— Мама, подожди! — Лиза сбилась с ритма, зацепилась за сумку и чуть не упала на лестнице. Светлана перехватила её за локоть и поправила капюшон. — Осторожней. Пятый этаж — это не шутки, особенно с этой баклажкой.
Пакет в правой руке оттягивал пальцы. В другой — Лизина ладонь и ключи. Дышалось тяжело, лифт снова стоял, очередная поломка. Ещё немного — и дома.
Светлана попробовала вставить ключ в замок, но он не вставлялся словно что то мешало. Щёлкнула языком, нахмурилась, дёрнула дверь — и та неожиданно открылась. Лиза заглянула первой:
— У нас кто-то есть?..
В квартире пахло застоявшимся воздухом и затхлым запахом освежителя. Светлана шагнула внутрь, поставила пакет на пол. Из коридора доносился глухой скрежет. В кладовке, стоя на коленях, рылась в коробках Алла Николаевна. Шлёпанцы едва держались на ногах, волосы собраны в тугой пучок. Под ней — старый коврик и куча вытащенных вещей.
— А вы чего тут?.. — Светлана не сразу нашла голос. — Мы на работе были…
— Да зашла. Хотела свои некоторые вещи забрать. Что у вас тут за свалка? Всё вверх дном, всё моё перекопано! — Алла даже не обернулась. Подняла какую-то банку, фыркнула. — Кто вообще кладёт сгущёнку в шкаф с инструментами?
— Вы бы хотя бы предупредили, — сдержанно сказала Светлана, снимая куртку с Лизы. — Мы не знали, что вы собирались приходить.
— Предупреждать? — Алла поднялась, опираясь на колено. Лицо натянутое, губы сжаты. — Это моя квартира, Светочка. Я кого хочу, того и предупреждаю.
Лиза прошмыгнула мимо, не глядя на бабушку. Светлана за ней. Пакет так и остался в прихожей, рядом с ботинками.
Вечером на кухне капал кран. Артём что-то подкручивал, ругался себе под нос. Светлана поставила кастрюлю на плиту, зажгла конфорку. В шкафу заскрипели дверцы.
— Машинка опять не отжала, — сказала она устало. — Я уже руками всё выжимаю, спина ломит. Может, всё-таки новую возьмём?
Он не повернулся. Только коротко буркнул:
— Сейчас не до того.
— А до чего? — Она подняла крышку кастрюли, закинула пельмени. — Нам бы и телевизор поменять. Год уже как экран мигает…
— Маме нужен гарнитур, — выдохнул он, вставая. — У неё шкаф рухнул.
Светлана замерла у мойки. Потом медленно обернулась:
— А мы как? Мы — не семья, да? У нас ничего не рухнуло?
Он пожал плечами:
— Она одна живёт. А мы хоть вместе. Нам проще…
Пельмени кипели. Капли от крана ударялись в чашку под ним. Светлана выключила плиту и ушла в комнату, не дожидаясь, пока сварится.
На следующий день — на работе, в магазине. Тишина, редкие шаги по залу. Светлана за прилавком. Лиза сидит в подсобке на коробке, рисует. Язык выглядывает из уголка рта, вся в фломастерах.
— Ты чего, не в садике сегодня? — спросила Таня, сменщица Светланы, невысокая, круглолицая, с вечно сдвинутыми бровями.
— Не взяли, — Светлана отложила ценник. — Сопли. Опять.
Таня кивнула:
— А у тебя что, совсем никак? Совсем всё плохо?
Светлана потерла виски:
— Алла Николаевна приходила. В кладовке копалась. Опять недовольна.
— Она всё ещё с цветами воюет? — усмехнулась Таня.
— Представляешь, вспомнила, что пять лет назад обещала забрать те фиалки с балкона. Сказала, мол, временно у нас постоят. А теперь они засохли — и, конечно, я виновата.
Таня засмеялась, но без веселья:
— Как ты держишься, Свет?
— Не знаю. Иногда думаю, просто — по инерции.
Поздним вечером хлопнула входная дверь. Артём появился с коробкой в руках.
— Что это?
