— Пошёл ты к чёрту! — Лариса швырнула паспорт прямо в лицо мужу. — И твоя мамаша туда же! И родню свою забирай! И прописки от меня не дождётесь!
Ефим поднял документ с пола, аккуратно протер обложку рукавом. Движения медленные, словно заведённый механизм дал сбой. За спиной жены маячила Татьяна Ивановна — та самая свекровь, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.
— Лара, ну что ты… — начал было Ефим, но жена его оборвала.
— Что я?! — Глаза у Ларисы горели так, будто внутри разожгли костёр. — Двадцать лет! Двадцать лет я терплю эту… эту… — она ткнула пальцем в сторону свекрови, — а теперь ещё и прописывать её собрался в моей квартире!
Татьяна Ивановна сжала губы в тонкую ниточку. Женщина, которая всю жизнь привыкла командовать — сначала в школе, потом дома, — теперь стояла как провинившаяся школьница. Но огонёк в глазах не погас.
— В нашей квартире, — тихо поправил Ефим.
— В моей! — рявкнула Лариса. — Она на мои деньги куплена! Мои ночные смены в больнице, мои дежурства! А ты что? Так, придаток при маме!
Слова били точно в цель. Ефим сжал кулаки, но молчал. А что скажешь? Правду она говорила, его Лариса. Медсестра в реанимации — работа не из лёгких, а зарплата… Ну, в девяностых все так жили, кто как мог.
— Лариса, милая, — заговорила наконец Татьяна Ивановна, голос у неё был тягучий, как мёд, но с горчинкой, — я же временно. Пока с жильём не определюсь…
— Временно?! — захохотала Лариса, но смех был нехороший, истеричный. — Как твой сын у меня временно? Женились-то в восемьдесят пятом! И всё временно, временно…
Она прошлась по кухне, каблуки стучали по линолеуму дробно, нервно. Квартира маленькая, двушка в панельном доме, но уютная — Лариса умела создавать тепло даже из ничего. Занавески в цветочек, фикус на подоконнике, вышитые салфетки на столе. Всё это было её работой, её заботой.
— Знаешь, что твоя мамочка мне вчера сказала? — Лариса остановилась посреди кухни, уперла руки в бока. — Что я, оказывается, плохая хозяйка! Что суп пересолила, что в доме не прибрано!
— Мама… — начал Ефим, но свекровь его опередила.
— Да я же хотела помочь! — возмутилась Татьяна Ивановна. — Посоветовать, как лучше…
— Советы твои засунь себе… — начала Лариса, но тут в прихожей зазвенел звонок.
Все трое замерли. Кто это может быть в половине седьмого вечера?
— Это тётя Катя, — пробормотал Ефим, глянув на часы. — Говорила, что зайдёт…
— Ещё одна! — взвыла Лариса. — Твоя родня прёт сюда как на пожар! Что, съезд племени намечается?
Звонок повторился, настойчивее.
— Ефимка, открой, это я! — донёсся из-за двери знакомый голос.
Тётя Катя была женщина что надо — крупная, голосистая, с манерами базарной торговки. В семье её побаивались, но уважали. Умела она и дельный совет дать, и по голове настучать, если что не так.
Ефим пошёл открывать, а Лариса осталась стоять посреди кухни, будто перед боем. Татьяна Ивановна вжалась в угол, чувствуя, что сейчас будет совсем жарко.
— Ой, да что тут у вас творится? — загремел голос тёти Кати ещё в прихожей. — На весь подъезд слышно! Лариса, доча, чего орёшь?
Она ввалилась в кухню, тяжёлая сумка в руках, взгляд цепкий, всё сразу оценивающий. Ефим плёлся следом, виноватый и растерянный.
— А, Танька, — кивнула она свекрови. — И ты тут. Ну и компания…
— Катерина Андреевна, — поклонилась Татьяна Ивановна. В семье соблюдались субординации — тётя Катя была старшей по возрасту и по статусу.
— Так что тут у вас? — спросила тётя Катя, плюхнувшись на стул. Стул скрипнул под её весом. — Ефимка, давай чай ставь, поговорим по-человечески.
