Лиза с трудом попадала ключом в замочную скважину. Рука дрожала — от усталости или злости, она уже не понимала. Четырнадцать часов на ногах, на кассе, с чужими хлебами, капустой и кошельками, потом ещё три — в офисе, где бухгалтер Ольга Васильевна пахла как мыло с базара и дышала в затылок.
За дверью был запах давно не мытого мужчины. А ещё — жареной картошки, которую Егор поджарил в той же сковородке, что не мылась с прошлого понедельника.
Лиза вошла, скинула кеды.
— О, ты уже дома? — лениво прокомментировал Егор, не отрываясь от монитора.
Он сидел в трусах и футболке с надписью «CEO» — подарком от друга, который и правда был генеральным, а не диванным командиром.
— А ты всё ещё дома? — без капли иронии спросила Лиза, проходя на кухню. — Не устал от стратегических решений?
— Очень смешно, кстати, — хмыкнул Егор. — Я тут, между прочим, почти договорился с партнёром из Калуги. Там тема с логистикой, ну я тебе потом объясню.
— Не надо мне ничего объяснять. Я уже поняла — партнёр из Калуги, как и предыдущий из Владивостока, тоже просит скинуться на аванс?
— Лиза… — он обернулся, теперь чуть серьёзнее. — Ты вечно недооцениваешь. Ты думаешь, если я не стою в пятёрке у кассы, то я бесполезный?
— Не бесполезный, Егор. Просто дорогой в обслуживании. Особенно для человека, который три месяца подряд «в процессе запуска». А у меня, извини, нет абонемента на мужей-фрилансеров.
Лиза закинула пакет с молоком в холодильник. Холодильник вздохнул. Возможно, от сострадания.
— Слушай, ты сейчас несправедлива, — Егор поднялся, подошёл к ней ближе. — Я ж стараюсь. Мы оба устали. Может, просто посидим, поговорим, как раньше?
— Как раньше ты говорил, что через год у нас будет дом на Рублёвке. Сейчас ты даже сковородку не можешь отмыть, Егор.
Он отвернулся.
— Вот ты думаешь, я ничего не делаю. А я — строю бизнес. Просто не всё видно сразу.
— Конечно. Видно только, что интернет оплачиваю я, еду покупаю я, и квартира — тоже моя. Ты же помнишь, да? Завещание мамы, всё по закону.
Егор сжал губы.
— Ты любишь мне об этом напоминать.
— Я люблю факты, Егор. Как ты любишь свои схемы, таблички и фантазии про IPO.
Он сел обратно за компьютер.
— Значит, так? Ты меня гонишь? За то, что не зарабатываю, как ты?
— Я тебя не гоню, — Лиза сняла куртку, медленно. — Я просто не хочу быть больше единственной, кто тут живёт по-настоящему. Я тут не работаю за двоих — я живу за двоих. А ты существуешь. В тапках.
— Значит, всё? — Егор поднял брови. — Ты меня вычёркиваешь?
— Я отключила интернет с понедельника. Просто чтобы ты знал. Договор аренды — на мне. Будешь кликать мышкой в холостую. Как и всегда.
Он встал, подошёл вплотную.
— Ты… ты даже не дала мне шанса.
— Я дала тебе три года. Это и был шанс.
Он вспыхнул.
— А ты думаешь, я не вижу? Думаешь, я не знаю, что ты глазки строишь тому из бухгалтерии? Седовласый такой, в рубашках с крахмалом.
— Во-первых, это директор. А во-вторых — он хотя бы не сидит дома и не называет себя «стартапером года».
— Так иди к нему! — закричал Егор. — Может, он тебя и в ресторан сводит, а не с просроченным дошираком встречает!
— Спасибо, напомнил. Доширак тоже ты купил, кстати. На мои деньги.
Он ударил кулаком по столу — компьютер слегка дрогнул, монитор погас.
— Всё. Я не буду это слушать. Уходи, если хочешь. Только помни — без меня ты никто. Ты станешь такой же, как твоя мать. Одна с кошкой.
— Моя мать, между прочим, хотя бы пенсию сама себе заработала. А не скачивала схемы по монетизации воздуха.
