— Мы продаём квартиру, и точка! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину кухни, как нож масло.
Алёна замерла с чашкой кофе в руках. Горячая жидкость плеснула через край, обжигая пальцы, но она даже не почувствовала боли. В ушах зазвенело от этих слов, произнесённых с такой уверенностью, будто речь шла о продаже старого дивана, а не о крыше над головой.
Валентина Петровна стояла в дверном проёме, подбоченившись. На ней был её любимый бордовый халат с золотыми розами — подарок сына на прошлое восьмидесятилетие. В этом халате она чувствовала себя королевой, и сейчас королева явно собиралась вершить судьбы подданных.
— Какую квартиру? — Алёна поставила чашку на стол, стараясь унять дрожь в руках. — О чём вы говорите?
Свекровь фыркнула и прошла на кухню, усаживаясь на своё любимое место у окна. Движения её были неторопливыми, величественными. Она наслаждалась моментом.
— Эту квартиру, деточка. Трёхкомнатную. В которой мы все живём. Я решила переехать к сестре в Краснодар, климат там лучше для моих суставов. А вам с Димой пора уже самостоятельно жить. Сколько можно на мамкиной шее сидеть?
Алёна почувствовала, как земля уходит из-под ног. Три года назад, когда они с Димой поженились, свекровь сама предложила им переехать к ней. «Зачем вам снимать, когда у меня три комнаты?» — говорила она тогда. И они согласились, планируя накопить на первый взнос по ипотеке. За эти годы Алёна вложила в ремонт квартиры всю свою премию — переклеили обои, поменяли сантехнику, купили новую мебель в гостиную. Эта квартира стала их домом.
— Валентина Петровна, но мы же договаривались… — начала Алёна, но свекровь резко перебила.
— Что договаривались? Я вам одолжение делала, приютила. А теперь обстоятельства изменились. Квартира моя, я в ней прописана с шестьдесят восьмого года. Имею право распоряжаться как хочу.
В этот момент на кухню вошёл Дима. Высокий, слегка сутулый, с вечно виноватым выражением лица. Он сразу почувствовал напряжение в воздухе.
— Доброе утро, — пробормотал он, целуя мать в щёку, потом подошёл к жене. — Что случилось?
— Твоя мама решила продать квартиру, — Алёна старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.
Дима застыл. Его взгляд метался между матерью и женой, как у загнанного зверя.
— Мам, ты о чём? Какую продажу?
Валентина Петровна театрально вздохнула.
— Димочка, сынок, ты же знаешь, как мне тяжело. Колени болят, давление скачет. Зоя звонит каждый день, зовёт к себе. У неё дом большой, сад, воздух чистый. А здесь что? Смог, шум, суета. Я своё отжила, хочу остаток дней в спокойствии провести.
— Но мам, мы же здесь живём…
— Вот именно! — свекровь стукнула ладонью по столу. — Вам тридцать лет, Дима! Тридцать! А вы всё у мамы под крылышком. Другие в вашем возрасте уже по две квартиры имеют, а вы копейки накопить не можете. Может, как раз когда своим умом жить начнёте, дело пойдёт?
Алёна видела, как Дима сжался под этими словами. Она знала, что мать умеет бить по самым больным местам. Да, они не успели накопить на квартиру — свадьба, ремонт, потом Алёна полгода без работы сидела, когда её компанию закрыли. Но они старались, откладывали каждый месяц.
— Валентина Петровна, мы же вложили в ремонт больше трёхсот тысяч, — напомнила Алёна. — Это была наша инвестиция в общий дом.
Свекровь рассмеялась. Смех был холодный, колючий.
— Инвестиция? Деточка, какая инвестиция? Вы три года жили бесплатно, не платили за квартиру ни копейки. Только за коммуналку. Это я вам одолжение делала, экономить позволяла. А то, что обои переклеили — так это для себя старались, для своего комфорта.
— Мы платили за продукты, за лекарства ваши покупали… — начала Алёна, но осеклась под тяжёлым взглядом свекрови.
— Ах, так вы мне это в упрёк ставите? Что старую мать кормили? Димочка, ты слышишь, что твоя жена говорит?
Дима стоял между ними, как между двух огней. Алёна видела, как он мучительно ищет слова, пытается найти компромисс.
— Мам, давай спокойно всё обсудим. Может, не надо так резко? Дай нам время квартиру найти хотя бы…
— Время? — Валентина Петровна всплеснула руками. — Я вам три года времени дала! Знаете, сколько риелтор сказал, что квартира стоит? Восемь миллионов! Восемь! Это же целое состояние. Мне на старость хватит, и Зое помогу с ремонтом.
