Утро началось с визга чайника и шуршания пакета с печеньем, которое Денис грыз, будто мышь в панике перед котом. Я сидела за столом и мешала ложкой чай, хотя сахар уже растворился минуту назад. Просто руки так и не нашли, чем ещё себя занять.
В квартиру, как всегда, без стука вошла Валентина Петровна. Я уже перестала удивляться — у неё свой ключ, а её логика железобетонная: «Это ж квартира семьи, нечего мне дверь открывать». Семьи, ага. Моей семьи. Моей квартиры. Моей нервной системы, которую она, похоже, решила приватизировать в придачу.
— Доброе утро, — произнесла я максимально ровным голосом, хотя от этого ровного голоса у меня иногда начинала подрагивать верхняя губа.
— Доброе, — кивнула свекровь, проходя на кухню и с порога осматривая мой халат, как будто проверяла, есть ли на нём следы безделья. — Опять в халате?
— Ну да, — я пожала плечами. — В магазин в нём пока не собираюсь.
— А дома приличнее одеться — не судьба? Муж всё-таки… — она бросила косой взгляд на Дениса.
Денис жевал печенье и делал вид, что утонул в раздумьях о мировой экономике. Обычно он так делал, когда знал, что разговор идёт к чему-то неприятному, но вставлять своё слово опасно для здоровья.
— Денис, скажи ей, — Валентина Петровна толкнула сына локтем. — Это ж не дело, женщина должна следить за собой.
— Ма, ну… — Денис выдохнул, — она и так… нормальная.
Я чуть не поперхнулась чаем. Нормальная. Прекрасный комплимент жене от мужа. Прямо аж сердце растаяло.
— Спасибо, милый, — произнесла я с таким сарказмом, что ложка в чашке зазвенела. — Пойду вышью себе на халате слово «Нормальная». Буду гордиться.
Валентина Петровна поджала губы. Вид у неё был как у человека, который пришёл на рынок за свежими яблоками, а ему сунули тухлую картошку.
— Ладно, хватит про одежду. Я вообще-то по делу пришла, — начала она, присаживаясь за стол и вытаскивая из сумки какие-то бумаги. — Вот, смотрите, я тут нашла хороший вариант дома за городом.
— А мы ищем дом за городом? — я подняла бровь.
— Ну а как же! — оживилась свекровь. — Там свежий воздух, сад, внуки потом бегать будут… А эту квартиру можно продать.
— Эту? — уточнила я, чуть наклонившись вперёд. — Эту, в которой мы сидим сейчас, и которая, между прочим, досталась мне от бабушки?
— Ой, ну что ты зацепилась, — отмахнулась Валентина Петровна. — Ты ж замужем. Всё общее.
— Валя, — я поставила чашку, — в законах Российской Федерации есть нюанс: имущество, полученное в наследство, общим не становится.
Она вздохнула так, будто я только что отказалась спасать котёнка из горящего дома.
— Ну вот, опять ты со своими законами… Мы же семья, а не юристы.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы квартира осталась у меня, — улыбнулась я. — Вдруг у нас тут семейная революция? А я без крыши над головой.
Денис нервно дёрнул плечом.
— Алин, ну… маме просто кажется, что в доме за городом будет лучше.
— Денис, — я обратилась к нему, прищурившись, — тебе кажется так же, как и маме? Или у тебя есть собственное мнение?
— Я просто думаю, что просторнее было бы… — он замялся. — И… ну… огород…
— Ах, огород, — я кивнула. — Конечно. Ты ж у нас любитель ковыряться в земле. Максимум — гвоздь в стену забил в 2012-м. И то криво.
Валентина Петровна взорвалась:
— Слушай, Алина, ну не будь ты такой упрямой! Мужику нужна просторная жизнь, а не твоя… городская коробка!
Я почувствовала, как во мне поднимается волна. Та самая, когда ещё чуть-чуть — и смоет всё к чёрту.
— Знаете что, — сказала я тихо, но так, что Денис аж перестал жевать. — Пока эта коробка моя, никто её никуда не двинет.
— Это что, ультиматум? — свекровь прищурилась.
— Это реальность, — ответила я и поднялась из-за стола.
Внутри уже стучало: «Они что-то замышляют». Чётко. Я это чувствовала. И даже Денис со своим вечным «ну не знаю» выглядел слишком подозрительно.
