— Мам, не сейчас, дети завтракают, — Ирина нажала громкую связь, продолжая месить ванильное тесто.
— Привет, баба! — прокричал Тёма.
— В два едем с Тёмой к педиатру, потом серьёзно поговорим.
— О чём поговорим?
— При детях не скажу, — Людмила Николаевна понизила голос.
Ирина замерла, ложка застыла в миске. Тон матери не предвещал ничего хорошего. За спиной скрипнули колёса коляски, Игорь подкатил к столу, налил себе кофе. Пятилетний Тёма сразу потянулся к отцу, и тот ловко подхватил сына, усадил к себе на колени.
— Папа самый сильный, даже в коляске, — важно произнесла восьмилетняя Лиза, хлебая хлопья.
Игорь рассмеялся, поцеловал дочь в макушку. Ирина видела, как он слушает её разговор с матерью, как напрягаются его плечи при каждом слове Людмилы Николаевны.
— Хорошо, мам, увидимся, — отключилась Ирина и обернулась к семье.
Игорь смотрел на неё вопросительно, но при детях спрашивать не стал. Тёма облизывал ложку, размазывая молоко по щекам, Лиза болтала ногами под столом. Обычное утро, но что-то в материнском голосе заставило Ирину вытереть руки дрожащими пальцами.
— Что хотела бабушка? — спросила Лиза.
— Сначала решим дела, потом расскажу.
Игорь налил жене кофе, их пальцы соприкоснулись. Он сжал её ладонь на мгновение, и Ирина поймала его тёплый взгляд.
— Без тебя утро пустое, — шепнула она, целуя мужа в висок.
Он улыбнулся, но что-то тревожное мелькнуло в его глазах. Дети засмеялись над чем-то своим, и на секунду показалось, что всё по-прежнему. Но телефон лежал на столе, словно неразорвавшийся снаряд.
Через несколько часов раздался звонок в дверь. Ирина открыла, и Людмила Николаевна вошла, стуча каблуками по паркету. Её взгляд сразу скользнул по коридору и зацепился за коляску Игоря.
— Дети, ко мне, — она раскрыла объятия, и внуки бросились к бабушке.
Игорю она кивнула сухо, без улыбки. Ирина заметила, как мать старательно избегает смотреть на мужа.
— Дети, идите в комнату, поиграйте, — сказала Людмила Николаевна.
— Хочу кататься с папой! — запротестовала Лиза.
— Лиза, делайте, что сказали.
Голос бабушки не допускал возражений. Игорь мягко покрутил колёса коляски.
— Поехали, прокачу гонку, — сказал он детям, но Ирина услышала натянутость в его тоне.
Смех детей наполнил квартиру, но не рассеял напряжение. Людмила Николаевна смотрела на коляску с выражением усталого презрения.
На кухне мать молча поставила чайник, достала чашки. Её движения были резкими, решительными. Ирина села напротив, сложила руки на столе.
— Мне больно смотреть, как ты живёшь, — наконец сказала Людмила Николаевна.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты молодая, красивая, а привязана к…
Мать кивнула в сторону комнаты, откуда доносился детский смех.
— Мам, не начинай.
— Я обязана.
Чашка громко стукнулась о блюдце, словно мать поставила категоричную точку. Ирина почувствовала, как холодеет в груди.
— Три года после его травмы я молчала, — голос Людмилы Николаевны обрёл жёсткость. — Дети растут, им нужен нормальный отец.
Ирина вскочила так резко, что стул качнулся.
— Игорь прекрасный отец!
— В коляске? Он даже до магазина не дойдёт. Пенсия инвалида и сорок тысяч программиста — это смешно.
— Мы справляемся.
— За счёт моих денег и моих сил, — бросила мать, прищурившись.
Из комнаты долетал смех детей и скрип колёс. Людмила Николаевна наклонилась через стол, заговорила шёпотом.
— Посмотри правде в глаза. Ты талантливый кондитер, найдёшь здорового мужчину, который обеспечит семью.
— Мам… ты предлагаешь развод?
— Немедленно.
Слово прозвучало как приговор. Воздух стал колким, трудно дышать. В этот момент дверь скрипнула, и Игорь въехал в кухню.
— Дети просят бабушку почитать…
Он осёкся, почувствовав холод. Людмила Николаевна отвернулась к окну. Игорь медленно развернул коляску и покинул кухню, не сказав ни слова. Тишина стала оглушительной.
— Игорь, подожди.
— Я всё слышал.
Ирина догнала мужа в коридоре; он медленно катился к спальне. Плечи сгорбились, руки безвольно лежали на коленях.
— Мама считает, что нам надо развестись.
— Понятно.
Людмила Николаевна выглянула из кухни.
— При нём нельзя было говорить!
— Поздно, — тихо ответил Игорь и направился в спальню, прикрыв за собой дверь.
Ирина осталась в узком коридоре; тонкие стены пропускали каждое её сердцебиение. Из детской слышался стук кубиков, Лиза объясняла Тёме правила придуманной игры.