— Ноутбук. Маме. У неё клавиатура совсем сдохла, а в «Одноклассники» хочет.
Светлана не сразу нашла, что сказать. Рядом на тумбочке — старый планшет, покрытый мелкими трещинами. На нём Лиза смотрела мультики, если включался.
— А нам? Мы же планшетом пользуемся как телевизором, он уже через раз включается…
— Позже купим, мама давно просила, мы с братом в складчину купили — буркнул он и ушёл в комнату.
Светлана осталась одна. Села на край кровати, глядя в стену. Шум в ушах перекрывал всё.
Утром Светлана выжимала кофточку Лизы над ванной. Машинка окончательно отказалась работать. Рядом — тазик с мыльной водой, крошечные носки на краю.
Лиза стояла в коридоре, крутилась на месте.
— Мам, а у Сашки из группы кроссовки светятся! Такие, знаешь, с лампочками! Он нажимает — и мигают!
Светлана улыбнулась натянуто:
— У тебя тоже будут. Обязательно.
В ванной пахло порошком и влажными стенами. В коридоре на батарее сушились её старые кроссовки, с оторванной подошвой. Грязные, истёртые.
Через пару дней Светлана услышала, как провернулся ключ в замке. Без звонка, без стука. Алла Николаевна вошла, как к себе домой, с резким движением распахнула дверь, будто это её личная территория и никто не вправе возражать. Пройдя внутрь, она кивнула, как бы в знак приветствия: «Я к Валентине заходила, в соседнем подъезде живёт. Дай, думаю, заскочу и к вам заодно».
Позже она прошла в комнату, огляделась и, остановившись у подоконника, снова завела своё:
— Почему фиалки не политы? — громко сказала она. — Смотри, листья осыпались.
Светлана убирала крошки со стола. Остановилась, не поднимая глаз.
— Вы же тогда сами говорили, что заберёте их. Это же ваши цветы. Пять лет назад ещё обещали — я помню хорошо. Я их поливаю по возможности. Фыркнула Света.
— А ты не повышай голос, Света. Я вас сюда пустила — вот и живите нормально, по-человечески. Уж цветы, извините, можно элементарно полить, не ослепнете от этого.
Светлана не сдержалась. В ней что-то щёлкнуло.
— Мы платим за всё. За свет, воду, еду. Мы живём не на халяву.
Алла встала, поджав губы.
— Командовать будешь, когда своё появится. Пока — помалкивай.
Тишина повисла в комнате. Только тикали часы на стене и капала вода из крана. Светлана смотрела на женщину перед собой и чувствовала, как где-то в груди поднимается что-то горячее. Раньше она глотала. Сегодня — не могла.
Лиза стояла в дверях, прижимая к себе плюшевого мишку. Молча.
Ближе к вечеру, когда в комнате уже сгущались сумерки, Светлана сидела на краю кровати, перебирая детские носки. В комнате было тихо, только тикали дешёвые настенные часы с отстающей стрелкой. Лиза спала, прижавшись к подушке, укрывшись до ушей. Светлана аккуратно переложила стопку чистого белья на табурет и вдруг вздрогнула — зазвонил телефон.
Номер незнакомый, длинная цепочка цифр без подписи. Она сжала телефон в руке, опять спамщики, сердце кольнуло. Несколько секунд смотрела на экран, потом всё-таки нажала «ответить».
— Добрый вечер. Это банк «Орион-Финанс», — голос был женский, вежливо-ровный. — Артём Сергеевич рядом? Или вы его супруга?
— Да, слушаю… — Светлана приподнялась, вытянулась в спину.
— Мы звоним по дополнительному номеру, который был указан в анкете, основной контакт оказался недоступен. Уточните, пожалуйста, вы — контактное лицо по заявке на кредит, поданной Артёмом Сергеевичем?
— По заявке?.. — голос пересох, она встала, вышла в коридор, прижалась к стене.
— В анкете Артём Сергеевич указал ваш номер как дополнительный контакт. Мы сейчас просто уточняем данные по заявке, чтобы убедиться, что они корректны.
— Да… Я… запнулась Света. Я разберусь. — Светлана с трудом нажала на отбой. Руки дрожали. Она стояла, глядя в темноту.
