Снег с утра валил косой стеной, но к вечеру город устал и замедлился: фонари растеклись мягкими лужами света, стекло на кухонном окне запотело изнутри, а у плиты тихо булькала курица — ужин для двоих. Яна выключила конфорку, накрыла кастрюлю крышкой и прислушалась: в прихожей Андрей возился с ботинками, стучал каблуком о коврик, потом снял шапку, взъерошил волосы и зашёл на кухню, стряхивая с куртки налипший снег.
— Замёрз? — спросила она, не поднимая глаз от разделочной доски. Она резала зелень, стараясь, чтобы нож шёл ровно, не цеплялся за волокна.
— Как собака, — Андрей усмехнулся, потёр ладони. — Зато на работе сегодня без завалов. Кстати… — он потянулся к чайнику, нашёл взглядом чашку. — В воскресенье у мамы день рождения. Давай, как всегда, у нас? Тут удобно, просторно, все привыкли.
Яна положила нож, отложила пучок укропа, будто тот внезапно стал лишним.
— «Как всегда» — это как? — уточнила она.
— Ну, соберёмся к трём. Ты приготовишь, я всё куплю и помогу нарезать. Мама любит твой заливной и тот пирог с творогом. Оля с детьми придёт, дядя Витя, тётка Галя… — он говорил привычным тоном «само собой разумеется», шагая по кухне и проверяя, где у них сахар.
Яна закрыла глаза ровно на вдох.
— Андрей, — сказала она, — давай без заливного.
— Почему? — он удивлённо приподнял бровь. — Это же почти традиция. Мама прям ждёт.
— Потому что в прошлый раз твоя мама сказала, что у меня «рука тяжёлая», и выковыряла горошины из салата на край тарелки, как мусор. А тётка Галя заявила, что суп «жидковат», дядя Витя спросил, чего я «не положила побольше мяса, не жалей для родни». И потому что после всего этого я до двух ночи драила плиту, а вы с мамой в комнате обсуждали сериал. — Яна посмотрела на него спокойно, не повышая голос. — И никто даже не помог убрать со стола.
Андрей отпрянул, как будто на него брызнул кипяток.
— Да ладно тебе, — попытался улыбнуться. — Ну сказали. Родственники такие. Ты же знаешь — язык у тётки без костей.
— Я знаю, — кивнула Яна. — И знаю, что после «таких» меня трясёт. Поэтому нет.
Он опёрся ладонями о стол, вгляделся в её лицо, будто хотел найти там привычную мягкость, которая в конце концов уступит.
— Ты сейчас серьёзно? — спросил он.
Яна подняла полотенце, насухо вытерла доску, положила рядом, сложила зелень в пиалу.
— Я не буду снова накрывать стол на день рождения твоей мамы. В прошлый раз она даже спасибо не сказала — возмутилась Яна.
Слова прозвучали ровно и отчётливо, как будто давно лежали на языке, ждали случая и, наконец, вышли.
Андрей моргнул, отстранился, на секунду стал похож на мальчишку, у которого отобрали привычный мяч.
— Не перегибаешь? — спросил тихо. — Ну не сказала «спасибо». Она такая. Старой закалки. Ей и в голову не придёт. Но это же мама. Её один раз в год можно потерпеть.
— Я её терплю круглый год, — сказала Яна, и в голосе всё ещё не было ни злости, ни жалоб — только усталость. — Я ей звоню, я езжу с тобой к ней в больницу, я разбираю её шкаф, потому что «сама не дотянусь», и я же стираю пледы, когда она просит «постирать, у вас машина лучше». Я не отказываюсь. Но накрывать на десять тарелок, улыбаться, когда меня обсуждают у меня же на кухне, и слушать «негусто у вас тут» — нет. Я больше так не буду.
Андрей сунул руки в карманы джинсов, покачался с носка на пятку.
— Давай по-другому, — предложил он примиряюще. — Я всё куплю. Мясо, рыбу, торт. Ты просто приготовишь. Я всё порежу. Мы вложимся вместе. Я маме скажу, чтобы без комментариев. Всё будет нормально.
— Не верю в чудо, — Яна покачала головой. — Хочешь — пойдем в кафе. Небольшая комната, по домашнему, каждому по салату и горячему, счёт разделим. Или — везём к твоей маме продукты, и готовим у неё на кухне, там и сидим. Тогда хотя бы не я одна буду убираться до ночи.