— Не надо чая! — отрезала Лариса. — Всё уже решено! Пусть ваша Татьяна Ивановна ищет себе другое место для прописки!
Тётя Катя медленно оглядела всех троих. Ефим стоял, переминаясь с ноги на ногу, Татьяна Ивановна сжалась в комочек, а Лариса пышела злостью, как разгорячённый самовар.
— Хм, — протянула тётя Катя. — Интересное дело. А ну-ка, рассказывайте по порядку. Только без крика. И ты, Лариса, сядь. Нечего как перед волками скакать.
Лариса хотела огрызнуться, но что-то в тоне тёти Кати заставило её осесть на стул. Может, усталость взяла своё, а может, просто привычка — в детстве такие тётки умели одним взглядом поставить на место.
— Танька, — обратилась тётя Катя к свекрови, — давай с тебя. Что случилось-то?
Татьяна Ивановна поёрзала, поправила очки.
— Да так… С жильем у меня проблемы. Квартиру продать пришлось, а новую ещё не нашла. Думала, временно у детей побыть…
— Ага, — протянула тётя Катя. — А ты, Лариса?
— А я что? — взорвалась Лариса снова. — Двадцать лет живу с ней в одной семье! Двадцать лет выслушиваю, что я всё делаю не так! А теперь ещё и в моём доме прописывать её хотят!
— В нашем доме, — упрямо повторил Ефим.
— Заткнись! — рявкнула на него Лариса. — Ты вообще молчи! Тебя мать позвала — ты побежал! Жене что-то сказать — у тебя язык отсох!
Ефим покраснел, но продолжал молчать. Тётя Катя всё это внимательно слушала, качая головой.
— Понятно, — сказала она наконец. — Дело ясное, что дело тёмное. Ефимка, а ты что скажешь?
Ефим поднял голову, посмотрел на жену, потом на мать, потом на тётю.
— Я… я хочу, чтобы все были довольны, — пробормотал он.
— Охох, — покачала головой тётя Катя. — Дипломат. Все довольны… А то, что жена твоя из последних сил бьётся, это тебя не волнует?
— Как не волнует?! — вскинулся Ефим. — Конечно, волнует!
— Тогда почему молчишь, как рыба об лёд? — не унималась тётя Катя. — Мать твоя тут жену достала до белого каления, а ты что? Сторонишься?
Лариса смотрела на эту сцену удивленно. Впервые за все годы кто-то из родни Ефима встал на её сторону. Не поверить своим ушам…
— Катя, ты не права, — подала голос Татьяна Ивановна. — Я же не со зла…
— Не со зла?! — фыркнула тётя Катя. — А с чего тогда? Танька, ты умная женщина, всю жизнь детей учила. Неужели не понимаешь, что в чужом доме надо себя вести поскромнее?
Татьяна Ивановна сжала губы. Ей явно не нравилось, что её отчитывают, да ещё при снохе.
— Лариса сама… — начала она.
— Лариса что? — резко спросила тётя Катя. — Лариса плохая? Лариса не так готовит? Не так убирает? А скажи-ка мне, дорогая, кто эту квартиру покупал? Кто тут двадцать лет пол драил?
Повисла тишина. Только слышно было, как тикают часы на стене, да где-то у соседей играет телевизор.
Лариса чувствовала, как внутри что-то меняется. Впервые за долгие годы кто-то сказал вслух то, что она думала, но не решалась озвучить. Кто-то встал на её защиту.
— И вообще, — продолжала тётя Катя, — что за привычка такая — к детям с пожитками ездить? У каждого своя семья, своя жизнь.
— Но я же мать Ефима! — не выдержала Татьяна Ивановна.
— И что с того? — не сдавалась тётя Катя. — Мать — это не повод вечно висеть на шее. Взрослый сын, своя семья. Живи отдельно и радуйся.
Ефим сидел, потупив взгляд. Чего он думал, никто не знал, но вид у него был совсем убитый.
— Вот что, — решительно сказала тётя Катя, — давайте без эмоций разберёмся. Танька, тебе жильё нужно?
— Ну… да.