Потом, уже на автомате, открыла список вызовов, нашла Артёма. Длинный гудок. Один. Второй. Третий. Никакого ответа. Светлана прислонила телефон к груди. Повернулась к детской, посмотрела на Лизу — она всё ещё спала, обняв мишку.
Поздно вечером щелкнул замок, дверь со скрипом открылась. Артём вошёл спокойно, как будто не происходило ничего. Разделся, прошёл на кухню. Светлана, укрытая пледом на диване, не выдержала:
— Ты кредит брал?
Он не ответил, будто не услышал. Открыл холодильник, загремел бутылками. Светлана поднялась, пошла за ним.
— Я спрашиваю: ты оформил кредит?
Артём оглянулся через плечо. Голос его был напряжённый, но не злой:
— Мамке на зубы надо было. У неё сломался съёмный протез. Брат уже пятьдесят дал. Я что, хуже?
— Мы ЖКХ в долг платим! — Светлана сжала кулаки. — Я хлеб в долг беру в магазине, Артём. А ты… Зубы?
— Тихо, ребёнок спит, — бросил он. — Я разберусь, не лезь.
— Не лезь?! — она отступила назад, потом снова подошла. — А я кто? Я мать твоей дочери! Мы живём, как попало, всё сломано, одежда рвётся, технику пора на металлобазу отвезти. Ты на кого работаешь вообще — на мать?
— Ты хочешь, чтобы я её бросил, да? — Он поднял голос. — Это моя мать. Она одна, ей тяжело!
— А мне?! А Лизе?! — Светлана вцепилась в столешницу. — Ты предаёшь нас. Каждый раз, когда тащишь деньги туда. Ты даже не посоветовался. Я для тебя кто?
Он махнул рукой:
— Не нравится — уходи. Найди тогда себе другого, кто будет содержать. Раз это для тебя главное.
Светлана посмотрела на него в упор. Слишком спокойно.
— Думаешь, не уйду?
Он отшатнулся:
— Ты что, пугаешь?
— Нет. Я говорю тебе: я ухожу.
Тишина разрезала воздух. За спиной раздался слабый шорох. Лиза стояла в дверях спальни, в пижаме, с мишкой в руках. Она смотрела на мать и отца, не моргая. Светлана подошла к ней, взяла за плечи.
— Идём собираться, зайка. Мы уезжаем.
Перед выходом Светлана наспех написала своей тете Марине: «Едем к тебе. Встреть нас на остановке, мы с сумками». Через полчаса они стояли на остановке. У Лизы — рюкзачок и плюшевый мишка, у Светланы — две сумки, старая куртка, скомканная в охапку.
— Мама, а куда мы?
— К тёте Марине. Помнишь, мы у нее в прошлом году были? Она живёт недалеко, возле школы.
Лиза кивнула.
Через двадцать минут они подъехали к нужной остановке. У тротуара уже ждала Марина — в куртке с меховым воротником, с поднятым воротом, озиралась по сторонам. Увидев их, сразу шагнула навстречу, взяла у Светланы одну сумку.
— Света?.. — Марина подалась вперёд, заглядывая в лицо племянницы. — Что случилось? Вы чего такие?
— Мы… — Светлана замялась. — Я больше не могу, Марин. Он кредит оформил — ради мамы. А у нас еды дома почти нет.
Марина заглянула в лицо племянницы, кивнула.
— Пошли. Комната у меня свободная. Сама через это проходила. Всё будет хорошо.
Прошла неделя. После смены Светлана вышла из магазина, потянулась, перекинула сумку через плечо и направилась в сторону школы. Лиза всё ещё ходила в подготовительную группу при начальной школе — оставалась после уроков на продлёнке. Дорога вела мимо лавочек и заросших кустов, за которыми поднималась старая пятиэтажка, где жила Марина.
На кухне тёти, вечером, они вдвоём пили чай. Лиза уже спала. Марина нарезала хлеб и вдруг спросила:
— Он звонил?
Светлана кивнула:
— Через день после того, как мы ушли. Говорит, остынь, вернись. А я… — она помолчала. — Я не хочу. Мне там дышать тяжело.