— Кафе зимой? — Андрей скривился. — Тётка начнёт ворчать, что «всё холодное» и «всё на бегу». И у мамы тесно, ты же знаешь. Там все на головах. И потом — ты же у меня хозяйка от Бога, — он попытался улыбнуться, заглянул ей в глаза, — ну правда, ты умеешь так накрыть, что все ахают. Я горжусь всегда.
— Горжусь — это когда стоишь рядом и говоришь: «Мам, хватит». В прошлый раз ты молчал, — спокойно напомнила Яна.
Он опустил взгляд.
— Я… — он замялся, — ну ты же их знаешь. Они как начнут. Я не хотел портить праздник.
— Праздник мне испортили, — сказала Яна и повернула к нему кастрюлю, чтобы убрать с плиты. — И это был мой дом. Моя плита, мой стол. Я не хочу снова чувствовать себя прислугой.
Телефон на столе коротко дрогнул — сообщение от «Мама Андрей»: «Сынок, я заказала свечи с цифрами. Как там у Яночки с пирогом?». Андрей отложил телефон экраном вниз, будто тот обжигал.
— Я поговорю с ней, — сказал он резко, будто принимает решение. — Сейчас позвоню. — Он потянулся к телефону.
— Не сейчас, — остановила Яна. — Сейчас она тебе скажет, что «не драматизируй, сынок, бабушка — это святое», а ты в ответ скажешь «да, ма». Позвони завтра. Скажи, что в этот раз — или кафе, или у неё дома. Или — каждый приносит своё. Я тоже приду. С салатом, с пирогом. Но общий стол и уборка — не на мне одной.
— Ты ставишь ультиматум? — спросил он, в голосе проступил металл.
— Я ставлю условие, — поправила Яна. — И оно простое.
Андрей смял губы, прошёлся по кухне, заглянул в холодильник, будто там мог найти ответ. Закрыл дверь чуть сильнее, чем надо.
— Она обидится, — сказал он глухо. — Скажет, что ты «зажралась», что «неуважение», что «к ней не тянутся».
— Пусть обижается, — Яна пожала плечами. — Я не отказываюсь приходить. Я отказываюсь быть бесплатным кейтерингом с улыбкой. Пусть хотя бы раз она сама достанет свои кастрюли. Или ты сядешь за руль и отвезёшь всех в кафе. А я посижу рядом и просто буду гостем.
— А если я попрошу ради меня? — он поднял глаза. — Один раз. Последний. Я обещаю — в следующий раз точно по-другому.
— Ты в прошлый раз так же говорил, — напомнила Яна. — «В следующий раз». Давай лучше сделаем «в этот».
Он опустил плечи, шаркнул ногой по коврику.
— Я не знаю, как это сказать маме, — признался наконец. — Она устроит скандал. Она когда поняла, что ты «с характером», сразу меня пилить начала: «Это всё её городские замашки, у нас так не принято».
— Так вот пусть начнёт привыкать, — спокойно ответила Яна. — У нас принято уважать тех, кто старается. И говорить «спасибо», когда накрыли на всех. И в чужом доме — держать язык при себе.
Андрей сел на табурет, потер ладонью виски.
— Сколько людей? — спросил вдруг, странно буднично.
— Что? — не поняла Яна.
— Ну, если кафе, — пояснил он. — Сколько их будет? Мама, тётка, дядя Витя, Оля с детьми… — он загибал в воздухе пальцы, но тут же опомнился, спохватился, посмотрел на Яну. — Я не список составляю. Я прикидываю бюджет.
— Бюджет я прикину сама, — сказала Яна мягче. — Найду место недалеко от их дома. Простое, без скатертей до пола. Суп, второе, чай. Без «банкетного меню». Если мама захочет торжественно — пусть закажет торт и свечи сама. Мы оплатим свою часть. Оля — как сможет. Я не про деньги. Я про то, что после вечера я хочу лечь в свою кровать, а не падать лицом в таз с водой.
Он невольно улыбнулся уголком губ — от её грубоватой честности.
— Ты умеешь говорить так, что я сразу вижу картинку, — произнёс он. — Хорошо. Давай так. Я завтра еду к маме. Скажу. И заодно проверю, как у неё с лекарствами.
— Скажи спокойно, — попросила Яна. — Без «Яна против». Скажи: «Мы решили так». И не сдавайся после первого «я обиделась».