— Тогда займись поисками. Серьёзно займись, а не языком чеши. А пока ищешь — можешь у меня пожить.
— У тебя? — удивилась Татьяна Ивановна.
— А что, у меня? Комната свободная есть, места хватит. Только условие одно — никаких претензий к Ларисе. Вообще никаких. Поняла?
Лариса смотрела на тётю Катю как на спасительного ангела. Не может быть, чтобы всё так просто решилось…
— А Ефим? — спросила Татьяна Ивановна, глядя на сына.
Ефим поднял голову. В глазах у него было что-то новое — то ли решимость, то ли отчаяние.
— Мам, — сказал он тихо, — тётя Катя права. Пора нам всем… пора жить отдельно.
Татьяна Ивановна побледнела.
— Ефим! Я же твоя мать!
— И именно поэтому, — вдруг твёрдо сказал он, — я хочу, чтобы ты была счастлива. А здесь ты не счастлива. И Лариса не счастлива. И я тоже.
Лариса уставилась на мужа. Господи, да кто это говорит? Её Ефим, который за двадцать лет не мог слова поперёк матери сказать?
— Значит, так, — подвела итог тётя Катя. — Танька переезжает ко мне, ищет себе жильё. А вы тут налаживайте семейную жизнь. И чтобы больше я таких скандалов не слышала!
Она встала, взяла сумку.
— Танька, собирайся. Ефимка, помоги матери вещи донести.
— Постой, — окликнула её Лариса. — А… а почему ты это делаешь?
Тётя Катя обернулась, усмехнулась.
— А потому что семьи разрушать нельзя. А вот что их разрушает — нужно убирать. Даже если это твоя родная мать.
Она направилась к выходу, но на пороге остановилась.
— И ещё, Лариса. Ты правильно сделала, что взбрыкнула. Только поздновато малость. Надо было лет десять назад.
Когда все ушли, Лариса осталась одна на кухне. Села за стол, положила голову на руки. Тишина. Настоящая тишина, которой не было уже… да сколько лет не было?
А ведь всё только начиналось…
Прошло три дня
Три дня блаженной тишины, которую Лариса не помнила уже лет пятнадцать. Ефим ходил тише воды, ниже травы — то ли совесть мучила, то ли просто не знал, как себя вести без маминых указаний.
А утром на четвертый день позвонила соседка тёти Кати — баба Нюра.
— Лариса, дорогая, — голос у неё был встревоженный, — ты не знаешь, где твоя свекровь? А то Катя вчера в больницу попала, инфаркт, а Татьяна Ивановна как в воду канула.
У Ларисы внутри всё похолодело.
— Как инфаркт? Серьёзно?
— Серьёзно. В реанимации лежит. А твоя свекровь позавчера утром ушла и не вернулась. Вещи все забрала, даже записки не оставила.
Лариса повесила трубку и уставилась в стену. Что-то тут не так. Очень не так.
— Ефим! — крикнула она мужу в зал. — Иди сюда!
Ефим приплёлся на кухню, вид у него был виноватый, как всегда в последние дни.
— Твоя мать исчезла, — коротко сообщила Лариса. — А тётя Катя в больнице с инфарктом.
Ефим побледнел.
— Как исчезла?
— А вот как. Ушла и не вернулась. И вещи все забрала.
— Может, квартиру нашла? — неуверенно предположил Ефим.
— Да ну? — фыркнула Лариса. — За три дня квартиру найти и въехать? В наше-то время? Ефим, ты совсем дурак или прикидываешься?
Она схватила телефон, набрала номер Татьяны Ивановны. Длинные гудки, потом автоответчик.
— Татьяна Ивановна, это Лариса. Перезвоните срочно!
Но звонка не было ни в тот день, ни на следующий.
— Знаешь что, — сказала Лариса Ефиму за ужином, — поедем к твоей тёте в больницу. Может, она что-то знает.
Катерина Андреевна лежала в кардиологии, подключённая к каким-то аппаратам. Выглядела она ужасно — серая, осунувшиеся щёки, но глаза ещё живые.
— Ой, детки мои, — прошептала она, увидев их. — Пришли…
— Тётя Катя, как ты? — склонилась к ней Лариса.