Алёна почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Три года они жили как на пороховой бочке. Свекровь контролировала каждый их шаг — во сколько пришли, что купили, что приготовили. Нельзя было передвинуть даже стул без её разрешения. И вот теперь, когда они наконец обустроились, она решила их вышвырнуть.
— А куда же мы пойдём? — спросила Алёна, стараясь сохранить спокойствие. — У нас накоплений только на пару месяцев аренды.
— Это ваши проблемы, — отрезала свекровь. — Я что, всю жизнь о вас думать должна? У меня своя жизнь есть. Риелтор сказал, что за два месяца продать можно. Так что у вас есть время подыскать жильё.
Она встала, одёрнула халат и величественно направилась к выходу. У двери обернулась:
— И не вздумайте саботировать показы. Я знаю, на что вы способны. Первые покупатели придут в субботу.
Когда за ней закрылась дверь, на кухне повисла тишина. Алёна и Дима смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
— Она не может так просто нас выгнать, — наконец произнесла Алёна. — Мы же здесь прописаны.
Дима опустился на стул, обхватив голову руками.
— Может. Квартира её. И прописка временная, она в любой момент может нас выписать через суд.
— Но ты же её сын!
— Именно поэтому она и делает это, — горько усмехнулся Дима. — Всю жизнь она меня воспитывает. Учит жизни. «Димочка, ты должен быть самостоятельным. Димочка, ты должен быть мужчиной». А сама при этом каждое моё решение контролирует.
Алёна села рядом, взяла его руку в свои.
— Что будем делать?
— Не знаю. Наверное, искать квартиру. Что ещё остаётся?
Следующие дни превратились в кошмар. Валентина Петровна ходила по квартире с блокнотом, записывая, что нужно починить перед продажей. Она громко разговаривала по телефону с риелтором, обсуждая детали. При этом демонстративно игнорировала Алёну и разговаривала только с сыном.
— Димочка, скажи своей жене, чтобы убрала свои тряпки из шкафа в прихожей. Покупатели должны видеть, сколько места для хранения.
— Димочка, пусть твоя жена не готовит рыбу в день показа. Запах неприятный.
— Димочка, объясни ей, что нельзя так громко музыку слушать. Соседи жалуются.
Алёна стискивала зубы и молчала. Она понимала, что свекровь провоцирует её, ждёт взрыва. Но она не доставит ей такого удовольствия.
В субботу пришли первые покупатели — молодая пара с ребёнком. Валентина Петровна порхала по квартире, расхваливая каждый угол.
— А вот здесь такие толстые стены, соседей совсем не слышно! А какой вид из окна — прямо на сквер! А в этой комнате такое солнце по утрам!
Покупатели ходили, кивали, что-то записывали. Алёна сидела на кухне, чувствуя себя лишней в собственном доме. Дима нервно курил на балконе.
Когда гости ушли, свекровь была в приподнятом настроении.
— Очень милые люди! Говорят, подумают. У них как раз ипотека одобрена, ищут подходящий вариант.
Вечером Алёна не выдержала. Они с Димой лежали в постели, и она наконец высказала то, что накипело.
— Почему ты молчишь? Почему не защитишь меня?
Дима повернулся к стене.
— А что я могу сказать? Это её квартира.
— Но ты же её сын! Она тебя послушает!
— Ты не знаешь мою мать. Если она что-то решила, переубедить невозможно.
— Но ты даже не пытаешься! — Алёна села в постели. — Ты просто плывёшь по течению, как всегда!
— Не начинай, — устало попросил Дима. — Мне и так тяжело.
— Тебе тяжело? А мне? Я три года терплю её выпады, её хамство! А ты делаешь вид, что ничего не происходит!
— Что ты от меня хочешь? Чтобы я со своей матерью поругался?
— Я хочу, чтобы ты был на моей стороне! Чтобы защитил нашу семью!
Дима резко сел.
— Она тоже моя семья! Она меня вырастила одна, всем пожертвовала ради меня!
— И теперь ты всю жизнь должен расплачиваться? Жить так, как она велит?
Они смотрели друг на друга в полумраке спальни. Между ними словно выросла невидимая стена.
— Я найду нам квартиру, — тихо сказал Дима. — Обещаю. Может, оно и к лучшему. Будем жить отдельно.
Алёна легла, отвернувшись. Она знала, что ничего не изменится. Даже живя отдельно, Дима останется маменькиным сынком, а свекровь будет контролировать каждый их шаг.