— Она поставит мне условие, — хмыкнул Андрей. — «Или у вас дома, или не прихожу».
— Тогда это её выбор, — ответила Яна. — Я не обязана выкупать её обиду своей спиной у плиты.
Он встал, подошёл, обнял её наконец — не исподтишка, не виновато, а как-то по-человечески. Пах от него холодом и чем-то сладким — конфетами на ресепшене в офисе, наверное.
— Я попробую, — сказал в волосы. — Правда.
— Попробуй, — кивнула Яна.
Телефон дрогнул снова. «Мама Андрей»: «Свечи красивые, цвет золотой. Завтра зайду к вам, примерим скатерть». Яна краем глаза увидела текст и чуть устало усмехнулась.
— Началось, — произнёс Андрей, тоже увидев сообщение. — Ладно. Завтра поговорю.
Яна достала из духовки хлеб, положила нож рядом, сдула с него крупинку муки. Поставила на стол суп, нарезала зелень. Андрей налил по тарелкам, сел напротив.
— А если… — начал он, но осёкся.
— Никаких «если», — мягко остановила Яна. — Мы уже придумали три варианта. Выбери любой. И не перекладывай на меня.
Он кивнул.
Они ели молча, слушая, как на подоконник ровно стучит мокрый снег. В доме было тепло. Даже без праздничных скатертей.
Утром Андрей вышел пораньше, с термокружкой в руке и натянутой на глаза шапкой. На лестнице пахло сыростью и чужим табаком. Яна провожала его взглядом из прихожей, не спрашивая лишнего — всё равно ответы будут после. Она дождалась, пока дверь успокоится, и пошла за ноутбуком. До обеда у неё было время — можно было посмотреть залы неподалёку от дома свекрови и прикинуть по деньгам так, чтобы никому не было тесно и не ударило по кошельку.
Андрей тем временем звонил в домофон. Дверь открыла мать, уже одетая, с сумкой в руке.
— Как кстати, — сказала она, целуя его в щёку. — Пойдём на рынок, мне морковь да лук нужны. И свечи покажу — красивые, золотые. К столу твоя скатерть пойдёт? Яна пусть постирает, у неё машина лучше.
— Мама, — он притормозил в коридоре, — давай сначала поговорим.
— О чём? — свекровь уже застёгивала пуховик. — Ах да, пироги. Скажи Яне, чтобы не жадничала с творогом, а то в прошлый раз суховато было.
— Не о пирогах, — он снял шапку, потер ладонь о ладонь. — В этот раз у нас дома праздника не будет. Либо в кафе, либо у тебя.
Она остановилась, чуть приподняла брови:
— Что значит «не будет»? У вас просторнее. Все привыкли. И где, по-твоему, дети будут бегать — в кафе? Там народ, официанты. Я в такое не хожу.
— Либо у тебя, либо кафе, — повторил он, стараясь не раздражаться. — Яна устала в прошлый раз. Помнишь, как всё было? Комментарии, «жидко», «негусто». Она накрыла, никто даже «спасибо» не сказал. В этот раз — по-другому.
— Я не обязана у тебя «по-другому» делать, — вмешалась с кухни тётка Галя, высунувшись в дверном проёме. — Иринка-то ваша и правда суховато печёт. Я что, не могу сказать? У меня язык есть. И вообще, мы к вам как домой ходим, а ты нам тут порядок навязываешь.
— Я никому ничего не навязываю, — сказал Андрей, но голос стал жёстче. — Предлагаю два варианта.
— А третий — не ходить, — фыркнула Галина Петровна, разворачиваясь. — Праздник мне в кафе превращать? Да я там даже свечи не воткну, всё на бегу. Яна пусть не строит из себя госпожу. Печь, накрывать — её женское дело.
Андрей втянул воздух, сжал челюсть.
— Её «женское дело», — произнёс он уже совсем холодно, — в её доме решает она. И я. Мы. Я не позволю, чтобы её обижали в её же квартире.
Из комнаты выглянула Оля — младшая сестра, в халате и с заспанным лицом:
— Мам, ну правда, — осторожно сказала она, — помнишь, как в прошлый раз Яна до ночи мыла? Может, правда у нас? Мы с Андреем столы поставим. Или… — она замялась, — кафе тоже ничего. Детям даже понравится.
— Ты-то молчи, — отрезала мать. — Сама копейку лишнюю жалеешь, а сюда всех зовёшь. Кафе им подавай. Завтра все чихать будут от их курицы.
