— Полинка, дрянь такая! — Ярослав швырнул ключи на комод так, что они со звоном ударились о зеркало. — Где моя белая рубашка? Та, что я вчера просил погладить!
Полина замерла у плиты, деревянная ложка зависла в воздухе над кастрюлей с борщом. В животе что-то сжалось — не от страха, а от привычной усталости. Опять начинается.
— Я забыла… — начала было она, но муж не дал договорить.
— Забыла! — передразнил он ее интонацию. — А что ты не забыла? Весь день дома сидишь, телевизор смотришь, а элементарное…
— Слушай, Слава, — перебила его Полина, поворачиваясь к нему лицом. В глазах мелькнуло что-то непривычное — искорка сопротивления. — Я не весь день телевизор смотрю. Я убираю, готовлю, стираю…
— Ага! — хохотнул Ярослав, расстегивая пиджак. — Готовишь! А почему тогда вчера мне пришлось самому себе яичницу жарить?
Полина мысленно вздохнула. Вчера она легла с температурой тридцать восемь, но разве это важно?
В этот момент входная дверь хлопнула с такой силой, что задрожали стекла в шкафу. В прихожей послышался знакомый голос свекрови:
— Полиночка! Мы приехали!
«Мы» — это значит, что Галина Николаевна привезла своих подруг. Опять. В третий раз за неделю.
— Мама? — удивленно позвал Ярослав.
— Сынок! — Галина Николаевна ворвалась на кухню, как ураган. За ней семенили две женщины лет шестидесяти. — Мы с девочками решили заглянуть! Познакомить тебя с Зинаидой Петровной — помнишь, я рассказывала? И Римма Ивановна приехала из Тулы!
Полина посмотрела на кастрюлю с борщом. На троих борща хватит еле-еле, а тут еще трое гостей. В холодильнике — кусок колбасы и три яйца. Макароны есть, но их варить минут двадцать…
— Полиночка, милая! — продолжала Галина Николаевна, даже не сняв пальто. — Ты же понимаешь… девочки проголодались в дороге. Может, что-нибудь быстренько приготовишь?
Ярослав смотрел на жену выжидающе, словно говорил: «Ну, давай, покажи, на что способна».
— Конечно, — тихо сказала Полина. — Я сейчас…
— Замечательно! — Галина Николаевна хлопнула в ладоши. — Мы пройдем в зал, посидим, поговорим. Полиночка, ты же помнишь, что Зинаида Петровна диабетик? Ей нельзя сладкое и мучное.
И они гурьбой прошли в зал, оставив Полину на кухне наедине с пустым холодильником и ощущением полной беспомощности.
— Бегом взяла и приготовила обед подругам моей мамы! — прошипел муж, наклонившись к ее уху. — Ты здесь никто и звать тебя никак! Так что работай!
Слова ударили как пощечина. Полина смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Что ты сказал?
— Что слышала. — Ярослав поправил галстук и пошел к выходу из кухни. — И постарайся не опозориться. Зинаида Петровна — очень влиятельная женщина.
Полина осталась одна. В зале слышался веселый смех, звон чашек — Галина Николаевна уже хозяйничала, доставая лучший сервиз. Тот самый, который подарили на свадьбу и который обычно стоял в серванте без дела.
Она открыла холодильник и уставилась на его жалкое содержимое. Три яйца. Кусок докторской колбасы. Банка маринованных огурцов. Пачка масла и остатки вчерашнего картофельного пюре.
«На шестерых человек», — подумала она и вдруг рассмеялась. Не весело, а как-то странно, с истерическими нотками.
— Полиночка! — донесся из зала голос свекрови. — Ты там как, справляешься?
— Справляюсь! — крикнула в ответ Полина и снова рассмеялась.
Она достала яйца, колбасу, включила конфорку. Руки дрожали — то ли от злости, то ли от обиды. А может, от того, что впервые за долгое время почувствовала, как внутри что-то меняется.
«Никто и звать никак…» — повторила она слова мужа и поставила сковороду на огонь.
