Анна сидела за столом, ссутулившись так, что тонкая цепочка на шее предательски блеснула в утреннем свете. На экране — недописанный отчет, двадцать две страницы сухих цифр, в которых не осталось места для человеческих слов. Она уже хотела встать, чтобы налить себе кофе, когда телефон резко ожил, и резкий, властный голос врезался в уши:
— Приезжай немедленно!
Это была Лариса Ивановна — свекровь. Впрочем, назвать это «свекровью» — значит слишком облагородить. Это была женщина, у которой любое «доброе утро» начиналось с критики чужого выбора — от прически до того, как именно резать хлеб.
Анна выдохнула, сжав переносицу пальцами.
— Что случилось? — спросила она так, будто у них на линии было не две женщины, а полицейский диспетчер и свидетель аварии.
— Сережа купил телевизор! — возмущение звенело так, что казалось, оно сейчас прольется из трубки чем-то липким и тягучим. — Новый! Старый работал прекрасно! А он, без моего ведома, потратил деньги на эту ненужную вещь. Это всё твоё влияние!
Анна машинально оглянулась — пустой кабинет, пара стульев, шелест кондиционера. Хотелось засмеяться, но внутри, как всегда при разговорах с Ларисой Ивановной, что-то мелко, но ощутимо сжалось.
— Мы с Сергеем обсуждали это… — сказала она и сама удивилась, как спокойно звучит её голос.
Но свекровь уже шла в наступление:
— Вам просто деньги карман жгут! Со мной почему не посоветовались? Я мать! Я лучше знаю, что нужно моему сыну!
Анна не стала напоминать, что старый телевизор показывал, как больной человек разговаривает во сне — то ясно, то шёпотом, то с рывками. И что футбол в таком качестве Сергей смотрел с выражением лица, словно пытается рассмотреть собственную судьбу на замёрзшем стекле.
Три года назад всё было иначе. Лариса Ивановна встречала её с плюшками, улыбками и длинными рассказами о том, как Сергей в детстве спас воробья с перебитым крылом. Но однажды свекровь узнала размер Анниной зарплаты. С того дня, казалось, в их доме поселилась тихая война.
— Женщина не должна зарабатывать больше мужа, — сказала она тогда, словно объявляя о новой погоде. — Это унижает мужчину.
Анна тогда не ответила. Она вообще редко отвечала, но от молчания не становилось легче — слова свекрови оседали в ней, как пыль, которую не заметишь сразу, но через год уже дышать тяжело.
— Лариса Ивановна, я на работе. Обсудим вечером, — сказала Анна сейчас, проверяя часы. Через пятнадцать минут — встреча с клиентом, который любил говорить медленно и много.
— А кто будет разбираться сейчас? — повысила голос Лариса Ивановна. — Или я одна должна следить за порядком в вашей семье?
Анна положила трубку. Не с грохотом, но твёрдо.
Вечером, едва переступив порог, она услышала голоса. Сергей пытался что-то объяснить матери. Та стояла в центре комнаты, как неподвижная скала, и принимала на себя все аргументы, не сдвигаясь ни на миллиметр.
— Мама, я же говорю — это мои деньги!
— Твои? — она поджала губы. — У тебя жена зарабатывает в два раза больше! Это не твои деньги. Это её деньги, которые ты транжиришь.
Анна осталась в коридоре. Сумка всё ещё висела на плече, ключи звякнули, когда она их положила на полку. В комнате пахло чем-то с кухни — Лариса Ивановна всегда приносила свои кастрюли и сковородки, как будто в этой квартире их не существовало. Иногда с ними приходил ещё и сосед дядя Федя, якобы случайно. Дядя Федя любил выпить, но ещё больше — наблюдать за чужими ссорами.
— А вот и наша добытчица! — заметив Анну, свекровь заговорила с нарочитой радостью. — Может, объяснишь, почему твой муж должен жить среди старой мебели, когда у тебя такие доходы?
Сергей тихо сник, как лист бумаги под дождём.
Анна вошла, положила сумку на диван и ответила ровно:
— Мы с Сергеем сами решаем, на что тратить деньги.
— Сами? — в голосе Ларисы Ивановны зазвенел металл. — А я тогда кто? Я мать! Я лучше знаю, что ему нужно. Вот у Петровых…
— Мама! — попытался перебить Сергей.
— Не перебивай! У них мебель новая каждый год. А ты? Даже машину купить не можешь!
— Машина у нас есть, — сказала Анна.