Андрей понял, что разговор вязнет. Он достал телефон, открыл календарь.
— Хорошо. Я бронирую стол на двенадцать человек в кафе на вашей улице. Домашнее меню, без «пальцев веером». Мы оплачиваем свою часть. Кто сколько сможет — столько положит. Ты приносишь торт и свечи — сама. Приходишь — мы рады. Не хочешь — не принуждаем.
— Вот как заговорил, — свекровь усмехнулась, глянув на тётку. — «Мы оплачиваем свою часть». Делёжка у них. Праздник делится на части — «твоя, моя». Не хочу я так.
— А так — как? — спросил он. — Чтобы Яна снова одна? Нет.
Оля тихо положила ладонь матери на рукав:
— Мам, не сердись. Главное — вместе. А где — неважно. Мы придём. Правда.
Свекровь выдернула рукав из-под её руки:
— Придёте — и кушать будете, что дадут. Я вам пирожков напеку, вы их там в кафе и жуйте. А дома — у меня. Точка.
— Тогда празднуй дома, — подвёл Андрей. — Я заеду помочь принести продукты к тебе. Мы с Яной придём с салатом и пирогом. Но у нас — не будет.
— Понято, — сказала мать и отвернулась к окну, будто весь разговор был о погоде.
Андрей ещё постоял, раздумывая, стоит ли повторить, и понял — нет. Он обулся и вышел на улицу, где воздух был сухим и холодным, как стекло. В кармане завибрировал телефон — сообщение от Яны: «Нашла зал в столовой на углу. Тихо, по-домашнему. Суп, котлеты, гречка, компот. На человека — недорого. По времени — с трёх до пяти, это их спокойный час. Съезжу посмотрю».
Пока он шёл к машине, Яна как раз открывала тяжёлую дверь столовой. Внутри тёплый пар поднимался над варочной линией, пахло свежим хлебом и куриным бульоном. За стойкой — женщина в белом халате, усталые, но добрые глаза.
— Добрый день, — сказала Яна. — Скажите, у вас можно посидеть компанией на день рождения? Небольшой — семейный. Без шумов и музыки.
— Можно, — кивнула женщина. — На двадцать мест у окна — свободно в воскресенье. Стол сдвинем, скатерть положим. Что по меню?
Яна прошла глазами по стенду. Скромно, но аккуратно.
— Суп куриный, на второе — котлеты. На гарнир — гречка, картошка, овощи. Чай. Детям — компот и пюре. Без салатов-майонезов, сама принесу нарезку и пирог. Можно?
— Своё — можно, только заранее предупредите, — женщина записала. — Торты — тоже можно.
— Счёт как? — спросила Яна. — По людям или общим?
— Как удобно, — ответила та. — Хотите — по людям. Хотите — один чек.
Яна обошла зал, проверила стулья, прикинула: где посадить детей, где старших, где посадить свекровь так, чтобы из-под её взгляда не пропекало весь стол. Позвонил Андрей.
— Ну как? — спросила она, не говоря «алло».
— Мать — в штыки, — коротко ответил он. — Сказал про кафе или у неё. В ответ — «не пойду». Оля — за. Тётка — против. Я бронирую в любом случае. Придут — хорошо. Нет — мы всё равно празднуем.
— Я здесь, — сказала Яна. — Место подходит. Не красиво, но чисто. С меню договоримся. Я внесу предоплату.
— Внеси, — облегчённо сказал он. — Я вечером заеду и подумаю, как маме сказать второй раз. Она сейчас кипит.
К вечеру кипела уже вся их телефонная линия. В семь позвонила свекровь — голос ледяной:
— Это что за замашки такие? Я к вам не ногой, если вы решили «столовкой» отмечать. Мне не нужен ваш суп из кастрюли, я дома такой же сварю. И не надо меня перевоспитывать. Я никаких «частей» платить не буду. И на мои пирожки не рассчитывайте.
— Мы и не рассчитываем, — ровно ответила Яна. — Мы приглашаем. Придёте — будем рады.
— Ты у меня ещё попляшешь со своей гордостью, — бросила свекровь и отключилась.
Андрей, слушая этот разговор на громкой связи, сжал кулаки:
— Ей не угодишь. Её всё раздражает. Может, правда плюнуть и сделать у нас?