На следующий день Валентина Петровна устроила настоящий спектакль. Она вызвала нотариуса на дом — «для консультации по продаже». Пожилой мужчина в строгом костюме сидел в гостиной, раскладывая бумаги.
— Итак, Валентина Петровна, квартира оформлена только на вас?
— Да, конечно. Я здесь единственная хозяйка.
— А другие жильцы?
— Сын с женой. Но они временно прописаны. Я их выпишу перед продажей.
Нотариус кивнул, что-то записывая.
— Понятно. Тогда проблем с продажей не будет. Только им нужно будет освободить жилплощадь к моменту сделки.
— Разумеется, — свекровь бросила торжествующий взгляд на Алёну. — Они уже ищут новое жильё.
Алёна сжала кулаки. Это было унизительно — сидеть и слушать, как обсуждают их выселение, словно они неодушевлённые предметы.
— А если мы не захотим съезжать? — вдруг спросила она.
Нотариус поднял брови, а свекровь побагровела.
— Что значит «не захотите»?
— Мы здесь прописаны. У нас есть права.
Нотариус откашлялся.
— Ну, формально да, если вы прописаны, даже временно, вас нельзя выселить без вашего согласия. Но собственник может обратиться в суд…
— Димочка! — взвизгнула Валентина Петровна. — Ты слышишь, что она говорит? Она хочет судиться со мной! С твоей матерью!
Дима вскочил с дивана.
— Алёна, что ты делаешь?
— Защищаю наши права, — ответила она, глядя ему прямо в глаза. — Раз ты не можешь.
— Вот! — свекровь ткнула пальцем в Алёну. — Вот её истинное лицо! Я их приютила, а она мне судом грозит! Димочка, ты видишь, кого ты привёл в дом?
Дима метался между ними, не зная, что сказать. Нотариус неловко собирал бумаги.
— Я, пожалуй, пойду. Валентина Петровна, если решите продавать, звоните.
Когда за ним закрылась дверь, свекровь обрушилась на Алёну с новой силой.
— Ты думаешь, ты умная? Думаешь, суд тебе поможет? Да я тебя по судам затаскаю! У меня вся жизнь на это есть, а у вас? Вы на адвоката деньги найдёте?
— Мам, успокойся, — Дима попытался взять её за руку, но она вырвалась.
— Не трогай меня! Я вижу, ты с ней заодно! Предатель! Я для тебя всю жизнь положила, а ты…
Она схватилась за сердце, тяжело дыша. Дима бросился к ней.
— Мам! Тебе плохо? Сейчас скорую вызову!
— Не надо… — Валентина Петровна опустилась на диван. — Просто сердце прихватило. От расстройства.
Алёна стояла в стороне, наблюдая за этой сценой. Она видела такое не в первый раз. Как только Дима пытался хоть немного возразить матери, у той сразу случался «приступ».
— Воды принеси, — попросил Дима, и Алёна молча пошла на кухню.
Когда она вернулась со стаканом, свекровь уже сидела прямо, обмахиваясь платком.
— Вот до чего вы меня довели. Родного сына против матери настроили.
— Никто никого не настраивал, — устало сказала Алёна. — Мы просто хотим жить спокойно.
— Спокойно? В моей квартире? На моей шее?
— Мы готовы платить. Давайте оформим договор аренды, будем платить как положено.
Свекровь фыркнула.
— Мне ваши копейки не нужны. Мне покой нужен. А с вами его нет.
В следующие недели квартиру смотрели ещё несколько раз. Валентина Петровна сбавила цену, желая поскорее избавиться от «нахлебников», как она теперь называла Алёну и Диму.
Алёна ходила на работу как на каторгу. Дома её ждала враждебная атмосфера, постоянные упрёки и молчание мужа. Дима словно отстранился от происходящего, погрузившись в работу и возвращаясь домой всё позже.
Однажды вечером Алёна застала его на кухне с бутылкой виски.
— Теперь ещё и пить начал?
Дима криво усмехнулся.
— А что ещё делать? Между вами двумя как между молотом и наковальней.
— Я не виновата, что твоя мать решила нас выгнать.
— А в том, что ты с ней воюешь, тоже она виновата?
Алёна села напротив.
— Дима, посмотри на меня. Ты правда не видишь, что происходит? Она манипулирует тобой всю жизнь! И сейчас это делает!
— Она моя мать!
— А я твоя жена! Или это ничего не значит?
Дима налил себе ещё виски.