Марина не стала спорить. Только протянула чашку:
— Держи. Тебе сейчас силы важнее.
В следующее воскресенье, ближе к обеду, раздался звонок в квартиру. Светлана вытерла руки о фартук, прошла в прихожую и открыла дверь. На пороге стоял Артём — в одной руке пакет из магазина, в другой — детский рюкзак, новый, с яркими нашивками и мягкими боками. Лицо у него было уставшим, глаза метались, будто он сам не верил, что пришёл. Стоял, будто на пороге чужой жизни, в которую хотел вернуться.
— Привет, Света, — он понизил голос, глядя в сторону. — Вот купил Лизе новый рюкзак… Продукты, торт. Хотел поговорить.
— Здравствуй, Артём, — спокойно ответила она. — Что тебе нужно?
Светлана вышла в подъезд. Артём стоял у перил, закурил, но тут же затушил, не поднимая глаз. Потом начал говорить тихо, сбивчиво, будто щенок, которого отругали:
— Ну… Поругались. С кем не бывает, Свет. Ты же знаешь, я не со зла.
Она молчала, упёрлась плечом в стену.
— Я скучаю. Вернись домой?
— Я не хочу домой, — сказала тихо. — Я не хочу туда, где я — в конце списка. Я не твоя вещь. Я человек. И Лиза — человек. Мы устали.
Он сжал губы:
— Я не знал, что тебе настолько… больно.
— Потому что ты не хотел знать.
Артём опустил голову, провёл рукой по затылку.
— Я, правда, скучаю… Неужели я все так испортил в один миг?
Светлана выдохнула. В голосе не было злости — только усталость:
— Да, Артём. Но ты испортил не раз — ты испортил систематически. Мы не ругались. Мы рушились. Я больше не хочу по кусочкам собирать себя и Лизу после каждой твоей щедрости не туда.
Он ещё стоял, будто надеясь услышать что-то другое, но Светлана уже открыла дверь, давая понять — разговор окончен.
Дни летели незаметно, и Светлана всё меньше ловила себя на том, что ждёт звонка или сообщения. Привычка быть одной крепла, перестав казаться временной. Утренние сборы, тёплый хлеб по дороге с работы, тишина по вечерам — всё это постепенно становилось её новой нормой.
Через неделю он пришёл снова. В пиджаке, выбритый, чуть пахнущий одеколоном. Стоял в коридоре, мял в руках шапку.
— Света, я всё понял. Больше так не будет. Я правда готов всё поменять. Только вернись.
Светлана долго молчала. Потом спокойно посмотрела ему в глаза:
— Я уже подала заявление в суд. Я не хочу жить, ожидая благодарности за то, что терплю. Я хочу жить нормально. Для себя. Для Лизы.
Артём смотрел на неё, как на чужую. Губы дрогнули, будто хотел что-то сказать, но не нашёл слов. Он тяжело вздохнул, потупился и, чуть ссутулившись, развернулся. Ушёл медленно, как человек, который вдруг понял, что потерял больше, чем рассчитывал. Светлана смотрела ему вслед, не с облегчением и не с болью — с тишиной внутри, как после долгого, выстраданного решения, от которого не хочется плакать. Просто становится тихо.
Светлана долго сидела на кухне, не включая свет. За окном гудел трамвай, скрипнула дверь у соседей. На столе остывал чай, рядом лежала бумажка с адресом суда. Пальцы мяли уголок, будто от этого можно было стереть сам факт — но он был. Всё уже сделано. Решение принято. Просто теперь оставалось жить.
На следующий день зазвонил телефон. На экране высветилось: «Алла Николаевна». Светлана нажала на приём. Голос свекрови был резким, уставшим:
— Ты что устроила, Света? Остановись. Не ломай ребёнку жизнь, она что — без отца должна расти?
Светлана молчала.
— Я устала, понимаете? Я не хочу больше жить в напряжении. Ваш сын променял нас. А вы и рады.
— Алла Николаевна, — ответила Светлана сдержанно, — он сам сделал свой выбор.
