— Мама сказала, что ты должна отдать нам дачу, раз детей у вас всё равно нет, — заявила Валерия, едва переступив порог квартиры.
Марина застыла с чайником в руках. Горячая вода продолжала литься в заварочный чайник, переполняя его, но она не замечала. Эти слова ударили её как пощёчина — резко, больно и совершенно неожиданно. Золовка стояла в прихожей, не снимая пальто, с таким видом, будто пришла забрать долг. За её спиной маячила фигура свекрови, Галины Васильевны, которая делала вид, что рассматривает узор на обоях.
Дача. Та самая дача под Клином, которую Марина получила в наследство от бабушки всего полгода назад. Маленький деревянный домик с резными наличниками, старый яблоневый сад и беседка, увитая диким виноградом. Единственное место на земле, которое принадлежало только ей. Где она могла дышать полной грудью, не оглядываясь на мнение родственников мужа.
— С чего это я должна? — Марина наконец-то опомнилась и поставила чайник на стол. Руки слегка дрожали от возмущения.
Валерия закатила глаза, словно объясняла очевидные вещи непонятливому ребёнку.
— Ну как с чего? У меня двое детей растут, им нужен свежий воздух, природа. А вы с Павлом всё равно туда почти не ездите. Зачем добру пропадать?
Галина Васильевна тут же подключилась, входя в комнату с видом хозяйки:
— Маришенька, ну что ты как чужая? Мы же одна семья. В семье всё общее. Валерочке с детками это нужнее. Ты же добрая девочка, ты поймёшь.
«Добрая девочка». Эти слова свекровь произносила каждый раз, когда хотела что-то от неё получить. Когда нужно было отдать старую, но ещё вполне рабочую стиральную машину Валерии, потому что «у неё же дети». Когда требовалось одолжить крупную сумму денег «до зарплаты», которую потом никто не возвращал. Когда приходилось брать отгул на работе, чтобы сидеть с племянниками, пока Валерия ходила по салонам красоты.
Марина посмотрела на часы. Павел должен был вернуться с работы через час. Она знала, что нужно дождаться его, обсудить всё вместе. Но что-то внутри неё сломалось. Может быть, это был последний камешек, который обрушил плотину терпения.
— Нет, — сказала она твёрдо.
Валерия фыркнула:
— Что значит «нет»? Ты с Пашей даже не посоветовалась!
— Дача записана на меня. Это моё наследство от моей бабушки. И я не собираюсь его никому отдавать.
Галина Васильевна всплеснула руками, изображая вселенское горе:
— Ой, Маришка, да что ж ты за человек такой! Родным людям помочь не хочешь! Вот Паша придёт, он тебе объяснит, как в нормальных семьях принято!
В этот момент входная дверь открылась. Павел вернулся раньше обычного. Увидев мать и сестру, он сначала обрадовался, но потом заметил напряжённую атмосферу.
— Что случилось? — спросил он, снимая куртку.
Валерия тут же бросилась к нему:
— Паш, твоя жена совсем обнаглела! Мы просим дачу для детей, а она жадничает!
Павел растерянно посмотрел на Марину. В его глазах она прочитала знакомое выражение — он уже готовился встать на сторону своей родни, как делал это всегда.
— Марин, ну правда, что нам эта дача? Мы там были всего пару раз за лето. А у Леры дети…
— У Валерии есть муж, который неплохо зарабатывает, — перебила его Марина. — Если им нужна дача, пусть купят или снимут.
— Да ты что! — возмутилась свекровь. — При живых-то родственниках снимать! Позор какой! Что люди скажут!
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна ярости. Годы молчаливого согласия, уступок и компромиссов вдруг превратились в лаву, готовую вырваться наружу.
— А что люди скажут о том, что вы требуете чужое имущество? — спросила она, глядя прямо в глаза свекрови. — Или это не считается?
Галина Васильевна побагровела:
— Чужое? Да ты в нашу семью пришла никем! Мы тебя приняли, обогрели! Паша на тебе женился, хотя мог любую найти!
