— Погоди-ка. Значит, твоя мамаша уже распоряжается МОИМ жильём? И вы с братаном это за кружечкой пивка утрясли, я правильно поняла?

Марина стояла посреди кухни, вилку в руке так и не донесла до рта. Лицо — как у женщины, которой сообщили о повышении, но забыли уточнить, что премии не будет.

— Так… я правильно понимаю… это сейчас шутка была, да? — голос её звучал ровно, но в этой ровности угадывалось что-то опасное. — Или вы тут всей семьёй решили проверить меня на прочность?

Сергей, в своей древней футболке с облезшим рок-фестивалем, стоял у стола и ковырял ложкой в салате, как будто там можно было найти ответ на семейные вопросы. Ответа не было. Как, впрочем, и креветок — те закончились ещё на первом тосте.

У окна, вольготно развалившись на табурете, сидел Виталик — младший брат Сергея. Вид имел домашний: треники, шлёпанцы, банка пива в руке. Ноги — на новеньком белом пуфе, который Марина три часа выбирала в IKEA. Теперь на белом — отпечаток его пятки с мозолью и подозрительное тёмное кольцо от банки.

— Чё ты злая такая, Марин? — с полным ртом проговорил он. — Мы же по-семейному…

— По-семейному?! — Марина резко обернулась. — Ты кто, прости господи? Рейдер? Сантехник по вызову? Почему взрослому мужику надо объяснять, что в чужой дом без спроса не входят?

— Да я к брату пришёл! — Виталик повернулся к Сергею. — Серёг, скажи ей…

— Сергей, скажи мне, — Марина перевела взгляд на мужа, — ты когда маме свою квартиру отдашь? Или нормально, что твоему братцу вдруг понравилась моя?

Сергей поднял глаза медленно, будто в голове отыскивал слово приличное, но в очередь уже выстроились только матерные.

— Марин, ну чего ты заводишься? Он просто спросил… Ну, варианты рассматривает.

— Варианты?! — Марина хмыкнула. — Ты это что, “Циан”? Я квартиру не выставляла.

Сергей потёр лоб.

— У него сейчас… трудности. Ты же знаешь. Мама переживает…

— Мама, — перебила Марина, — переживает за младшенького. Потому что старший — “сам справится”, а младшему надо “немножко помочь”. И под “немножко” она понимает трёшку в центре, с тёплыми полами и видом на канал?

— Да никто у тебя ничего не отбирает, — тихо сказал Сергей.

— Пока, — поправила Марина. — Но мне уже холодно.

Она села — медленно, с достоинством, как садятся те, кто понимает: приговор уже вынесен.

Виталик отставил банку, встал, потянулся.

— Может, ты не в духе, а? У женщин это бывает… ну, по дням. Мама говорила…

— Ещё одно слово про “дни” — и я тебе календарь на лбу процарапаю, — сказала Марина тихо, почти ласково.

Виталик сел обратно.

Часы на стене тикали громче, чем обычно, отсчитывая минуты до крушения семейного судёнышка.

— Он просто остался без жилья, — начал Сергей, как будто репетировал это с утра. — Ты знаешь, с его бывшей…

— Да мне всё равно, с кем он остался! — Марина повысила голос. — У меня нет обязательств перед твоим братом! Эта квартира для меня — мечта! Я восемь лет к ней шла! А ты хочешь поселить сюда халявщика, который за всю жизнь кроме маминой пенсии ничего не видел?!

— Не говори так про Виталика, — тихо сказал Сергей. — Он старается…

— Где?! Когда?! — Марина встала. — Когда он три дня у нас жил и даже чашку не помыл? Или когда читал мне лекцию про “пассивный доход”, пока я с температурой на работу бегала?

— Я это… по приколу сказал, — пробормотал Виталик.

— Прикол будет, когда я вызову участкового, и ты ему объяснишь, как оказался в чужой квартире с пивом и тапками.

Сергей поднялся, начал ходить по кухне.

— Давайте без криков…

— Ты жену свою слышишь, Серёжа? Или твой план — спрятаться за холодильник и ждать, пока мы сами договоримся?

— Ну ты ж понимаешь, маме тяжело. У неё сердце…

— А у меня что — насос? — Марина посмотрела на него долгим взглядом. — Разница в том, что мамино сердце ты бережёшь, а моё можно вынести в мусорном ведре.

Он пожал плечами, сел, уставившись в пол.

Марина выдохнула.

— Я устала, Серёж. Мне надоело доказывать, что я не враг вашей священной “ячейке”. И чтоб я этого твоего брата здесь больше не видела. Даже на лестнице.

— А если я просто зашёл? — осторожно спросил Виталик.

— Тогда выйдешь с охраной.

— Ты не можешь так с моей семьёй… — начал Сергей.

— С твоей семьёй? — Марина усмехнулась. — Так я у тебя кто: жена или враг народа? Потому что ощущение, что я тут — оккупационная власть, а вы устроили подпольное сопротивление.

Тишина. Даже холодильник казался стыдливо приглушившим гудение.

Марина медленно вытерла стол, поставила вилку в раковину, не глядя на Сергея.

