Когда Ирине стукнуло сорок два, она вдруг поймала себя на мысли, что у неё в жизни есть ровно два повода гордиться: первое — она наконец-то научилась готовить свекольник так, как это делала её покойная бабушка, и второе — эта самая бабушка оставила ей двухкомнатную квартиру в старом доме на Профсоюзной. Кирпич, потолки высокие, паркет дубовый — таких домов всё меньше, и риелторы при слове «наследство» сразу начинают суетиться и улыбаться не теми улыбками.
С переездом Ирина не торопилась. В квартире пахло нафталином — странно, но этот запах её успокаивал, словно напоминал: здесь всё своё, родное. Виктор, её муж, был идею переезда встречал с кислой миной.
— Десять лет мы здесь живём, — ворчал он, косо глядя на шкаф-купе, дверца которого упорно заедала. — Ремонт делали…
— Ты — нет. Я делала. А ты тогда футбол смотрел и рассказывал, что у тебя «поясница». — Ирина аккуратно складывала в коробку посуду, не глядя на него. — До сих пор помню, как я одна плитку выбирала.
Виктор тяжело вздыхал и уходил курить на балкон. Он, конечно, не был против «получше пожить», но только без хлопот. А Ирина, наоборот, вошла в новое жильё с головой: окна заменила, мебель привезла, полы натёрла до блеска. Казалось, вместе с квартирой ожила и она сама.
Но вместе с квартирой ожила и Наталья Петровна — свекровь. Женщина, которую Ирина предпочитала видеть только за праздничным столом.
В первый визит свекровь появилась с коробкой конфет и запахом тяжёлых духов. Вошла так, будто попала не в гости, а на место преступления.
— Ммм… Ну, ничего так, — медленно осмотрела стены, потолок. — Потолки высокие… Батареи чугунные? Надо менять. Это уже старьё.
— Зато тепло, — спокойно сказала Ирина, наливая воду в чайник.
— А вот когда я в сорок восьмом на Щукинской жила, у нас такие же были. Тогда у всех. А теперь… кому как повезёт. — Наталья Петровна села на край дивана и добавила с нажимом: — Хорошо, когда от родных что-то достаётся. Надёжнее, чем от государства.
Ирина молча поставила чашки. Та молча обошла квартиру, заглянула в ванную, поводила пальцем по подоконнику, послушала, как двери закрываются.
— Витя говорил, что всё на тебя оформили, да? Это правильно. Главное, чтобы потом не было недоразумений. У меня вот знакомая… тоже получила. А потом муж развёлся, и — привет.
Ирина чуть дольше обычного мешала сахар.
— У нас с Витей всё в порядке. Не переживайте.
— Да я и не переживаю! — засмеялась свекровь, но так, что становилось ясно — она, может, и не волнуется, но интерес у неё живой. — Я просто говорю. Молодые вы ещё… А квартира хорошая, спору нет.
Через пару дней Виктор стал возвращаться поздно, хмурый, раздражённый. Однажды вечером, пока Ирина гладила бельё, он подошёл с осторожным видом.
— Слушай, Ир… а ты не думала… ну, если вдруг что… может, квартиру оформить на нас двоих?
— Если вдруг что?
— Ну, мало ли… Мы же семья. Всё общее. А вдруг ты решишь продать без меня…
Ирина выключила утюг.
— Это твоя идея или тебе кто-то в уши шепнул? Потому что ты у меня не про бумажки обычно заботишься.
— Мама просто сказала, что…
— А, ну всё ясно! Наталья Петровна сказала. Тогда давай! Оформим. Может, сразу на неё перепишем? Она ведь заслужила пожить на Профсоюзной, правда?
— Не перегибай, — нахмурился Виктор. — Она просто переживает.
— Она переживает за свои долги, — спокойно, но жёстко сказала Ирина. — Мне Галя с пятого этажа рассказывала: её брат в банке работает. У Натальи Петровны — три займа, триста тысяч. Под двадцать процентов. Как думаешь, для кого место готовится?
Виктор побледнел.
— Это бред…
— Нет, Витя. Это моя квартира, моя бабушка и мои нервы. Так что либо мы, либо «мама сказала».
На следующий день Наталья Петровна пришла без звонка.
— Мимо шла, решила заглянуть. Кстати, я читала, что в Москве налоги на новое жильё подняли. Оно тебе надо, Ирин?
— А я читала, что и у пенсионеров в кредитах проценты растут. Оно вам надо?
Свекровь сморгнула.
— Смотрю, ты обо всех всё знаешь.
