Квартира пахла свежесваренным кофе и старой мебелью. Этот запах Марина помнила с первых дней совместной жизни с Андреем. Тогда он казался ей уютным, почти волшебным — как обещание того, что всё будет хорошо. Сейчас же он действовал на неё как красная тряпка на быка. Особенно когда в прихожей раздавался звонок.
— Марин, открой, это я! — голос Валентины Петровны, как всегда, звучал так, будто она уже стояла в коридоре, а не на лестничной площадке.
Марина медленно отложила книгу. Она знала: если не откроет, свекровь будет звонить, стучать, а потом позвонит Андрею с жалобой на «неуважение». А Андрей, в свою очередь, вернётся домой с таким видом, будто это Марина виновата в том, что его мать не может просто так зайти в дом.
— Иду, иду, — буркнула она, шаркая тапочками по ламинату. Открыла дверь, не пытаясь скрыть раздражения.
Валентина Петровна стояла на пороге в своём фирменном плаще-балмахае, с сумкой, набитой до отказа. На лице — выражение святоши, которая пришла спасать грешников.
— Мариночка, ты опять сидишь в темноте? Экономишь на электричестве? — она проскользнула внутрь, даже не дожидаясь приглашения. — У Любки опять свет отключили. Представляешь? Трое детей, холодильник полный, а тупо — бац! — и нет света. Опять не заплатила.
— Жаль, — сухо сказала Марина, возвращаясь на кухню. — Кофе хочешь?
— Не отказываюсь, — Валентина Петровна сбросила сумку на диван, отчего тот жалобно скрипнул. — Ты бы хоть чайник включила, а то здесь как в морге.
Марина молча нажала на кнопку. Она знала, что сейчас начнётся. И не ошиблась.
— Ты знаешь, Любка опять плачет. Говорит, дети простудились, а у неё даже на лекарства нет. А ты тут в трёхкомнатной квартире одна сидишь, как царица, — свекровь села за стол, вытащила из сумки пакет с печеньем. — Я не понимаю, почему ты упёрлась? Однушку-то вам хватит! Вы же молодые, вам не нужно столько места.
— Валентина Петровна, мы уже это обсуждали, — Марина поставила чашку перед ней с таким треском, что кофе чуть не расплескалось. — Квартира моя. Я её купила до свадьбы. И я не собираюсь никуда переезжать.
— Ах, твоя, твоя, — махнула рукой свекровь. — А Андрей? Он что, воздух? Он тоже здесь живёт! И он мой сын!
— И что это меняет? — Марина села напротив, сложив руки на груди. — Если Любе нужна помощь, пусть Андрей им денег даёт. Или ты.
— Денег у Любки не проси, — фыркнула Валентина Петровна. — Она гордая. А вот квартиру… Ты же понимаешь, им тесно! Трое детей! В одной комнате!
— А мне что, в шкафу жить? — Марина усмехнулась. — Или ты предлагаешь Андрею с детьми в ванной поселиться?
— Не смеши меня, — свекровь откусила печенье, разбрасывая крошки по столу. — Ты эгоистка. Всегда была. Андрей за тобой, как за каменной стеной, ухаживал, а ты что? Работа, карьера, свои интересы… А семья? А дети?
— Какие дети? — Марина почувствовала, как внутри всё сжалось. — У нас нет детей. И не будет.
— Вот именно! — Валентина Петровна ткнула пальцем в её сторону. — Потому что ты никогда не хотела! Тебе бы только себя любимую жалеть!
— А тебе бы только всех спасать, — парировала Марина. — Особенно за чужой счёт.
На кухне повисло молчание. Тиканье часов стало громче, чем обычно. Марина смотрела на свекровь и думала о том, как легко эта женщина превращает любые слова в обвинение.
— Ты знаешь, что Андрей со мной согласен, — вдруг сказала Валентина Петровна, отпивая кофе.
Марина замерла.
— Что?
— Он говорит, что ты неправа. Что семья важнее твоих принципов.
Марина рассмеялась. Горько, зло.
