— Ну вот, принимайте гостей! — Тамара Григорьевна, подобно ледоколу, вошла в квартиру, проигнорировав кнопку звонка. — Где мой мальчик? Где Дима?
Марина замерла посреди гостиной, сжимая в руке салфетку для полировки мебели. Она только что завершила многочасовую битву за идеальный порядок в их съемной квартире на улице Белинского, и вот, явилась она — свекровь. Как гроза в ясный день, без малейшего намека на свое приближение.
— Дмитрий на работе, Тамара Григорьевна, — Марина заставила себя улыбнуться, чувствуя, как улыбка натягивает кожу. — Он сегодня задерживается, вернется не раньше девяти.
— На работе, значит? — свекровь совершила медленный, оценивающий круг по комнате, ее взгляд, острый, как скальпель хирурга, впивался в каждую деталь. — А почему у вас такой беспорядок? Ты ведь целый день дома, чем занимаешься?
Марина сглотнула готовый сорваться с языка протест. Квартира сверкала. Она потратила на эту уборку полжизни, или, по крайней мере, последние шесть часов. Но вступать в пререкания с Тамарой Григорьевной было все равно что пытаться остановить поезд голыми руками.
— Я как раз заканчивала убирать, — ровным голосом ответила она.
— Вижу я твое «заканчивала», — фыркнула свекровь. Она провела пальцем в белой перчатке (откуда она только взялась?) по крышке пианино и с демонстративным отвращением осмотрела безупречно чистую ткань. — Пыль лежит слоями. Как мой Дима вообще дышит в этой атмосфере?
Не дожидаясь ответа или приглашения, Тамара Григорьевна проследовала на кухню. Марина поплелась за ней, ощущая, как в груди сжимается уже ставший привычным ледяной комок. Каждый визит свекрови был похож на экзамен, который невозможно сдать.
— Чаю не нальешь? — Тамара Григорьевна опустилась на стул с таким видом, будто оказывала ему великую честь. — Или в твоей семье гостеприимству не учили?
— Конечно, сейчас, — Марина включила электрический чайник, стараясь, чтобы ее движения выглядели плавными и спокойными.
Пока вода шумела, готовясь закипеть, свекровь развернула полномасштабную ревизию. Дверцы шкафчиков открывались и закрывались с тихим стуком, содержимое холодильника подвергалось тщательному досмотру, сопровождаемому выразительным цоканьем языка.
— Опять эти ваши заморозки, — вынесла она вердикт, брезгливо захлопнув дверцу морозилки. — Мой Димочка с детства привык к свежей, домашней еде. А ты его чем потчуешь? Котлетами из магазина?
— Тамара Григорьевна, мы оба работаем до позднего вечера. Не всегда есть силы и время на кулинарные изыски, — Марина пыталась сохранять самообладание.
— Вот я всю жизнь проработала инженером на «Красном Сормове» и все успевала! — свекровь гордо выпрямила спину. — И щи у меня всегда были наваристые, и пироги с капустой по выходным, и котлеты сама крутила. А вы, нынешнее поколение, ленивые стали, только и ищете оправдания.
Марина молча разлила чай по чашкам, поставив одну перед свекровью. Тамара Григорьевна окинула взглядом простую, но стильную керамику и поджала губы.
— У меня к Диме дело чрезвычайной важности, — наконец, перешла к главному она, сделав микроскопический глоток. — Дело, которое может изменить всю нашу жизнь.
Марина внутренне подобралась. «Дела чрезвычайной важности» у свекрови почти всегда сводились к одному — к деньгам.
— Что за дело? — как можно более нейтрально спросила она.
— Понимаешь, — Тамара Григорьевна понизила голос до заговорщицкого шепота, — у меня появилась уникальная возможность. Эксклюзивный шанс. Моя давняя подруга, Лидия Аркадьевна — ты ее не знаешь, очень солидная дама — предложила мне войти в один закрытый инвестиционный проект.
— Инвестиционный проект? — эхом отозвалась Марина.
— Именно! Они занимаются разработкой прорывных эко-технологий для очистки воды на Алтае. Все абсолютно легально, это не какая-то шарашкина контора. Государственная поддержка, патенты! А главное — какая доходность! Обещают до пятидесяти процентов в месяц!
Марина едва не выронила чашку. Пятьдесят процентов в месяц. Даже для человека, далекого от финансов, это звучало как оглушительная сирена, предупреждающая об опасности. Классическая финансовая пирамида, упакованная в красивую обертку «эко-технологий».