— А вы — всё скрываете. Но выходит плохо.
Пауза.
— Ты с Виктором поговори. Мужику надо чувствовать себя хозяином, а не квартирантом у тёщи.
— У бабушки. И квартира моя. Пусть чувствует, как умеет.
Наталья Петровна поднялась, взяла сумку.
— Посмотрим, кто кого.
— Посмотрим, — спокойно ответила Ирина.
Дверь захлопнулась. В чайнике уже закипала вода.
Ирина стояла у окна, пока темнота окончательно не легла на серые дворы.
Через две недели Ирина даже чайник перестала ставить, когда в дверях появлялась Наталья Петровна. Та теперь входила без звонка — ключ был у Виктора, а у Виктора язык всегда был наготове, особенно когда речь заходила о маме.
Стены в новой квартире умели глушить звуки, но эмоции — никогда. Ирина уже знала: чем ближе свекровь к кухне, тем крепче у неё сжимаются зубы.
— Я как раз к чаю, — весело сообщила Наталья Петровна, снимая пальто с тем видом, как будто зашла в санаторий, где её ждали с завтраком и свежей газетой. — Как хорошо, что ты дома! А то всё в своих кабинетах.
— Работаю, Наталья Петровна. Кто-то же должен зарабатывать, чтобы другие могли кредит гасить, — ответила Ирина, не поднимая глаз.
— Ты опять про это? — свекровь устало опустилась на стул. — Какие кредиты? Кто тебе вообще рассказал?
— Неважно, кто. Важно, что я знаю. И что вы — не просто бабушка на чай, а вполне возможный временный собственник моей квартиры. По вашей личной стратегии.
Наталья Петровна прищурилась. В её взгляде было что-то острое, хирургическое.
— Давай без этого, Ирин. Ты устала, тебе тяжело, я понимаю. Мы же семья. Витя — мой сын. И он тебе не чужой. А квартира… ну, неужели жалко на него оформить?
— Жалко — нет. Глупо — да, — спокойно сказала Ирина. — Тем более зная, что у вас просрочки, а его на работе уже дважды спрашивали, не собирается ли он заложить недвижимость.
— Он сам решит, что делать! Он мужчина, а ты…
— А я человек, у которого есть документы и нотариус, — перебила Ирина. — Хотите квартиру? Заработайте. Или ждите, пока я умру. Хотя и тогда вы не в списке наследников.
В кухне стало тихо, как перед дождём.
— Ты слишком уверенная, — тихо сказала свекровь, поднимаясь. — Мир не любит таких.
— А я люблю чай с бергамотом, — Ирина отвернулась к плите. — Но вы его не дождётесь.
Вечером Виктор пришёл поздно. От него тянуло пивом и чем-то горьким — таким, что пахнет старой обидой.
— Нам надо поговорить, — пробурчал он.
— Это ты как муж говоришь или как адвокат матери?
Виктор сел за стол, уставился в пустоту, будто там лежали готовые ответы.
— Ты не так всё понимаешь. Мама хочет помочь. У неё есть знакомые… Если бы ты переписала квартиру на нас двоих, мы бы могли взять кредит, открыть бизнес. Салон, например. Или франшизу. Ты же мечтала уйти из офиса.
— Виктор, ты серьёзно? Кредит под мою квартиру? Чтобы потом мы сидели в долгах? Салон? Ты максимум бреешь себе щетину и то криво. Какой салон?
— Ты просто не хочешь развиваться! Квартира твоя, всё твоё, ты командуешь, а я кто? Пёс в будке?
— Пёс, который слушает маму, — отрезала Ирина. — Тебе всё равно, что будет со мной, если вы всё просадите. Главное — попробовать. «А вдруг» повезёт. Мне не семнадцать, чтобы жить «вдруг».
— Ты боишься! — выкрикнул он.
— Да. Я боюсь потерять квартиру. И боюсь мужа, который говорит маминими словами.
Он стукнул кулаком по столу — громко, но без толку.
— Либо ты оформляешь половину на меня, либо…
— Либо что? Уйдёшь?
Он молчал.
— Вот и всё, Виктор. Мы закончили.
На следующий день Ирина пошла в МФЦ. Подала на развод. Спокойно, без истерик. Зашла в аптеку, купила валерьянку — для себя. И пачку презервативов — для будущего.
Вечером в квартире было тихо. Совсем тихо. Но эта тишина была её — честная, без чужих голосов и запаха тяжёлых духов в прихожей.