Из зала снова донесся смех. Галина Николаевна что-то рассказывала, подруги ахали и охали. А Полина стояла на своей кухне, в своем доме и готовила обед из ничего для людей, которые даже не поздоровались с ней.
В дверях появилась еще одна фигура — сгорбленная, в старом сером платке.
— Бабушка Лида? — удивилась Полина.
Старушка прошла на кухню, села на табуретку у окна.
— Привезли меня девки, — буркнула она. — Сказали, что Галинка в гости звала. А я вот смотрю… — Она окинула взглядом почти пустой холодильник и скудные продукты на столе. — Неладно что-то.
— Всё нормально, бабушка Лида, — соврала Полина, взбивая яйца в миске.
— Нормально? — Старушка поднялась и прошла к плите. — Дочка, да у тебя тут на шестерых человек еды от силы на двоих. И что ты им подавать собираешься? Яичницу с колбасой?
Полина кивнула, не поднимая глаз. В горле стоял комок.
— А они знают? — тихо спросила бабушка Лида. — Знают, что ты их сейчас кормишь последним, что в доме есть?
— Не важно, — прошептала Полина.
— Как это не важно? — Бабушка Лида взяла ее за руку. — Дочка, да что ж с тобой делается?
И тут из зала донесся голос Зинаиды Петровны:
— Галя, а что-то долго твоя невестка возится. Мы уже проголодались, честно говоря.
— Сейчас, сейчас! — отозвалась Галина Николаевна. — Полиночка, ну как там дела?
Полина посмотрела на бабушку Лиду, потом на сковороду с жалкой яичницей, потом в сторону зала, где сидели сытые, довольные люди и ждали, когда их накормят.
И что-то внутри нее щелкнуло. Как выключатель.
— Знаете что, — сказала Полина вдруг громко, так что ее услышали в зале. Голос прозвучал спокойно, почти торжественно. — Я не буду готовить.
Бабушка Лида вскинула брови.
— Что, дочка?
— Я сказала — не буду готовить, — повторила Полина, выключая конфорку. Яичница так и осталась полусырой. — Пусть Галина Николаевна готовит. Это же ее гости.
— Полиночка! — из зала донесся встревоженный голос свекрови. — Что там происходит?
Полина вытерла руки о фартук, сняла его и аккуратно повесила на крючок.
— Ничего особенного, — крикнула она в ответ. — Просто я больше не буду готовить для людей, которые считают меня никем!
В зале наступила тишина. Потом послышались шаги, и в кухню ворвалась Галина Николаевна, а за ней — Ярослав с перекошенным от ярости лицом.
— Ты что себе позволяешь? — прошипел он. — У нас гости!
— Твои гости, — спокойно ответила Полина. — Я их не приглашала.
— Полиночка, милая, — заговорила Галина Николаевна примирительным тоном. — Ну что ты… Мы же семья…
— Семья? — переспросила Полина и вдруг рассмеялась. — А семья — это когда муж при посторонних говорит жене, что она никто? Это когда свекровь приводит гостей, не предупредив, и требует накормить их тем, чего в доме нет?
— Полина, прекрати истерику! — рявкнул Ярослав. — Немедленно иди готовь!
— Нет.
Слово прозвучало так тихо, что все наклонились вперед.
— Что ты сказала? — опасно тихо спросил муж.
— Я сказала — нет. — Полина посмотрела ему прямо в глаза. — Я не пойду готовить. Я не буду больше выкручиваться, придумывать, как накормить людей едой, которой нет. Я не буду больше терпеть хамство в своем же доме.
Бабушка Лида вдруг заулыбалась и захлопала в ладоши.
— Вот это да! — сказала она. — Наконец-то! А я уж думала, совсем дух из тебя вышибли.
— Бабушка Лида, не вмешивайтесь! — резко бросила Галина Николаевна.
— А я и не вмешиваюсь, — невозмутимо ответила старушка. — Просто говорю, что девочка права. Сколько можно человека гнобить?
— Мы никого не гнобим! — возмутился Ярослав. — Просто Полина должна выполнять свои обязанности жены!