— Тамара Григорьевна, а вы уверены, что это надежно? — осторожно начала она, подбирая слова. — Такие проценты… это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Конечно, надежно! — обиженно надула губы свекровь. — Лидия Аркадьевна уже третий месяц получает выплаты. Она мне показывала выписки с банковского счета. Там такие цифры, Марина, у тебя голова закружится! Она уже на новую машину копит.
— И каков порог входа? — спросила Марина, уже зная, что ответ ей не понравится.
— Минимальный взнос — триста тысяч, — Тамара Григорьевна в упор посмотрела на невестку. — Но Лидия Аркадьевна говорит, что для максимальной прибыли лучше входить с суммой от пятисот тысяч. Я хочу вложить пятьсот.
Сердце Марины пропустило удар и рухнуло куда-то в пропасть. Пятьсот тысяч. Это была практически вся сумма, которую они с Димой откладывали последние четыре года. Их мечта. Их первый взнос на собственную квартиру в новом доме у Мещерского озера.
— У вас есть такие деньги? — спросила она с последней отчаянной надеждой.
— Ну что ты, доченька! — Тамара Григорьевна всплеснула руками. — Откуда у скромной пенсионерки такие капиталы? Потому я и здесь. Димочка — мой сын, он мне поможет. Он у меня мальчик хороший, не то, что некоторые жены, которые только о себе думают.
— Тамара Григорьевна, но это огромные деньги, — попыталась возразить Марина. — Мы откладывали их на…
— На что? — бесцеремонно перебила свекровь. — На очередное путешествие в свою Турцию? Вы же только в прошлом году летали. На ерунду деньги есть, а родной матери помочь — так сразу в кусты?
— Мы копим на первоначальный взнос по ипотеке, — твердо, чеканя каждое слово, произнесла Марина. — Мы хотим купить свою квартиру.
Тамара Григорьевна издала смешок, полный презрения.
— Квартиру они хотят! А эта чем плоха? Две комнаты, самый центр. Мы с покойным мужем Димы, царствие ему небесное, в хрущевской однушке на Автозаводе ютились и были счастливы!
— Мы хотим свою. Собственную, — повторила Марина. — Для нас это очень важно.
— Важнее, чем будущее твоей свекрови? — голос Тамары Григорьевны зазвенел от обиды. — Вот она, современная благодарность! Я Диму одна на ноги ставила, в девяностые на трех работах крутилась, чтобы у него все было. А теперь его жена решает, что квартира важнее, чем обеспеченная старость матери!
— Вы не живете в нищете, — не выдержала Марина. — У вас прекрасная квартира, пенсия, Дима каждый месяц вам помогает.
— Помогает? — взвилась свекровь. — Эти подачки ты называешь помощью? Десять, пятнадцать тысяч? На них в аптеку один раз сходить!
Марина замолчала. Она знала, что пенсия у свекрови была выше средней по городу, плюс она подрабатывала, давая частные уроки по математике. Но доказывать что-либо было бессмысленно.
— Ясно, — Тамара Григорьевна демонстративно поднялась. — С тобой диалог вести — как со стеной разговаривать. Подожду сына. Дима меня всегда понимал.
— Может, вы дома с ним поговорите? — сделала последнюю попытку Марина. — Он придет уставший.
— Ничего, для родной матери время и силы всегда найдутся, — отрезала свекровь и прошествовала в гостиную, где с комфортом устроилась на диване, включив телевизор на полную громкость.
Следующие три часа превратились для Марины в изощренную пытку. Тамара Григорьевна комментировала все: от бездарной игры актеров в сериале до «совершенно безвкусных» штор, которые Марина с такой любовью выбирала. Сосредоточиться на чем-либо было невозможно.
Наконец, в девять пятнадцать в замке повернулся ключ. Дима вернулся.
— Я дома! — устало крикнул он из коридора.
— Димочка! Сынок! — Тамара Григорьевна со скоростью метеора сорвалась с дивана и бросилась ему на шею. — Наконец-то!
— Мама? — Дима удивленно, но крепко обнял мать. — Ты почему не позвонила? Мы бы тебя встретили.
— А что, я уже не могу прийти в дом к родному сыну без специального приглашения? — тут же нашла повод для обиды Тамара Григорьевна.
— Конечно, можешь, — Дима устало улыбнулся и прошел в комнату. Он нежно поцеловал жену, и в этом поцелуе было больше поддержки, чем в тысяче слов.
— Привет, — шепнул он.