— Знаешь, иногда я думаю — может, мама права. Может, нам действительно пора жить отдельно. Все. И друг от друга тоже.
Слова повисли в воздухе как приговор. Алёна почувствовала, как сердце провалилось куда-то вниз.
— Ты это серьёзно?
Дима не ответил. Он смотрел в стакан, словно там были все ответы на вопросы.
В эту ночь Алёна не спала. Она лежала рядом с мужем, который давно стал чужим, и думала о том, как всё пошло не так. Они любили друг друга. Или ей только казалось?
Утром её разбудил громкий разговор на кухне. Валентина Петровна говорила по телефону.
— Да, Зоя, всё решено. Нашлись покупатели, дают семь с половиной. Меньше, чем хотела, но зато быстро. Через месяц буду у тебя.
Алёна вышла из спальни. Свекровь окинула её торжествующим взглядом.
— Поздравляю, можете паковать вещи. Квартира продана.
— Как продана? Мы же ничего не подписывали!
— А вы и не должны ничего подписывать. Я собственник, я и решаю. Предварительный договор подпишу сегодня, а через месяц — основной. Так что у вас тридцать дней.
Алёна почувствовала, что задыхается. Тридцать дней. Тридцать дней, чтобы найти новое жильё, собрать вещи, начать новую жизнь. Без дома. Возможно, и без мужа.
— Где Дима?
— На работу ушёл. Рано сегодня. Наверное, тоже квартиру искать побежал, — свекровь усмехнулась. — Хотя знаешь что? Я ему кое-что предложила. Если он один переедет, без тебя, я дам ему денег на первый взнос по ипотеке. Миллион. Хватит на однушку.
Алёна замерла.
— Что?
— Ты слышала. Я готова помочь сыну. Но только сыну. Ты мне никто.
— И что он ответил?
Валентина Петровна загадочно улыбнулась.
— А ты у него спроси. Если он, конечно, вернётся.
Весь день Алёна провела как в тумане. Она не пошла на работу, сказавшись больной. Сидела в их спальне, глядя на вещи, которые нужно было паковать. Куда? Зачем?
Дима вернулся поздно вечером. Он был трезв, но выглядел постаревшим на десять лет.
— Нам нужно поговорить, — сказал он с порога.
Они сели на кухне. Между ними лежала пропасть, которую уже было не преодолеть.
— Мама сказала про свое предложение?
— Сказала.
— И?
Дима молчал долго. Потом поднял на неё глаза.
— Алёна, может, это и правда выход? Мы разъедемся, остынем. Подумаем.
— Ты хочешь, чтобы мы расстались?
— Я не знаю, чего хочу! — он взорвался. — Я устал! Устал выбирать между вами! Устал быть виноватым перед всеми! Устал от этой войны!
— Войну начала не я.
— Да какая разница, кто начал! — Дима вскочил, заходил по кухне. — Она не закончится, пока мы живём вместе. Мама не отступит. Она такая. А ты… ты тоже не сдашься. И я между вами. Всегда между.
Алёна смотрела на мужчину, за которого вышла замуж. Он был сломлен. Раздавлен между двумя женщинами, которые не могли поделить его.
— То есть ты выбираешь её.
— Я выбираю покой! — крикнул он. — Понимаешь? Покой! Я хочу спать спокойно, приходить домой без страха, что опять будет скандал!
— И ты думаешь, живя отдельно от меня, но под крылом мамочки, ты обретёшь покой?
Дима сник.
— Не знаю. Но попробовать стоит.
В эту ночь они спали в разных комнатах. Алёна лежала на диване в гостиной, глядя в потолок. Всё было кончено. Не только их жизнь в этой квартире, но и их брак.
Утром она начала собирать вещи. Валентина Петровна ходила по квартире с видом победительницы.
— Вот и хорошо, что всё так получилось. Димочке нужна другая жена. Которая будет его ценить, уважать. А не воевать с его матерью.
Алёна молча складывала одежду в чемодан. Слова свекрови больше не ранили. Она была опустошена.
К вечеру большая часть её вещей была упакована. Подруга согласилась приютить её на первое время. Дима помогал носить коробки, избегая смотреть в глаза.
— Алён, — начал он, когда они остались вдвоём в спальне. — Я не хотел, чтобы так получилось.
— Знаю, — она устало улыбнулась. — Ты вообще ничего не хотел. Просто плыл по течению. И доплыл.
— Не надо так.
— А как надо, Дим? Сделать вид, что всё хорошо? Что твоя мать не разрушила нашу семью, а ты ей позволил?