— Я хоть когда-нибудь просил у тебя денег?! — закричал он снова.
— Нет. Ты просто жил так, как будто они с неба падают. Примерно так и ведёшь себя в браке.
Она молча ушла в комнату, где стоял старый комод её матери. И села. Спокойно, неожиданно.
Комната молчала. Только за стенкой было слышно, как Егор метался, как хлопал дверцей холодильника, потом ванной, потом снова холодильника. Как будто искал ответ между майонезом и старым куском колбасы.
Ночью она не спала.
Её не мучили слёзы — нет. Слёзы были год назад. И полгода назад. И в апреле, когда Егор врал, что у него будет первая прибыль, но перепутал дату и сказал 31 апреля.
Теперь было другое.
Была тишина. Чистая, новая, как всвежеприготовленный йогурт — пока никто не испортил. Только предвкушение.
И завтра, когда она встанет, она не включит чайник. Не пойдёт проверять, спит ли он. Не будет собирать ему одежду на собеседование, которого нет.
Завтра она уволится с офиса. Останется только в магазине. Пусть будет меньше денег, но больше жизни.
А вечером — она выкинет его монитор. Из окна.
Как он говорил?
— Без меня ты никто?
Посмотрим, Егор. Очень скоро — посмотрим.
Утро в квартире началось с подозрительной тишины.
Не та, что ласкает уши, когда ребёнок уснул. А та, что настораживает. Как будто перед бурей. Или когда забываешь, выключил ли плиту.
Лиза проснулась без будильника. Просто потому что спать рядом с Егором она уже не могла. Он дышал как паровоз, храпел как поезд, а утром всегда ныл, что «у него не было глубокого сна». У него вообще ничего глубокого не было, кроме убеждения, что весь мир ему должен.
Она встала, вышла в кухню.
На столе стояла записка. На тетрадном листе. Почерк торопливый, с грязным почерком 11-го класса:
«Уехал к матери. Заберу вещи позже. В интернет зашёл с телефона. Пусть он тебе в глотке застрянет. Удачи.»
Лиза усмехнулась.
В глотке — не застрянет. А вот сколько он должен за коммуналку — точно застрянет в его личном бюджете.
Она присела, включила чайник, достала из холодильника варенье. Настоящее, малиновое. Ещё из деревни. Не для Егора — для себя. С тех пор, как он ушёл, в холодильнике стало свободнее. Даже йогурты стояли как солдаты — ни один не сдулся, не испортился, не исчез внезапно ночью.
Телефон завибрировал.
«Звонок: Наталья Игоревна».
Вот и началось.
— Лизонька, здравствуй! — раздалось бодро и с оттенком яда. — А я тут слышу, вы с Егором… немного разошлись?
— Немного? — Лиза вздохнула. — Наталья Игоревна, если бы мы разошлись чуть посильнее, я бы его ещё и в Сирию отправила.
— Не язви, Лиза. Я тебе звоню по делу.
— Ага, как всегда.
— Послушай, — голос стал серьёзнее. — У тебя же квартира мамина?
— Да, по наследству. И да, оформлена на меня. Наталья Игоревна, хотите список из Росреестра прислать?
— Не начинай. Просто… Ну, раз вы теперь не живёте вместе, я подумала… Егору ведь негде. Он у меня на диване. Ты сама знаешь, диван у меня с 92 года, пружины там с характером.
— А у Егора характер без пружин. Так что сойдутся.
— Лиза… — теперь голос был ледяной. — Я звонила тебе не за этим. Я хочу, чтобы ты отдала Егору его долю. Половину квартиры. Он в ней жил. Права имеет.
— Права? — Лиза подняла брови. — Он может иметь право на свой ноутбук, на свои тапки и на чашку с надписью «Лучший муж 2019». Всё остальное — по закону. А закон, знаете ли, Наталья Игоревна, не на вашей стороне.
— Ты хочешь, чтобы мой сын оказался на улице?
— Я хочу, чтобы он оказался в жизни. А не в симуляции бизнеса.
С того конца повисла тишина. Потом трубка отключилась.