— Привет, — ответила Марина, пытаясь взглядом передать ему сигнал тревоги, но Дима, измотанный тяжелым днем, не уловил его.
— Мам, ты поужинаешь с нами? Марина как раз приготовила твой любимый бефстроганов.
— Нет, сынок, мне уже пора, — Тамара Григорьевна снова опустилась на диван. — Но прежде нам нужно серьезно поговорить. У меня есть важное дело.
Дима переглянулся с Мариной и тяжело вздохнул.
— Хорошо, мам. Слушаю тебя.
И Тамара Григорьевна начала свой страстный рассказ о прорывных алтайских эко-технологиях. Дима слушал, и по мере ее рассказа его лицо становилось все более мрачным.
— Пятьсот тысяч? — переспросил он, когда мать закончила свой монолог. — Мам, ты понимаешь, что это огромная сумма?
— Понимаю, сынок, — закивала Тамара Григорьевна. — Но ты представь, какая будет отдача! Через год у меня на счету будет несколько миллионов! Я смогу и вам помочь, и себе дачу купить, о которой всю жизнь мечтала.
— Мам, а ты уверена, что это не мошенники? — осторожно спросил Дима. — Пятьдесят процентов в месяц… так не бывает. Это законы экономики.
— Дмитрий! — возмутилась Тамара Григорьевна. — Ты считаешь свою мать полной идиоткой? Я все проверила! Лидия Аркадьевна — умнейшая женщина, она бы не стала вкладываться в сомнительное предприятие!
— Дело не в Лидии Аркадьевне, — попытался объяснить Дима, вспоминая, как его собственный отец в конце девяностых прогорел на подобной «выгодной» сделке, оставив семью с огромными долгами. — Просто такие схемы… они часто лопаются.
— Это не схема! — Тамара Григорьевна вскочила. — Это легальный, инновационный бизнес! У них есть сайт, все документы, лицензии!
— Мам, давай так, — Дима потер виски. — Дай мне пару дней. Я изучу этот проект, почитаю отзывы, проверю их регистрацию.
— Времени нет! — воскликнула свекровь. — Набор инвесторов в эту группу заканчивается послезавтра! Если мы не успеем, мы упустим шанс всей жизни!
Марина видела, как Дима колеблется. Она знала его ахиллесову пяту — чувство вины перед матерью, которую он безмерно любил и уважал.
— Дима, — тихо, но твердо вмешалась она. — Помнишь, о чем мы говорили? Про квартиру у озера? Мы же уже нашли идеальный вариант.
— Опять ты со своей квартирой! — взорвалась Тамара Григорьевна, поворачиваясь к ней. — Только метры квадратные у тебя на уме! А то, что мать может обеспечить себе достойную старость, тебе наплевать!
— Мы не против, чтобы вы зарабатывали, — спокойно парировала Марина. — Но не нашими общими деньгами и не в проекте, который вызывает огромные сомнения.
— Сомнения? — лицо свекрови пошло багровыми пятнами. — Да что ты вообще понимаешь! Ты просто завидуешь! Не хочешь, чтобы я жила лучше! Специально настраиваешь Диму против меня!
— Мама, прекрати, — устало произнес Дима. — Марина здесь ни при чем.
— Как это ни при чем? — Тамара Григорьевна ткнула в сторону невестки дрожащим пальцем. — Это все она! С тех пор, как ты на ней женился, ты стал другим! Раньше ты был опорой для матери, а теперь… теперь даже на лекарства денег жалеешь!
— Мама, я даю тебе деньги каждый месяц, и ты это знаешь, — напомнил Дима.
— Копейки! — взвизгнула свекровь. — А когда мне нужна настоящая, серьезная помощь, вы оба отворачиваетесь!
В комнате повисло тяжелое, гнетущее молчание. Марина видела, как в глазах Димы идет мучительная борьба.
— Ладно, мам, — наконец произнес он, и сердце Марины упало. — Давай так. Я дам тебе часть. Двести тысяч. Остальное попробуй найти у знакомых.
— Двести? — Тамара Григорьевна скривилась, как от зубной боли. — И это все, на что способен мой единственный, любимый сын?
— Мама, для нас это предел, — попытался объяснить Дима.
— Для вас? — фыркнула свекровь. — Вы покупаете новую машину, летаете по заграницам, а матери помочь не можете!
— Машину мы взяли в кредит, который будем выплачивать еще три года, — напомнила Марина.
— А тебя никто не спрашивает! — огрызнулась Тамара Григорьевна. — Я разговариваю со своим сыном!
