Утро началось странно — с запаха мятного бальзама и звука ключа в замке. Я точно помню, что на ночь ключи в двери не оставляла. А вот теперь — пожалуйста, кто-то уверенно прокручивает личинку замка, как будто у него тут прописка с рождения.
— Ну, здравствуйте, семейка! — в дверях возникла Татьяна Аркадьевна, мать моего мужа, с чемоданом, одеялом под мышкой и выражением лица, каким обычно встречают родных у трапа самолёта после трёх лет в командировке. — А я к вам жить.
Олег, мой муж, тут же подскочил, как будто ждал этот десант с вечера.
— Мам, проходи, конечно… Елена, поможешь сумку занести? — произнёс он так, будто я только что нанялась к ним горничной.
Я молча взяла чемодан. Был он тяжёлый, как будто в нём кирпичи, а не личные вещи. Хотя кто знает… может, она и правда решила возвести тут «крепость».
— Мам, ты же говорила, что у тебя всё хорошо, — робко начал Олег, но тут же осёкся, когда она грозно подняла бровь.
— «Всё хорошо» — это когда сын с женой живут бездельно и даже не звонят своей матери неделями! Я вчера скорую вызывала — давление поднялось. А врач сказал: «Вам нужен уход». Вот я и приехала, — объявила Татьяна Аркадьевна так, словно теперь нам с Олегом должны вручить медаль за спасение её жизни.
Я почувствовала, как внутри медленно закипает чайник моих эмоций.
— Уход — это, может, сиделка, а не двухкомнатная квартира на двоих, — сказала я, ставя чемодан у двери. — У нас, если что, ванная одна.
— Ой, я и в коридоре посплю, не гордая, — улыбнулась она, проходя на кухню. — А ванную… ну, будем график составлять.
График. Это слово прозвучало угрожающе.
Через час кухня выглядела так, как будто её обворовали. Всё, что я когда-то аккуратно раскладывала по полкам, теперь стояло по принципу «куда рука дотянулась». Моя любимая кружка с надписью «Утро без кофе — это издевательство» уже стояла перед Татьяной Аркадьевной.
— А где твоя кружка? — спросил я мужа.
— Мамина удобнее, — спокойно сказал он, глядя в телефон.
Я вздохнула.
Первый вечер в новом «составе» прошёл как в плохом театре. Я пытаюсь ужинать в тишине, Татьяна Аркадьевна рассказывает, как «у Лёши из соседнего подъезда жена умница — и мужу супы варит, и тёще ноги парит».
— А у нас, между прочим, — повернулась она к сыну, — жена всё время в командировках. То Москва, то Казань. Даже некогда борщ сварить.
— Мам, у Лены работа, — буркнул Олег, но без особого энтузиазма.
— Работа… — протянула она с таким выражением, будто я на самом деле ночами граблю банкоматы. — Вот я в твои годы и детей растила, и мужа кормила, и ещё в магазин ходила. И ничего — жива.
— И мы рады, что вы жива, — я поджала губы, — но, простите, моё расписание я менять не буду.
— Ты же понимаешь, что мужчина должен питаться нормально, — уже открыто в меня метнула фразу свекровь. — А то от твоих сухих завтраков у него гастрит начнётся.
— Мам, — Олег уже начинал ёрзать, — давай не будем…
— Не будем чего? — она резко повернулась к нему. — Я тебе мать или кто? Я не позволю, чтобы ты тут на сухарях сидел!
Я поставила вилку на стол и медленно встала.
— Знаете, Татьяна Аркадьевна, у нас тут демократия. Кто хочет суп — готовит суп. Кто хочет сухарей — ест сухари. И никого силой никуда не тянут.
— Ты мне ещё указывать будешь, как жить? — она встала тоже, и теперь мы с ней стояли нос к носу. — Эта квартира вообще-то моего сына!
— Неправда, — я усмехнулась. — Квартира — моя. Досталась мне от бабушки. И, между прочим, на меня оформлена.
Она чуть прикусила губу, но быстро оправилась:
— Ну ничего, документы перепишем.
Я посмотрела на Олега. Он сделал вид, что очень увлечён своим телефоном.
Ночью я услышала, как они на кухне разговаривают шёпотом.
— Мам, ну нельзя же так…
— Можно, Лёша, можно. Она тебе кто? А я тебе мать. Ты меня должен слушать.
— Но квартира…
— Всё оформим. У меня знакомые есть.