— Которую ты себе купила! — свекровь вытянула указательный палец, как прокурор на процессе.
С этого места разговор понёсся вниз, как камень с горы: кухня «в плохом состоянии», прихожая «старомодная», и, наконец, главное — свекровь уже всё «договорила» по поводу новой мебели.
— Я взяла вашу карточку. Там хватило на первый взнос, — произнесла она так, будто сообщает, что вынесла мусор.
Анна медленно повернулась к мужу.
— Ты знал?
— Мама сказала, просто посмотрит цены… — виновато ответил он.
И вот в этот момент, среди запаха её же еды, громких голосов и дяди Феди, заглянувшего в дверь с интересом (он пришёл за «солью»), Анна поняла: это не просто спор. Это — жизнь, в которой она живёт уже три года. И в которой ни разу не была хозяйкой даже своей зарплаты.
На следующий день Анна поехала на работу раньше обычного. Не потому что надо, а потому что не хотелось сталкиваться с Ларисой Ивановной за утренним столом. Там сейчас точно была бы сцена с «разбором полётов» и приправой в виде тяжёлых вздохов.
В офисе всё было как всегда: запах кофе из общей кухни, Лена из бухгалтерии с её вечным шарфом, даже если на улице +25, и тихий стук клавиатур. Анна пыталась погрузиться в таблицы, но глаза всё время скатывались в сторону телефона. Молчал. Не звонили ни муж, ни свекровь.
И вдруг в мессенджере — короткое, неловкое от Сергея: «Вечером поговорим?»
Анна ответила «Хорошо», хотя знала — никакой это не разговор, а очередная попытка матери через сына «вразумить» её.
Дома к её приходу стоял тихий запах новой мебели. Нет, ничего ещё не привезли, но в прихожей появился свёрнутый рулон рекламных листовок. На них — радостные люди в идеально белых кухнях, и прямо на середине — отметка чёрным маркером: «Вам сюда».
На кухне — Лариса Ивановна и соседка с пятого этажа, тётя Вера, известная в доме своей способностью находить брошенных котов и пристраивать их в добрые руки. На руках у тёти Веры сидел очередной найденыш — чёрно-белый, с одним белым усом и глазами цвета зелёного крыжовника.
— Анечка, вот посмотри, какой красавец! — оживлённо начала тётя Вера, даже не заметив напряжённости. — Я его во дворе нашла. Замёрз, бедненький! Думаю, вам с Серёжей как раз будет в радость.
Анна вздохнула. Кот был хорош — мягкий, пушистый, с удивлённым взглядом. Но в их жизни и без кота хватало живых существ с острыми когтями.
— Мы пока не планировали… — начала она, но Лариса Ивановна перебила:
— Возьмём, конечно! Коту нужна семья. Не то что некоторые…
Анна промолчала. Чайник на плите вдруг зашипел тонким, нервным звуком — трещина на его боку давала о себе знать. Этот чайник был чем-то вроде талисмана их семьи: Сергей привёз его ещё со своей студенческой квартиры, когда только начали жить вместе. Лариса Ивановна всегда говорила, что он «старый и некрасивый» и его давно пора выбросить.
Анна посмотрела на чайник и подумала: он как она. Трещина есть, но работает. Пока никто не выкинул.
Разговор с Сергеем вечером был предсказуем. Он говорил медленно, подбирая слова, как будто за каждым стоит чья-то тень:
— Понимаешь, мама просто переживает… Она хочет, чтобы нам было хорошо.
— Ей нам не надо. Ей надо, чтобы было по-её, — тихо сказала Анна.
— Ну, она привыкла заботиться…
— Забота — это спросить, что нам нужно. А не забирать карточку.
Сергей замолчал, отвернулся к окну. Там уже зажглись редкие огоньки, а внизу кто-то выгуливал собаку.
— Мама думает, что ты тратишь деньги неправильно, — сказал он наконец.
Анна почувствовала, как слова эти проваливаются куда-то вглубь. Не обида даже, а пустота.
— Сергей, — сказала она медленно. — Это мои деньги.
Он ничего не ответил.
Через неделю привезли мебель. Не ту, что Анна хотела, не ту, что они обсуждали. Светлую, глянцевую, с блестящими ручками и стеклянными вставками. Лариса Ивановна сияла:
— Вот увидишь, вся квартира теперь преобразится!
Дядя Федя тоже заглянул, оценил:
— Богато живёте! — и одобрительно кивнул.
