Мы приехали на дачу поздно вечером. Дети, измученные дорогой, сразу заснули в машине. Алексей, мой муж, копошился с замком, который почему-то заедало.
— Странно, — пробормотал он, — раньше открывалось легко.
Я уже тогда почувствовала неладное.
Когда дверь наконец поддалась, в нос ударил тяжёлый запах затхлости, смешанный с чем-то кислым. Я щёлкнула выключателем — и застыла.
Гостиная выглядела так, будто здесь несколько дней бушевала вакханалия. Ковёр был испещрён грязными следами, будто по нему ходили в уличной обуви. На диване — жирные пятна и прожжённая дырка от сигареты. Стол усеян крошками, пустыми банками из-под пива и окурками.
— Что… это… было? — прошептала я.
Алексей растерянно озирался.
— Наверное, мама заходила… проветрить…
— Проветрить?! — голос сорвался на крик, но я тут же прикусила губу, вспомнив про спящих детей. — Она тут не проветривала, а устраивала дебош!
Я подошла к дивану, ткнула пальцем в чёрный прожжённый круг.
— Ты это видишь? Это твоя мама «проветривала»? Или вот! — я схватила со стола пустую бутылку из-под вина. — Она одна тут выпила? Или с компанией?
Алексей нахмурился.
— Ну, может, она с тётей Людой заходила…
— Без спроса? На нашей даче? И даже не предупредила?
Я резко развернулась и пошла на кухню. Там картина была не лучше: раковина забита объедками, на плите — пригоревшая кастрюля с чем-то заплесневелым. В холодильнике — пусто, только вонючий рассол на дне.
— Оль, ну успокойся, — Алексей потянулся ко мне, но я отшатнулась.
— Успокоиться?! Ты вообще понимаешь, сколько теперь ремонта? Диван испорчен, ковёр надо чистить, кухня в состоянии бардака!
— Ну почистим…
— Не в этом дело! — я сжала кулаки. — Это неуважение! Она не имеет права вот так вламываться в наш дом и устраивать тут бардак!
Алексей вздохнул и провёл рукой по лицу.
— Ладно, я завтра позвоню маме, поговорю…
— Нет, — я резко подняла руку. — Я сама с ней поговорю. И ты мне мешать не будешь.
Он хотел что-то сказать, но я уже доставала телефон. В голове стучало: *
Как она могла?
Я нажала на номер свекрови.
Трубка взялась почти сразу.
— Алло, Оленька? — её голос был сладким, будто ничего не произошло.
Я глубоко вдохнула.
— Галина Петровна, вы не объясните, что творилось на нашей даче?
Тишина. Потом — лёгкий смешок.
— Ой, да я же хотела внуков порадовать! Привозила их на шашлыки…
— Каких внуков?! — я чуть не задохнулась от возмущения. — Наши дети были у моих родителей!
— Ну… ну может, я немного ошиблась…
— Вы не «ошиблись», вы устроили тут пьянку! Диван прожгли, везде грязь, бутылки валяются!
— Ой, ну что ты раздуваешь…
— Кто будет за это платить?!
Алексей схватил меня за руку, пытаясь отнять телефон. Я вырвалась.
— Ольга, хватит! — он зашипел. — Это моя мать!
Я посмотрела на него, и в этот момент что-то внутри оборвалось.
— Да, — тихо сказала я. — Твоя мать. И твои проблемы.
Я бросила телефон на диван и вышла на улицу.
Ночь была холодной. Я стояла, глядя на тёмные окна дачи, и думала только одно: Так больше продолжаться не может.
Утро началось с громкого стука в дверь. Я ещё не успела толком проснуться, когда Алексей уже впускал свою мать. Галина Петровна ворвалась в дом, как ураган, с шуршащими пакетами в руках.
— Вот, привезла вам гостинцев! — весело объявила она, расставляя по столу банки с соленьями. — Ты чего вчера трубку бросила, невестка? Мы с Людкой полдня перезванивались!
Я стояла в дваре, сжимая в руке губку, которой только что оттирала засохшее вино со стола. Дети испуганно жались ко мне.
— Доброе утро, Галина Петровна, — сквозь зубы произнесла я. — Прежде чем разгружать свои соленья, может, объясните это?