— Да живая пока. Слушай, Лариса, про Таньку твою… — она попыталась приподняться, но сил не хватило. — Странная она очень. В первый же день давай деньги у меня просить. На лекарства, говорит.
— На лекарства? — удивился Ефим. — А у неё что, проблемы со здоровьем?
— Какие проблемы! — махнула рукой тётя Катя. — Здоровая как лошадь. А деньги просила серьёзные — тысяч двадцать.
Лариса переглянулась с Ефимом.
— А ещё, — продолжала тётя Катя, — всё про вашу квартиру расспрашивала. Сколько стоит, как оформлена, кто собственник…
— Зачем? — тупо спросил Ефим.
— А вот это и я хотела узнать. Но она позавчера рано утром съехала. Сказала, что дела срочные появились.
— Какие дела? — Лариса почувствовала, как внутри всё сжимается от дурного предчувствия.
— Не сказала. Только когда уходила, по телефону с кем-то говорила. Слышу краем уха: «Всё готово, документы в порядке, завтра подаём».
— Какие документы? — прошептал Ефим.
Тётя Катя устало закрыла глаза.
— Не знаю, дорогой. Но что-то мне подсказывает — добром это не кончится.
На следующий день Лариса взяла отгул и поехала в МФЦ. Душа не на месте, предчувствие такое скверное, что хоть беги куда глаза глядят.
В очереди к окошку простояла два часа. Наконец дождалась.
— Мне нужно узнать, не подавались ли документы на мою квартиру, — сказала она девушке за стеклом и протянула паспорт.
Девушка потыкала в компьютер, нахмурилась.
— Есть заявление. Вчера подано.
— Какое заявление? — У Ларисы пересохло в горле.
— На признание права собственности. От Поляковой Татьяны Ивановны. Она указывает, что является фактической собственницей квартиры, поскольку…
Дальше Лариса не слышала. В ушах шумело, перед глазами поплыло. Господи, да что это такое?
— Девушка, — еле выговорила она, — а можно посмотреть документы?
— Можно. Только вы подождите, сейчас принесу.
Через десять минут Лариса держала в руках копии документов. И то, что она там увидела, превзошло самые худшие ожидания.
Татьяна Ивановна утверждала, что квартира была куплена на её деньги, а на Ларису оформлена только для удобства. В качестве доказательств — расписки от Ларисы о получении денег на покупку квартиры.
Расписки! Которых Лариса никогда не писала!
— Это подделка! — выдохнула она.
— Что? — переспросила девушка.
— Это всё подделка! Я этих расписок не писала!
— Ну, это уже в суде разбираться будете, — равнодушно сказала девушка. — Если считаете, что документы поддельные, подавайте встречный иск.
Домой Лариса добиралась как в тумане. В голове стучало одно: как? Как могла Татьяна Ивановна такое проверить? Где взяла образцы её подписи? И главное — зачем?
Ефим встретил её у двери.
— Лара, ты как? Бледная какая…
— Твоя мать, — медленно проговорила Лариса, — подала в суд. Хочет отобрать квартиру.
— Что? — Ефим опустился на табуретку. — Как отобрать?
— Утверждает, что покупала её на свои деньги. И у неё есть расписки от меня.
— Какие расписки? Ты же их не писала!
— Конечно, не писала! Но они есть! Поддельные, но есть!
Ефим молчал, уставившись в пол. А потом, неожиданно для самой Ларисы, спросил:
— А где она могла взять образцы твоего почерка?
Вопрос попал в точку. Действительно, где? Лариса мысленно перебирала: записки в семье они не писали, документы вместе не подписывали…
И вдруг её осенило.
— Открытки, — прошептала она. — Поздравительные открытки. На день рождения, на Новый год… Я всегда от руки подписывала.
— И что?
— А то, что последние лет пять она все открытки забирала. Говорила, на память оставить хочет.
Ефим поднял голову, в глазах мелькнуло понимание.
— То есть она… она давно это планировала?
— Получается, что так.
Они сидели в гнетущей тишине. За окном начинало темнеть, на кухне тикали часы.