Эти слова стали последней каплей. Марина встала, выпрямилась и произнесла то, что копилось в ней годами:
— Знаете что, Галина Васильевна? Я больше не буду это терпеть. Все эти годы вы с Валерией относились ко мне как к прислуге. Я должна была уступать, помогать, отдавать. Свои выходные я тратила на ваших внуков. Свои деньги — на ваши нужды. Свои нервы — на ваши капризы. И всё это время вы напоминали мне, что я должна быть благодарна за то, что меня «приняли». Так вот — спасибо, больше не надо. Я больше не хочу быть частью такой «семьи».
Павел попытался вмешаться:
— Марина, ты перегибаешь. Мама просто переживает за внуков…
Марина повернулась к мужу. В её глазах он увидел что-то новое — не обиду, не слёзы, а холодную решимость.
— Паша, твоя мама переживает только за свою власть над тобой. И ты это прекрасно знаешь. Но тебе проще делать вид, что всё нормально, чем один раз сказать ей «нет». Ты выбираешь путь наименьшего сопротивления, а расплачиваюсь за это я.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Валерия. — Паша, ты это слышишь? Она оскорбляет нашу мать!
Но Марина уже не слушала. Она прошла в спальню и достала из шкафа дорожную сумку. Начала складывать вещи — методично, спокойно, не обращая внимания на крики за спиной.
Павел вбежал в комнату:
— Марина, прекрати! Куда ты собралась?
— На дачу, — ответила она, застёгивая сумку. — На МОЮ дачу. Мне нужно подумать.
— Но… но мы же должны поговорить…
— Мы говорили, Паша. Много раз. И каждый раз ты выбирал их сторону. Может быть, пора тебе пожить с ними без меня и понять, чего тебе это стоит.
Она взяла сумку и вышла из спальни. В гостиной её ждали разъярённые свекровь и золовка.
— Ну и катись на свою дачу! — выплюнула Валерия. — Сиди там одна, как собака на сене! Паша найдёт себе нормальную жену, которая будет уважать семью!
Галина Васильевна добавила с притворной печалью:
— Я всегда говорила, что из неё ничего путного не выйдет. Бесплодная эгоистка.
Слово «бесплодная» полоснуло по сердцу как нож. Они с Павлом три года пытались завести ребёнка. Три года обследований, лечения, разочарований. И свекровь прекрасно об этом знала. Но решила ударить в самое больное место.
Марина остановилась у двери. Обернулась и посмотрела на них троих — растерянного мужа, торжествующую золовку и свекровь с маской праведного гнева на лице.
— Знаете, в чём ваша проблема? — сказала она спокойно. — Вы так привыкли брать, что разучились давать. Вы требуете любви, но сами не способны любить. Вы хотите уважения, но сами никого не уважаете. И рано или поздно вокруг вас останутся только такие же, как вы. А я не хочу стать такой.
С этими словами она вышла, тихо закрыв за собой дверь.
Дорога до дачи заняла почти два часа. Марина ехала на своей старенькой, но надёжной машине, которую купила ещё до замужества. За окном проплывали подмосковные пейзажи — леса, поля, маленькие деревеньки. С каждым километром, отдаляющим её от Москвы, она чувствовала, как спадает напряжение.
Дача встретила её тишиной и прохладой. Марина открыла калитку, вдохнула запах цветущей сирени. Домик стоял такой же уютный и родной, как при жизни бабушки. Те же кружевные занавески на окнах, та же скрипучая ступенька на крыльце.
Она вошла внутрь, включила свет. На стене висели фотографии — бабушка в молодости, дедушка в военной форме, мама маленькой девочкой. Её семья. Настоящая семья, где её любили просто за то, что она есть.
Марина поставила чайник, достала из буфета бабушкину чашку с голубыми цветочками. Села за стол у окна, где когда-то сидела бабушка, вязала и рассказывала ей сказки.
Телефон разрывался от звонков. Павел звонил каждые пятнадцать минут. Она не отвечала. Потом начали приходить сообщения. Сначала от него — просьбы вернуться, обещания поговорить с матерью. Потом от Валерии — угрозы и оскорбления. От свекрови — манипулятивные послания о том, что у неё поднялось давление и это всё из-за Марины.
Она выключила телефон.