— Ну конечно. Андрей всегда с тобой согласен. Особенно когда речь идёт о том, чтобы меня винить.
— Он мужчина! Он думает о будущем! — свекровь повысила голос. — А ты? Ты что делаешь? Сидишь здесь, как мышь в норе, и никому не даёшь жить!
— Валентина Петровна, — Марина встала, оперлась руками о стол. — Я больше не хочу это обсуждать. Квартира моя. Точка.
— Тогда я пойду, — женщина тоже поднялась, схватила сумку. — Но запомни: рано или поздно Андрей выберет между тобой и семьёй. И я знаю, что он выберет.
Дверь хлопнула. Марина осталась одна. Она смотрела на недопитую чашку кофе и думала о том, как давно не чувствовала себя такой одинокой. Даже когда была одна.
Андрей пришёл через час. Он вошёл тихо, как вор, и сразу направился в ванную.
— Ты опять с мамой ругалась? — спросил он, не глядя на неё.
— Она была здесь, — коротко ответила Марина.
— Ну и зачем ты её злишь? — он наконец повернулся к ней, и она увидела в его глазах не понимание, а упрек. — Она просто волнуется за Любу.
— А кто волнуется за меня? — тихо спросила Марина.
Андрей молчал.
И в этот момент она поняла: ответ на этот вопрос ей не понравится.
Дождь стучал в окно, как назойливый коллектор. Марина сидела на диване, укутавшись в плед, и смотрела на экран телефона. Сообщение от Андрея висело непрочитанным уже полчаса:
«Марин, давай поговорим. Мама права — Любе действительно негде жить. Может, мы хотя бы временно съедем в однокомнатную? Только пока дети не подрастут.»
Она не ответила. Вместо этого она открыла браузер и стала искать цены на аренду однокомнатных квартир в их районе. Просто чтобы понять, во сколько ей обойдется эта «временная» передышка. Цифры на экране плыли перед глазами, сливаясь в одно размытое пятно.
Дверь открылась. Андрей вошёл, стряхивая с зонтика капли, и сразу направился на кухню.
— Ты хоть чайник включишь? — бросил он через плечо, вешая куртку на крючок. — Весь день на ногах, устал.
Марина не шелохнулась.
— Ты серьёзно? — наконец спросила она, не отрывая взгляда от экрана.
— Что — серьёзно? — Андрей налил себе воды, выпил залпом.
— Ты действительно готов ради мамы и Любы выгнать меня из моей же квартиры?
Андрей вздохнул, как будто она задала глупый вопрос.
— Никто тебя не гонит. Просто… временно. Пока Люба не встанет на ноги.
— Временно, — повторила Марина. — Это как в анекдоте: «Временно, пока не женимся». «Временно, пока не родим детей». «Временно, пока не купим машину». А временно растягивается на десять лет.
— Ты опять преувеличиваешь, — он сел напротив, потянулся за пачкой чипсов. — Люба в трудной ситуации. У неё трое детей, муж ушёл, работы нет. А у нас есть лишняя комната.
— Лишняя? — Марина подняла брови. — Это та комната, где стоит твой тренажёр, который ты последний раз использовал в прошлом веке? Или та, где складываешь свои старые журналы о рыбалке?
— Не придирайся к словам, — Андрей хрустнул чипсами. — Ты же не глупая. Понимаешь, о чём идёт речь.
— О том, что твоя мама решила, как мне жить? — она наконец отложила телефон. — И ты, вместо того чтобы её остановить, киваешь и говоришь: «Да, мамочка, как скажешь»?
— Я не говорю «как скажешь», — он нахмурился. — Я думаю о семье.
— О какой семье? — Марина резко встала. — О нашей? Или о той, которую ты пытаешься спасти за мой счёт?
— Ты всегда всё крутишь так, будто я предатель, — Андрей швырнул пачку на стол. — Я просто пытаюсь помочь сестре!
— За мой счёт, — холодно сказала Марина. — Интересно, а если бы у меня была сестра, которая осталась без жилья, ты бы так же рвался отдавать ей нашу квартиру?
