На кухне пахло молотым кофе. Татьяна поставила на стол две чашки, включила чайник, достала из банки ложки. Андрей стоял у раковины, мыл руки, напряжённо глядя в окно.
— Слушай… — начал он, вытираясь кухонным полотенцем. — Завтра Ксюшка заедет к нам пожить временно. Они с парнем расстались. Я подумал… Ну куда ей, обратно в общагу, что ли? У нас ведь комната свободная.
Ксюша была дочерью Андрея от первого брака. У Татьяны с ней никогда не было близких отношений — формальное, натянутое общение, не больше.
Татьяна медленно повернулась к нему, оперевшись рукой о край стола.
— А ты со мной посоветовался уже, да? Или решил поставить перед фактом?
— Я просто говорю, как есть. Она же не навсегда… Немного поживёт, пока не найдёт что-нибудь.
— Если это действительно ненадолго — пусть. Но потом сам с ней разбирайся, потому что я знаю её характер. Только впредь заранее предупреждай, прежде чем такие решения принимать.
— Конечно, я понимаю… — Андрей потупил взгляд, но через мгновение добавил:— Тань, ей сейчас тяжело. Я правда не знаю, как ей помочь. Давай… я попробую с ней поговорить, если будет совсем тяжко.
На следующий день хлопнула входная дверь — в квартиру, не поздоровавшись, влетела Ксюша. В спортивной куртке, с наушниками, рюкзаком через плечо и сумкой в руке.
— Привет, — бросила на ходу, даже не посмотрев в сторону Татьяны, — где моя комната?
Она прошла прямо в ботинках, оставляя мокрые следы на светлом ковре в коридоре. Бросила сумку у дивана, рюкзак — рядом.
Лёша, сын Татьяны от первого брака, выглянул из-за двери, посмотрел на мать. Она едва заметно покачала головой — мол, не обращай внимания.
Вечером Татьяна подошла к ванной. Из-за двери слышались всплески воды, музыка, смех. Через сорок минут Ксюша вышла в полотенце и тапках. Пол — в мыльной пене, в сливе — тёмные волосы. Татьяна тихо вздохнула, взяла тряпку.
— Ксюша, пожалуйста, вытирай после себя. Волосы тоже убирай. Ванна — общая.
— Окей, — Ксюша закатила глаза, уже направляясь в свою комнату. Потом вдруг вернулась, бросила взгляд на пол, взяла тряпку и, не глядя на Татьяну, быстро провела ею по плитке.— Нормально так? — бросила она на ходу, не дожидаясь ответа.
На следующий день всё повторилось, но теперь Ксюша иногда мельком присматривала за собой — то сама выключит свет в ванной, то поставит кружку в мойку. Напряжение, впрочем, не спадало.
Вечером Татьяна разложила на столе в зале счета и рабочие бумаги. Устроилась поудобнее, разложив калькулятор, папки, блокнот. Её рабочее место, хоть и временное, но единственное.
Позже подошла Ксюша.
— Мне нужно к учёбе готовиться, хочу здесь ноутбук поставить. Ты же можешь в спальне своими бумажками заняться? — спросила она.
Татьяна подняла глаза, не торопясь отвечать.
— Это мой стол. Я здесь работаю каждый день.
— Ну ты же его не навечно застолбила. Я ж не насовсем, просто посижу немного.
— Посиди в своей комнате, там резетка есть. Здесь я работаю.
Ксюша фыркнула, но на этот раз не хлопнула дверью — просто ушла к себе.
Татьяна выключила свет в зале, собрала бумаги, вытерла со стола. Андрей тем временем устроился на диване и включил телевизор. Она поставила рядом чашку чая и села напротив.
— Андрей, твоя дочь ведёт себя, как будто мы ей обязаны. Я ей ни слова поперёк не сказала, а она всё время будто ждет, что мы ей все должны.
— Я понимаю, Тань, — Андрей вздохнул, провёл рукой по лицу. — Ей правда сейчас тяжело, она всегда была сложная, а сейчас совсем закрутилась…— Но я поговорю с ней. Обещаю.
— Поговори. Потому что я не хочу, чтобы из-за неё мой сын страдал. Она его тоже доводит каждый день и это не нормально.
— Понял, — тихо ответил он.
На следующее утро за столом все молчали. Андрей мешал кофе, Ксюша ковырялась в овсянке, Лёша сидел, уткнувшись в телефон.— Я возьму чай с собой, — тихо сказал Лёша и вышел, даже не взглянув на Ксюшу.
Вечером Ксюша включила музыку в зале. Лёша сидел за столом, склонившись над тетрадями. Он пару раз обернулся, поднёс руки к вискам, сжал губы, затем решительно встал и пошёл в зал.
— Можно потише? Я не слышу, что учитель говорит в видео.
— Учись в школе, а дома пусть будет, как мне удобно. Иди к себе в комнату, умник.
