— Кстати, я заезжал на ту квартиру, тёткину. Марина туда уже переехала, — Андрей наливал чай, держа крышку чайника рукой. — Уже обустраивается потихоньку. Шторы повесила, мебель переставила. Детскую сделала для дочки.
Оксана подняла глаза от нарезки.
— Обустраивается?
— Ну… Квартира же теперь наполовину её. Как-никак тёткина, по наследству нам с ней пополам досталась. Всё уже оформлено, в Росреестре зарегистрировано. Пока что она там поживет, чтобы не простаивала. Потом решим, или продадим, или кто-то выкупит долю.
Оксана молча вытерла руки о полотенце, бросила его на спинку стула и села за стол.
— То есть она уже там живёт. Не «пока», не «попробовать» — а живёт.
Он чуть улыбнулся, виновато.
— Ну, да… Живёт. Я просто заехал — посмотреть, как она устроилась. Всё как у людей: занавески, игрушки, шкаф собрали. Уже и соседи заходят, шутят, что у них весело и гости часто захаживают. Похоже, ей там удобно. Но мы же пока не решали окончательно, правильно? Просто… не хотел, чтобы квартира пустовала.
Оксана опустила взгляд на стол. Скатерть была в пятнах от вчерашнего супа, чашка с недопитым кофе стояла рядом. Сын возился с кубиками в соседней комнате, слышен был стук пластика об пол.
— Она не собирается съезжать. Это видно по тому, как она там хозяйничает. Квартира уже как её.
Андрей вздохнул, потянулся за сахарницей.
— Ну, мама просила не торопить. У Марины сейчас сложный период. К тому же мы ведь всё равно пока не живём в своей, а так хоть не стоит пустой — пусть кто-то пользуется. Потом решим, или выкупит, или продадим. Сейчас что спешить?
Оксана резко встала, пошла убирать со стола, но чашку так и не взяла. Вместо этого, зажав пальцами край скатерти, тихо спросила:
— А мы? Мы дальше по съёмным скакать будем? Нам не надоело?
Ответа не было. Только звук чайника, и стук ложки о чашку.
Через пару дней Оксана пришла с работы позже обычного. На кухне пахло жареными овощами, Андрей резал хлеб, сын уже сидел за столом и ел.
— Ты где так задержалась? — спросил Андрей, заглядывая в кастрюлю.
Оксана молча сняла пальто, поставила сумку у двери и прошла мыть руки.
— Совещание затянулось, потом автобус долго шёл, — отозвалась она и села к столу.
Андрей поставил перед ней тарелку и сел рядом. Пауза. Потом, будто между делом:
— Марина звонила сегодня. Спросила, не поможем ли с диваном и там еще кое какую технику, ей доставку привезут.
Оксана подняла глаза:
— Ещё и диван? Ну она, я смотрю, всё обустраивает. Прямо по полной.
Андрей пожал плечами, откусил хлеб:
— Ну а что. Жить-то как-то надо. Ей там с дочкой удобно, говорит. Всё уже по местам. — У неё уже всё по-домашнему: шторы, мебель, детская. Мама помогает потихоньку.
Оксана только кивнула. Ребёнок сидел на полу, разбирал коробку с машинками. Она встала, прошла к плите и переставила кастрюлю на маленький огонь, будто пытаясь отвлечься от разговора.
— Андрей.
Он повернулся, слегка удивлённо. — М?
— Может, поговорим об этом серьёзно? О том, что она не временно там. Что, скорее всего, не собирается ничего менять.
Андрей помолчал.
— Хорошо, — наконец сказал он, отложив ложку. — Я завтра с ней поговорю. В принципе, ты права.
На следующий вечер, вернувшись с работы, Андрей снял куртку и устало прошёл на кухню. Оксана стояла у раковины, мыла посуду.
— Я сегодня с Мариной поговорил, — начал он, прислоняясь к дверному косяку. — Слушай… я даже сам удивился. Она с такой обидой разговаривала, будто я у неё что-то отобрать хочу. Как будто я её на улицу выгоняю.