Я показала на испорченный диван. Свекровь даже бровью не повела.
— Ой, да пустяки какие! Это Людка случайно сигаретой… Я же ей говорила — не кури в доме!
— А бутылки? А грязь? А вонючая кастрюля на плите? — мой голос дрожал.
— Вы вообще понимаете, что это чужой дом?
Галина Петровна фыркнула и повернулась к сыну:
— Лёш, ты что, жене вообще слова сказать не даёшь? Как она со старшими разговаривает?
Алексей неуверенно заёрзал на месте.
— Мам, ну тут действительно бардак…
— Какой бардак?! — свекровь вдруг всплеснула руками. — Я приехала, проветрила, убралась! Может, немного компания была… Ну и что? Ты теперь матери в гости запрещаешь?
Я не выдержала:
— Убирались?! Да тут следы грязи даже на шторах!
— Ну значит, внучки испачкали, — невозмутимо парировала Галина Петровна. — Я же хотела их порадовать, привезти на природу!
— Каких внучек?! — я чуть не задохнулась от возмущения. — Наши дети были у моих родителей всё это время!
Наступила неловкая пауза. Свекровь покраснела, но быстро взяла себя в руки.
— Ну… может, я немного перепутала… Но я же хотела как лучше! Ты всегда всё в чёрном свете видишь, Ольга!
Алексей вдруг встрял:
— Мам, но ведь действительно… диван испорчен, уборка…
— Ах так?! — голос Галины Петровны вдруг стал ледяным. — Теперь и сынок против матери? Я тебя на ноги ставила, одна воспитывала, а ты… из-за какой-то…
— Хватит! — я резко перебила её. — Во-первых, я не «какая-то», а ваша невестка. Во-вторых, кто будет возмещать ущерб?
Свекровь вдруг сделала обиженное лицо.
— Какая неблагодарность! Я вам лучшие соленья привезла, а вы… — она резко развернулась к сыну. — Лёша, я ухожу. Видимо, в этом доме меня больше не ждут.
Алексей метнулся между матерью и женой, но в итоге бросился за свекровью:
— Мам, подожди…
Дверь захлопнулась. В доме повисла тяжёлая тишина. Дочка тихо спросила:
— Мама, бабушка больше не придёт?
Я не знала, что ответить.
После ухода свекрови в доме повисло тяжёлое молчание. Алексей заперся в спальне, дети тихо играли в углу, боясь нарушить хрупкое перемирие. Я методично продолжала уборку, с яростью оттирая очередное винное пятно с ковра.
К обеду я не выдержала и достала блокнот. Взяла калькулятор и начала подсчитывать ущерб.
— Диван — 35 тысяч, — бормотала я, записывая цифры. — Химчистка ковра — 6 тысяч. Новая кастрюля — 3 тысячи. Замена замка — 4 тысячи…
Сумма росла с каждой строчкой. Когда цифра перевалила за 60 тысяч, дверь спальни скрипнула. Алексей вышел, мрачный, с покрасневшими глазами.
— Что ты делаешь? — хрипло спросил он.
— Считаю, во сколько нам обошёлся визит твоей мамы, — ответила я, не поднимая головы.
Он тяжело опустился на стул напротив.
— Оль… Может, хватит? Мы же не нищие, сами справимся.
Я резко подняла голову:
— Ты серьёзно? Это не про деньги! Это про уважение! Про границы! Твоя мать ведёт себя так, будто это её дом!
Алексей сжал кулаки:
— Она просто не подумала… Она же не со зла…
— Не со зла?! — я с силой швырнула блокнот на стол. — Она привела сюда пьяную компанию, устроила бардак, а теперь делает вид, что это я неблагодарная!
В кухню робко заглянула старшая дочь:
— Мам, пап… мы проголодались…
Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Хорошо, солнышко. Сейчас приготовлю обед.
Пока я резала овощи для супа, Алексей молча сидел за столом, уставившись в стену. Вдруг он произнёс:
— Я поговорю с мамой насчёт денег.
Нож в моей руке замер на мгновение.
— И что ты скажешь? «Дорогая мамочка, верни, пожалуйста, деньги за испорченные вещи»?
— Ну… как-то так, — пробормотал он.