— У тебя нет сестры.
— Точно. Зато есть свекровь, которая считает, что я обязанна терпеть её манипуляции.
Андрей резко встал.
— Хватит уже! Ты ведёшь себя как испорченный ребёнок!
— А ты — как подкаблучник, — парировала Марина. — Только не мамин, а её.
Он шагнул к ней, лицо покраснело.
— Ты переходишь границы.
— Какие ещё границы? — она рассмеялась. — Я в своей квартире. Или ты уже забыл, кто здесь хозяин?
Андрей схватил её за руку.
— Прекрати!
Марина дёрнулась, пытаясь освободиться, но он сжал сильнее.
— Отпусти, — сквозь зубы сказала она.
— Ты меня доводишь, — он не отпускал. — Постоянно ты, ты, ты! Тебе плевать на всех, кроме себя!
— А тебе плевать на меня, — она вырвалась, отступила на шаг. — Ты даже не пытаешься понять. Ты просто выполняешь приказы.
— Я не выполняю приказы! — крикнул он. — Я пытаюсь сохранить мир в семье!
— Какой ещё мир? — Марина покачала головой. — Ты разрушаешь наш брак. По кусочкам. Сначала — ради мамы, потом — ради Любы, потом — ради кого-то ещё. А я где? Я что, должна молча согласиться и пойти жить в коробок из-под обуви?
Андрей вдруг сник, будто из него выпустили воздух.
— Марин… Я не хочу с тобой ругаться.
— А я не хочу жить в однокомнатной квартире, — она пересекла комнату, встала у окна. Дождь всё шёл, заливающий, холодный. — И не хочу, чтобы моим жизненным пространством распоряжались другие.
— Тогда что ты предлагаешь? — он сжал кулаки. — Чтобы Люба с детьми жила на улице?
— Я предлагаю, чтобы ты наконец вырос, — она обернулась. — И перестал позволяться собой манипулировать. Ты мужчина или мамин сынок?
Он молчал. Лицо стало серым, как стена за окном.
— Ты знаешь что? — наконец сказал он. — Мне это надоело. Если тебе так плохо со мной, может, и правда разъедемся? Пусть Люба здесь живёт, а ты найдёшь себе другого идиота, который будет терпеть твои истерики.
Марина посмотрела на него долго, пристально. Потом кивнула.
— Хорошо.
— Что — хорошо? — он не понял.
— Я согласна, — она повернулась к окну. — Завтра же съезжаю. И подаю на развод.
Андрей замер.
— Ты блефуешь.
— Проверь, — она не обернулась.
Он стоял молча, потом резко схватил куртку и вышел, хлопнув дверью так, что стены дрогнули.
Марина осталась одна. В квартире стало тихо. Только дождь всё стучал и стучал в стекло, как будто напоминал: ты сделала правильно. Или нет?
Она села на диван, обхватила себя руками. В голове крутилась одна мысль: что, если он не вернётся? И страшнее всего было не это. А то, что она не знала, хочет ли она, чтобы он вернулся.
Утро началось с того, что Марина проснулась от звука открываемой двери. Она лежала на диване, укрытая тем же пледом, в котором заснула, и первое, что увидела — это Валентина Петровна, стоящая в прихожей с огромной сумкой в руках. Рядом с ней, смущённо переминаясь с ноги на ногу, стоял Андрей. На нём был тот же пиджак, в котором он ушёл вчера. Видно, ночевал у мамы.
— Марина, вставай, — сказала свекровь, будто это её квартира, а не Маринина. — Мы пришли за вещами.
Марина медленно села, потянулась. Голова гудела, как после тяжёлого похмелья.
— Какими вещами? — спросила она, хотя уже догадывалась.
— Андрею здесь больше жить негде, — Валентина Петровна сбросила сумку на пол. — Люба с детьми уже переезжает. Так что бери свои шмотки и освобождай комнату.
