление, поражение.
— Ты победила, — прошипела она. — Но это не конец, ты ещё пожалеешь, что так со мной поступила.
— Я просто отстояла своё, Валентина Петровна, — спокойно ответила Надя. — Как любой нормальный человек.
Михаил поднял глаза на Надю, в его взгляде промелькнула тоска, или что-то похожее на уважение?
— Надя, — выдавил он. — Я не знал, мама… она сказала…
— Значит, теперь знаешь, — отрезала Надя. — Теперь живите своей жизнью, и не лезьте в мою.
Она развернулась и пошла к выходу. За спиной остался душный зал суда, Валентина Петровна, что-то бормочущая себе под нос, и Михаил, который так и не смог повзрослеть.
Надя вышла на улицу, воздух был свежий, несмотря на городскую пыль, ветер трепал волосы, она глубоко вдохнула.
Она дошла до своего дома, поднялась по лестнице. Пахло кошками и чужими котлетами, но теперь это не казалось таким страшным. Дверь её квартиры была заперта, на этот раз по-настоящему, и ключ от неё был только у неё.
Понравилась история?. Подпишитесь, чтобы читать новые каждый день!
