Помню каждое слово той фразы. Как будто вчера было, хотя прошло уже полгода. Сидели мы на кухне у Нины Петровны, моей свекрови, пили чай с ее фирменным наполеоном. Я рассказывала про Машку, нашу младшую, как она в институте учится, стипендию получила.
— Молодец наша девочка, — улыбалась я, наливая чай. — Говорит, может на красный диплом потянет.
Нина Петровна кивала, но я видела — что-то ее беспокоит. Крутила в руках чашку, то на меня посмотрит, то отведет глаза. Потом вдруг спрашивает:
— Лена, а ты знаешь, что Игорь к той женщине ездит? К Светлане?
Сердце екнуло, но я постаралась не показать. Конечно знала. Догадывалась уже давно. Телефонные звонки по вечерам, командировки участились, белье новое появилось. Не слепая же я.
— Знаю, — тихо ответила.
— И что молчишь? — Нина Петровна поставила чашку так резко, что чай расплескался. — Что терпишь?
Я пожала плечами. А что сказать-то? Двадцать семь лет замужем, дом, дети… Машка еще учится, Денис хоть и работает уже, но квартиру снимает, помогаем. Куда мне в пятьдесят два года?
— Мам, ну это между нами с Игорем. Разберемся как-нибудь.
Свекровь покачала головой и произнесла ту самую фразу, которая все изменила:
— Хорошая жена должна уметь удержать мужа. А раз не удержала — значит, плохая жена.
Словно пощечину получила. Сижу, смотрю на эту женщину, которую двадцать семь лет мамой называла, и не узнаю. Это я плохая жена? Я, которая его сопли подтирала, когда он с работы увольнялся? Которая детей одна растила, пока он по командировкам мотался? Которая дом на себе тащила, готовила, стирала, за всеми ухаживала?
— Понятно, — только и смогла выдавить.
Допила чай, поблагодарила за угощение и ушла. А дома села на кухне и разревелась. Не от обиды даже, а от того, что все встало на свои места. Если родная мать мужа так думает, то что говорить о нем самом?
Вечером Игорь пришел поздно. Опять «задержался на работе». Я ужин разогрела, поставила перед ним тарелку. Он ест, телевизор смотрит, а я сижу напротив и думаю: когда он последний раз спросил, как дела? Когда интересовался, что у меня на душе?
— Игорь, нам поговорить надо.
— Давай завтра, — не отрываясь от экрана. — Устал я сегодня.
— Всегда ты устал.
Он наконец посмотрел на меня:
— А что случилось-то?
— У твоей мамы была. Она мне объяснила, что я плохая жена, раз тебя удержать не смогла.
Покраснел, вилку в тарелке с грохотом бросил:
— При чем тут мама? И вообще, о чем речь?
— О Светлане речь. Думаешь, я дура? Не вижу ничего?
Молчал долго. Потом вздохнул:
— Лен, ну что ты хочешь от меня? Случилось — и случилось. Бывает такое.
— Бывает, — согласилась я. — И что дальше?
— Дальше живем, как жили. Дети, внуки скоро будут. Зачем все ломать?
— А я где в этой жизни? Я-то кто?
Он пожал плечами:
— Ты моя жена. Хозяйка дома.
Хозяйка дома. Не любимая женщина, не спутница жизни. Хозяйка дома. Как прислуга получается.
— Понятно, — повторила я слова, сказанные днем свекрови.
Ночью не спала. Лежала и думала. А утром позвонила Ритке, своей подруге. Договорились встретиться.
— Лен, ты что, серьезно о разводе думаешь? — Рита чуть кофе не поперхнулась. — В нашем-то возрасте?
— А что, есть возрастные ограничения на счастье?
— Да не в этом дело. Но подумай трезво. Алименты он тебе платить не будет — зарплата небольшая. Квартира на него оформлена. Останешься ни с чем.
— Не ни с чем. С собой останусь. А это уже немало.
Рита покачала головой:
— Может, поговорить с ним еще раз? По-хорошему?
Я попробовала. Вечером снова завела разговор:
— Игорь, давай честно. Ты меня любишь?
— Что за детские вопросы? Конечно люблю. Ты мать моих детей.
— Это не ответ. Как женщину ты меня любишь?
Помолчал, потом честно сказал:
— Не знаю. Наверное, нет. Привык, а это не то же самое.
Хоть честно. За это спасибо.
— Тогда зачем мне эта жизнь? Быть твоей домработницей?
— Лена, ну ты же не глупая. Посмотри вокруг. Сколько женщин нашего возраста одни сидят? Хотя бы со мной ты не одинока.
— Я с тобой как раз и одинока. Понимаешь?
Не понимал. Или не хотел понимать.
На следующий день пошла к юристу. Молодая девчонка, лет тридцати, выслушала внимательно:
— Совместно нажитое имущество делится пополам. Но если квартира была до брака или подарена родителями, то она останется за мужем.
— Квартира его. Получается, мне ничего не светит?
— Алименты можете потребовать, если докажете нуждаемость. Но это сложно, учитывая, что вы работаете.
Работаю. Продавцом в магазине, за копейки. Но работаю.
— А если он откажется разводиться?
— Через суд можно. Правда, процесс затянется.
Домой шла и думала: может, Рита права? Может, не стоит? Но потом вспомнила слова Нины Петровны и поняла — стоит. Ради собственного достоинства стоит.
Дома Игорь уже ждал. Сидит на кухне мрачный:
— Мать звонила. Говорит, ты к юристу ходила.
— Ходила.
— Лена, ты с ума сошла? В твоем возрасте замуж второй раз не выходят.