— Мама, хватит, — Дима повысил голос. — Не смей так разговаривать с моей женой.
— Ах, вот как! — свекровь картинно схватилась за сердце. — Теперь ты на мать кричишь! Дожила! Родную мать готов обидеть из-за этой… вертихвостки!
— Я никого не обижаю, — устало сказал Дима. — Я прошу уважать мою семью.
— Семью? — Тамара Григорьевна разразилась ледяным, ядовитым смехом. — Какая же это семья? Пять лет женаты, а дом — пустая коробка! Детей нет! Может, она бесплодная? Спросить не пробовал?
Кровь отхлынула от лица Марины. Это был запрещенный прием. Удар под дых. Они с Димой мечтали о ребенке все эти годы, но почему-то не получалось. И свекровь, знавшая об их боли, ударила именно в эту точку.
— Всё. Достаточно! — Дима резко встал. Его лицо было белым и жестким, как мрамор. — Мама, уходи. Пожалуйста, уходи прямо сейчас.
— Что? — Тамара Григорьевна не поверила своим ушам. — Ты… ты выгоняешь родную мать?
— Ты перешла все границы, — твердо сказал Дима. — Я не позволю никому, даже тебе, так оскорблять Марину.
— Я говорю правду! — упорствовала свекровь. — Здоровая женщина давно бы уже родила! А эта только о квартирах и думает!
— Уходи, — повторил Дима, его голос был тихим, но в нем звенела сталь. — И не возвращайся, пока не найдешь в себе силы извиниться перед Мариной.
Тамара Григорьевна смотрела на сына так, словно он вонзил ей нож в спину.
— Ты… ты выбираешь ее? — прошептала она. — Эту… пустышку? Вместо матери?
— Я выбираю свою жену и свою семью, — ответил Дима. — И если ты не можешь это принять, это твоя проблема.
— Ах так! — свекровь в ярости схватила свою сумку. — Ну и сидите тут вдвоем в своей съемной конуре! Посмотрим, как вы запоете, когда я заболею! Когда вам моя помощь понадобится!
— Мама, не нужно угроз, — Дима уже открыл входную дверь. — Просто уйди.
Тамара Григорьевна пронеслась мимо него, как фурия, но в дверях обернулась. Ее глаза метали молнии.
— Ты еще горько пожалеешь об этом дне, Дмитрий! — процедила она. — Когда эта твоя драгоценная покажет свое истинное лицо, ты вспомнишь слова матери. Но будет слишком поздно!
Дверь с грохотом захлопнулась. Дима прислонился к стене и закрыл глаза. Марина подошла к нему и молча обняла.
— Прости, — прошептала она. — Я не хотела, чтобы все так закончилось.
— Это не твоя вина, — Дима крепко прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы. — Это я виноват. Я должен был остановить ее гораздо раньше.
Они вернулись в гостиную. Тишина в квартире казалась оглушительной.
— Знаешь, — вдруг сказала Марина, нарушив молчание. — А может, нам и правда стоит провериться? Ну… насчет детей.
Дима удивленно посмотрел на нее.
— Ты же всегда говорила, что не нужно торопить события, что все случится само собой.
— Говорила, — кивнула Марина. — Но прошло уже пять лет. Может, слова твоей матери… может, в них есть доля правды? Может, со мной что-то не так?
— С тобой все в полном порядке, — твердо сказал Дима, взяв ее за руки. — Она просто хотела сделать как можно больнее.
— Я знаю, — Марина грустно улыбнулась. — Но этот червячок сомнения… он теперь будет грызть меня.
— Хорошо, — решительно сказал Дима. — Если ты этого хочешь, мы пойдем к врачу. Вместе. Проверимся оба.
— Правда? — в глазах Марины блеснула надежда.
— Конечно. Я запишу нас в лучшую клинику города на следующей неделе.
Прошло две недели. Тамара Григорьевна не звонила и не появлялась, погрузившись в ледяное молчание. Дима несколько раз порывался набрать ее номер, но Марина мягко его останавливала, говоря, что им всем нужно время, чтобы остыть.
В тот день они возвращались из репродуктивного центра. Результаты всех анализов были готовы, и врач только что провел с ними консультацию, подробно и деликатно все объяснив.
— Ну как ты? — спросил Дима, когда они сели в машину.
— Нормально, — Марина сжимала в руках запечатанный конверт со своими результатами. — Немного страшно.
— Давай вместе, — предложил Дима.