Оксана молча кивнула, не стала ни спорить, ни расспрашивать. Только опустила взгляд в раковину, и вдруг стало как-то стыдно. Будто это она и правда просит слишком многого.
Через два дня, когда Андрея не было, к ним неожиданно зашла мама Андрея Валентина Павловна. Оксана услышала звонок и, вытерев руки, пошла открывать. Свекровь стояла на пороге в пальто, с сумкой на сгибе локтя, как будто пришла по делу.
— Я на минутку, — проговорила она и, не дожидаясь приглашения, вошла.
Оксана растерянно захлопнула дверь. Валентина Павловна уже прошла на кухню, положила сумку на табурет.
— Ты, Оксаночка, сильно не дави на Марину. У неё ребёнок, ситуация сложная. Всё это время она была без жилья. А теперь хоть крыша над головой.
Голос у неё был мягкий, почти ласковый, но под тоном чувствовался нажим.
— Я и не давлю, — спокойно ответила Оксана. — Просто хочу, чтобы вопрос был решён. У нас своя семья.
Свекровь вздохнула.
— Я понимаю. Но вы же не на улице. А она — совсем одна. Ты же сама мать. Пойми по-женски.
Оксана стояла у окна, глядя на улицу. На ветру качалась верёвка на детской площадке. Она ничего не ответила.
Свекровь ушла быстро, будто и не приходила. Оксана долго сидела на табурете у окна, упершись подбородком в ладони. Мысли путались. Хотелось просто тишины.
Позже вечером Андрей достал ноутбук, и они сели на диван. Оксана открыла сайт с объявлениями — вбили фильтр: двухкомнатные, не выше четвёртого этажа, с балконом, в нормальном состоянии. Район — поближе к садику и её работе.
— Смотри, тут вроде неплохая, — сказала она, прокручивая вниз. — Но цена… и ремонт нужен весь.
Они посмотрели ещё несколько вариантов: что-то было слишком далеко, что-то — с подозрительно низкой ценой и «только наличный расчёт».
— Всё было либо слишком дорого, либо в таком виде, что без продажи доли из наследства не потянуть, — вздохнула Оксана.
Она щёлкнула по очередному объявлению и прикрыла глаза. — Мы даже ипотеку не вытянем без первого взноса. Нам нужна эта квартира. Точнее — наша часть от неё.
— Сегодня кстати твоя мама заходила, — сказала она, не отрывая взгляда от экрана. — Просила не давить на Марину.
Андрей резко закрыл крышку ноутбука.
— Ну вот, началось. Я ещё ничего не сделал, а уже виноват. Я с ней всего-то проговорил, что это не только её квартира — и всё, сразу обида, будто я собираюсь её на улицу выкинуть.
В этот момент раздался звонок.
— Марина? — сказал он, взглянув на экран. — Привет. Да, я помню про доставку. Что там у тебя — техника, мебель?.. Хорошо, помогу. Во сколько тебе удобно? Вечером? Ладно, подъеду.
Оксана встала, взяла кружку, ушла в спальню. Она не закрыла дверь, но разговор слушать не стала. Просто села на кровать и долго смотрела на пол.
За ужином молчали. Сын играл с ложкой, шумно ел, с усилием втягивая макароны. Оксана поставила миску в раковину, обернулась:
— Андрей. Нам надо определиться. Или она нам платит аренду, или пусть выкупает. Мы не можем так просто это всё оставить. У нас у самих ничего нет. Это нечестно.
Он отложил вилку, покачал головой:
— Я не хочу ссориться. Ей снимать будет тяжело. Ты же знаешь, как у неё всё сложно. А у нас… мы как-нибудь.
Оксана прищурилась, глядя на него.
— Ага. У всех — квартиры, а у нас — вечная аренда и у нас типа все хорошо…
Он не стал спорить. Просто доел молча, ушёл в комнату и включил телевизор.
Весь день Андрей провёл на работе — вяло отвечал на письма, откладывал звонки, не шёл обедать. В голове крутилась одна мысль: надо поговорить с Мариной. По-человечески, без нажима. Просто объяснить, что квартира — общая, и жить так, будто всё её, — неправильно.
