Вечер выдался тихим, почти уютным. Я стояла у плиты, помешивая соус, когда услышала, как ключ поворачивается в замке. Муж вернулся с работы раньше обычного — странно, но приятно.
Он вошел на кухню, не снимая пальто, и остановился в дверном проеме. В его глазах читалось что-то незнакомое — не то вина, не то вызов.
— Как день? — спросила я, наклоняясь проверить духовку.
— Нормально, — он провел рукой по волосам, нервный жест, который я давно не видела. — Кстати, я сегодня кое-что оформил.
— Что именно? — я отвлеклась от плиты, почувствовав легкое напряжение.
Он сделал паузу, словно взвешивал слова, а потом выдохнул:
— Дарственную. На загородную квартиру.
Я замерла.
— На какую загородную квартиру?
— На нашу.
Ложка, которую я держала, со звоном упала в раковину.
— На… мою квартиру? Ту, что мне бабушка оставила?
Он пожал плечами, как будто речь шла о какой-то мелочи.
— Ну да. Я подарил её Лене.
— Ты… что?!
— А что такого? — его голос внезапно стал жестким. — Ты там всё равно не бываешь, а ей с детьми тесно в их хрущёвке.
Я ощутила, как кровь приливает к вискам.
— Ты отдал мою квартиру твоей сестре… даже не спросив меня?
— Я же сказал: тебе она не нужна!
Комната поплыла перед глазами. Я схватилась за край стола, чтобы не упасть.
— Ты не имел права, — прошептала я. — Это моя собственность.
— Наша, — поправил он, и в его глазах мелькнуло что-то холодное. — Или ты забыла, что мы *семья*?
В этот момент я поняла: это не просто ссора. Это предательство.
И что-то во мне — безвозвратно сломалось.
Я не спала всю ночь. Муж храпел рядом, будто ничего не произошло, а я смотрела в потолок, перебирая в голове обрывки воспоминаний.
Как же он посмел назвать её нашей?
Я закрыла глаза — и сразу увидела бабушку. Её морщинистые руки, протягивающие мне ключи.
— Бери, внучка. Это твой тыл.
Она купила эту загородную квартиру, когда я поступила в институт.
— Чтобы у тебя всегда было место, куда можно вернуться.
Я тогда смеялась:
— Я же выйду замуж, у меня будет своя семья!
Бабушка покачала головой:
— Никогда не знаешь, что жизнь подкинет. Пусть будет.
И вот теперь это «тыл» подарили кому-то чужому. Без моего согласия.
Я резко встала с кровати и вышла на балкон. Утро было серым, накрапывал дождь.
— Ты чего не спишь? — за спиной раздался хриплый голос мужа.
Я не обернулась.
— Ты вообще понимаешь, что сделал?
Он тяжело вздохнул:
— Да хватит уже! Квартира пустует, а Лена с двумя детьми в жуткой тесноте живёт!
Я сжала кулаки:
— Ты мог хотя бы посоветоваться со мной!
— А зачем? — он резко распахнул дверь балкона. — Ты бы всё равно не согласилась!
— Потому что это моё!
— Опять своё! — он ударил кулаком по перилам. — Мы семь лет в браке, а у тебя до сих пор всё делится на «моё» и «твоё»?
Я вдруг поняла, что мне нечем дышать.
— А у тебя, выходит, всё общее? Тогда почему твоя машина — только твоя? Почему твоя зарплата — только твоя?
Его лицо исказилось.
— Если бы у нас были дети, — он произнёс это тихо, но чётко, — может, ты была бы не такой эгоисткой.
Удар оказался точным. Я почувствовала, как подкашиваются ноги.
— Вот оно что… — прошептала я. — Значит, это мне наказание за то, что я не смогла…
Он уже пожалел о сказанном, но было поздно.
— Подожди, я не это имел в виду…
Но я уже захлопнула дверь спальни и скользнула по стене на пол.
Его сестра. Его племянники. Они оказались важнее.
А я? Я просто женщина, которая не смогла дать ему ребёнка.
И теперь у меня отнимают последнее, что у меня было.