Валентина Петровна молча собрала свои бумажки и вышла в коридор, тяжело топая, как будто шла по моим нервам. Денис посмотрел на меня, открыл рот, но ничего не сказал. А я знала — этот разговор ещё вернётся. И в следующий раз будет хуже.
Вечером Денис вернулся с работы какой-то… скользкий. Не то чтобы улыбался, но в глазах была та самая хитринка, от которой обычно либо дети прячут дневники, либо мужья — банковские выписки.
Я стояла у плиты, помешивала суп, а он, не снимая ботинок, завис в телефоне у входа. Пальцы так шуршали по экрану, что я аж услышала.
— Денис, — сказала я, не оборачиваясь, — разуйся, пол-то не мама твоей щёткой моет.
— А… да-да, сейчас, — буркнул он и тут же снова уткнулся в телефон.
Чувствую: не просто так он там печатает. И явно не про курс доллара.
Через пару минут он шмыгнул в комнату, оставив куртку на стуле. Не люблю, когда так делают. Куртка — на стуле, стул — в коридоре, а я — в психушке через полгода.
Я поставила суп на минимальный огонь и прошла в спальню. Денис сидел на кровати, уткнувшись в экран, и что-то набирал.
— Опять с мамой? — спросила я с лёгкой улыбкой, хотя внутри меня уже заводился мотор ревности и подозрений.
— Ну… да, — он попытался положить телефон экраном вниз, но поздно. Я уже увидела начало последнего сообщения: «Если она согласится подписать…»
— О, интересно, — я села рядом. — А кто эта она? Неужели я?
— Алин, ну это… — он почесал затылок. — Мы просто обсуждали варианты…
— Варианты чего? — я наклонилась ближе. — Как продать мою квартиру без моего согласия?
Он замялся. Глаза забегали, как у школьника, которого застукали за курением за гаражом.
— Да никто не хочет у тебя ничего забирать, — произнёс он, — просто… мама волнуется, что нам тесно, и я подумал…
— Ты подумал, что если я умру, будет удобнее? — резко бросила я. — Так, Денис, давай без этих… «просто подумал». Я же вижу, что вы с ней уже всё решили.
Он вздохнул, уткнулся в ладони.
— Алин, ну ты же знаешь, что дом за городом — это мечта мамы…
— А я-то тут при чём? — я усмехнулась. — У мамы мечта, а реализовывать будем за мой счёт?
Денис поднял на меня глаза:
— Мы же семья…
— О, ну конечно! — я встала. — Семья — это когда моё становится нашим, а твоё — твоим. Очень удобно.
Тут в коридоре хлопнула дверь. И, как по заказу, вошла Валентина Петровна. С пакетами. С пакетами она выглядела особенно опасно. Это всегда значило, что она пришла «на подольше».
— Ну, здравствуйте, — протянула я. — А мы тут как раз вашу мечту обсуждаем.
— И что, Алина, ты согласна? — оживилась она, ставя пакеты на стол. — Там такая веранда! Представляешь, лето, кресло, самовар…
— И бабушка в гробу, — буркнула я. — Потому что она эту квартиру мне оставила, а не под ваши фантазии.
Валентина Петровна моментально скинула улыбку:
— Вот ты опять начинаешь. Всё у тебя через зубы. Мы ж для тебя стараемся!
— О, да, я чувствую заботу, — кивнула я. — Особенно когда мне втихую готовят план, как меня обставить.
Денис попытался вставить:
— Ма, Алина просто…
— Алина просто видит, что её муж и его мама уже решили, что квартира — их, — перебила я. — Только забыли уточнить у владельца.
Валентина Петровна подняла подбородок:
— Денис, скажи ей уже.
— Что сказать? — я резко обернулась к нему. — Что ты готов предать меня ради дома с верандой?
Он отвёл глаза. И в этот момент я поняла: да, готов.
— Ладно, — я медленно вдохнула. — Давайте так. Ещё одно слово про переоформление — и я подаю на развод.
Валентина Петровна прыснула смехом:
— Да кому ты нужна, Алина?
Я сделала шаг вперёд, встала почти вплотную:
— Как минимум сама себе. И, в отличие от некоторых, у меня есть где жить.