— Завтра на работу, — сказала она ровно, без обиды, но твёрдо. — Закрывайте дверь, когда уйдёте. И тапки сними, Виталик. Там паркет новый.

Она вышла, оставив мужчин сидеть на кухне как двух забытых школьников, которых вот-вот должны были отчитать, но забыли.

— Что это такое?! — голос Марины сорвался громче, чем она сама хотела. Но это уже была не просто злость, а усталость: вязкая, тяжёлая, давящая, как мокрый шерстяной плед. — Что за цирк у меня в квартире?!

— Марин, ты опять… — начал Сергей, но она уже шла по коридору, где Виталик, с сигаретой в зубах, лениво снимал кроссовки. На нём была его старая олимпийка, которую он «забыл» здесь ещё месяц назад, и которую Марина хотела сжечь в мусоропроводе.

— Ты опять?! — взвизгнула она. — Ты же знаешь, я тебя здесь видеть не хочу!

— Ну я ж не один, — усмехнулся Виталик. И за ним, как тень, вынырнула Настя. В мини-юбке, с розовым чемоданом, словно это была её квартира.

— Привет, — сказала Настя спокойно, как будто пришла на репетицию капустника. — А ты, наверное, хозяйка? Виталик говорил, что здесь всё типа общее. Пока он не встанет на ноги…

Марина закрыла глаза.

— Сергей, подойди сюда. Сейчас. Живо.

Он подошёл, смятый, с телефоном в руке. Пытался что-то сказать, но Марина перебила:

— Вот это сейчас… нормально вообще? Мы что, режим хостела открыли? Что дальше — сдача балкона пенсионерам с Авито?

— Марин, ну не психуй, — влез Виталик. — Нам буквально пару дней. Пока мама оформит документы, я съеду.

— Какие документы?! — Марина повернулась к Сергею, а он смотрел в пол, как ребенок, который проглотил что-то горькое.

— Мама предложила… ну… оформить квартиру на тебя и меня, — тихо сказал он. — Чтобы потом не делить, если что…

— Что?! — Голова закружилась, она ухватилась за косяк. — Ты серьёзно? Хочешь, чтобы моя квартира стала вашей совместной с Виталиком через маму? Она мне Ира отдала! На меня документы! А ты уже делишь имущество?!

— Марин, да не начинай, — Сергей вздохнул. — Мы же семья. Виталик временно. Мама просто хочет всё по-человечески. Надёжно.

— Надёжно для кого? — Марина шагнула вперёд. — Для того, кто ни разу не платил коммуналку? Или для того, кто решил, что «по-человечески» — это когда женщина работает, убирается, готовит и ещё сдаёт свою квартиру чужим людям?

— Э, я не чужой! — вмешался Виталик. — Я тут вырос почти! Летом мы с Серёгой тусили. Место родное. Воспоминания…

— А у меня тут нервы! — Марина резко. — И если ты, Виталик, не свалишь отсюда с Настей, или кто она там, через тридцать минут, я вызываю полицию. И объясню, что ты живёшь без согласия собственника, пользуешься вещами, приводишь людей и вешаешь трусы на мой кактус!

— Какой кактус?.. — Настя прищурилась. — А, вот этот? Я думала, он пластиковый. А чё ты орёшь? Проблемы с самооценкой?

Марина схватила пульт от кондиционера и швырнула его в стену рядом с розовым чемоданом.

— Всё. Хватит. Сергей. У тебя есть выбор: либо ты прямо сейчас просишь своего братца и его блондинистое счастье покинуть мою квартиру, либо я вызываю наряд. И подаю заявление. И на развод. Жить с тобой — как в коммуналке с тараканами. Только тараканы хотя бы не курят и не едят икру ложками.

— Да ты с ума сошла, — буркнул Виталик. — Мама говорила, что ты истеричка. Я думал, преувеличивает… А нет, реально.

— Мама говорила? — Марина посмотрела на Сергея. — То есть вы ещё и обсуждаете мои недостатки, пока я зарабатываю деньги, чтобы ты, Виталик, жрал мою колбасу?

Сергей выдохнул.

— Давай успокоимся. Может, ты поживёшь у Иры пару дней, а я поговорю с мамой, с Виталиком…

— А давай ты вообще уйдёшь? — тихо сказала она. Так тихо, что Настя даже перестала жевать жвачку.

— Чего? — переспросил он.

— Уходи, Сергей. Прямо сейчас. Забери своё: плавки, носки, ноутбук. И мамину иконку. И иди туда, где тебя слышат. Где тебя считают мужчиной. Где тебе комфортно. Не здесь. Я тебя больше не пущу.

— Марин…

— Я больше не твоя Марин. Ты предал меня. Дома. На моей территории. В моей крепости.

Виталик что-то пробурчал, но она уже не слышала. Стучало в висках, и слёз не было — только обида, тяжёлая, как бетон.

Сергей молча ушёл в спальню. Через десять минут вышел с сумкой. Остановился в дверях. Посмотрел на неё. Она — на него.

— Прости, — сказал он.

— Поздно, — ответила Марина.