— Нет, — сказала Яна. — Мы уже прошли этот круг. Если сдадимся — в следующий раз будет то же самое. Мы либо живём «как раньше», либо строим «как теперь». И ты сам говорил: «как теперь».
Он прошёлся по кухне, остановился у окна, глядя на двор, где двое дворников ковыряли наст, как камень.
— Ладно, — выдохнул он. — Держимся. Завтра оплачу часть и отвезу Оле деньги за их. Чтобы на них не давило.
— Не надо давить ни на кого, — Яна улыбнулась краем губ. — Я с заведующей договорилась: у каждого — свой чек. Кто сможет — оплатит. Кто не сможет — мы закроем. Только без громких фраз. Тихо.
Он кивнул.
— Я маме ещё раз скажу: «Мы решили так». Если не придёт — её выбор.
— Её выбор, — согласилась Яна. — А у нас будет стол без беготни и без комментариев.
Она присела на табурет, открыла блокнот в телефоне и записала: предоплата — внесена; зал — у окна; меню — уточнить. Потом закрыла экран, поставила чайник. Дом оживал ровным домашним шумом, и от этого было спокойно.
На следующий день ближе к обеду заведующая столовой позвонила и, смущаясь, спросила:
— Девушка, вы точно придёте? У нас просто кроме вас ещё один заказ появился на это время, но нам хватит места. Я напишу «занято».
— Придём, — уверенно сказала Яна. — Мы придём.
Она повесила трубку и на секунду закрыла глаза. Решение было принято. Даже если за этим решением стояла чья-то обида — оно всё равно было их.
Вечером Андрей привёз из аптеки матери лекарства и суповой набор, положил на стол.
— Ма, — сказал он спокойно, — в воскресенье мы в столовой в три. Я с Яной заеду за тобой. Или не заеду — если ты не хочешь. Я не спорю. Но это — наш выбор.
Она молчала, перелистывая журнал, делая вид, что читает.
— Торт неси свой, — добавил он. — Твои свечи там тоже задуем.
— Посмотрим, — произнесла она, не поднимая глаз.
Он вышел, не хлопая дверью. В кармане согревалась чековая лента из столовой — предоплата лежала на её кассе, как маленький якорь, удерживающий их решение.
Дома Яна уже разложила на столе простые бумажные карточки с именами — чтобы посадить тех, кто любит спорить, подальше друг от друга. Это была её тихая тактика: без свар, без высоких слов, просто — чтобы было легче.
— Забронировала, — сказала она, когда он вошёл. — С трёх до пяти. Меню уточнила, детям — пюре. Своё принесём: салат, пирог. Ведущего — не будет, музыки — тоже.
— И хорошо, — кивнул Андрей. — Если придут — посидим. Не придут — тоже посидим. Сами.
Они переглянулись. Никакого торжества не было — просто понятная ясность, какая бывает после трудного разговора, когда слова расставлены по местам.
В воскресенье воздух был прозрачный, как лед на луже. К трём Яна с Андреем уже стояли у двери столовой — стекло чистое, в окне — белая занавеска с синей каймой. За стеклом виднелись сдвинутые столы у окна, на них простые белые скатерти. Две вазы с гвоздиками поставили как раз так, как просила Яна — по краям, чтобы не мешали тарелкам.
— Здравствуйте, — встретила их та самая женщина в халате. — Мы вас помним. Стол у окна, как договаривались. Детям поставила стулья пониже.
Яна кивнула, сняла шарф, положила на спинку стула бумажные карточки с именами. Олю посадила с детьми ближе к двери, чтобы, если что, можно было выйти подышать. Дядю Витю — подальше от котлов, он любил шуметь. Два места по центру оставила для именинницы и Андрея — чтобы его голос мог подхватить разговор, если тот вдруг пойдёт в кривую сторону.
Первые появились Оля с ребятами. У мальчишек носы красные, на варежках снег. Оля улыбнулась смущённо:
— Прекрасно тут. Тепло. И тихо. Спасибо, что подумала.
— Садитесь, — сказала Яна, подавая детям тёплый компот. — Сейчас принесут суп.
Дядя Витя с тёткой Галей пришли следующими — громко, с узлом на шнурке и неизменным «ну и где тут у вас посидеть». Тётка покрутила головой, уцепилась взглядом за обои.
— Похоже на столовую на заводе, — сказала не удержавшись. — Только там дешевле было.
— Здесь — ближе, — ответила Яна спокойно и помогла снять пальто.