— Обязанности? — Полина шагнула к нему ближе. — А твои обязанности мужа где? Ты когда последний раз говорил мне что-то хорошее? Когда благодарил за стирку, уборку, готовку? Когда спрашивал, как у меня дела, что я чувствую?
— Да ты что, с ума сошла? — Ярослав махнул рукой. — Какие чувства? Ты домохозяйка, твоя работа — дом вести!
— Я не домохозяйка! — крикнула Полина так громко, что в зале что-то звякнуло. — Я человек! Живой человек с чувствами, мыслями, желаниями! И у меня есть имя — Полина! Не «эта», не «твоя жена», не «невестка»!
В кухне повисла напряженная тишина. Из зала донеслись приглушенные голоса гостей — видимо, они обсуждали происходящее.
— Полина, — начала было Галина Николаевна, но Полина ее перебила:
— И еще. Я не буду больше готовить из воздуха. Хотите есть — идите в магазин, покупайте продукты. Или заказывайте доставку. У меня в холодильнике три яйца и кусок колбасы. На шестерых человек. Чудес не бывает.
— Ты… ты бунтуешь против своей семьи! — запинаясь от возмущения, выдавил Ярослав.
— Нет, — спокойно ответила Полина. — Я просто перестаю быть удобной. И знаете что? Мне это нравится.
Она прошла мимо мужа и свекрови к выходу из кухни, но у дверей обернулась:
— Ах да. И еще одно. Больше никто не будет приходить в мой дом без приглашения и требовать, чтобы я их кормила. Это мой дом тоже, между прочим.
С этими словами она вышла из кухни, оставив за спиной оглушительную тишину.
Бабушка Лида медленно поднялась с табуретки и пошла следом.
— Куда это вы? — окликнула ее Галина Николаевна.
— Да домой пора, — ответила старушка, не оборачиваясь. — Спектакль закончился. А вам, девочки, стоило бы подумать, как вы с людьми обращаетесь.
В зале Полина нашла гостей — они сидели на диване с растерянными лицами. Зинаида Петровна нервно теребила сумочку, Римма Ивановна смотрела в окно.
— Простите за шум, — сказала Полина вежливо. — Но я не смогу вас накормить. В доме нет продуктов на такое количество людей.
— Ничего страшного, дорогая, — быстро сказала Римма Ивановна. — Мы… мы, пожалуй, поедем.
— Да-да, — поддержала Зинаида Петровна. — Нам и правда пора.
Они поспешно собрались и ушли, бормоча что-то про неотложные дела.
Полина осталась в зале одна. Через несколько минут появились Ярослав и Галина Николаевна. Оба выглядели растерянными.
— Ну и что теперь? — спросил Ярослав.
Полина посмотрела на него долгим взглядом.
— А теперь, дорогой муж, ты пойдешь в магазин и купишь продукты. Если хочешь ужинать дома. А твоя мама больше не будет приводить гостей без предупреждения.
— Ты не можешь мне указывать! — вспылил он.
— Могу, — спокойно ответила Полина. — И буду. Потому что я тоже живу в этом доме. И у меня тоже есть права.
Она прошла к окну и выглянула на улицу. Бабушка Лида медленно шла по тротуару, опираясь на палочку. И почему-то улыбалась.
Полина стояла у окна и вдруг поняла — она больше не может находиться в этом доме. Не сегодня. Не после того, что произошло. Воздух здесь стал слишком тяжелым, слова Ярослава все еще звенели в ушах, а взгляд свекрови жег спину.
— Я ухожу, — сказала она тихо, не оборачиваясь.
— Куда это ты уходишь? — насмешливо спросил Ярослав. — На улицу? В ночнушке?
Полина посмотрела на себя — действительно, она была в домашнем халате и тапочках. Но это не остановило ее.
— Переоденусь, — коротко ответила она и пошла в спальню.
— Полина, не глупи! — крикнула вслед Галина Николаевна. — Ну поругались и поругались! Бывает в семьях!