— Она не хотела…
— Не хотела? — Алёна рассмеялась. — Она с первого дня меня ненавидела. Я недостаточно хороша для её сыночка. Недостаточно покорна. Недостаточно готова плясать под её дудку.
— Это неправда.
— Правда, Дима. Просто ты не хотел этого видеть. Проще было делать вид, что всё нормально. Что мама просто заботливая. Что я преувеличиваю.
Они стояли среди коробок в комнате, которая ещё вчера была их спальней. Здесь они мечтали о детях. Здесь строили планы. Здесь любили друг друга. А теперь всё это превратилось в груду упакованных вещей.
— Может, ещё не поздно? — вдруг спросил Дима. — Может, попробуем начать сначала? Снимем квартиру, будем жить вдвоём?
Алёна покачала головой.
— Поздно, Дим. Ты сделал свой выбор. И это не я.
Вечером приехала подруга. Они загрузили вещи в машину. Валентина Петровна демонстративно не вышла попрощаться, заперевшись в своей комнате.
Дима стоял у подъезда, засунув руки в карманы.
— Ты мне позвонишь?
— Зачем? — Алёна устало улыбнулась. — Чтобы твоя мама опять устроила тебе сцену?
— Алён…
— Прощай, Дима. Будь счастлив. Если сможешь.
Она села в машину, не оглядываясь. Позади оставались три года жизни. Три года иллюзий. Три года борьбы, которую она проиграла.
Машина тронулась, и Алёна посмотрела в боковое зеркало. Дима всё ещё стоял у подъезда — потерянный, сломленный, одинокий. В окне третьего этажа мелькнула фигура свекрови. Она победила. Вернула себе сына и квартиру. Но какой ценой?
Через месяц Алёна узнала от общих знакомых, что квартира продана. Валентина Петровна уехала к сестре, а Дима снимает однокомнатную квартиру на окраине. Миллион от матери он так и не взял — гордость не позволила. Работает, живёт один, ни с кем не общается.
А ещё через полгода он позвонил. Голос был усталый, надломленный.
— Алён, прости. За всё прости. Я был дураком.
— Знаю, — ответила она. — Но это уже неважно.
— Мама звонит каждый день. Рассказывает, какие хорошие девушки есть у соседей. Говорит, приезжай, познакомлю.
— И ты поедешь?
— Не знаю. Наверное. Какая разница?
Они помолчали. Было слышно только дыхание в трубке.
— Я думал, она станет счастливее, когда мы расстанемся, — вдруг сказал Дима. — Но она всё такая же. Недовольная. Контролирующая. Только теперь на расстоянии.
— Она никогда не будет счастлива, Дим. Такие люди не умеют быть счастливыми. Они умеют только разрушать чужое счастье.
— Да. Наверное, ты права.
Они попрощались. Больше Дима не звонил. Алёна слышала, что он так и живёт один. Работа-дом, дом-работа. Иногда ездит к матери в Краснодар. Она представляет новых невест, он вежливо отказывается. Валентина Петровна обижается, устраивает сцены, хватается за сердце. Он уезжает. И так по кругу.
А Алёна начала новую жизнь. Сняла маленькую студию, нашла новую работу. Познакомилась с мужчиной — спокойным, надёжным, без властной матери за спиной. Они не спешат. Просто живут. Просто радуются тому, что никто не стоит между ними.
Иногда она проходит мимо того дома. Смотрит на окна третьего этажа, где теперь живут чужие люди. И думает о том, что свекровь, продав квартиру ради власти над сыном, потеряла гораздо больше. Она потеряла семью. Настоящую семью, которая могла бы быть. Внуков, которые могли бы родиться. Счастье, которое могло бы случиться.
Но некоторые люди предпочитают власть счастью. Контроль — любви. Гордость — радости.
И остаются в итоге одни. В чужом городе, в чужом доме. С сыном, который приезжает из чувства долга, а не из любви. С пустотой, которую не заполнить никакими деньгами от продажи квартиры.
Алёна больше не злится. Она просто живёт. И благодарит судьбу за этот урок. За понимание того, что иногда поражение — это победа. А уход — это освобождение.
От токсичных людей. От разрушительных отношений. От иллюзии семьи, которой никогда не было.
К настоящей жизни. К настоящей любви. К настоящему счастью.
Которое возможно только там, где есть уважение. Где никто не пытается контролировать и подчинять. Где любовь не инструмент манипуляции, а дар.
Свекровь этого так и не поняла. И в этом её настоящее поражение.