После обеда он всё-таки написал сестре, предложил встретиться. Она ответила почти сразу: «Давай, как раз хочу поесть в нормальном месте».
Кафе было обычное, рядом с домом. Андрей пришёл первым, занял столик у окна. Марина вошла минут через пять — с телефоном в руке, в спортивной куртке, волосы собраны в хвост. Без приветствия села напротив, не отрываясь от экрана.
— Привет, — сказал он.
— Угу. — Она убрала телефон в карман. — Чего звал?
Андрей помедлил.
— Хотел поговорить… по поводу квартиры. Ну, ты понимаешь — она же не только твоя. Мы с Оксаной тоже пока по съёмным. Мы не против помочь тебе, но надо как-то решать, что дальше. Или аренда, или выкуп…
Марина откинулась на спинку стула, скрестила руки.
— То есть ты пришёл намекнуть, что я т лишняя? Или, может, вы с Оксаной посчитали, что я живу слишком хорошо, и теперь решили меня подвинуть?
— Да ты что, — вздохнул он. — Я просто пытаюсь по справедливости. У нас с тобой всё по полам. Ты знаешь.
— Знаю. И знаю, как вы с ней обсуждаете это за спиной. Думаешь, не догадываюсь? Мне, между прочим, с ребёнком негде жить. А вы со своей правдой как с молотком.
Он опустил взгляд в чашку.
— Мы не хотим скандала. Просто… надо договориться. Мы и аренду готовы предложить, и помочь с переездом. Ну, подумай сама.
Марина резко встала.
— Спасибо за щедрость. Я подумаю. Но не сегодня. — И вышла, даже не дождавшись счёта.
Андрей остался за столом. Медленно допил чай, достал кошелёк. Рядом зазвенел посудой официант. Хотелось просто тишины.
Вечером, дома, когда Оксана мыла ребёнку руки в ванной, раздался звонок. Андрей сидел на кухне, поднял трубку. На экране — «Мама».
— Алло.
— Андрюша, ну как тебе не стыдно? Что ты устроил с сестрой? Она в слезах пришла ко мне. Ты её выгоняешь? За кого ты вообще держишься? За жену свою? Ты теперь против родных?
— Мам…
— Не перебивай. Ты всю жизнь с ней рядом был. Вместе росли. А теперь? Ради этой — выгоняешь родную сестру! Ну молодец. Аплодисменты.
Андрей тяжело выдохнул, потер лоб.
— Мам, я не выгоняю. Я просто ей напомнил, что квартира не только её, а по закону и моя тоже. Попытался по-человечески объяснить, что нам тоже нужно жильё.
— Хах. Закон он нашёл! Ты головой подумай. У неё ребёнок. А вы с этой своей справедливостью только злость сеете. Ну и живите, как хотите. Только потом не приходи.
Он услышал гудки. Положил телефон на стол, сел обратно. В ванной плескалась вода. Хотелось просто, чтобы никто не звонил. Хоть час.
Через несколько минут Оксана вышла, вытирая руки полотенцем.
— Всё в порядке?
Андрей кивнул.
— Мама звонила. Кричала. Говорит, я предал семью. Что я слушаю только тебя.
Она присела рядом, положила ладонь на его плечо.
— Прости, я не хотела, чтобы так вышло.
Он покачал головой.
— Не ты виновата. Просто… всё запутано. А надо было давно решить по-нормальному.
Утро было как всегда — спешка, недосып, каша на плите. Оксана взяла с подоконника кофейную кружку, быстро ополоснула её и бросила в раковину. На работу опаздывала, а в голове всё шумело — звонок свекрови, тяжесть в голосе Андрея, раздражение, усталость.
На перерыве она подошла к Светлане, бухгалтерше, с которой часто пили чай на маленькой служебной кухне возле бухгалтерии.
— Свет, можно тебя на минутку? — тихо спросила, пока та наливала кипяток в чашку.
— Конечно, — та подняла глаза. — У тебя всё в порядке?
Оксана пожала плечами.
— Скажи… если, например, квартира в долевой собственности, а один там живёт и не собирается ничего менять — что вообще делать?
Светлана нахмурилась.
— Это кто-то из твоих?