Первую ночь на даче она почти не спала. Лежала на старом диване под бабушкиным лоскутным одеялом и думала. О своей жизни, о замужестве, о том, как позволила себя использовать. Вспоминала все случаи, когда нужно было сказать «нет», но она соглашалась. Все моменты, когда Павел мог её защитить, но предпочитал промолчать.
Утром она вышла в сад. Яблони стояли в цвету, белые лепестки падали как снег. Она взяла садовые ножницы и начала приводить в порядок кусты смородины. Физическая работа помогала думать.
К обеду приехал Павел. Она услышала, как хлопнула дверца машины, как скрипнула калитка. Не оборачиваясь, продолжала возиться с кустами.
— Марина, — позвал он. — Можно поговорить?
Она выпрямилась, отложила ножницы. Обернулась. Павел выглядел помятым, небритым. Видно было, что ночь он тоже не спал.
— Говори, — сказала она.
Он подошёл ближе, остановился в паре метров:
— Марин, ну что ты устроила? Мама места себе не находит. Валерка обиделась. Зачем ты так?
— А зачем они пришли требовать мою дачу?
— Они не требовали, они просили. Для детей же.
Марина покачала головой:
— Паша, ты правда не видишь разницы? Или не хочешь видеть?
Он замялся, потом сказал неуверенно:
— Слушай, может, правда, отдадим им дачу? Мы всё равно редко ездим. А они перестанут доставать.
Марина почувствовала, как внутри что-то окончательно оборвалось. Последняя ниточка надежды, что он поймёт, что встанет на её сторону.
— Нет, Паша, не перестанут. После дачи они потребуют что-то ещё. И ещё. И ты опять скажешь «давай отдадим, чтобы не доставали». Потому что тебе проще откупиться, чем защитить меня.
— Да не откупиться! Просто… это же моя семья. Я не могу их послать.
— А я, получается, могу? Я не твоя семья?
Павел растерялся:
— Ну конечно, семья. Но они… они же родные по крови.
Эти слова стали приговором их браку. Марина поняла это с абсолютной ясностью. Для него она всегда будет чужой. Пришлой. Той, которая должна подстраиваться и уступать.
— Знаешь, Паша, — сказала она спокойно, — я поняла одну важную вещь. Семья — это не кровь. Семья — это люди, которые тебя любят и защищают. Которые на твоей стороне. А ты никогда не был на моей стороне. Ты всегда выбирал их.
— Марина, не драматизируй. Давай вернёмся домой, всё обсудим…
— Нет. Я остаюсь здесь. А ты возвращайся к своей «настоящей» семье. Посмотрим, как вам будет вместе без удобной Марины, на которую можно всё свалить.
Павел стоял, переминаясь с ноги на ногу. Потом вдруг разозлился:
— Знаешь что? Мама права! Ты эгоистка! Думаешь только о себе!
— Может быть, — согласилась Марина. — Но знаешь что? Мне это нравится. Впервые за пять лет я думаю о себе. И это прекрасное чувство.
Павел развернулся и ушёл, хлопнув калиткой. Марина смотрела, как его машина исчезает за поворотом. Потом вернулась к своим кустам. Нужно было закончить обрезку до вечера.
Следующие дни прошли в странном спокойствии. Марина приводила в порядок дом и сад, читала бабушкины книги, готовила простую еду. Телефон она включала раз в день, чтобы проверить рабочую почту. Личные сообщения не читала.
На пятый день приехала её подруга Катя. Единственный человек, которому Марина сообщила, где находится.
— Ну ты даёшь! — сказала Катя, выходя из машины. — Весь их курятник на уши подняла!
Они сели на веранде, Марина заварила чай.
— Расскажи, что там происходит, — попросила она.
Катя хмыкнула:
— Да цирк! Твоя свекровь всем знакомым рассказывает, какая ты неблагодарная. Валерка в соцсетях посты пишет про токсичных людей. А Пашка твой ходит как побитый пёс.
— Жалко его?
— Нет, — отрезала Катя. — Сам виноват. Надо было мужиком быть, а не маменькиным сынком. Ты правильно сделала, что ушла.
Марина молчала, глядя на цветущий сад.
— И что дальше? — спросила Катя.
— Не знаю. Наверное, разведусь. Найду работу поближе к даче. Буду жить здесь.