— Ты подумай… Кому ты сейчас вообще нужна? Мой сын заботливый, не пьёт, работает, а ты только — носом воротишь. Квартиру я вам дала, нати живите, но тебе все равно мало, ты сына заклевала, я за него теперь переживаю каждый день…
Светлана прикрыла глаза.
— Вот и оставайтесь с сыном. Я больше не могу.
Она нажала на сброс и положила телефон экраном вниз.
Утром следующего дня она вышла из дома рано. Под ногами шуршали жёлтые и бурые листья, прохладный ветер тянул за воротник. Осень чувствовалась в воздухе — не резкая, ещё мягкая, но уже без лета в запахах. Светлану только вчера официально перевели в другой супермаркет — ближе к дому Марины. Новая точка, новая должность. Всё пока немного непривычно. На остановке толпились люди — школьники, старушки, молодые мамы с колясками. Светлана обняла Лизу, поправила шарф.
— Всё, зайка, давай как обычно: после обеда тебя тётя Марина заберёт, а я после смены приду.
— Хорошо, — кивнула Лиза. — Мам, а мы теперь тут навсегда?
Светлана присела, посмотрела дочери в глаза.
— Пока нам здесь хорошо, да? — улыбнулась. — А дальше… посмотрим. Главное — мы вместе.
У дверей нового магазина пахло выпечкой и дезинфектором. Внутри — свежий ремонт, стеклянные витрины, тихая музыка. Её уже ждали. Директор — сухой, деловой мужчина лет сорока — вышел из кабинета, протянул ключи.
— С сегодняшнего дня вы старший продавец. Кабинет — вот, второй слева. Коллектив в основном женский, девчонки нормальные, втянетесь.
Светлана взяла ключи. Почувствовала — не дрожат руки. Улыбнулась. Справлюсь.
Вечером, уже у Марины, они пили чай на кухне, Лиза напевала что-то себе под нос, раскладывая фломастеры. Светлана смотрела на дочку и вдруг поняла: её не трясёт, не давит. Просто — спокойно. Устала, но без надлома.
— Как день? — спросила Марина.
— Нормально. Первый раз за долгое время нормально, — Светлана поставила чашку, помолчала и добавила: — Я тут подумала… Наверное, нам с Лизой стоит снять небольшую квартирку. Ты, наверное, уже устала от нас.
— Да ты что такое говоришь, — удивилась Марина. — Мне наоборот с вами весело. Оставайтесь, сколько нужно.
— Спасибо тебе. Правда. Но пора устраивать свою жизнь, — Светлана подняла глаза. — Так будет правильно.
Марина кивнула, чуть улыбнулась:
— Ну, смотри. Если что — у меня свободно.
Неделю спустя Светлана вернулась поздно, шла с пакетом, в котором были продукты, новая зарядка и ключи от квартиры. От новой, съёмной квартиры, которую она выбрала сама.
Небольшая студия, недалеко от магазина. Дом свежий, недавно сдан, в подъезде пахнет краской и новым бетоном, но уже обжит — соседи здороваются, в лифте висит красивая реклама. Внутри — белые стены, раскладной диван, ванна с нормальным напором воды и новая стиралка.
Лиза с порога забралась на диван и вскрикнула:
— Мам, тут мультики идут! — схватила пульт, клацнула каналы. — И интернет не тормозит!
Светлана рассмеялась. Редко, но от души.
— Будем жить, дочка. Без криков. Как люди.
Через пару дней, в мягкий осенний вечер, они вышли в парк — рядом, через две улицы. Взяли мороженое, сели на лавку. Ветер шевелил волосы, пахло мокрой листвой и чуть прохладным воздухом — таким, каким бывает только в начале октября.
— Мам, а папа теперь с нами не будет? — спросила Лиза, облизав вафельный рожок.
Светлана провела ладонью по её волосам, убрала прядь со лба.
— Папа будет приезжать. Но жить — нет. Потому что он сам выбрал. А мы с тобой — выбрали себя.
Лиза кивнула. Доела мороженое, посмотрела в небо.
— Хорошо, что у нас теперь тихо.
Светлана посмотрела на неё, стиснула пальцы. И подумала: «Да. Теперь тихо. И правильно».