На третий день после скандала муж уехал в командировку. Оставил короткую записку: «Надо подумать. Вернусь в пятницу.»
Я провожала его взглядом, сжимая в руке телефон. Впервые за семь лет брата я почувствовала облегчение, когда его машина скрылась за поворотом.
Компьютер остался включенным.
Он никогда не выходил из почты.
Я медленно подошла к столу, пальцы сами потянулись к мышке. «Всего один клик» — подумала я, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
Письма были отсортированы по папкам. «Семья», «Работа», «Личное».
В папке «Лена» оказалось 47 непрочитанных сообщений.
Первое датировано полугодом назад:
— «Слушай, а если она не согласится? Это же её квартира по документам»
Ответ мужа:
— «Не волнуйся, я разберусь. Она даже не вспоминает про ту квартиру»
Я пролистывала дальше, с каждым сообщением чувствуя, как в груди разрастается ледяная пустота.
— «А если узнает?»
— «Не узнает. А если что — скажем, что это временно, пока ты с детьми не встанешь на ноги»
Самое свежее письмо было отправлено вчера вечером:
— «Она устроила истерику. Придется пока залечь на дно. Но не переживай, дарственную уже не отменить»
Ответ сестры:
— «Она всё равно не догадается, пока не станет слишком поздно. Главное — держись»
Я откинулась на спинку кресла, пытаясь перевести дыхание. В ушах стоял звон.
На экране мигало новое письмо. Отправлено минуту назад.
— «Она что-то подозревает. Сегодня полезла в мой телефон. Может, правда временно переехать к тебе?»
Я резко встала, опрокинув чашку с остывшим кофе. Коричневая лужа растекалась по бабушкиному ковру, но я не могла отвести глаз от последней строчки:
— «Не волнуйся, брат. Мы её переживём»
В этот момент внизу щёлкнул замок.
Я замерла. Он не мог вернуться — рейс был завтра утром.
Из прихоя донёсся голос:
— Алло, я дома! Ты где?
Это была Лена.
Я успела сделать всего три вещи, прежде чем она вошла в кабинет: закрыла переписку, вытерла разлитый кофе рукавом и подняла дрожащие руки к клавиатуре, делая вид, что работаю.
Лена замерла в дверях, ухмыляясь. В руках она держала мой же сервиз — сиреневые чашки с золотой каймой, которые я берегла для особых случаев.
— Ой, а я думала, ты на работе! — её голос был сладким, как испорченный мёд. — Серёжа сказал, уехал в командировку, вот я и решила заглянуть. Забрать кое-какие свои вещи.
Я медленно подняла глаза:
— Какие вещи?
— Ну, — она поставила чашки на стол, будто демонстративно, — те, что остались с прошлого нашего ужина. И ключи от квартиры хотела забрать.
— От какой квартиры?
Лена засмеялась, поправляя дорогие серьги — подарок мужа на прошлый Новый год.
— Ну от моей же теперь, — она вытащила из кармана джинсов связку ключей с брелоком «С любовью от сестры». — Серёжа не сказал? Мы сегодня уже документы подписали.
Я встала так резко, что кресло упало назад с глухим ударом.
— Выходи.
— Что?
— Я сказала — выходи. Из моего дома.
Лена сделала шаг назад, но не от испуга — от любопытства.
— Ты вообще понимаешь, что выглядишь как истеричка? — она склонила голову, будто рассматривала диковинное животное. — Сергей прав — тебе бы к психиатру сходить.
Я схватила её за руку и потащила к выходу. Она вырвалась, задев полку с книгами.
— Ты тронешь меня ещё раз, и я вызову полицию! — Лена выпрямилась, гладя покрасневшее запястье. — Кстати, о полиции… Ты ведь знаешь, что теперь это моя квартира по закону? Я могу тебя выгнать, когда захочу.
Дверь прихожей распахнулась. На пороге стоял муж, бледный, с чемоданом в руках. Его взгляд метнулся от меня к сестре.
— Что здесь происходит?
Лена мгновенно превратилась в обиженную жертву:
— Она набросилась на меня! Хотела вышвырнуть!