На ужин Ксюша пришла в наушниках, с телефоном в руках. Села за стол, даже не посмотрев на Татьяну. Одной рукой ковырялась в тарелке с макаронами, другой пролистывала ленту на телефоне, иногда тихо посмеиваясь. Татьяна молча наблюдала, сжимая чашку ладонями.— Ксюша, убери за собой потом, пожалуйста.
— Сейчас доем…
Но потом просто встала и ушла. На столе остались грязная тарелка и вилка.
Позже, убирая со стола, Татьяна услышала сзади:
— Мам, можно я у бабушки поживу? — Лёша стоял с тарелкой в руке. — Здесь стало так шумно, я даже уроки нормально сделать не могу.
Она застыла, глядя в кастрюлю с остатками супа.
— Почему?
— Я просто… Я уже не могу. Она всё время издевается. Я как будто в чужом доме.
Татьяна взяла его за плечо, крепко прижала к себе. В голове что-то настойчиво звенело — чувство вины, усталость, злость.Она смотрела на сына, на его усталые глаза и вдруг ясно поняла: так больше нельзя.— Я всё улажу. Обещаю.
Он кивнул, но взгляд его оставался настороженным.
Татьяна проснулась от хлопка двери — где-то на кухне уже закипал чайник. В доме было непривычно прохладно, и она, натянув на плечи кофту, прошла по коридору. У порога стояли чужие туфли: Ксюша, видимо, пришла поздно ночью. Татьяна задержала взгляд на ботинках сына — аккуратно поставленных, как она учила его с детства.
Людмила Павловна, мать Андрея, появилась без предупреждения — на пороге, с сумкой, в платке. Лёша сразу ушёл к себе, не дожидаясь разговора. Ксюша выскользнула из ванной с полотенцем на голове и пропала в комнате, громко хлопнув дверью.
— Ну наконец-то Ксюша с отцом, как положено, — протянула свекровь, проходя мимо Татьяны на кухню. — А то всё эта… бухгалтерша командовала тут.
Татьяна почувствовала, как по спине пробежал холодок, но промолчала, сделала вид как будто не поняла про кого идет речь. Занялась посудой, не оборачиваясь. Свекровь села за стол и начала разбирать пакет с булками и яблоками.
— Танюш, будь немного терпимее, — сказала Людмила Павловна, отпив чай. — Ксюша мне на днях жаловалась, что ты её ущемляешь.
Татьяна поставила чашку в мойку, повернулась к свекрови, стараясь говорить спокойно:
— Я вообще к ней не лезу и лезть не буду, если всё будет по-человечески.
— Что значит по-человечески? — Свекровь отложила булку, вскинула брови. — Она здесь больше прав имеет, чем ты. А ты пристроилась на готовое — и командуешь.
— Я не командую. Я оплачиваю счета в этой квартире. Так что не вам говорить мне такие вещи.
Людмила Павловна недовольно посмотрела на Татьяну:
— Эта квартира моей мамы. Я здесь выросла. А то, что ты там что-то платишь, никакого отношения не имеет. Внучку свою я в обиду не дам.
Она хлопнула чашкой по столу и вышла, не сказав больше ни слова.
Позже, пока Татьяна убирала кухню, Ксюша появилась в дверях с телефоном в руках.
— Я хочу парня пригласить сегодня, посидим у меня, поиграем в приставку. Он не будет мешать, он спокойный, только немного побудет.
— Нет. Это неуместно.
— Это и мой дом!
— Ты гостья.
— А ты вообще кто мне?
— Мачеха. Но я тебя содержать не обязана.
Ксюша сжала губы, развернулась и ушла, громко хлопнув дверью в своей комнате.
Позднее вечером в зале Татьяна мыла пол. Андрей присел на подоконник, задумчиво крутил в руках телефон.
— Ксюша хамит, командует, ребёнка моего третирует. Так жить нельзя, — тихо сказала Татьяна, не поднимая глаз.
— Это моя дочь. И моя квартира. Я не могу выгнать Ксюшу. Если тебе не нравится — решай сама.
— Я смотрю ты уже решил. Не в мою пользу…
Он ничего не ответил, посмотрел в сторону и вышел в коридор, оставив её в пустой комнате.
На следующий день Татьяна встретилась с Ириной, подругой с университета. За окном кафе шёл дождь, а внутри пахло свежей выпечкой. Татьяна крутила в руках чашку с капучино.
— Я не выдерживаю уже, — выдохнула она. — Это не дом, а вокзал. Лёша чужим стал. Меня там никто не слышит.
Ирина чуть придвинулась ближе, коснулась её руки:
— Ты живёшь в квартире мужа, без прав. Ребёнок твой чувствует себя чужим. Если не уйдёшь сейчас — уйдёшь сломанная. Если хочешь — временно переезжай ко мне. У меня большая комната простаивает, а потом найдёшь что-нибудь своё.
Татьяна покачала головой:
— Ты бы точно решилась уйти? Вот так, взять и уйти, не зная, что дальше?
— Если бы мой ребёнок так просил — да. Иначе себя не простила бы.
Поздно вечером, когда все разошлись по комнатам, Татьяна заварила себе чай, села на кухне, опустив голову на скрещённые руки. В коридоре послышались осторожные шаги — Лёша, сонный, с растрёпанными волосами.