— Одна?
— А что в этом плохого? У меня есть дом, сад, любимая работа. Мне хорошо одной.
Катя внимательно посмотрела на неё:
— Знаешь, ты изменилась. Как будто расправила плечи. Красивая стала.
Марина улыбнулась:
— Просто перестала прогибаться. Оказывается, когда стоишь прямо, мир выглядит иначе.
Прошёл месяц. Марина официально подала на развод. Павел сначала сопротивлялся, потом согласился. Оказалось, что без жены ему пришлось взять на себя все обязанности по дому, и это было слишком тяжело. Мать и сестра помогать не спешили — у них были свои дела.
Галина Васильевна попыталась приехать на дачу «поговорить по душам», но Марина её не пустила. Сказала через калитку, что душевные разговоры закончились, и попросила больше не приезжать.
Валерия написала гневное письмо, где обвиняла Марину во всех смертных грехах. Марина не ответила. Просто удалила письмо.
К осени развод был оформлен. Марина нашла удалённую работу, которая позволяла жить на даче постоянно. Завела собаку — рыжую дворнягу, которую подобрала у дороги. Назвала Веснушкой.
Соседи по даче — пожилая пара — помогали ей с ремонтом дома. Взамен она помогала им с огородом. Настоящая взаимопомощь, без манипуляций и упрёков.
Однажды осенним вечером, когда Марина сидела у камина с книгой, а Веснушка дремала у её ног, раздался звонок в дверь. Она удивилась — было уже поздно для визитов.
За дверью стоял Павел. Похудевший, осунувшийся, с букетом хризантем.
— Можно войти? — спросил он тихо.
Марина кивнула, отступила в сторону. Он прошёл в дом, огляделся. Веснушка подошла обнюхать незнакомца, потом вернулась к камину.
— Красиво у тебя, — сказал он. — Уютно.
— Спасибо. Чай будешь?
Он кивнул. Они сели за стол. Павел вертел в руках чашку, не зная, с чего начать.
— Я пришёл извиниться, — наконец сказал он. — Ты была права. Во всём.
Марина молчала, давая ему выговориться.
— После того, как ты ушла, они… они показали своё настоящее лицо. Мама каждый день пилила меня за то, что я не смог тебя удержать. Валерка требовала денег на детей, а когда я сказал, что у меня нет, обозвала неудачником. Они не поддерживали меня. Они просто использовали. Как и тебя.
Он поднял глаза:
— Марина, может, попробуем всё сначала? Я изменился, правда. Я понял, что семья — это мы с тобой, а не они.
Марина покачала головой:
— Паша, слишком поздно. Я уже не та, что была раньше. И не хочу быть той. Мне хорошо здесь, одной. Я нашла себя.
— Но… мы же любили друг друга…
— Любили. Но любовь без уважения и поддержки — это не любовь, а привычка. И эта привычка разрушила бы меня окончательно.
Павел опустил голову:
— Я всё испортил, да?
— Мы оба ошибались. Ты — что не защищал меня. Я — что терпела это слишком долго. Но сейчас у нас есть шанс начать новую жизнь. По отдельности.
Он допил чай, встал:
— Наверное, ты права. Прости меня, если сможешь.
— Я уже простила, Паша. И себя тоже. Иди с миром.
Он ушёл, оставив хризантемы на столе. Марина поставила их в вазу, вернулась к камину. Веснушка положила голову ей на колени, и она погладила собаку по рыжей шерсти.
За окном шёл первый снег. Крупные хлопья медленно падали на землю, укрывая сад белым покрывалом. Было тихо и спокойно.
Марина взяла телефон, открыла чат с подругой Катей:
«Знаешь, я поняла важную вещь. Иногда нужно всё разрушить, чтобы построить заново. И это не страшно. Это освобождение».
Ответ пришёл мгновенно:
«Горжусь тобой, подруга. Ты молодец».
Марина улыбнулась, отложила телефон. Подбросила дров в камин, устроилась удобнее в кресле. Веснушка забралась к ней на колени, свернулась калачиком.
Дом был полон тепла и покоя. Её дом. Её жизнь. Её свобода.
И это было прекрасно.