Я резко повернулась к нему:
— И ты действительно думаешь, что она согласится? Ты же знаешь свою мать! Она уже перевела всё в плоскость «невестка меня обижает»!
Алексей нервно провёл рукой по лицу:
— Тогда что ты предлагаешь? Чтобы я поссорился с матерью навсегда?
— Я предлагаю, чтобы ты наконец занял чёткую позицию! — голос мой дрожал. — Или ты со мной и детьми, или…
Я не договорила. Алексей поднял на меня испуганный взгляд.
— Или что?
— Или продолжаешь жить по указке матери, — тихо сказала я. — Но тогда я не уверена, что наша семья сможет дальше существовать.
Дети в соседней комнате громко засмеялись чьей-то шутке. Этот обыденный звук так контрастировал с нашим тяжёлым разговором.
Алексей вдруг встал и, не сказав ни слова, вышел на улицу.
Через окно я видела, как он нервно закуривает, сжимая телефон в руке.
Я знала — он звонит матери. И от того, как пройдёт этот разговор, зависит слишком многое.
Прошло три дня после нашего разговора. Алексей так и не сказал, о чем говорил с матерью, но я заметила, как он напрягается при каждом звонке телефона. Мы жили в хрупком перемирии, избегая разговоров о случившемся.
В субботу утром я как раз вывешивала постиранные занавески, когда услышала громкий стук в калитку. Сердце неприятно ёкнуло – мы никого не ждали.
— Кто это может быть? – крикнула я Алексею, который копался в гараже.
Не дожидаясь ответа, я вышла во двор. Через щель в заборе увидела знакомую фигуру – Галина Петровна стояла у ворот, а рядом с ней тетя Люда и её взрослый сын Витя.
— Ольга, открой! – свекровь стучала в калитку, как будто это было её законное право.
Я глубоко вдохнула и открыла калитку.
— Доброе утро, – сказала я холодно. – Мы вас не ждали.
Галина Петровна прошествовала мимо меня, как королева.
— В семье не принято предупреждать, – бросила она через плечо. – Мы привезли гостинцы, будем шашлыки жарить!
Тетя Люда и Витя проследовали за ней, даже не поздоровавшись. Витя нёс ящик пива, а тетя Люда – пакет с мясом.
Я стояла, словно парализованная, когда Алексей вышел из гаража.
— Мама? Что ты здесь… – он растерянно посмотрел на меня.
— Ах, вот он, мой сынок! – свекровь бросилась обнимать Алексея. – Мы решили навестить вас, помириться!
Я не могла поверить своим ушам. Они приехали без предупреждения, после всего, что произошло, и ведут себя так, будто ничего не случилось!
— Галина Петровна, – я сделала шаг вперед, – мы не готовы к гостям. И после прошлого раза…
— Ой, ну хватит уже дуться! – перебила меня свекровь. – Мы же семья! Витя, ставь мангал, а ты, Ольга, накрывай на стол.
Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Алексей стоял, словно вкопанный, не зная, что сказать.
— Мам, может, действительно не сейчас… – начал он.
— Что значит «не сейчас»? – голос Галины Петровны стал резким. – Ты что, и правда под каблуком у жены? Неужели не можешь родную мать принять?
Дети выбежали во двор, услышав шум. Увидев бабушку, они замерли в нерешительности.
— Внученьки! – свекровь раскинула руки. – Идите ко мне!
Но дети не двигались, смотря на меня. Этот момент, кажется, переполнил чашу терпения Галины Петровны.
— Вот до чего довели детей! – завопила она. – Родной бабушки боятся! Это что за воспитание такое?
Я больше не могла молчать.
— Выйдем, поговорим, – резко сказала я, указывая на калитку. – Без детей.
К моему удивлению, свекровь последовала за мной. Когда мы вышли, я закрыла калитку, чтобы дети не слышали.
— Вы переходите все границы, – тихо, но чётко сказала я. – Вы вломились в наш дом, устроили бардак, а теперь приезжаете без предупреждения и командуете здесь!
— Это мой дом столько же, сколько и ваш! – зашипела Галина Петровна. – Я здесь квартиру помогала сыну покупать!
— Деньги были подарком на свадьбу, – напомнила я. – И даже если бы это было не так, это не даёт вам права вести себя так!