— Мам, ты чего не спишь?
Она приподняла голову, улыбнулась краешком губ:
— Всё нормально, просто думаю.
Он присел рядом, посмотрел ей в глаза:
— Мам, давай уедем? Я правда не могу тут больше.
Татьяна погладила его по плечу:
— Хорошо. Скоро все решу.
Татьяна почти не спала ночью — крутилась на скрипучей кровати, вслушиваясь в шум за стеной. Под утро в квартире стояла тишина. На столе в кухне стояла вчерашняя кружка с недопитым чаем. Она оделась, собрала Лёшины учебники, сложила свои вещи в чемодан и посмотрела на часы — было ещё рано. Лёша подошёл сам, не спрашивая ничего, стал укладывать свои тетради, носки, аккуратно застегнул рюкзак.
Когда они вышли в коридор с чемоданом и двумя пакетами, Андрей появился у двери — волосы растрёпаны, взгляд тяжёлый.
— Ты куда собралась? — он стоял босиком, опираясь на косяк.
— Я больше не могу, Андрей. Мы уезжаем. — Татьяна поставила чемодан, посмотрела ему в глаза. — Ты выбрал. Я просто согласилась.
Он отвернулся, сжал губы.
— Из-за одного конфликта всё бросать?
— Из-за всего. Лёша здесь больше не может. Я тоже.
Лёша накинул рюкзак, встал рядом с матерью. Андрей потёр лоб, шагнул в сторону.
— Ну и катитесь, раз не цените. Уговаривать не буду…
Татьяна ничего не ответила. Они вышли в подъезд, воздух был прохладный и влажный после дождя. Лёша натянул капюшон, посмотрел на мать и быстро шел рядом, стараясь не оборачиваться.
Уже в маршрутке Татьяна достала телефон, набрала Иру.
— Привет. Мы едем. Можно к тебе приехать?
— Конечно, приезжайте. Всё подготовлю.
Квартира Ирины была светлой и просторной. Ирина встретила их у входа, помогла с вещами.
— Проходите, раздевайтесь. Сейчас чайник поставлю.
Лёша поставил рюкзак у дивана, огляделся.
— Поживёте пока здесь, — сказала Ирина, застилая постель и расставляя кружки с печеньем. — Комната свободная, никто не помешает. А потом мы что нибудь придумаем, ты меня знаешь, в беде не оставлю.
Татьяна села на стул, потёрла лоб.
— Спасибо тебе. Я не знала, куда ещё идти.
— Всё правильно сделала. Сейчас главное — немного прийти в себя.
Через неделю на кухне у Ирины было тепло, пахло кофе. Вечером, когда Лёша ушёл делать уроки, Татьяна села за стол напротив подруги. Ирина резала яблоко, негромко включила радио.
— Тань, — вдруг сказала она, — а зачем тебе дальше по съёмным бегать? Может, ипотеку взять? У меня знакомые — все понабрали, и ничего, живут и рады.
Татьяна задумалась, повела пальцем по кружке.
— Я уже об этом думала. Наверное, так и сделаю, — тихо сказала она. — Только сначала разведусь, а потом сразу подам документы в банк. Съём — это всё равно не своё.
— Вот и правильно. Главное, не бойся, — улыбнулась Ира.
Прошёл месяц с тех пор, как они съехали. За это время Андрей ни разу не позвонил и не написал — ни Татьяне, ни Лёше. Татьяна спокойно подала на развод. Вышла из ЗАГСа, сделала глубокий вдох и позвонила подруге.
— Я подала заявление. Давай уже смотреть варианты по ипотеке. Засиделась.
— Отлично! Я уже кое-что присмотрела. Вечером обсудим.
Через три недели они с Лёшей зашли в новую однокомнатную квартиру с ремонтом. У входа Татьяна держала ключи, Лёша рядом, оба немного растеряны.
Внутри пахло свежей краской, на подоконнике лежали аккуратно сложенные документы и ключи от счётчиков. Лёша первым прошёл на кухню, разглядел плитку.
— Тут уютно, — сказал Лёша, покосившись на плитку. — Даже не верится, что это наша квартира.
— Я и сама еще не верю, — тихо сказала Татьяна, снимая пальто и ставя сумку у стены. Она впервые за долгое время почувствовала, что жить можно по‑своему, и это не страшно. — Только сейчас дышится по-настоящему.
Она села на подоконник, подтянула колени и долго смотрела в окно.
— Мы дома.
В этот момент Татьяна вдруг остро ощутила: всё, что казалось потерей — лишь начало другой жизни. Она вспомнила все ночи, когда просыпалась в тревоге, как тени от старых обид застывали по углам старой квартиры.
Теперь за спиной не было ни упрёков, ни ожиданий — только тишина, свежий воздух и ощущение, что чужой дом наконец перестал быть её жизнью. Она медленно выдохнула, впервые за много лет позволив себе поверить: впереди точно будет своё — без страха, без оглядки, так, как она и её сын хотят.