Но Полина уже не слушала. Она открыла шкаф, достала джинсы, свитер, теплую куртку. Руки дрожали, но не от страха — от какого-то странного возбуждения. Когда она в последний раз покидала дом одна? Без разрешения, без объяснений, просто потому что захотела?
— Полина! — В спальню ворвался Ярослав. — Что за театр? Немедленно переодевайся обратно!
— Отстань, — буркнула она, натягивая джинсы.
— Я сказал — отстань! — Ярослав схватил ее за руку. — Ты никуда не пойдешь!
Полина резко вырвалась.
— Не смей меня трогать!
— Да ты что, с ума сошла? — Он попытался загородить ей дорогу к двери. — Я твой муж!
— Муж? — Полина надела свитер и посмотрела на него с каким-то новым выражением лица. — Муж — это тот, кто любит, поддерживает, уважает. А ты… ты просто сожитель, который считает меня прислугой.
— Полиночка, милая, — в спальню заглянула Галина Николаевна. — Ну что ты делаешь? Куда ты пойдешь в такую погоду?
За окном действительно начинал накрапывать дождь. Октябрьский, холодный, противный.
— Не знаю, — честно ответила Полина, доставая из шкафа сумку. — Но точно не останусь здесь.
Она бросила в сумку документы, немного денег из заначки, телефон и зарядку. Больше ничего не нужно.
— Ты не можешь просто взять и уйти! — кричал Ярослав. — У нас общие планы, общий быт!
— Какие планы? — Полина обернулась к нему. — Ты хоть раз за последний год спросил меня о моих планах? О том, чего я хочу? Или для тебя я действительно никто?
— Я не это имел в виду…
— Имел. Именно это и имел. — Она накинула куртку. — А теперь отойди от двери.
— Не отойду!
— Ярослав, — голос Полины прозвучал очень спокойно, — если ты сейчас же не отойдешь, я вызову полицию и скажу, что ты меня удерживаешь против моей воли.
Он изменился в лице.
— Ты не посмеешь…
— Посмею. — Полина достала телефон. — У меня есть свидетель — твоя мама видела, как ты меня хватал за руку.
Галина Николаевна растерянно переводила взгляд с сына на невестку.
— Полиночка, ну зачем же так…
— Отойди, Ярослав, — повторила Полина.
Он медленно отступил в сторону. Полина прошла мимо него, не глядя в глаза.
В прихожей она надела ботинки, взяла зонт. Руки все еще дрожали, но теперь она понимала — от предвкушения свободы.
— Полина, подожди! — Ярослав выскочил за ней. — Ну хорошо, я был не прав! Извини! Но не уходи!
Она обернулась. Он стоял в дверях в одних носках, взъерошенный, с виноватым выражением лица. Таким его еще можно было бы пожалеть. Месяц назад она бы точно пожалела.
— Знаешь, что самое страшное? — сказала она тихо. — Не то, что ты меня унизил. А то, что я долго думала — может, он прав? Может, я действительно никто?
— Ты не никто…
— Теперь знаю. — Полина открыла дверь. — Прощай, Ярослав.
— Когда вернешься?
Она не ответила. Дверь захлопнулась.
На лестничной площадке было темно и пахло краской — недавно делали ремонт. Полина медленно спустилась вниз, вышла на улицу. Дождь усилился, но ей было все равно. Она шла по знакомым улицам и чувствовала себя как в первый день каникул — когда можешь идти куда угодно, делать что угодно, и никто не спросит почему.
У остановки стояла знакомая сутулая фигура.
— Бабушка Лида? — удивилась Полина.
Старушка обернулась.
— А, это ты, дочка! — Она окинула Полину взглядом — мокрые волосы, блестящие от дождя глаза, сумка через плечо. — Тоже сбежала?
— Сбежала, — честно призналась Полина.
— Правильно сделала. — Бабушка Лида кивнула. — А то совсем затюкали бы. Пойдешь ко мне? Чаю попьем, поговорим. У меня кот есть, Мурзик. Он тоже любит, когда люди рассказывают про свои проблемы.
Полина засмеялась — впервые за весь день искренне.