На секунду в комнате стало так тихо, что было слышно, как суп на кухне лениво пузырится.
Валентина Петровна взяла пакеты, громко фыркнула и пошла в коридор.
— Пойдём, Денис. Не хочу сидеть там, где нас не ценят.
Он медленно поднялся. Оглянулся на меня. И ушёл вместе с ней.
А я осталась стоять посреди комнаты. Впервые за долгое время — в абсолютной тишине. Но вместо облегчения пришло странное чувство. Чувство, что война только началась.
Денис вернулся только на следующий вечер. Вид был такой, будто он только что прошёл курс молодого бойца под руководством Валентины Петровны. Волосы аккуратно уложены (интересно, мама ему и это проконтролировала?), глаза — пустые, губы сжаты в нитку.
— Привет, — сказал он сухо, снимая куртку.
— Ага, — ответила я, не отрываясь от телефона.
Он постоял в прихожей, словно ждал, что я подбегу, обниму, начну спрашивать, ел ли он, не замёрз ли. Да, конечно, щас.
— Алина, нам надо поговорить, — наконец произнёс он, заходя в комнату.
— Давай, — я отложила телефон. — Начинай.
Он сел напротив.
— Я не хочу ссориться. Но мы с мамой решили, что так будет лучше…
— Мы с мамой решили — это прямо девиз твоей жизни, — перебила я. — Я удивляюсь, как ты паспорт сам получал.
— Не начинай, — нахмурился он. — Мы взрослые люди, давай по-взрослому.
— О, конечно, — я усмехнулась. — По-взрослому — это когда муж за спиной жены обсуждает, как забрать её квартиру?
Он стукнул ладонью по столу:
— Да ты не понимаешь! Это шанс на нормальную жизнь!
— Денис, — я посмотрела прямо в глаза, — нормальная жизнь — это когда тебя уважают, а не используют как банкомат.
В этот момент дверь в коридоре скрипнула. Я замерла. И тут в квартиру, как хозяйка, вошла Валентина Петровна. В руках — связка ключей.
— А это ещё что? — я встала.
— Я же сказала, возьму запасные, — спокойно произнесла она. — Вдруг вам помощь нужна.
— Помощь? — я шагнула к ней. — Это когда звонят, прежде чем влезать в чужой дом.
— Чужой? — она подняла брови. — А кто у нас тут чужой, милая?
— Вы, — сказала я тихо. — И давно.
Она фыркнула:
— Ой, да не смеши. Всё это должно быть для семьи.
— Вот именно, — я резко выдернула ключи у неё из руки. — А семья — это те, кто не лезет в твои вещи и не плетёт за спиной интриги.
Денис встал между нами.
— Алина, прекрати. Мама хотела как лучше.
— Денис, — я повернулась к нему, — скажи честно: ты готов сейчас пойти со мной к нотариусу и подписать бумагу, что квартира — моя и только моя?
Он промолчал.
— Всё ясно, — я кивнула. — Тогда ты собираешь свои вещи. Сегодня.
— Ты что, серьёзно? — он побледнел.
— Более чем, — я показала на дверь. — И маму свою прихвати.
Валентина Петровна побагровела:
— Ты ещё пожалеешь, Алина!
— Возможно, — я улыбнулась. — Но уж точно не в этой квартире.
Через час они ушли. Денис не смотрел мне в глаза, тащил свой чемодан, а Валентина Петровна шипела что-то вроде «вот таких женщин надо…» — но я уже не слушала.
Закрыв дверь, я прислонилась к ней спиной. В квартире стало тихо. Настолько тихо, что я слышала собственное дыхание.
И да, мне было страшно. Да, я осталась одна. Но впервые за долгое время я чувствовала, что это — моя жизнь. Мой дом. И я больше никому не позволю сюда влезть.
Я пошла на кухню, заварила чай. И заметила на столе их забытую фотографию в рамке. Мы с Денисом, лет семь назад, улыбаемся, держимся за руки. Я взяла её, посмотрела пару секунд и положила в ящик стола.
Чай был с лёгким привкусом железа. Может, от ложки. А может — от того, что я наконец-то поняла: иногда дверь надо не просто закрыть, а захлопнуть так, чтобы с той стороны даже ключ не подошёл.