В 22:14 пришло сообщение: «Ты серьёзно? Мы же семья…»
Она долго смотрела на экран и написала: «Семья — это когда не делаешь больно тому, кого любишь. Даже по просьбе мамы».
На следующий день Наталья Петровна снова пришла. Но уже в пустую квартиру. Виктор теперь жил у неё.
А Ирина впервые проснулась утром — в своей, свободной и тёплой квартире. С лёгким чувством, что, может быть, бой она и проиграла, но войну — точно выиграла.
Ирина выключила звук на телефоне.
Семнадцать пропущенных.
Четыре сообщения от Виктора.
Одно голосовое.
Три — от Натальи Петровны, в её привычной манере: «Раз ты такая, пусть теперь жизнь тебя учит».
Учить её? Пусть попробуют. У неё уже была одна училка — Наталья Петровна, которая годами выдавала семейный шантаж за заботу.
На третий день в пустой квартире Ирина вдруг поняла: дышит. По-настоящему. Без ощущения, что за спиной кто-то считывает каждый её шаг, каждую полку и каждый сантиметр дубового паркета.
На пятый — поймала себя на улыбке. Никто не звонил с просьбой «перевести счётчик», не советовал «оформить всё по-честному», не читал лекций про «ты же умная, поступи правильно».
На седьмой — постучали.
— Открывайте, Ирина Сергеевна, — голос был знакомый до противного. — Это по поводу квартиры.
На пороге стояла Наталья Петровна с папкой в руках. За ней — невысокий, лысоватый мужчина в куртке, с лицом шахматиста, который заранее знает исход партии.
— Что это? — Ирина стояла прямо, хотя холодок уже побежал по спине.
— Вот, — свекровь протянула бумаги, — оценка квартиры. Мы с Витей решили, что ему положена половина. Даже если наследство — оно ведь во время брака. Будем делить.
— Серьёзно? — Ирина проговорила медленно, будто пробуя вкус чужих слов.
— А ты думала, мы так и оставим? — Наталья Петровна усмехнулась. — Мы семья. У семьи имущество общее.
Лысоватый кашлянул и начал:
— По рыночной стоимости…
— Стоп. А вы кто? — перебила Ирина.
— Консультант. Виктор просил помочь с продажей. Всё по-человечески.
— То есть… вы пришли заставить меня продать квартиру, которую я получила по наследству, и оформить половину на мужа, с которым развожусь? При поддержке его мамы?
Ответа не было.
— Логика вам, похоже, не родственница, — усмехнулась она.
— Мы уже в суд подали, — гордо выдала Наталья Петровна. — Наследство в браке — совместно нажитое.
— Знаете, — Ирина устало вздохнула, — думала, глупость лечится. А теперь вижу — передаётся по наследству.
Риэлтор мгновенно сделал шаг назад.
— Я пойду. Разбирайтесь сами.
— Останьтесь! — рявкнула свекровь.
— Нет уж. Я в такие спектакли не играю, — и исчез за дверью.
На следующий день Ирина пришла к юристу.
Тот пролистал бумаги:
— Пусть подают. Наследство? Через нотариуса? На двоих не оформлялось?
— Нет.
— Тогда они просто потратят время и деньги. За пару месяцев вы смените замки и выпишете его. И всё.
— А он может прийти?
— Нет. Не собственник. Полиция на вашей стороне.
Ирина кивнула. И впервые за долгое время почувствовала не тревогу, а спокойную, ледяную решимость.
Виктор позвонил вечером:
— Ну что ты творишь? Мы же хотели, чтобы всё было по-справедливости.
— По вашей справедливости? Это как у шулера: пока выигрывает — всё честно.
— Мама просто волнуется…
— Ага. Особенно когда в МФЦ пытается оформить без меня.
— Она по глупости.
— Нет, по привычке. А ты — по слабости. Знаешь, я жалею только об одном: что вышла за тебя.
— Да ты без меня кто?
— Зато теперь я без тебя. И, слава богу, меня стало больше.
Через два месяца суд признал квартиру её личной собственностью.
Наталья Петровна исчезла, только Виктор ещё писал — то смайлики, то песни. Однажды звонил пьяный, предлагал «начать всё сначала».
Ирина нажала отбой и заблокировала номер.
Всё закончилось в тёплую пятницу.
Она сидела у окна с чашкой крепкого кофе. На телефоне всплыло:
«Поздравляем! Запись в Росреестре завершена. Вы — единственный собственник».
Она улыбнулась. Впервые — по-настоящему.
Никаких визитов. Никаких угроз. Только она и её жизнь.
Своя.