Половина третьего. Яна уже заказала супы, дети дунули на ложки и тянули к себе тарелки. Андрей проверил телефон, убрал. Свекрови не было.
— Может, не придёт, — сказал он, не глядя.
Яна развела руками:
— Придёт — хорошо. Не придёт — мы всё равно поздравим.
К без пятнадцати четыре дверь распахнулась. Галина Петровна вошла как на сцену: шапку держит в руке, в другой — коробка с тортом, сверху торчит пакет со свечами.
— Опоздавшая именинница, — сразу объявила, не здороваясь, будто отбивалась от невидимого упрёка. — Пробки.
Андрей поднялся, взял у неё коробку, помог снять пальто.
— С днём рождения, мам, — сказал он. — Садись.
Она оглядела зал — и так, и этак.
— Ну, столовая как столовая, — заключила, сев. — Ладно, что у вас здесь горячего, а то я уже проголодалась.
Яна подала ей меню. Слова «пожалуйста» не прозвучало, но Яна не цеплялась. Подвинула поближе хлеб, поставила чай к краю, отступила в сторону — пусть Андрей обнимает, говорит, задаёт тон. Он справился: коротко поздравил, дети хлопнули, тётка Галя всплеснула ладонями, дядя Витя чмокнул в воздух.
Суп принесли быстро. Пар поднимался лёгкими кольцами, запах был домашний. Свекровь попробовала ложку, покачала ею в сторону Яны:
— Не жидкий, — отметила, как оценщик. — И соли в меру. Запишем на плюс.
— Здесь повара опытные, — ответила Яна. — Я не варила.
Та хмыкнула — «значит, не перед кем стараться». Но вслух этого не сказала. Дальше шло ровно. Котлеты тёплые, гречка рассыпчатая, чай не кипяток, но горячий. Детям принесли пюре, на пюре — зелёная укропная крошка, и Оля сразу убрала её ложкой в сторону — Соня не любит «зелёное».
— А торт мой, — через полчаса объявила Галина Петровна, отодвигая блюдце. — Домашний. Я ещё вчера ночью выпекала. Свечи золотые — красиво будет.
— Красиво, — согласилась Яна. — Принесут нож — разрежем.
В этот момент тётка Галя подтолкнула локтем дядю Витю:
— Слышал, как это… «в чужом доме — не указывай»? — прошептала громко. — А здесь что? Они и сюда свой устав принесли.
Андрей повернулся к ней:
— Тётя, давайте просто кушать. Без подколок.
— Я ничего, — вскинула руки та. — Я слова сказала. Будто злодейка.
— Может, и без слов? — вежливо предложила Яна. — Дети рядом.
Тётка поджала губы и уткнулась в тарелку. Дядя Витя занялся котлетой.
Свечи зажгли. Галина Петровна подняла торт, улыбнулась, когда дети крикнули «ура», а Андрей поцеловал её в висок. Желание она загадала молча, только ресницы опустились. Свечи погасли, дымок тонко тянулся вверх. Яна взяла у официантки тонкий нож, подала матери Андрея:
— Разрежете?
— Режь сама, — отмахнулась та. — Ты у нас мастер по резке.
Яна отдала нож Андрею. Тот аккуратно провёл лезвием по крему, отмеряя ровные куски. Разложили — всем хватило. Торт оказался пресноват, но домашний, это было видно. Дети вымазали носы кремом. Оля улыбалась — впервые за вечер, широко и просто.
— Хорошо сидим, — сказал дядя Витя, отпивая чай. — Спокойно. И тарелки уносит кто-то другой. Надо же.
— Во-во, — не выдержала тётка Галя. — Удобно, когда остальные на вас работают.
Андрей потянулся было ответить, но Яна опередила:
— Зато никто не впахивает один.
Свекровь отложила вилку:
— Я всё думаю, — произнесла медленно, будто пробуя каждое слово, — вот привыкли мы у вас… Просторно, тепло. И тут я вроде тоже сижу. Но… — она огляделась, — как будто не дом. Хочется пойти и самой чайник поставить.
— Можно и тут, — улыбнулась официантка, мимоходом поймав фразу. — Только там техника — на нас.
— Мама, — вмешался Андрей мягко, — мы же не навсегда от дома отказались. Мы сегодня отдохнём без гор посуды. Ты тоже.
— Я и дома без гор посуды могла бы, — пробормотала та. — Вы бы помогали.