Из-за забора послышался голос тёти Люды:
— Галя, всё нормально?
Свекровь обернулась к ней:
— Нормально! Невестка опять скандалит!
Я почувствовала, как меня начинает трясти.
— Вы больше сюда не приедете, – сказала я так тихо, что свекровь наклонилась, чтобы расслышать. – Ни вы, ни ваша «семья». Понятно?
Галина Петровна вдруг заулыбалась.
— Посмотрим, что скажет мой сын, – бросила она и направилась обратно во двор.
Я стояла, сжимая кулаки, понимая, что следующий шаг должен сделать Алексей. И от этого шага зависит всё.
Я медленно вошла во двор, чувствуя, как подкашиваются ноги. Галина Петровна уже вовсю командовала:
— Витя, разжигай мангал побыстрее! Люда, доставай салаты! Лёша, где у тебя шампуры?
Алексей стоял посреди этого хаоса, бледный, с пустым взглядом. Наши дети испуганно жались у крыльца.
Я подошла к мужу и тихо, но четко сказала:
— Выбирай. Сейчас.
Он посмотрел на меня, потом на мать, которая уже расставляла на нашем столе свои банки с соленьями. В глазах Алексея читалась мучительная борьба.
— Мам…
— он сделал шаг вперед. — Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
Галина Петровна отмахнулась, даже не оборачиваясь:
— Потом поговорим, сынок. Сейчас шашлык жарить будем!
Тетя Люда тем временем уже рылась в нашем холодильнике:
— Ой, а где у вас майонез? И что это за странный сыр? Вы что, детям такое покупаете?
Я почувствовала, как во мне закипает ярость. Но прежде чем я успела что-то сказать, раздался громкий хлопок — Алексей ударил ладонью по столу.
— Хватит! — его голос прозвучал неожиданно громко. — Все, хватит!
Во дворе воцарилась тишина. Даже Витя, уже открывавший третью банку пива, замер.
— Мама, тетя Люда, Витя… — Алексей говорил медленно, подбирая слова. — Вы должны уйти. Сейчас.
Галина Петровна сделала вид, что не расслышала:
— Что-что, сынок?
— Я сказал — уходите. — Алексей поднял голову, и я впервые за долгое время увидела в его глазах твердость. — Это наш дом. Наши правила. Вы не можете просто врываться сюда, когда вам вздумается.
Свекровь побледнела. Тетя Люда замерла с банкой соленых огурцов в руках.
— Ты… ты это серьезно? — голос Галины Петровны дрожал. — Ты выгоняешь родную мать?
— Я прошу вас уйти, — повторил Алексей. — Мы обсудим все позже. Но сейчас — уходите, пожалуйста.
Наступила тягостная пауза. Галина Петровна вдруг разрыдалась:
— Вот до чего довела меня невестка! Сын родной матери в дом не пускает!
Она бросила на меня ненавидящий взгляд, затем схватила свою сумку и пошла к калитке. Тетя Люда и Витя нехотя последовали за ней.
— Ты об этом пожалеешь, — бросила мне свекровь на прощание. — Я сделаю так, что ты сама уйдешь из этого дома!
Калитка захлопнулась. Во дворе повисла гробовая тишина. Дети молча смотрели на нас большими глазами.
Я подошла к Алексею и положила руку ему на плечо. Он дрожал, как в лихорадке.
— Спасибо, — прошептала я.
Он медленно повернулся ко мне:
— Я… я должен был сделать это давно. Прости меня.
Мы стояли так несколько минут, пока младшая дочь не прервала молчание:
— Папа… а бабушка больше не придет?
Алексей глубоко вздохнул и присел перед ней на корточки:
— Бабушка… бабушка будет приходить только когда мы ее позовем. Хорошо?
Ребенок кивнул, но в ее глазах читалось непонимание.
Я знала — этот разговор еще будет продолжаться. И с детьми. И между нами. И, возможно, с Галиной Петровной. Но сегодня муж сделал важный шаг — выбрал нашу семью.
— Пойдемте в дом, — сказала я, обнимая детей. — Будем ужинать. Только втроем. Как настоящая семья.
Алексей молча кивнул и пошел менять замок на калитке. Я знала — это только начало большой войны, но первый бой мы выиграли.