Они одновременно вскрыли конверты. Дима пробежал глазами по строчкам, и его лицо медленно каменело.
— Что там? — испуганно спросила Марина, еще не заглянув в свой листок.
— У меня… — Дима сглотнул вязкую слюну. — Проблема во мне. Врач сказал… очень низкие шансы на естественное зачатие. Практически нулевые.
Марина взяла его заключение, вчиталась в непонятные медицинские термины и цифры. Потом перевела взгляд на свои результаты.
— А у меня… у меня все в идеальном порядке, — тихо произнесла она.
Тишина в машине стала такой плотной, что ее, казалось, можно было потрогать. Дима мертвой хваткой вцепился в руль.
— Значит, это я, — глухо сказал он, глядя в лобовое стекло. — Это из-за меня у нас нет семьи. Это я… бракованный.
— Дима, не смей так говорить! — Марина положила руку ему на плечо. — Врач же сказал, что это не приговор! Есть лечение, есть ЭКО. Мы можем попробовать!
— Это долго, дорого и никаких гарантий, — Дима горько усмехнулся. — А на какие деньги? Мы же хотели…
— Квартира подождет, — твердо сказала Марина. — Есть вещи поважнее.
Дима медленно повернулся к ней, и в его глазах стояли слезы.
— Ты… ты не уйдешь от меня? Не найдешь себе здорового, нормального мужика, который сможет сделать тебя матерью?
— Дмитрий! — воскликнула Марина, чувствуя, как у нее у самой закипают слезы. — Ты в своем уме? Я люблю тебя! Тебя, а не гипотетического «нормального мужика»! И мы пройдем через это. Вместе. Слышишь?
Она обняла его, и он уткнулся ей в плечо, его тело содрогалось от беззвучных рыданий. Они сидели так долго, посреди парковки у клиники, два человека, чья мечта только что разбилась, но которые все еще были друг у друга.
Домой приехали опустошенные. Дима сразу ушел в спальню, сказав, что хочет побыть один. Марина не стала ему мешать. Она понимала, какой удар он пережил.
Она механически начала готовить ужин, пытаясь отогнать дурные мысли. Врач сказал, что надежда есть. Значит, нужно бороться.
Резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Она вытерла руки о фартук и пошла открывать. На пороге стояла Тамара Григорьевна. И выглядела она так, что у Марины екнуло сердце — бледная, осунувшаяся, с красными, опухшими от слез глазами.
— Можно? — тихо, почти шепотом спросила она.
Марина молча отступила, пропуская ее в квартиру. Свекровь вошла и остановилась посреди прихожей, не решаясь пройти дальше.
— Дима дома? — спросила она.
— Да, но он… он не в духе, — ответила Марина.
— Мне нужно поговорить. С вами обоими, — Тамара Григорьевна прошла на кухню и без сил опустилась на стул.
Марина постучала в спальню.
— Дима, там твоя мама. Она хочет поговорить.
— Я не хочу ее видеть, — глухо донеслось из комнаты.
— Пожалуйста. Мне кажется, что-то случилось. Она очень плохо выглядит.
Дима с тяжелым вздохом поднялся. Они вместе вошли на кухню. Тамара Григорьевна сидела, сгорбившись, и теребила в руках скомканный платок.
— Мам? — Дима сел напротив. — Что произошло?
Тамара Григорьевна подняла на них взгляд, полный невыразимой муки.
— Я… я все потеряла, — прошептала она. — Все до копейки.
— Какие деньги? — не понял Дима.
— Я вас не послушала, — свекровь всхлипнула. — Я была ослеплена жадностью. Я заняла у всех, у кого могла. У соседей, у Лидии… Продала все мамины украшения. Собрала эти пятьсот тысяч и отвезла им.
Марина и Дима молча переглянулись.
— И что дальше? — осторожно спросил Дима.
— А то, что эта фирма исчезла! — Тамара Григорьевна зарыдала в голос, уже не сдерживаясь. — Их офис на Покровке закрыт, телефоны молчат, сайт не работает. Лидия Аркадьевна тоже пропала, говорят, уехала из города. Это была пирамида! Вы были правы, вы были правы!
— Мама… — Дима растерянно смотрел на рыдающую мать.
— Я старая дура! — причитала она. — Поверилась в сказки! А теперь я всем должна! Мне угрожают! Говорят, если не верну, будут проблемы!
— Сколько ты должна? — спокойно спросил Дима.
— Триста тысяч, — всхлипнула свекровь. — Люди мне верили, а я их так подвела!