— Мы и предлагали, — напомнила Яна. Без нажима. Как факт.
Свекровь промолчала. Потом вдруг повернулась к Оле:
— Ты рассчитывалась?
— Нам по отдельным чекам, — отозвалась та. — Я возьму на нас троих.
— Не надо, — вмешался Андрей, поднял руку официантке. — За Олю я заплачу. Мы договаривались.
— Яна сказала «без громких жестов», — тихо шепнула Оля ему. — Но спасибо.
— Тихо и сделали, — кивнул он.
Официантка поднесла папки с чеками. Каждый взял свою. Дядя Витя нетерпеливо достал кошелёк, тётка Галя долго рылась в сумке, искала мелочь и шептала, что «всю пенсию раздаст на эти ваши котлеты». Яна расплатилась быстро — без счёта в уме, без прикидок «чья очередь». Свекровь открыла сумочку, заглянула в кошелёк и, не доставая ничего, подтолкнула к себе коробку от торта:
— Я торт принесла. С меня — торт.
Андрей хотел что-то сказать, но Яна покосилась и едва заметно покачала головой. Пусть будет так. Сегодня не спор.
Люди из соседних столиков вставали и уходили, в зале стало просторно. Дети доели и пошли смотреть на витрину с пирожками, прижимая к стеклу ладони. Оля стояла рядом, чтобы никто не норовил руками на витрину.
— Мы пойдём, — первой поднялась Галина Петровна. — Мне ещё на рынок. Свечи заберу. — Она собрала в пакет то, что принесла, на Яну взглянула быстро, словно искала, за что зацепиться. Не нашла. — Ладно. Спасибо. — Слова прозвучали неожиданно и сухо, будто споткнулись, но всё-таки прошли. — За… организацию.
— Пожалуйста, — ответила Яна. — С днём рождения ещё раз.
Свекровь кивнула Андрею, пожала Оле плечо и ушла, запахнув пальто почти на ходу. За ней тётка Галя с дядей Витей — шумно, с комментариями про цены. Оля с детьми задержалась, помогла Яне собрать свои контейнеры с нарезкой и пирогом.
— Ты держалась, — сказала Оля. — Молодец. Я бы не смогла.
— Мне тоже было непросто, — призналась Яна. — Но так — легче. И домой возвращаться легче.
Оля обняла её неловко, по-сестрински:
— Спасибо. И правда.
Они расплатились и вышли на улицу. На тротуаре лежал рыхлый снег, от фонаря тянулась жёлтая дорожка света. Дети шли впереди, оставляя точечные следы. Оля махнула рукой и повела своих к остановке.
Андрей и Яна пошли к машине. Двигатель завёлся с пол-оборота, замерзал воздух в салоне и постепенно отдавал тепло.
— Ну? — спросил он, когда отъехали от столовой.
— Нормально, — сказала Яна. — Без восторгов, но нормально. Ты слышал её «спасибо»?
— Слышал, — кивнул он. — Тихое. Но было.
Они молчали до дома. В подъезде пахло мокрой шерстью — кто-то сушил на батарее шарф. Дверь в квартиру отворилась легко. Яна сняла пальто, повесила аккуратно. На кухне выключатель щёлкнул негромко. Раковина пустая, в сушилке — две тарелки со вчерашнего ужина. Она повернула кран — чистая струя ударила в дно, на секунду закружилась, как круг на пруду, и тут же ушла.
— Чай? — спросила она.
— Чай, — сказал Андрей.
Они сидели за столом, обхватив ладонями кружки. На столе лежали два чека — их и Олин. Андрей положил свой в кошелёк, Олин — в конверт, чтобы отдать завтра. Тортовые крошки на салфетке пахли ванилью — сладковато, по-домашнему.
— Думаешь, мама придёт к нам в следующий раз? — спросил он, не поднимая глаз.
— Не знаю, — ответила Яна. — Но если придёт — у нас будут свои правила. Если нет — у неё свои. Это нормально.
Он кивнул, допил чай, поставил кружку в раковину. Не было горы посуды, не было беготни от плиты до окна, не было тихих укусов за спиной. Был просто вечер после чужого дня рождения — спокойный, ровный, с чистой водой в раковине и теплом на батарее.
— Спасибо, — сказал Андрей.
— Пожалуйста, — ответила Яна и убрала одинокую крошку с края стола в ладонь.
