— Опять что-нибудь выкинет? — нахмурилась Ольга, покосившись на мужа. — Если твоя мать опять сляжет в больницу перед нашим отпуском, то мы уедем с дочкой вдвоем.
— Оля, ты так говоришь, будто моя мама специально заболела! — проворчал мужчина.
— Разве нет? — с усмешкой спросила жена. — Ты сам-то вспомни ее внешний вид… так, Кирюш, не умирают.
Два года назад, перед самым отпуском Ольги и Кирилла, случилось непредвиденное.
За два дня до вылета на море Ирина Дмитриевна, с неясным, но, по ее словам, смертельно опасным диагнозом, легла в больницу.
Отпуск пришлось срочно отменить – это был первый раз, когда Ирина Дмитриевна перечеркнула их планы.
— Как мы можем уехать? Мама умирает, – Ольга тогда с горечью вспоминала слова мужа.
Они поспешили в больничную палату. Картина, открывшаяся им, слегка покоробила: Ирина Дмитриевна, женщина плотного телосложения лежала на койке не в стандартном больничном халате или ночнушке, а в красном кружевном пеньюаре, сквозь тонкую ткань которого просвечивало все, что не должно было просвечивать.
Увидев родственников, она жалобно закатила глаза и слабым голоском прошептала:
— Дети мои… я не думала, что вы меня застанете живой… Так плохо… Сердце… Дышать тяжело…
— Мама, ты только держись! Врачи помогут! Мы с тобой! — Кирилл, бледный от переживаний, засуетился у кровати.
Ольга стояла в дверях, сжимая в руках сумку с купленными продуктами для свекрови и чувствовала ледяную ярость.
Интуиция кричала: это все спектакль. И интуиция ее не обманула. Через неделю Ирина Дмитриевна выписалась из больницы.
Ольга поинтересовалась ее выпиской, но там был расплывчатый диагноз вроде «общего недомогания на фоне вегетососудистой дистонии».
Благодаря этому странному диагнозу, билеты на отпуск превратились в бесполезные бумажки.
— Отпуск – псу под хвост, – горько констатировала про себя Ольга, осознав, что не нужно было идти на уступки мужу.
Прошел год. Подходило время нового отпуска, на который супруги копили и о котором мечтали всей семьей – Ольга, Кирилл и их дочь Аня. За месяц до отъезда женщина четко поставила мужу условие:
— Кирилл, слушай меня внимательно. Я понимаю, что твоя мама – твоя мама. Но в прошлом году мы потеряли отпуск из-за ее «умирания», и я видела этот фарс в больнице своими глазами, поэтому запомни: если в этом году, за несколько дней до отъезда, твоя мама снова «соберется умирать» – ты остаешься с ней, а мы с Аней едем отдыхать. Я не позволю сорвать наш отдых дважды. Это ультиматум!
— Оль, это как-то жестоко звучит! Что, если ей и правда станет плохо? — поморщился Кирилл.
— Если ей правда станет плохо – ты будешь рядом, как сын. Но если это будет «плохо» ровно за три дня до отпуска, как в прошлый раз, а потом она выпишется с невнятным диагнозом – значит, я была права. Выбор за тобой: или ты — с нами, или — с мамой в ее спектакле, — строго проговорила женщина.
— Бред какой-то, — закатила глаза мужчина. — Мама ничего не делала специально, может, она просто разволновалась…
Однако за два дня до вылета звонок от Ирины Дмитриевны разорвал вечерний покой. Голос ее дрожал, звучал еле слышно:
— Кирилл, сынок… Скорую вызывай… Сердце колотится… Темнеет в глазах… Кажется, конец мне пришел…
Кирилл побледнел, стал бегать по квартире, как бешеный. Схватив ключи от машины, он выкрикнул:
— Мама, мамочка! Держись! Я еду! Оля, ты слышала, что случилось? Маме очень плохо!
— Слышала, — Ольга посмотрела на мужа и продолжила укладывать последние вещи в чемодан дочери. — Езжай. Проводи ее в больницу. Убедись, что ей оказывают помощь. Если ситуация критическая – звони. Если это… как в прошлый раз… – решай, где ты нужнее: у постели мамы или с семьей в отпуске. Мы уезжаем завтра в 8 утра.
Кирилл кивнул и выскочил из дома. Ольга не спала всю ночь, гадая, что будет утром.
В 7:30 дверь открылась, и вошел Кирилл. Вид у него был усталый, растерянный и… слегка раздраженный.
— Ну? – спросила Ольга, скрестив руки на груди. — Ирина Дмитриевна живая и все так же притворяется или уже преставилась?
— Положили в отделение… Жалуется… Но врачи в приемном покое посмотрели на нее как-то… скептически. Сказали, кардиограмма без острых изменений, но раз настаивает – пусть полежит под наблюдением. Она попросила, чтобы я остался…
— И? – Ольга наконец посмотрела на него.
— Я сказал ей… что у нас запланирован отпуск… Что я не могу сорвать его второй раз… Что врачи рядом… Что я позвоню. Она начала плакать, что сын бросает умирающую мать…
— Ты реально веришь в то, что она умирает? Прямо сейчас? За сутки до нашего вылета? – спросила Ольга тихо, но твердо.
Кирилл молчал несколько секунд, глядя в пол. Прошлогодний образ «нимфы» в красном пеньюаре явно всплыл в его памяти.
— Нет… Не верю, – наконец выдохнул он. — Я не верю. Собирайся. Поедем в отпуск все вместе.