К вечеру она уже пила чай на балконе, впервые за долгое время расслабившись. Даже погода будто сочувствовала — небо хмурое, как мысли Егора, и ветер холодный, как его амбиции.
Звонок в дверь.
Сердце дрогнуло.
— Неужели вернулся? — подумала она. — И что теперь — с тапками в руках? Или с мамой в охране?
Открыла.
На пороге стоял… Сергей.
Сергей Петрович, директор офиса, где она проработала последние три года. Тот самый с рубашками, который однажды протянул ей конфету «Коровка» и с тех пор не мог спокойно смотреть, как она таскает коробки с бумагами.
— Лиза, добрый вечер, — сказал он тихо, но уверенно. — Простите, что так. Без звонка. Но я был рядом, и…
— Вы решили… проверить, на месте ли холодильник?
Он улыбнулся.
— Нет. Я узнал от Ольги, что вы уволились. И решил — надо поговорить. Пока не поздно.
— Поздно уже. Пять лет как поздно.
— А я всё равно пришёл.
Она впустила его. Без всяких «проходите, раздевайтесь». Просто — впустила. Потому что устала быть одна, устала носить маску и убирать чужие носки.
Он огляделся.
— Уютно. Хотя и без… мужских следов.
— Их тут не было даже когда он жил.
Они сели. Чай. Варенье. Молчание, которое не напрягало.
— Лиза, — наконец начал он, — я давно хотел тебе сказать. Ты сильная. Очень. И… я помню, как ты уходила в обед и возвращалась уставшая, но всё равно шутила. Я видел, как ты гасла. Я хочу, чтобы ты снова… зажглась. Не из-за меня. Из-за себя.
Она посмотрела на него. И вдруг впервые за долгое время — захотелось плакать. Не от обиды, а от чего-то другого. Как будто тело вспомнило, что такое быть женщиной, а не функцией по обеспечению коммуналки.
— Спасибо. Правда. Только я пока не знаю, как быть дальше.
Он взял её за руку.
— Не надо знать. Надо просто идти. Остальное — подтянется.
Через полчаса в дверь снова позвонили. Сергей уже собирался уходить, но Лиза жестом остановила его.
— Я открою. Может, это интернетчик. Я как раз перешла на тариф «без паразитов».
Открыла.
На пороге стоял Егор.
— О, гости? — он прищурился. — Быстро ты, Лизонька.
— А ты медленно. Года на три отстал.
— Я пришёл за вещами, — голос стал холодным. — И чтобы ты подписала бумагу. На раздел.
— Какой раздел, Егор? У нас даже вилки порой были одни на двоих.
— Ты хочешь, чтобы я судился?
— Я хочу, чтобы ты… — Лиза прищурилась, — …наконец стал взрослым. Судись, если хочешь. Только не забывай, что квартира — в наследстве. И не совместно нажитое, а полученное ДО брака. Так что твой максимум — вешалка в прихожей.
Он покраснел. Потом — посмотрел на Сергея.
— Ты нашла замену?
— Я нашла себя. А ты — иди. Скатертью дорога.
Сергей поднялся.
— Всё в порядке?
Лиза кивнула.
Егор развернулся.
— Вы ещё пожалеете. Обо всём.
— Я уже пожалела, что когда-то поверила в твой проект. Остальное — фигня.
Он ушёл. Не громко, не хлопнув дверью. Даже тапки забыл.
Лиза выдохнула. Словно что-то внутри освободилось. Как будто она сняла чужую кожу. Взрослую, измученную, но чужую.
Сергей тихо подошёл.
— Ты справилась.
— Нет, — она повернулась к нему. — Я только начинаю.
В квартире стояла тишина.
Не звенящая и не уютная — а такая, в которой слышно даже, как старые обои дышат. Вечер был пасмурный. Лиза сидела на кухне в халате, заваривала себе кофе. Не растворимый, а настоящий — она решила, что даже утро должно быть достойным. Хотя на часах уже почти девять вечера.
Сергей уехал днём. Сказал, что даст ей «время прийти в себя». Хотя, если быть честной, она давно уже пришла. Просто не хотела этого признавать.