Прошла неделя после изгнания свекрови. Мы с Алексеем жили в напряженном перемирии — он стал больше помогать по дому, но по ночам я замечала, как он ворочается и вздыхает. Я знала — он переживает из-за разрыва с матерью.
В среду утром раздался звонок. Я посмотрела на экран — «Тетя Люда». Рука сама потянулась отклонить вызов, но любопытство взяло верх.
— Алло? — осторожно сказала я.
— Оль, ты должна срочно приехать! — в трубке звучала паническая нотка. — Гале плохо, давление под 200! Она не хочет врачей, только тебя просит!
Мое сердце ёкнуло. Несмотря на всю неприязнь, я не могла остаться равнодушной.
— Хорошо, я… я приеду, — пробормотала я.
Когда Алексей вернулся с работы, я уже собирала сумку.
— Что случилось? — насторожился он.
— Твоя мама… ей плохо. Тетя Люда звонила. Я еду проведать.
Лицо Алексея исказилось от волнения:
— Я с тобой!
— Нет, — я положила руку ему на плечо. — Останься с детьми. Я разберусь.
Дорога заняла полтора часа. Когда я подошла к знакомой двери, меня уже ждала тетя Люда.
— Заходи, заходи быстрее! — зашептала она. — Галя совсем плоха!
Но когда я переступила порог, то увидела совершенно другую картину. Галина Петровна сидела за накрытым столом в окружении родственников и… улыбалась. На столе стоял праздничный торт.
— Ну наконец-то! — воскликнула свекровь. — А мы уже думали, ты вообще не приедешь!
Я застыла на пороге, ощущая, как по телу разливается жар.
— Это… что за спектакль? — прошептала я.
— Какой спектакль? — Галина Петровна сделала обиженное лицо. — Мы просто решили собрать семью. А то сын от нас отрекся, невестка врагами нас считает…
Тетя Люда подтолкнула меня к столу:
— Садись, Оль. Давай как взрослые люди поговорим.
Я медленно подошла к столу, но не села.
— Вы лгали мне. Вы инсценировали болезнь, — мои пальцы сжались в кулаки. — Это низко. Даже для вас.
В комнате повисла тягостная тишина. Потом заговорила двоюродная тетка Алексея:
— Оленька, ну что ты как маленькая! Галя просто хотела помириться. Ты же разрушаешь семью!
— Я разрушаю? — я засмеялась. — Это вы вломились в наш дом, устроили там бардак, а теперь обвиняете меня?
Галина Петровна вдруг разрыдалась:
— Все! Все против меня! Сынок родной от меня отказался, внуков не вижу… Лучше бы я тогда, после мужа, руки на себя наложила!
Я резко встала:
— Хватит манипулировать! Алексей сделал выбор. И если вы действительно любите сына, то примете его решение.
— Его решение? — свекровь язвительно усмехнулась. — Это ты ему в уши нашептала! Он без мамы жить не сможет, я знаю своего сына!
Я уже повернулась к выходу, когда в коридоре раздался звонок. Дверь открылась, и на пороге появился… Алексей. Он был бледен, его рубашка промокла от пота.
— Мама… Оль… — он переводил дыхание. — Я… я почувствовал, что что-то не так. Приехал.
Галина Петровна мгновенно преобразилась:
— Сынок! Родной мой! — она бросилась к нему, обнимая. — Я так по тебе скучала!
Алексей осторожно освободился от ее объятий и подошел ко мне:
— Ты в порядке?
Я кивнула, чувствуя ком в горле. В этот момент тетя Люда вставила:
— Лёшенька, ну скажи своей жене, что она не права! Семья же должна быть вместе!
Алексей медленно обвел взглядом всех присутствующих, потом твердо сказал:
— Моя семья — это Оля и наши дети. И если вы хотите оставаться частью нашей жизни, то должны уважать наши границы.
Галина Петровна ахнула, как будто ее ударили:
— Так значит, правду говорят… Ты действительно… отрекся…
— Я ни от кого не отрекался, мама, — голос Алексея дрогнул. — Но я выбрал свою жену. И прошу вас принять этот выбор.