Когда дверь захлопнулась, тишина в квартире стала почти осязаемой. Даже холодильник будто перестал гудеть. Только кактус на подоконнике смотрел на всё это с тихим упрёком — весь в пыли и в каком-то странном нижнем белье. Марина осторожно вынула его, вытерла сухим полотенцем, поставила обратно.

— Ну что, дружок, — шепнула она, — держимся.

Впереди ещё была мама. Елена Петровна. Та самая, которая, как говорили, уже занималась бумажками.

И Марина вдруг поняла: это ещё не конец. Это только середина.

Марина не спала. Не потому что не могла — просто в этой квартире сон не задерживался. Тут недавно хотели «временно вписать» безработного родственника, его подругу, и, скорее всего, потом ещё и кота.

Она сидела на кухне — чистой, аккуратной, своей. Рядом остывал кофе. На столе — паспорт, свидетельство о праве собственности, старое письмо от Иры и список дел:

  1. Замена замков.
  2. Заявление в суд.
  3. Отмена доверенности.
  4. Консультация с юристом.
  5. Купить нормальную, большую сковороду.

Сковорода была, конечно, символическая. Символ того, что теперь она сама. Сама с собой. Без Сергея. Без его «семейки Адамсов».

В дверь позвонили.

Марина прикрыла глаза. Зря — она знала, кто там.

— Здрасьте, Марина, — вошла Елена Петровна как в палату, будто Марина — буйная пациентка, а она — санитарка. — Я два часа ехала, чтоб поговорить по-человечески. А ты трубку не берёшь, на звонки не отвечаешь, Серёжу из дома выгнала. Это нормально?

— Смотря у кого какие представления о нормальности, — спокойно сказала Марина, опуская взгляд на свой список. — У меня, например, ненормально, когда на мою квартиру покушаются.

— Покушаются?! — фальцетом переспросила свекровь. — Да мы тебе добра хотим! Виталик чуть не на улице остался! А ты его как собаку выставляешь! У него, между прочим, депрессия!

— У меня, между прочим, тоже. Только я свою не лечу на чужих квадратных метрах. Пусть идёт и работает. Или вы думаете, Елена Петровна, что мне, женщине, можно пахать на трёх работах, а ему нужен душевный покой?

— Ну ты же понимаешь, ему тяжело. И мама — это я — всё тяну. Пенсия мизер. Я думала, ты войдёшь в положение…

— Положение я ваше уже видела. У вас хорошее положение. В центре города. С панорамным видом и холодильником за мой счёт.

— Ишь ты какая! — вскрикнула Елена Петровна. — Я тебя как родную приняла! Салат делала, когда ты в больнице лежала! А ты…

— …подарила квартиру. Подруга мне доверилась. Потому что знала: я никогда не отдам её каким-то дельцам. Даже если эти дельцы — в семейной упаковке.

Свекровь резко вытащила папку из сумки:

— Вот кое-что. Сергей просил. Мы с юристом поговорили… Можно оформить квартиру в долевую собственность. Тебе — большая часть, Сергею — чтоб не остался ни с чем. Мы же не звери. А ты — жена? Или уже нет?

Марина встала.

— Вы правда думали, что я проглочу это? — шагнула ближе. — Что я подпишу вашу бумагу, отдам квартиру, забуду, как вы по ней ходили, как топтался ваш Виталик, как мне предлагали ночевать у подруги, пока вы тут «всё уладите»?

— Марина, ну хватит дуться, — села Елена Петровна, как на собрании пенсионного клуба. — Женщина ты взрослая. Чего ломаться? Ну нельзя же всю жизнь одной жить. Мы ж семья…

— Нет, — тихо, чётко сказала Марина. — Вы не моя семья. Семья — это когда тебя защищают. А вы меня сдавали, как заложницу. Вы — компания, банда, круговая порука. Но не семья.

Елена Петровна притихла, потом резко собрала вещи:

— Ну и живи. Одна. С кактусом.

— Спасибо, — кивнула Марина. — Он хотя бы не врёт, не манипулирует и не требует оформить на него долю.

Свекровь хлопнула дверью.

Марина закрыла на ключ. Потом — на верхний замок. Потом — на цепочку. Глубоко вдохнула и выдохнула.

Телефон мигнул. СМС от Сергея:

«Прости. Я думал, всё можно уладить. Может, потом…»

Она смотрела двадцать секунд. Потом стерла сообщение. Без злости. Просто стерла.

Через два дня сменила замки. Через неделю — подала на развод. Ещё через месяц сняла комнату на Airbnb и сдала свою квартиру молодой паре: он — студент-медик, она — программистка. Им нужнее.

Марина поехала в Ригу. Пожить. Подумать. Посидеть у моря. Взяла один чемодан. И кактус. В пластиковом ведёрке, обмотанный шарфом.

Своё — нужно беречь.

Оцените статью
— Погоди-ка. Значит, твоя мамаша уже распоряжается МОИМ жильём? И вы с братаном это за кружечкой пивка утрясли, я правильно поняла?
Руслана сдает. Лицо сморщилось, но 49-летняя певица все еще в мини