Я не стала оправдываться. Просто подняла с пола её ключи и бросила в лицо:
— Забирай свою сестру. И больше никогда не приводи её в мой дом.
Муж молча поднял ключи. В его глазах читалось что-то новое — возможно, страх.
— Лена, иди к машине.
Когда дверь закрылась за ней, он прошептал:
— Ты совсем спятила?
Я подошла вплотную, глядя ему прямо в глаза:
— Нет, дорогой. Я просто наконец-то проснулась.
На кухне упала и разбилась одна из сиреневых чашек. Как наша свадьба. Как наши мечты. Как всё, во что я ещё вчера верила.
Три дня я не выходила из дома. Отключила телефон, не отвечала на звонки. Только сидела перед ноутбуком, листая документы и банковские выписки, которые нашла в его столе.
Четвёртое утро началось со звонка в дверь. Я выглянула в глазок — на пороге стоял незнакомец в строгом костюме.
— Кредитный отдел банка «Восточный», — представился он, как только я открыла дверь. — Вам знакомо имя Сергей Владимирович Зарубин?
Я кивнула, сжимая ручку двери.
— Ваш супруг, если я не ошибаюсь?
— Да. Что случилось?
Мужчина достал папку.
— У нас есть основания полагать, что господин Зарубин предоставил поддельные документы для получения кредита под залог недвижимости. Речь идёт о загородной квартире на…
— На Ленинградском шоссе, — закончила я за него.
Его брови поползли вверх.
— Вы в курсе ситуации?
Я улыбнулась впервые за неделю.
— А теперь — в курсе.
Через час я уже сидела в кабинете следователя, раскладывая перед ним распечатки:
— Вот переписка мужа с сестрой. Здесь он прямо пишет: «Нужно срочно переоформить квартиру, пока банк не наложил арест».
Следователь просматривал документы.
— А это что?
— Дарственная, которую он оформил без моего ведома. Но квартира была куплена моей бабушкой и записана на меня до брака — значит, не является совместной собственностью.
— Вы понимаете, что ваш муж может быть обвинён в мошенничестве?
Я медленно выдохнула:
— Полностью.
Вернувшись домой, я застала мужа в прихожей — он метался между чемоданами, бросая в них вещи. Увидев меня, застыл.
— Где ты была? — голос его дрожал.
— В полиции.
Он побледнел.
— Ты… что наделала?
Я прошла мимо, бросая на ходу:
— То же, что и ты. Без предупреждения.
Он схватил меня за руку:
— Ты уничтожишь меня!
Я наконец развернулась к нему:
— Нет, дорогой. Ты уничтожил себя сам. Когда решил, что можешь украсть у меня всё.
Телефон в его кармане зазвонил. По номеру на экране я узнала сестру.
— Лучше ответь, — сказала я, отходя к окну. — Думаю, ей тоже есть что обсудить. Например, как теперь объяснить банку, куда делась квартира, которую они считали залогом.
Он упал на диван, закрыв лицо руками.
— Что ты хочешь?
— Чтобы ты ушёл. Сегодня. И чтобы я больше никогда не слышала о тебе и твоей семье.
— А квартиру?
Я рассмеялась:
— О, не волнуйся. Я уже подала иск о признании дарственной недействительной.
За окном засигналила машина — видимо, такси, которое он вызвал.
— Это не конец, — прошипел он, хватая чемоданы.
Я наблюдала, как он выбегает из дома, и впервые за долгое время почувствовала покой.
— Ошибаешься, — прошептала я в пустоту. — Это только начало.
Дождь стучал по подоконнику монотонным ритмом, словно отсчитывая последние минуты нашего брака. Я сидела в темноте, сжимая в руках стакан с недопитым вином, когда в дверь позвонили.
Я знала, что это он.
Открывать не хотелось, но любопытство оказалось сильнее. Сергей стоял на пороге мокрый до нитки, с покрасневшими глазами. В его руках дрожал конверт.
— Пустишь?
Я молча отошла, пропуская его внутрь. Он прошел в гостиную, оставляя за собой мокрые следы, и бросил конверт на стол.