Он взял меня за руку, и мы пошли к выходу. За спиной раздался истеричный крик:
— Предатель! Я тебя на ноги ставила! А ты… из-за какой-то…
Алексей резко обернулся:
— Мама, хватит! Если ты еще раз оскорбишь мою жену — это будет наш последний разговор.
Мы вышли на улицу. Дождь, начавшийся пока мы были в доме, усилился. Алексей снял куртку и накинул мне на плечи.
— Прости, что не приехал сразу, — прошептал он. — Я… я боялся.
Я сжала его руку:
— Но ты приехал. И это главное.
Мы молча шли к машине под проливным дождем, и я впервые за долгое время почувствовала — мы действительно команда. И никакие свекрови нам теперь не страшны.
После визита к свекрови мы с Алексеем две недели жили в хрупком мире. Он стал внимательнее, чаще обнимал меня без причины, забирал детей из садика. Но по ночам я чувствовала, как он ворочается, а утром находила окурки в пепельнице на балконе — хотя бросал курить пять лет назад.
В субботу утром, когда я мыла посуду, в телефон пришло сообщение. Экран светился именем «Мама». Я машинально провела пальцем — и увидела переписку, которую Алексей забыл удалить.
«Сынок, когда же ты одумаешься? Она тебя из семьи выживает!»
«Мама, пожалуйста, не начинай…»
«Ты совсем ослеп? Она же детей настраивает против тебя!»
«Это не так.»
«Приезжай сегодня один. Серьёзный разговор нужен. Без неё.»
Я стояла, капая мыльной водой на пол, когда за спиной раздался голос:
— Оль… — Алексей замер в дверях, увидев телефон в моих руках.
— Ты собирался ехать? — спросила я, не оборачиваясь.
Он тяжело вздохнул:
— Думал… поговорить…
Я резко повернулась:
— Опять?! После всего, что было? Она уже доказала, что для неё нет границ!
Алексей нервно провёл рукой по лицу:
— Она же одна… Отец умер, я для неё весь смысл…
— А мы? — голос мой сорвался. — Мы для тебя не смысл?!
Дети в комнате притихли, услышав raised голоса. Алексей подошёл ближе:
— Ты всё переворачиваешь… Я просто хочу найти компромисс…
— Компромисс? — я засмеялась.
— Твоя мать устраивает спектакли, манипулирует тобой, а ты ищешь компромисс?
Я вдруг осознала — этот разговор бесконечен. Как карусель, которая крутится годами.
— Всё, — сказала я тихо. — Хватит. Я уезжаю к родителям. С детьми.
Алексей побледнел:
— Что? Нет… подожди…
— Нет, ты подожди! — я впервые за семь лет брака повысила на него голос. — Я устала быть второй в твоей жизни! Устала от этой войны! Выбирай — прямо сейчас. Или мы с детьми, или твоя мама.
Он стоял, открывая и закрывая рот, как рыба на берегу. В его глазах читалась мучительная борьба.
— Я… я не могу… — прошептал он.
— Значит, выбор сделан, — я вытерла мокрые руки о фартук и пошла в спальню собирать вещи.
Алексей не побежал за мной. Не умолял остаться. Он просто стоял на том же месте, когда я вышла с двумя сумками.
— Помоги детям собраться, — сказала я, проходя мимо.
Только когда я начала укладывать детские вещи, он очнулся:
— Оль, подожди… Давай обсудим…
— Обсуждать нечего, — я не поднимала глаз от чемодана. — Ты сделал выбор. Я его принимаю.
Младшая дочь испуганно спросила:
— Мама, мы куда?
— К бабушке и дедушке, — я погладила её по голове. — Ненадолго.
Старший сын, девятилетний Серёжа, хмуро посмотрел на отца:
— Пап, ты опять бабушку слушаешь?
Алексей вздрогнул, будто его ударили. Он опустился на колени перед детьми:
— Ребята… Всё будет хорошо. Мама просто… немного отдохнёт у своих родителей.
Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Даже сейчас он не мог сказать правду.
Через час такси стояло у подъезда. Алексей молча выносил вещи, избегая моего взгляда. Когда машина была загружена, он вдруг схватил меня за руку:
— Я… я приеду завтра. Поговорим.