— А кто сказал, что я собираюсь замуж? Может, я просто хочу пожить для себя?
— Для себя? — он засмеялся. — На какие деньги? На зарплату продавщицы?
— На свои. Заработаю как-нибудь.
— Заработаешь, — передразнил он. — Ты же ничего не умеешь, кроме как щи варить.
Больно. Очень больно было это слышать. Но я не заплакала. Время слез прошло.
— Может быть. Посмотрим.
— Лена, давай без глупостей. Извинюсь перед тобой, с той разорву. Будем жить как раньше.
— Как раньше — не хочу. А извиняться поздно.
Он злился, кричал, говорил, что я дура. Потом ушел. Вернулся только утром, пьяный. Я уже чемодан собрала.
— Лена, ты куда?
— К Ритке пока. Потом что-нибудь придумаю.
— Да брось ты! Ну поживи у нее недельку, поостынь и возвращайся. Хватит дурить.
— Не вернусь, Игорь. Надоело мне быть плохой женой.
— При чем тут мать? Она не то имела в виду!
— А что имела?
Молчал. Потому что объяснить нечего было.
У Риты прожила месяц. Она ворчала, но не выгоняла. А я каждый день думала: правильно ли делаю? Особенно когда Денис приехал уговаривать:
— Мам, ну что ты как маленькая? Папа же сказал — с той женщиной все кончил.
— Дениска, дело не в той женщине. Дело в том, что я поняла — я ему не нужна. А жить с человеком, которому не нужна, я не могу.
— Да нужна ты ему! Просто мужики не умеют говорить такие слова.
— Двадцать семь лет не умел, теперь научится?
Сын вздохнул:
— Ты же папу знаешь. Он гордый. Сам не придет.
— А я не приду тоже.
Через два месяца нашла комнату в коммуналке. Дешево, зато свое. Игорь несколько раз звонил, но я трубку не брала. Один раз встретились в магазине случайно. Выглядел неважно — похудел, осунулся.
— Лена, может, поговорим?
— О чем?
— Ну… Как дела у тебя?
— Нормально. А у тебя?
— Тоже ничего. Светлана… мы расстались.
— Жаль, — соврала я.
— Лена, я понял, что был не прав. Может…
— Нет, Игорь. Поздно.
Он постоял еще немного, потом ушел. А я купила продукты и пошла домой. Именно домой — в свою комнату, где никто не орет, не требует ужин разогреть и рубашку погладить.
Машка приехала на каникулы злая:
— Мам, ну зачем ты папу бросила? Он же без тебя пропадает!
— А я без него расцветаю.
— Да что ты расцвела? Живешь в коммуналке, работаешь за гроши!
— Зато никто не говорит мне, что я плохая жена.
Дочка замолчала. Потом спросила:
— А бабушка правда такое сказала?
— Правда.
— Дура она, — неожиданно выпалила Машка. — Извини, но дура. Лучше тебя жены не было.
Обняла дочку. Моя умница.
Работу сменила. Устроилась в детский садик помощником воспитателя. Зарплата не ахти, но работа по душе. Дети не предают, не изменяют, не говорят гадости. Радуются каждой мелочи.
Однажды иду с работы, а навстречу Нина Петровна. Хотела свернуть, но она меня окликнула:
— Лена, подожди!
Остановилась. Стоим на улице, она на меня смотрит, а я на нее.
— Лена, я тогда не то хотела сказать…
— А что хотели?
— Ну… Я думала, ты с Игорьком поговоришь, он образумится…
— Образумился. Только поздно.
— Лена, ну зачем так жестоко? Он же мучается!
— А я двадцать семь лет не мучалась?
Нина Петровна заплакала:
— Я не хотела… Я за сына переживала…
— Переживайте и дальше. А я устала переживать.
Ушла, не оглядываясь. Жалко старуху, но сама виновата.
Прошло еще три месяца. Живу тихо, спокойно. По вечерам читаю, телевизор смотрю. На работе подружилась с Галей, воспитательницей. Она тоже разведенная, только давно уже. Говорит:
— Лена, первый год самый тяжелый. Потом легче станет.
— А не жалеешь?
— О разводе? Ни разу. Только жалею, что не раньше решилась.
Понимаю ее. Я тоже не жалею. Страшно было в начале, а теперь хорошо. Тихо и хорошо.
Недавно Денис приехал с девушкой познакомить. Ира ее зовут, симпатичная, умная. Сидим пьем чай, разговариваем. Она спрашивает:
— А папа Дениса почему не пришел?
Сын смутился, а я спокойно объяснила:
— Мы в разводе.
— Ой, извините, я не знала…
— Ничего страшного. Бывает.
Потом, когда Ира в магазин пошла, Денис говорит:
— Мам, а ты изменилась.
— В каком смысле?
— Спокойнее стала. Увереннее. Раньше ты все время извинялась за что-то.
Правда. Раньше извинялась постоянно. За то, что ужин не такой, за то, что устала, за то, что не в настроении. А теперь не извиняюсь. Не за что.
Игорь иногда звонит. Спрашивает, как дела, рассказывает новости. Голос усталый, одинокий. Иногда жалко его становится. Но возвращаться не хочу. Совсем не хочу.
Знакомые удивляются: как это так, в пятьдесят два года жизнь менять? А я думаю — а когда еще? В шестьдесят? В семьдесят? Или вообще не менять, до гробной доски терпеть?
Нет уж. Одна фраза свекрови открыла мне глаза на многое. Показала, что я в этой семье была не женой, а прислугой. Удобной, привычной, но прислугой.
Теперь я сама себе хозяйка. И это дорого стоит.