— Спасибо, бабушка Лида. Пойдемте.
— Автобус вот-вот подойдет, — сказала старушка, доставая из сумочки пенсионное. — А дома я блинов напеку. С вареньем. Как в детстве.
Полина кивнула. Ей вдруг очень захотелось блинов с вареньем. И разговоров с мудрой старушкой. И просто побыть там, где ее не будут считать никем.
В окнах их дома еще горел свет. Наверное, Ярослав и Галина Николаевна обсуждали происшедшее. Строили планы, как вернуть взбунтовавшуюся жену.
А Полина стояла под дождем на автобусной остановке и впервые за много лет знала точно — она свободна. И это было прекрасно.
***
Три месяца спустя Полина открыла глаза в своей маленькой студии на восьмом этаже и улыбнулась солнцу за окном. Привычка просыпаться в пять утра осталась, но теперь это было не наказание, а подарок себе — два часа тишины перед началом рабочего дня.
Она встала, включила кофеварку — купила ее на первую зарплату в маленьком кафе, где теперь работала администратором. Простая работа, скромная зарплата, но деньги были ее собственными. Заработанными ее руками, ее улыбкой, ее терпением с капризными посетителями.
— Доброе утро, красавица, — сказала она своему отражению в зеркале и рассмеялась.
За эти месяцы изменилось многое. Волосы она подстригла коротко — каре до плеч, покрасила в темно-рыжий цвет. «Огненная женщина», — шутили коллеги в кафе. И правда, что-то огненное в ней появилось. Искорка в глазах, которая погасала за годы замужества.
Полина заварила кофе, села у окна с чашкой в руках. Внизу просыпался город — спешили на работу люди, гудели машины, лаяли собаки. Ее новый район был шумным, не очень престижным, но своим. Здесь никто не знал ее как «жену Ярослава» или «невестку Галины Николаевны». Здесь она была просто Полиной.
Телефон завибрировал. Сообщение от Киры, подруги по работе: «Полинка, не забыла? Сегодня после смены идем на йогу! А потом можем кино посмотреть.»
Полина быстро напечатала: «Конечно! Жду не дождусь!»
Йога… Когда она была замужем, даже мечтать о йоге не смела. «Зачем тебе эти глупости? — говорил Ярослав. — Лучше бы дом привела в порядок». А теперь она ходила на йогу дважды в неделю, записалась на курсы английского языка по выходным, даже думала об автошколе.
В холодильнике лежали продукты, которые она покупала для себя. Греческий йогурт, красная рыба, авокадо, странные сыры с плесенью, которые всегда хотела попробовать. Раньше Ярослав морщился: «Что за дрянь? Покупай нормальную еду!» Теперь она могла есть все, что хотела.
Полина быстро позавтракала, оделась — джинсы, белая рубашка, яркий шарф. Макияж легкий, но заметный. Она научилась краситься заново, смотря видео в интернете. Оказалось, у нее красивые глаза — зеленые с золотистыми искорками. Раньше она этого не замечала.
По дороге на работу зашла в маленький цветочный магазин.
— Доброе утро, Полина! — поприветствовала ее продавщица, пожилая женщина с добрыми глазами.
— Доброе утро, Вера Ивановна! Как обычно — белые розы!
— Конечно, дорогая. — Вера Ивановна завернула три белые розы в красивую бумагу. — Себе покупаешь?
— Себе, — улыбнулась Полина. — Просто так. Потому что красиво.
Это было ее новое правило — каждую неделю покупать себе цветы. Просто так. Не по праздникам, не по особым поводам. Просто потому что она этого заслуживает.
В кафе было еще тихо — до открытия оставалось полчаса. Полина поставила розы в вазу на барную стойку, проверила кассы, протерла столики. Появился Андрей, молодой бариста с веселыми глазами.
— Привет, Полин! — Он кивнул на розы. — Опять себя балуешь?
— А почему бы и нет? — засмеялась она.
— Правильно! — Андрей начал готовить кофемашину к работе. — Слушай, а помнишь того типа, который приходил месяц назад? Спрашивал про тебя, говорил, что муж?