Я ничего не ответила, просто усадила детей в машину. Когда такси тронулось, я не выдержала и посмотрела в заднее стекло. Алексей стоял на тротуаре, маленький и ссутулившийся, и махал нам рукой.
Дети молчали всю дорогу. Только когда выехали за город, Серёжа спросил:
— Мам, а папа с нами больше не будет жить?
Я закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы:
— Я не знаю, сынок. Я действительно не знаю…
Три дня у родителей. Три бесконечных дня, когда телефон молчал, а дети каждое утро спрашивали: «Папа сегодня приедет?» Я отвечала «не знаю», и с каждым разом в голосе звучало всё больше горечи.
На четвертый день утром раздался звонок в калитку. Я выглянула в окно — Алексей стоял с огромным букетом и новой игрушкой для детей. Лицо его было осунувшимся, под глазами — тёмные круги.
— Впустишь? — спросил он, когда я вышла на крыльцо.
Я молча отодвинула засов. Дети с визгом бросились к отцу, он обнял их, но взгляд не отрывал от меня.
— Можно поговорить? — он протянул букет. — Наедине.
Мы вышли в сад. Апрельское солнце грело слабо, под ногами хрустел прошлогодний лист.
— Я ходил к психологу, — неожиданно сказал Алексей. — Вчера и позавчера. Специалист по семейным отношениям.
Я подняла брови:
— Серьёзно?
— Я понял, что не могу… — он сглотнул. — Что всю жизнь жил с ощущением долга перед матерью. Что должен компенсировать ей смерть отца. А на самом деле… — голос его дрогнул, — я просто боялся её потерять. Как потерял его.
В его глазах стояли слёзы. Я не помнила, когда видела его плачущим в последний раз — наверное, ещё на похоронах отца десять лет назад.
— Я написал ей письмо, — продолжил Алексей, доставая из кармана конверт. — Прочитай.
Я развернула листок. Кривой почерк, помарки — видно, переписывал несколько раз.
«Мама, я люблю тебя. Но моя семья — это Оля и дети. Если ты хочешь оставаться в нашей жизни, нужно соблюдать наши правила. Мы будем приезжать по воскресеньям на два часа. Без твоих советов и комментариев. Иначе…»
Последнее слово было зачёркнуто. Видно, не решился дописать «прощай».
— Иначе мы прекратим общение, — твёрдо сказал Алексей, забирая письмо. — Я отвёз ей это вчера. Она… — он горько усмехнулся, — назвала меня предателем. Сказала, что я «больше не сын».
Я невольно схватила его за руку. Он сжал мои пальцы.
— Я три ночи не спал, Оль. Осознавая, что теряю вас. Что манипуляции матери важнее для меня, чем ваш покой.
— Он внезапно опустился передо мной на колени. — Прости меня. Дай ещё один шанс. Я исправлюсь.
Я смотрела на этого сильного мужчину, дрожащего у моих ног, и чувствовала, как тает лёд вокруг сердца.
— Встань, — прошептала я. — Дети смотрят.
Он поднялся, вытирая ладонью мокрое лицо.
— Я поменяю замки на даче. Ключей маме не дам. Буду учиться говорить «нет». Пойдём на семейную терапию, если захочешь… — он говорил быстро, словно боялся, что я перебью.
— Хватит, — я приложила палец к его губам. — Одного «прости» достаточно.
Он осторожно обнял меня, и я почувствовала, как его сердце бешено колотится.
— Только одно условие, — я отстранилась, глядя ему в глаза. — Никаких тайных встреч с матерью. Никаких «ой, она просто зашла на минутку». Чёткие границы — или мы уходим. Навсегда.
Алексей кивнул:
— Обещаю.
Из дома донёсся смех детей. Серёжа кричал:
— Папа, мама, идите скорее! Бабушка пирог испекла!
Мы переглянулись и рассмеялись. Его мать могла называть его «предателем», моя — уже ставила на стол его любимый вишнёвый пирог.
— Пойдём? — Алексей протянул руку.
Я взяла её и внезапно вспомнила, как впервые дала ему руку семь лет назад у ЗАГСа. Тогда мы не знали, через что придётся пройти. Но прошли. И, кажется, вынесли главный урок — семья это не долг, а выбор. И мы наконец сделали его правильно.