Анна поставила коробки на место и поняла, что это уже даже не её кухня. Что она как гость в доме, за который платит.
Вечером она долго сидела на балконе. Холодный воздух тянул в лёгкие, а где-то в соседнем подъезде смеялись дети. У неё в руках был маленький блокнот, тот самый, куда она записывала все свои расходы и накопления.
Она провела пальцем по строчкам, нашла ту самую — «новая квартира», и впервые подумала: а что, если всё-таки… Чемодан.
И тут вспомнился чайник. И кот с крыжовенными глазами. И соседка тётя Вера, которая сказала, прощаясь: «Иногда, Анечка, надо просто забрать своё и уйти. Даже если никто не понимает».
В ту ночь ей снилось, что она идёт по длинному коридору с множеством дверей. Каждую открывает — а там чужие квартиры, чужие голоса, чужая мебель. И только в самом конце коридора — её пустая комната, в которой стоит один старый чайник.
Она проснулась с ясной, как утро, мыслью: чемодан стоит в шкафу. И в нём ещё пахнет Турцией, куда они ездили три года назад, в их первый год брака — тот единственный раз, когда всё было без Ларисы Ивановны.
В субботу утро началось с тихого, но назойливого звона. Не телефон — дверной звонок. Анна ещё не успела натянуть халат, когда в прихожей уже раздавался голос Ларисы Ивановны:
— Серёжа дома? Срочно нужно поговорить!
В руках у свекрови пакет с яблоками и ещё что-то тяжёлое, завернутое в газету. Она, как всегда, прошла в кухню без приглашения, оставив обувь так, что дверь не могла закрыться.
— Что случилось? — спросила Анна, уже предчувствуя неприятности.
— Вот! — Лариса Ивановна торжественно положила на стол газету. Там, среди смятых листов, оказался документ — расчёт по премии, которую Анна получила недавно.
— Откуда это? — тихо спросила Анна.
— Галина Петровна рассказала. Я посчитала. И решила: эти деньги лучше вложить в ремонт. Я уже договорилась с бригадой.
Сергей зашёл на кухню, почесывая затылок. Он выглядел так, словно только что проснулся, хотя на часах было почти полдень.
— Анна, ну что ты… Мама просто хочет помочь, — начал он, избегая её взгляда.
— Помочь? — Анна усмехнулась. — Забрать мои деньги — это помощь?
— Не твои! — вскинулась Лариса Ивановна. — У тебя есть семья, значит, всё общее.
В этот момент на балконе завозился кот тёти Веры. Он уже неделю жил у них — Лариса Ивановна настояла, и Анна не стала спорить. Кот, как будто почувствовав напряжение, выпрыгнул на стол и сел прямо на документ. Смотрел на всех с таким видом, словно хотел сказать: «Я тут самый умный».
— Серёжа, — обратилась к мужу Анна, — ты считаешь, что она права?
Он помолчал и, не поднимая глаз, сказал:
— Может, стоило посоветоваться…
Это было всё. Мелкая, почти неуловимая черта, разделяющая жизнь на «до» и «после».
Анна молча встала, пошла в спальню. Достала чемодан. Открыла. Начала складывать вещи — аккуратно, методично, словно выполняет привычную работу.
Лариса Ивановна вскоре ворвалась следом:
— Ты что это удумала? — её голос дрожал от злости.
— Я ухожу, — спокойно ответила Анна. — Я поняла, что мне не нужна семья, где мной управляют.
— Неблагодарная! — свекровь шагнула ближе, но Анна подняла руку, как заслон.
Сергей стоял в дверях, всё так же в мятой футболке, с пустыми глазами. Ни слова.
Анна застегнула чемодан. Подошла к входной двери, остановилась, глядя на мужа:
— За квартиру, за продукты, за всё остальное теперь платите сами.
И ушла.
В подъезде было тихо, как в первый зимний снегопад. Она позвонила матери:
— Мам, можно я поживу у тебя?
Через неделю документы на развод пришли по почте. Она подписала их без сомнений. И даже кот остался у Ларисы Ивановны — Анна знала, он уж как-нибудь выживет.
Теперь она жила в своей новой квартире. Белые стены, чистый стол, старый чайник — да, тот самый, с трещиной. И тишина. Тишина, в которой можно думать, а не защищаться.
Иногда кто-то из знакомых рассказывал про Сергея: он всё так же жил с матерью, а та с удовольствием рассказывала, как им повезло избавиться от «жадной невестки». Анна слушала, кивала и думала: «Да, повезло. Всем».