Полина кивнула. Ярослав нашел ее через месяц после побега. Приходил в кафе, требовал разговора, умолял вернуться. Она выслушала его спокойно и сказала только: «Я подам на развод. Не мешай мне жить».
— Больше не появлялся, — продолжал Андрей. — И хорошо. Агрессивный какой-то.
— Да уж в прошлом он, — махнула рукой Полина.
Документы на развод она подала две недели назад. Ярослав сопротивлялся, Галина Николаевна названивала, плакала в трубку, обвиняла в разрушении семьи. Но Полина была непреклонна. Семьи не было уже давно. Были привычка, удобство, страх перемен. А теперь и этого не было.
Открылось кафе, потянулись первые посетители. Полина улыбалась, принимала заказы, болтала с завсегдатаями. Работа ей нравилась — живое общение, движение, разнообразие.
К обеду зашла бабушка Лида. За эти месяцы они подружились. Старушка часто заглядывала на чашку чая и неспешную беседу.
— Как дела, дочка? — спросила она, устраиваясь за столиком у окна.
— Прекрасно, — ответила Полина, принося ей обычный чай с лимоном. — А у вас?
— А у меня новости есть, — хитро прищурилась бабушка Лида. — Вчера встретила твою бывшую свекровь в магазине.
— И что?
— Жалуется, что Ярослав совсем распустился. Не стирает, не убирает, на работе проблемы. Говорит, теперь понимает, как много ты делала в доме.
Полина пожала плечами.
— Поздно поняла.
— А еще говорит, что очень жалеет о том дне. И что готова извиниться, если ты вернешься.
— Не вернусь, — спокойно сказала Полина. — У меня теперь другая жизнь.
И это была правда. За эти три месяца она поняла, что способна на многое. Нашла работу, сняла квартиру, научилась жить одна и не бояться одиночества. Более того — научилась получать от него удовольствие.
— Правильно, дочка, — кивнула бабушка Лида. — Жизнь одна. Надо ее прожить для себя, а не для чужих ожиданий.
Вечером, после йоги, Полина и Кира сидели в небольшом кинотеатре, смотрели романтическую комедию и ели попкорн. Кира была на десять лет младше, незамужняя, веселая. Она стала первой настоящей подругой Полины за много лет.
— Полин, — шепнула Кира в темноте кинозала, — а ты не думала еще раз попробовать отношения? Ну, познакомиться с кем-нибудь?
Полина задумалась. Думала ли она об этом? Конечно. Но пока не была готова. Ей нравилось быть одной, нравилось заново знакомиться с собой, открывать то, что забыла за годы замужества.
— Пока нет, — честно ответила она. — Мне нужно время. Я только начала понимать, кто я такая.
— А кто ты? — с любопытством спросила Кира.
Полина улыбнулась в темноте.
— Я — Полина. Просто Полина. И мне этого достаточно.
После кино они пошли в круглосуточную кофейню, болтали до полуночи о работе, планах, мечтах. У Полины появились мечты — поехать к морю летом, выучить английский, может быть, сменить работу на что-то более интересное.
Домой она вернулась поздно, но не усталая, а полная энергии. В маленькой студии горела настольная лампа, на подоконнике стояли белые розы, а на столе лежала книга, которую она читала перед сном.
Полина приняла душ, заварила травяной чай, села в кресло у окна с книгой. Внизу мерцали огни ночного города, где-то играла музыка, смеялись люди. И она была частью этого мира. Не чьей-то тенью, не придатком, а самостоятельным человеком со своими интересами, мечтами, правом на счастье.
Телефон лежал на столе молча. Раньше она все время ждала звонков — от мужа, свекрови, кого-то еще. Теперь ей нравилась тишина. Нравилось, что никто не требует отчета, где она, с кем, что делает.
За окном начинался дождь — такой же, как в тот вечер, когда она ушла из дома. Но теперь дождь не казался печальным. Он был просто дождем. А она была просто Полиной, которая имеет право на собственную жизнь.
И это было прекрасно.