Я лежала и чувствовала, как внутри всё стягивается в тугой узел.
На следующий день, когда я вернулась с работы, в квартире пахло жареным луком и ещё чем-то подозрительным. На кухне стояли кастрюли, сковороды, и… папка с документами.
— Лена, смотри, мы тут бумаги нашли. Надо кое-что переписать, — с довольным видом сказала Татьяна Аркадьевна, открывая папку.
— Мам, может, потом? — неловко сказал Олег.
— Никаких «потом». Мы решаем семейные вопросы сейчас.
Я подошла, взяла папку и, не глядя, захлопнула.
— Семейные вопросы? Отлично. Первый вопрос: сколько времени вам понадобится, чтобы собрать свои вещи?
Татьяна Аркадьевна застыла. Олег тоже.
— Ты что, нас выгоняешь? — медленно произнесла она.
— Я прошу вас освободить МОЙ дом, — чётко сказала я. — Сегодня.
— Лена… — Олег поднялся, — ты сейчас несёшь чушь. Это наша семья.
— Семья? — я усмехнулась. — Семья — это когда уважают друг друга, а не перерывают чужие документы и планируют переписать имущество.
Татьяна Аркадьевна медленно встала.
— Понятно. Значит, ты хочешь войны?
— Нет, — я сделала шаг вперёд, — я хочу тишины.
Они молча вышли в коридор. Татьяна Аркадьевна бросила:
— Ещё пожалеешь.
Я закрыла за ними дверь и впервые за последние два дня вдохнула полной грудью. Но где-то в глубине я уже знала — это только начало.
Прошла неделя после их «выселения». Казалось бы, всё — победа за мной, враг отступил. Но это только если не считать, что телефон теперь стал оружием массового поражения.
Звонки от Олега начинались в семь утра и заканчивались после одиннадцати вечера. В каждом — либо он, либо она на громкой связи.
— Лена, ты перегнула палку, — говорил он усталым голосом.
— Перегнула? — я смеялась, хотя смех был больше похож на хрип. — Олег, ты всерьёз считаешь, что выгнать из дома людей, которые лезут в твои документы — это «перегнуть»?
Тут вмешивалась Татьяна Аркадьевна:
— Лена, ты просто не понимаешь семейных ценностей. Мы с сыном — одна кровь. А ты… ты пришлая.
— Ага, пришлая, но с квартирой, — отвечала я. — Вот и вся разница.
Щелчок. Отключились. До следующего раза.
На работе я пыталась делать вид, что всё нормально. Но коллеги уже давно поняли: если у Елены дергается левый глаз — лучше не трогать. А я ведь архитектор (ну ладно, ты же знаешь) — в моих руках проекты на миллионы, а тут в голове только «как бы снова не открыть дверь в семь утра и не увидеть чемодан на пороге».
В пятницу вечером звонок в дверь всё-таки прозвучал.
Я приоткрыла — на пороге Олег. Один. С букетом, который выглядел так, будто его вытащили из урны у ЗАГСа.
— Лен, можно поговорить? — тихо спросил он.
Я посмотрела на него и вспомнила, каким он был, когда мы познакомились. Весёлый, немного наглый, вечно с какими-то историями. А сейчас — ссутулившийся мужик с мешками под глазами.
— Заходи, — сказала я, но без тепла.
На кухне он сел, покрутил чашку в руках.
— Мамы сейчас нет… Она в санатории.
— Серьёзно? — я изогнула бровь. — Кто же оплатил?
— Ну… я.
— То есть — на мои деньги, — усмехнулась я.
Он поморщился.
— Лена, ты понимаешь, что мы… ну… семья. А семья — это компромиссы.
— Компромиссы? — я уже начинала закипать. — Олег, компромисс — это когда один хочет белые обои, другой — серые, и в итоге берут бежевые. А не когда один живёт в своей квартире, а другой с мамой планирует её отобрать.
— Да не планировал я! — повысил он голос.
— Я слышала, — резко сказала я. — Ночью. Ваш шёпот на кухне.
Он вздохнул, уткнулся взглядом в стол.
— Мамы просто… свой характер. Ей сложно.
— Ей сложно? — я не выдержала и стукнула ладонью по столу. — А мне, значит, легко, да? Жить с человеком, который боится сказать своей матери «нет»?
Мы замолчали.
Минут через пять он выдал:
— Лена… я тут подумал. Может, мы продадим квартиру и купим побольше, чтоб всем хватало места?