Оксана кивнула.
— У мужа с сестрой поровну, но она туда заехала и делает вид, что всё её. А мы по съёмным скитаемся все на первоначальный взнос наскрести не можем…
Светлана поставила чашку на стол.
— Идите к юристу. Сначала отправьте официальную претензию. Если не подействует — в суд. Но лучше, конечно, мирно договориться.
Вечером, когда сын уснул, Оксана поставила кастрюлю на плиту и повернулась к Андрею:
— Давай уже что-то решим. Я больше так не могу. Пошли к юристу. Пусть нам всё разжует.
Он не спорил. Только кивнул и прошёл за ноутбуком, чтобы найти номер конторы.
Юрист оказался спокойным, деловым. Просмотрел документы, объяснил суть.
— Вы имеете право на владение долей и на компенсацию. Если договориться не удастся, составляйте претензию. Отправляйте заказным письмом или через нотариуса. Срок ответа — 30 дней. Потом — иск.
Оксана держала папку с документами обеими руками. На улице было ветрено, но на душе как будто прояснилось.
Через неделю письмо отправили. Марина не ответила. Ни звонка, ни письма. Только открытка по почте: розы, надпись «С весной!» и ничего больше.
Оксана положила открытку на полку и вечером, когда они с Андреем ужинали. Она посмотрела на открытку, помолчала и сказала:
— Всё. С ней по-хорошему не получится. Подавай в суд.
Он не спорил. Кивнул соглашаясь.
Через два дня они составили иск с тем же юристом и подали документы в районный суд. Всё было официально: пакет с подтверждением долевой собственности, копия претензии, чеки о направлении письма. Андрей отнёс всё сам — и вышел из здания суда с ощущением, что теперь уже пути назад нет.
На заседание Андрей пошёл один. Поддержка была, но он чувствовал: это его история, его шаг.
Суд длился недолго. Документы в порядке, доли равные. Судья спокойно зачитал:
— Определить компенсацию, установить срок добровольного освобождения, утвердить порядок расчёта.
Андрей вышел в коридор и увидел Марину — она стояла у стены, держала дочь за руку. Взгляд у неё был тяжёлый, губы сжаты. Он кивнул ей, но она отвернулась.
Вечером он рассказал всё Оксане, не скрывая ни слов судьи, ни взгляда сестры. Та только сказала:
— Тяжело, да. Но теперь хоть всё честно.
Через час в квартиру влетела Валентина Павловна. С порога:
— Сынок, я тебя не узнаю! Ты всё сделал, чтобы разрушить отношения! Тобой теперь Оксана командует, да?
Оксана застыла в проходе. Андрей встал из-за стола.
— Мам, может, хватит? Я сделал всё по справедливости и по закону. Хватит на меня кричать.
Мать резко развернулась, даже не проходя дальше:
— Вот и оставайтесь со своей справедливостью. Раз родные не нужны — больше мне не звони и не пиши!
Хлопнула дверь.
Прошло два месяца. Марина оформила документы через нотариуса и перевела деньги Андрею. В сообщении — одно слово: «Держите не обляпайтесь». Оксана прочитала, удалила.
Спустя месяц:
Их часть стала первым взносом по ипотеке. Новая квартира — небольшая, но своя. В коробках посуда, детские книжки, одеяла. Оксана металась между комнатами, расставляя вещи. Андрей заносил последнюю коробку.
— Похоже, это теперь наш дом, — сказал он, вытирая лоб.
Сын бегал по комнате, выбирал угол для игрушек.
Вечером они сидели на кухне. Свет был тёплый, чайник шумел. Оксана повесила шторы на балкон, достала заварочный чайник, насыпала чая и залила кипятком.
На телефоне — опять пришло сообщение от Марины. Она не стала читать. Удалила, как только увидела имя.
Андрей поставил две кружки на стол.
— Ну что, хозяйка. Чайник вскипел.
Оксана села напротив и улыбнулась.
В этой тишине не было ни победителей, ни побеждённых. Только ощущение, что наконец можно дышать свободно — без чужих границ, без давления, без вины. Просто жить, начиная с чистого листа.