На кухне снова повисла тишина, нарушаемая лишь судорожными всхлипами Тамары Григорьевны.
— Мам, — наконец сказал Дима. — Мы тебе поможем. Мы отдадим тебе деньги, чтобы ты вернула долги.
Тамара Григорьевна медленно подняла голову, ее заплаканные глаза выражали полное недоверие.
— Вы? Вы дадите? После всего… после того, что я вам наговорила?
— Ты моя мать, — просто ответил Дима. — И я не оставлю тебя в беде.
— Но… но как же ваши планы? Квартира…
— Квартира подождет, — тихо сказала Марина. — Сейчас важнее помочь вам.
Тамара Григорьевна перевела взгляд на невестку, словно видела ее впервые.
— Марина… девочка моя… прости меня. Прости за все. За мои ужасные слова, за придирки, за мою слепую ревность. Я была неправа.
— Тамара Григорьевна… — начала было Марина, но свекровь ее перебила.
— Нет, дай мне сказать. Я вела себя как чудовище. Я так боялась, что Дима отдалится от меня, что сама же вас и отталкивала. Вы прекрасная пара. И я… я так рада, что мой сын выбрал именно тебя.
Марина почувствовала, как к горлу подкатывает комок, а на глаза наворачиваются слезы. Она никогда не думала, что услышит от свекрови такие слова.
— Мам, — Дима взял мать за руку. — Мы — семья. А в семье принято помогать друг другу.
— Но как же ваши планы? — повторила Тамара Григорьевна, вытирая слезы. — Вы же на что-то важное копили.
Дима и Марина обменялись долгим, тяжелым взглядом.
— У нас… у нас теперь другие планы, — медленно сказал Дима. — Мы сегодня были в клинике. Оказалось, что проблема, из-за которой у нас нет детей… она во мне.
Тамара Григорьевна ахнула и прижала руку к губам.
— Димочка… сынок… Господи, прости меня, дуру грешную! Я такое на Марину говорила, а оказывается…
— Все нормально, мам, — Дима сжал ее руку. — Это можно исправить. Просто на это нужно лечение. И деньги.
— Так вот на что вы копили! — осенило Тамару Григорьевну. — А я… я со своими долгами…
— Ничего страшного, — вмешалась Марина, и в ее голосе не было ни капли упрека. — Сначала разберемся с вашими проблемами. А потом — с нашими.
Тамара Григорьевна медленно встала, обошла стол и, подойдя к Марине, неловко, но крепко ее обняла.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо, что не отвернулись. Я обещаю, я все исправлю. Я найду вторую работу. Я буду копить. И я верну вам все, до последней копейки!
— Не нужно, — Марина обняла ее в ответ, чувствуя, как тает лед, сковывавший ее сердце долгие годы. — Мы же семья.
Следующий год был непростым, но удивительно светлым. Дима и Марина отдали свекрови деньги, и она смогла расплатиться со всеми долгами. Тамара Григорьевна сдержала слово: устроилась работать консьержкой в соседний дом и каждый месяц приносила им небольшую сумму, которую они отказывались брать, но она настойчиво оставляла «внуку на мороженое».
Но главное — изменились сами отношения. Свекровь больше не была контролером и критиком. Она стала другом. Звонила, прежде чем прийти, приносила с дачи овощи и соленья, помогала с уборкой, никогда не давая советов, если ее не просили.
А еще через год, когда несколько курсов лечения и процедура ЭКО увенчались успехом, и Марина увидела на тесте две заветные, дрожащие полоски, первой, кому они сообщили эту новость, была Тамара Григорьевна.
— Я стану бабушкой? — она не могла поверить своему счастью, ее лицо светилось. — Правда?
— Правда, мам, — улыбнулся Дима, нежно обнимая жену за плечи.
Тамара Григорьевна расплакалась — на этот раз от безграничной радости — и крепко-крепко обняла их обоих.
— Спасибо вам, дети, — шептала она сквозь слезы. — Спасибо, что подарили мне второй шанс. Я буду самой лучшей бабушкой на свете, я вам обещаю!
И глядя на счастливые, умиротворенные лица сына и невестки, Тамара Григорьевна впервые в жизни поняла с абсолютной ясностью: настоящее богатство — это не миллионы на банковском счете и не призрачные «выгодные проекты». Это семья. Это люди, которые любят тебя не за что-то, а вопреки всему. Люди, которые готовы подставить плечо в самый темный час и дать тебе второй шанс, когда кажется, что все потеряно.