Я чуть не поперхнулась чаем.
— Ты сейчас серьёзно? Это моё единственное жильё, Олег.
— Ну… — он замялся. — Мама считает, что так будет правильно.
Я засмеялась. Громко. Даже страшно громко.
— Потрясающе. Ты пришёл сюда не извиниться, а уговорить меня продать мою квартиру, чтобы свекрови было просторнее. Браво, Олег.
— Не утрируй, — буркнул он.
— Знаешь, — я встала, — я утрирую ровно настолько, насколько меня довели.
Он встал тоже.
— Лена, ты сама загоняешь нас в тупик. Мама старая, ей нужен уход…
— А я молодая, мне нужен покой, — парировала я.
— И что теперь? — спросил он.
Я посмотрела ему прямо в глаза.
— Теперь либо ты живёшь со мной и у нас свои правила, либо с мамой и её правилами.
Он отвернулся.
— Подумаю.
— Думай быстрее, — сказала я и пошла открывать дверь.
Он ушёл. А на следующий день мне позвонила соседка с пятого этажа:
— Лена, у вас под дверью пакет. Там, кажется, еда.
Я вышла — и правда, пакет. Внутри — контейнеры с борщом, котлетами и записка: «Ешь сама, раз моего сына голодом моришь».
Я вернулась в квартиру и впервые за долгое время поняла — это уже не просто конфликт. Это холодная война. И в этой войне кто-то обязательно проиграет.
Через две недели после того злополучного «пакета с котлетами» я уже была готова к чему угодно. Даже к десанту МЧС под предлогом «проверить пожарную безопасность в доме одинокой женщины».
Но всё оказалось проще.
Вечером, когда я мыла посуду, в дверь постучали так настойчиво, что я чуть не уронила тарелку.
— Лена, открой, — услышала я голос Олега.
Я открыла. За ним, как и ожидалось, стояла Татьяна Аркадьевна. Без чемодана, но с таким лицом, что сразу стало ясно — это не визит «на чай».
— Мы поговорим, — сказала она, проходя мимо меня, как к себе домой.
— Олег, ты ей ключ дал? — спросила я.
— Я… — он замялся. — Лена, давай без скандала.
— Скандал будет, если вы не уйдёте через пять минут, — ответила я.
Мы сели на кухне. Они напротив, я — у окна. Чай никто не наливал.
— Лена, — начала Татьяна Аркадьевна мягким голосом, — я понимаю, что у нас с тобой непростые отношения. Но я мать твоего мужа.
— Бывшего, — поправила я.
Олег вздрогнул.
— Что значит «бывшего»?
— То и значит, — я положила перед ним заявление о разводе. — Я больше не хочу быть частью этого цирка.
— Лена, ты серьёзно? — он смотрел на меня так, будто я только что сказала, что улетаю жить на Марс.
— Более чем, — ответила я.
— Лена, — вмешалась свекровь, — ты пойми, мы же ради тебя…
— Ради меня? — я усмехнулась. — А переписать мою квартиру на сына вы тоже ради меня хотели?
— Это была идея… — начала она, но я перебила:
— Я знаю, чья это была идея. И знаешь что, Татьяна Аркадьевна? Я благодарна.
— Благодарна? — она нахмурилась.
— Да. Вы мне помогли понять, что я не хочу тратить жизнь на людей, которые вместо поддержки ищут, как бы отжать у меня последнее.
Олег встал.
— Лена, может, не спеши? Мы можем всё исправить.
— Олег, — я посмотрела на него, — мы живём в разных мирах. В твоём мире мама всегда права. В моём — я сама решаю, что для меня правильно.
Татьяна Аркадьевна вздохнула и встала тоже.
— Ну, смотри. Потом пожалеешь.
— Я уже пожалела, что когда-то впустила вас в свой дом, — спокойно ответила я.
Они ушли. Дверь за ними закрылась с таким звуком, будто отрезала целую эпоху моей жизни.
Через неделю суд утвердил развод. Квартира осталась за мной. И в день, когда я получила официальные бумаги, я пригласила подруг. Мы сидели на кухне, смеялись, и я вдруг поняла — мне дышится свободно. Без вечного напряжения, без шёпота на кухне, без посторонних ключей в замке.
Я вышла на балкон, вдохнула вечерний воздух и сказала сама себе:
— Ну вот, Лена. Добро пожаловать в свою жизнь.