Марина посмотрела на Андрея. Он избегал её взгляда, рассматривая обувь у двери.
— Ты серьёзно? — спросила она.
Андрей молчал.
— Он серьёзно, — ответила за него свекровь, проходя на кухню. — Я принесла коробки. Давай, начинай собираться.
— Я никуда не поеду, — спокойно сказала Марина.
Валентина Петровна остановилась, обернулась.
— Что?
— Я сказала: я никуда не поеду. Марина встала, расправила плечи. — Это моя квартира. И если кто-то должен съезжать, так это вы.
— Ты что, совсем съехала с катушек? — фыркнула свекровь. — Андрей, скажи ей что-нибудь!
Андрей по-прежнему молчал. Он выглядел так, будто хотел провалиться сквозь землю.
— Ты даже не пытаешься меня защитить? — Марина смотрела на него, и внутри всё сжималось от боли и злости. — Ты готов ради мамы потерять жену?
— Марина, не усложняй, — наконец выдавил он.
— Не усложняй? — она рассмеялась. — Ты пришёл со своей мамочкой, чтобы выгнать меня из моего дома, и говоришь, чтобы я не усложняла?
— Ты всё преувеличиваешь! — вспылила Валентина Петровна. — Мы просто просим временно подвинуться! Любе негде жить!
— А мне? — Марина шагнула к ней. — Мне где жить? На улице? В подвале? Или, может, ты уже договорилась с Любой, что я перееду к ней в однокомнатную, а вы здесь устроите коммуналку?
— Не будь драматичной, — махнула рукой свекровь. — Ты всегда была истеричкой.
— Истеричкой? Марина почувствовала, как внутри что-то лопается. — Я истеричка, потому что не хочу отдавать свою квартиру? А ты кто? Святая? Та, что пришла с сыном выгонять меня из дома?
— Ты сама сказала, что съедешь! — вдруг крикнул Андрей.
— Я сказала, что подам на развод, — холодно ответила Марина. — И я это сделаю. Но квартира останется моей. И если ты хочешь жить с мамой и сестрой — пожалуйста. Но здесь тебе не место.
Андрей побледнел.
— Ты не можешь так поступить.
— Почему? — она пересекла комнату, встала перед ним. — Ты сам сказал: если мне так плохо с тобой, то почему бы не разъехаться? Вот я и соглашаюсь. Уходи.
— Это мой дом тоже! — он сжал кулаки.
— Нет, — Марина покачала головой. — Это мой дом. И если ты не уйдёшь добровольно, я вызову полицию.
Валентина Петровна ахнула, будто её ударили.
— Ты угрожаешь собственному мужу?
— Я защищаю своё имущество, — Марина достала телефон. — У меня есть все документы. И адвокат. Так что если вы не уйдёте через пять минут, я вызову участкового.
— Ты блефуешь, — прошипел Андрей.
— Проверь, — она набрала номер.
Он посмотрел на неё — и в его глазах она увидела не злость, а страх. Страх потерять её. Но было поздно.
— Ладно, — он схватил куртку. — Ты этого хотела? Ты добилась своего.
— Я добилась справедливости, — сказала Марина.
Андрей вышел, не оглядываясь. Валентина Петровна постояла ещё секунду, бросила на неё последний ядовитый взгляд и последовала за сыном.
Дверь закрылась.
Марина осталась одна.
В квартире стало тихо. Она села на диван, телефон выскользнул из рук. Слезы полились сами собой — не от слабости, а от облегчения. Она свободна. Но эта свобода была горькой, как полынь.
Через час раздался звонок. Люба.
— Марина, — голос сестры Андрея дрожал. — Прости, пожалуйста. Я не знала… Мама сказала, что ты согласна.
— Я не согласна, — ответила Марина. — И никогда не буду.
— Я понимаю, — Люба вздохнула. — Я найду другой выход. Прости.
Марина положила трубку. В голове крутилась одна мысль: всё кончено. Но вместе с болью приходило и странное, непривычное чувство — она снова хозяин своей жизни.
И это было того стоит.