С тех пор, как Егор ушёл окончательно, она впервые осталась наедине с этой квартирой. С этой «наследной крепостью», как называл её Егор. Как будто стены обязаны были поддерживать его самооценку. Но стены — они не терпят чужого эго. Они всё помнят. Даже когда ты сам хочешь забыть.
Она поставила чашку на подоконник и села в кресло. На коленях — старый блокнот. В нём были счета, заметки, записи из прошлого. Среди них — квитанция на покупку микроволновки. Купленной на её первую премию. Тогда Егор целый вечер злился, что деньги не вложили в рекламу его «проекта».
— Реклама не поможет, если ты не умеешь продавать, Егор, — тогда она это не сказала. А сейчас — сказала бы. Да ещё как.
Зазвонил телефон. Номер — не сохранён. Лиза машинально ответила.
— Алло?
— Это Лиза? Это… Яна.
Голос был молодой, нервный. И… неприятно знакомый.
— Какая Яна?
— Подруга Егора. Ну… Не совсем подруга. Мы… ну, как бы…
— Вы любовница Егора?
— Ну… уже нет, наверное.
Лиза залила себе кофе. Одним глотком.
— Слушаю вас, Яна. Только давайте быстро. У меня тут кофе остывает, а я больше не грею дважды. Даже людей.
— Он ушёл и от меня.
Пауза.
— То есть… Я думала, вы должны знать.
— Спасибо, Яна. Это прямо утешение. Почти как валерьянка, только с привкусом омерзения.
— Просто… Он сказал, что вы с ним несправедливо. Что вы его выгнали, хотя он всё делал ради семьи.
— Яна, — Лиза встала, — знаете, что самое смешное? Что когда он жил со мной, он говорил, что вы — «рабочий контакт». А теперь, похоже, я стала «бывшей ошибкой».
— Я беременна, Лиза.
Кофе пролился.
— Простите, что?
— Он сказал, что не может сейчас быть с нами. Сказал, что у него большие дела.
Проект, подумала Лиза. Наверное, теперь у него «стартап по оптимизации отцовства».
— Что вы от меня хотите?
— Я не знаю. Поговорить. Предупредить. Я… я не знала, какая он сволочь. Пока не стало поздно.
Лиза молчала.
— Он говорил, что вы его держите, как трофей. Что квартира — это ваша власть над ним.
— Он жил в квартире, Яна. А не в заложниках. Но теперь — его право. Пусть живёт там, где заработает.
Она положила трубку. Спокойно.
Потом взяла вторую чашку. И разбила её об стену.
На следующий день Сергей вернулся. С букетом. Без лишних слов. Он обнял её — долго. Молча. Она не сопротивлялась. Даже позволила себе уткнуться в его плечо. Там не было запаха дешёвого дезодоранта, как у Егора. Там было — настоящее. Тёплое. Без иллюзий.
— Он больше не придёт, — сказала Лиза. — Ни с мамой, ни с заявлением, ни с претензиями. Он пошёл искать себя. И, кажется, потерял ещё кого-то по дороге.
— Хорошо, что ты не потерялась, — сказал Сергей.
— Я почти. Но, похоже, нашлась.
— Можно я теперь буду рядом?
— Можно. Только знай: я с характером. Я не сахарная, не «удобная». Я — как квартира после ремонта. Ещё пахнет краской, но уже твёрдо стоит.
Он улыбнулся.
— Главное, чтобы в ней не было паразитов.
Лиза хмыкнула.
— Им вход закрыт. Надолго. Если не навсегда.
Прошло два месяца.
Егор прислал сообщение. Просто: «Прости. Я был идиотом. Если когда-нибудь захочешь поговорить…»
Лиза не ответила. Просто удалила. А потом пошла жарить себе яичницу. На сковородке, которую наконец-то купила новую. Не потому, что старая сломалась — просто захотелось. Себе. Без оглядки.
Когда она села завтракать, в дверь позвонили. Сергей принёс булочки. И кофе. И новую ложку — потому что «эта с царапиной».
Жизнь продолжалась. Без Егора. Без его амбиций. Без его мамы.
Но с новыми людьми. С новыми завтраками. С собой.