— Ефим, — вдруг сказала Лариса, — а помнишь, как она три года назад предлагала квартиру на неё переоформить? Для налоговых льгот, говорила.
— Помню. Ты отказалась.
— Правильно отказалась. А то сейчас бы вообще ничего доказать не смогла.
Ефим встал, прошёлся по кухне.
— Лара, я… я не знал. Честное слово, не знал!
— А если бы знал? — жёстко спросила она. — Что бы делал?
Ефим остановился, посмотрел на жену.
— Не знаю, — честно признался он. — Раньше я бы, наверное, промолчал. А теперь…
— А теперь что?
— А теперь я понимаю, что мать моя — сволочь. И что я дурак, который двадцать лет жену не защищал.
Лариса смотрела на мужа. Впервые за все годы он говорил то, что думал. Без оглядки на мать, без попыток всех помирить.
— Что будем делать? — спросила она.
— Бороться, — твёрдо сказал Ефим. — До конца.
В этот момент зазвонил телефон. На экране высветился номер — Татьяна Ивановна.
— Не бери, — быстро сказал Ефим.
— Нет, — покачала головой Лариса, — возьму. Интересно, что скажет.
Она нажала на кнопку.
— Алло.
— Лариса, милая, — голос свекрови был сладкий, как патока, — как дела? Как здоровье?
— Спасибо, Татьяна Ивановна. Здоровье хорошее. В отличие от совести.
Пауза.
— Что ты имеешь в виду?
— А то и имею. Заявление в суд подала?
Ещё одна пауза, подольше.
— Лариса, я вынуждена была. Понимаешь, мне нужно жильё, а денег нет. А квартира ведь на мои деньги покупалась…
— Врёшь, — спокойно сказала Лариса. — И расписки поддельные. И это докажем.
— Докажите? — в голосе Татьяны Ивановны появились стальные нотки. — А вот посмотрим. У меня хороший адвокат, все документы в порядке.
— Где ты взяла деньги на адвоката? — вдруг спросила Лариса.
— Это не твоё дело.
— Ещё как моё. Ты же мне жаловалась, что денег нет, квартиру пришлось продать…
— Лариса, не умничай. Увидимся в суде.
Гудки.
Лариса положила трубку, повернулась к мужу.
— Знаешь, что я думаю? Твоя мать квартиру не продавала. Она её сдаёт. И давно сдаёт. А к нам пришла, чтобы и нашу квартиру заполучить.
Ефим уставился на неё.
— То есть она… она нас просто обманывала?
— Не нас. Меня. Тебя она в курсе держала.
— Лара, нет! Я ничего не знал!
— Правда? — Лариса внимательно посмотрела на мужа. — А почему тогда ты так быстро согласился на прописку? И почему не удивился, когда она заговорила о переоформлении квартиры?
Ефим открыл рот, но слов не нашёл.
А Лариса вдруг поняла. Поняла всё разом, как озарение.
— Господи, — прошептала она. — Вы же сговорились. Вы с самого начала это планировали…
Ефим побледнел как полотно.
— Лара, что ты говоришь…
— А то и говорю! — Лариса вскочила со стула. — Двадцать лет я была дурой! Думала, ты просто маменькин сынок, а вы меня вдвоем разводили!
— Нет, я…
— Заткнись! — рявкнула она. — Всё ясно! Твоя мать квартиру сдаёт и живёт припеваючи, а вы решили и мою забрать! На всякий случай!
Ефим молчал, но по лицу было видно — попала в точку.
— Знаешь что, — сказала Лариса, вдруг успокоившись, — выметайся. Из моего дома, из моей жизни. Навсегда.
— Лара…
— Нет никакой Лары! Завтра подаю на развод. И пусть твоя мамочка попробует отсудить квартиру у разведённой женщины.
Через месяц суд закрыли. Эксперт легко доказал подделку расписок — даже химический состав чернил не совпадал. Татьяна Ивановна получила условный срок за мошенничество.
А Лариса осталась одна в своей квартире. Впервые за двадцать лет — совершенно одна. И знаете что? Ей нравилось.