— Это твоя победа.
Я открыла его — внутри лежало заявление о расторжении брака, уже подписанное им.
— Лена подала на меня в суд, — прошептал он, опускаясь на диван. — Говорит, я втянул её в мошенническую схему.
Я отпила вина, наблюдая, как он разваливается на моих глазах.
— А ты разве не так и сделал?
Он резко поднял голову:
— Я просто хотел помочь семье!
— Чьей семье? — я поставила бокал с таким усилием, что стекло треснуло. — Ты променял нас на них. На свою кровь.
Он зарылся лицом в ладони:
— У неё двое детей…
— А у нас что? Семь лет совместной жизни — это пустое место?
Дождь за окном усилился, превратившись в сплошную стену воды. Сергей поднял на меня мокрое от слёз лицо:
— Ты никогда не простишь меня, да?
Я подошла к окну, глядя, как потоки воды смывают с асфальта прошлогоднюю листву.
— Вопрос не в прощении. Ты предал меня. Не тогда, когда подарил квартиру. А тогда, когда впервые решил, что можешь распоряжаться тем, что мне дорого.
Он вдруг засмеялся — горько, истерично:
— Знаешь, что самое смешное? Я действительно думал, что мы семья. Что всё общее.
Я повернулась к нему:
— Нет, дорогой. Семья — это когда думаешь сначала о близком, потом о себе. А ты… ты просто хотел выглядеть героем в их глазах.
Он встал, шатаясь, и потянулся за своими ключами.
— Я заберу свои вещи завтра.
— Не беспокойся, — я подняла со стола его заявление. — Я уже упаковала всё.
Когда дверь закрылась за ним, я допила вино и разбила бокал о камин. Стекло разлетелось на тысячи осколков — точь-в-точь как наши разрушенные иллюзии о любви, доверии и слове «семья».
Осталось только одно — начать всё заново.
Судебное заседание длилось двадцать семь минут. Ровно столько времени понадобилось судье, чтобы признать дарственную недействительной. Когда объявили решение, Лена вскочила с места, опрокинув стул:
— Это беззаконие!
Судья хлопнул молотком:
— Успокойтесь, гражданка Зарубина, или я удалю вас из зала.
Я наблюдала, как она трясется от ярости, сжимая дорогую кожаную сумку — ту самую, которую Сергей купил ей на последние деньги перед тем, как банк заблокировал его счета.
— Поздравляю, — прошипела она, проходя мимо меня. — Ты добилась своего.
Я не стала отвечать. Просто вышла в коридор, где меня ждал адвокат.
— Квартира снова ваша, — он протянул мне папку с документами. — Банк снял претензии после того, как ваш муж вернул часть долга.
— Как он нашел деньги?
Адвокат усмехнулся:
— Продал машину. И, кажется, часть наследства от родителей.
Я кивнула, листая бумаги. Последняя страница — решение суда о разводе. Всё. Конец.
На улице светило солнце. Я остановилась у здания суда, закрыв глаза и подставив лицо теплым лучам.
— Маша.
Я обернулась. Сергей стоял в двух шагах, сгорбившись, будто постаревший на десять лет.
— Я хотел извиниться.
Я внимательно посмотрела на него — на этого человека, с которым прожила семь лет. И вдруг поняла, что не чувствую ничего. Ни злости, ни боли.
— Не надо.
Он сделал шаг вперед:
— Ты не представляешь, как мне стыдно…
— Мне все равно, — я перехватила его взгляд. — Ты для меня больше никто.
Его лицо исказилось, но я уже повернулась и пошла прочь.
Через месяц я продала квартиру. Ту самую, загородную. А на вырученные деньги купила небольшую студию у моря — светлую, с большими окнами и видом на горизонт.
Когда грузчики вынесли последнюю коробку из нашего — теперь уже бывшего — дома, я оглядела пустые стены и вздохнула.
Иногда, чтобы выжить, нужно сжечь мосты. Даже если они когда-то вели тебя домой.
Я закрыла дверь и не оглянулась ни разу.