За сутки Ирина Дмитриевна много раз звонила Кириллу и охала в трубку, сетуя на свое состояние, а в конце разговора интересовалась, поедут ли они завтра в отпуск.
— Да, поедем, — отвечал сын, чем доводил женщину до надрывного голоса и рыданий.
Несмотря на все ее просьбы, семья на следующий день улетела в запланированный отпуск.
Когда самолет приземлился, Кирилл запаниковал и позвонил в больницу дежурному врачу.
— Здравствуйте, как дела у Ирины Дмитриевны? Это ее сын… я хотел бы узнать, все ли с ней в порядке?
— Ваша мама настояла на немедленной выписке. Говорит, что ей внезапно полегчало. Очень внезапно. Сейчас оформляем документы, — голос врача зазвучал сухо и немного насмешливо.
Ирина Дмитриевна, здоровая как лошадь, покинула больничные стены в тот же день.
Все объяснялось достаточно просто: на этот раз ее спектакль остался без главного зрителя — Кирилла.
Отпуск оказался именно таким, о каком Ольга мечтала все эти годы. Кирилл, хоть первое время и поглядывал на телефон с тревогой, постепенно расслабился.
Вид жены, безмятежно загоравшей на шезлонге, и дочери, с визгом нырявшей в теплые волны, развеял последние сомнения.
— Правда была за тобой, Оль, – признался он как-то вечером, сидя с бокалом вина на балконе их номера с видом на закат. — Этот спектакль… он стоил нам слишком дорого в прошлом. Спасибо, что настояла.
Ольга улыбнулась, в ее глазах светилось не злорадство, а глубокое облегчение:
— Спасибо, что наконец увидел это…
Семья вернулась домой загоревшей и отдохнувшей. Ирина Дмитриевна не звонила, не писала – ее молчание было красноречивее любых слов.
Первая встреча произошла через пару дней. Ольга завезла Аню к свекрови – формально, из вежливости.
Ирина Дмитриевна встретила их на пороге своей квартиры. На ней был не красный пеньюар, а строгий, почти траурный темно-синий халат.
Лицо женщины осунулось, губы были плотно поджаты, глаза подчеркнуто-печальные.
— Здравствуй, дорогая бабулечка! – радостно выкрикнула Аня и бросилась обниматься.
— Здравствуй, солнышко, – голос Ирины Дмитриевны зазвучал слабо, как после долгой болезни. Она едва коснулась внучки щекой. — Рада, что ты цела-невредима… вернулась. А где же мой сын?
— Кирилл на работе, – спокойно ответила Ольга, сделав вид, что не слышит подтекста. — Он заедет позже. Вы хорошо себя чувствуете? Слышали, вас выписали… довольно быстро…
Свекровь драматично вздохнула и прижала руку к груди:
— Чувствую? Интересно, а как может себя почувствовать мать, брошенная родным сыном прямо на пороге собственной смерти? У меня сил хватило только на то, чтобы выписаться из больницы, чтобы умереть… дома. В одиночестве, — добавила она и отвернулась, сделав вид, что смахивает несуществующую слезу. — Но вам-то какое дело? Вы же отлично отдохнули, пока я тут… боролась…
Когда приехал Кирилл, спектакль достиг апогея. Ирина Дмитриевна не впустила его в квартиру дальше прихожей.
Она вытащила из шкафа костыль и оперлась на него (абсолютно новый, без царапин), который никто никогда раньше не видел.
— Зачем пришел? Проведать умирающую? Поздно, сынок. Я уже смирилась с тем, что ты от меня отказался, – голос ее задрожал, в глазах загорелся холодный огонь обиды и проверки: выдержит ли он? Раскается ли?
Кирилл вздохнул. Усталость от многолетних манипуляций и радость от прошедшего отпуска перемешались.
Он больше не метался и не бледнел при виде нее. Его голос был спокоен и тверд:
— Мама, врачи сказали, что острых состояний у тебя не было. Ты выписалась в тот же день, как мы улетели. Я рад, что тебе полегчало, но я не бросил тебя. Я был рядом, пока тебя госпитализировали, убедился, что помощь оказана, а потом поехал отдыхать с семьей, как и договаривались…
— Как договаривались?!– Ирина Дмитриевна всплеснула руками, костыль закачался. — Договориться бросить мать при смерти?! Ты меня чуть ли не в гроб свел своим отъездом! Сердце-то еле выдержало такое предательство!
— Мама, – Кирилл посмотрел ей прямо в глаза.
В его взгляде не было прежней растерянности, а была усталая, но непоколебимая ясность.
— Если тебе, действительно, плохо, я всегда помогу. Вызову врачей, найду лучших специалистов, буду рядом в больнице. Но я больше не отменю свой отпуск, планы своей семьи из-за… внезапных обострений за пару дней до отъезда, — сын положил на тумбу в прихожей коробку дорогих конфет. — Это тебе. Отдохни, выздоравливай. Нам, пожалуй, пора.
— Кирилл, сыночек! – крикнула ему вслед мать, голос сорвался на фальцет. — Ты… ты меня убил!
Следом за мужчиной вышли и Ольга с Аней. Дверь за ними громко закрылась. Ирина Дмитриевна осталась стоять в прихожей, сжимая костыль и глядя на закрытую дверь.
Обида заклокотала в ней. Ее главное оружие – чувство вины сына – вдруг дало осечку.
Зритель, ради которого и затевался весь этот грандиозный спектакль «Умирающая мать», просто без предупреждения вышел из зала и ушел жить своей жизнью.