— Ирочка, — мать сделала шаг ближе, — может, оно и к лучшему. Теперь карты на столе.
— Ты разрушила мою семью.
— Я открыла тебе глаза.
Ирина постучала в дверь спальни.
— Игорь, открой. Поговорим.
— Может, она права? Какая от меня польза?
Глухой голос за дверью царапал слух.
— Ты нужен нам.
— Я даже сумки из магазина не донесу.
— Мы вместе справляемся!
Ирина прижала лоб к двери. Внутри скрипнула кровать — видимо, Игорь перебрался на кровать, и тишина стала гуще.
В гостиной Лиза гоняла машинку по ковру, Тёма возводил башню. Людмила Николаевна села в кресло, наблюдая.
— Где папа? — спросила Лиза.
— Папа отдыхает, — сухо ответила бабушка.
Тёма дёрнул её за рукав.
— Баба, прокати меня на папиной коляске!
— Это не игрушка.
— Но папа разрешает!
Сжав губы, бабушка покачала головой.
— На даче у меня качели. Поедем жить ко мне, там веселее.
Дети переглянулись; Лиза нахмурилась.
— А папа с мамой?
— Мама приедет. Попозже.
— А папа?
Ответа не последовало. Тёма прижался к сестре.
Ирина вышла из коридора, глаза покрасневшие. Мать сразу поднялась.
— Ты подумала?
— Я люблю его.
— Любовь не кормит. Школа, одежда, кружки… На его гроши не проживёте.
— Мы справляемся.
— Потому что я помогаю! — голос матери стал режущим. — Продукты, курсы Лизы, твой сахар и мука. Думаешь, не замечаю?
Ирина молчала; тяжесть признания легла на плечи.
— Если через неделю не подашь заявление, помогать с детьми и деньгами больше не буду.
Лиза подбежала, потянула бабушку за рукав.
— Бабушка, не уходи, почитай нам сказку.
— Спроси у мамы, почему бабушка уходит, — твёрдо сказала женщина.
Поцеловав внуков, она взяла сумочку.
— Неделя, Ира. Подумай о детях.
Дверь хлопнула. Тишина в квартире зазвенела; казалось, даже часы затаили ход.
— Мама, — Лиза крепко сжала руку Ирины, — баба злится на папу?
— Просто устала.
— Она придёт завтра?
Ирина не нашла слов. Телефон на тумбочке молчал — раньше мать звонила каждый вечер.
К ужину Игорь не вышел.
— Папа, кушать! — стучали дети. Дверь не открылась.
— Он работает, — произнесла Ирина, расставляя тарелки.
— Он плачет? — шепнула Лиза.
— Нет, просто устал.
Тёма ковырял картошку, Лиза молча смотрела на закрытую дверь. Обычный ужин превратился в тягостное ожидание.
Поздно ночью, когда дети уснули, Ирина тихо вошла в спальню. Игорь сидел у окна спиной к двери; экран ноутбука был тёмным.
— Поговори со мной.
— Твоя мать права. Я обуза.
— Ты лучший отец. Дети тебя обожают.
— Но я не хожу.
— Зато любишь нас. Для семьи это главное.
Ирина опустилась на колени перед коляской, взяла его ладони, прижала к щекам; слёзы блеснули в свете ночника.
— Не говори так больше. Никогда.
Тишина висела в комнате, ночник отбрасывал на стену бледное жёлтое пятно. Ирина держала ладони мужа, чувствуя, как тёплый пульс медленно выравнивается.
— Ты найдёшь здорового мужчину, — шепнул Игорь. Глаза дрогнули, будто он сам испугался сказанного.
— Не буду, — Ирина села на пятки, подняв голову. — Ты — мой выбор. Был десять лет назад, когда мы стояли перед ЗАГСом, и остался после травмы.
Она целовала его пальцы по одному. Слёзы смешались со странным привкусом железа на губах.
— Мама выбрала свой путь. Мы — свой.
В груди щёлкнуло; в стекле усталости появилась первая трещина надежды. Игорь задержал на ней взгляд. Лёгкая улыбка расправила уголки рта.
— Раз ты так говоришь… попробуем ещё раз вместе?
— Мы уже вместе, — шепнула она.
По коридору прокатился слабый скрип половиц. Ирина поднялась, поправила плед на кровати. Игорь сжал её пальцы.
— Что бы ни случилось завтра, мы справимся.
Тускло щёлкнул выключатель, ночь растаяла в сероватых предрассветных тенях.
Утром пахло остывшим какао. Дети завтракали за столом, Тёма стучал игрушечной машинкой по краю тарелки. Ирина достала телефон, набрала привычный номер.
— Мам, я остаюсь с Игорем. Я выбрала его — и раньше, и сейчас. Он мой муж, детям нужен отец, а мне — не подачки, а семья. Если ты не сможешь это принять, не звони.
В трубке повис холод.
— Пожалеешь, когда окажешься нищей, — прозвучало после паузы.
— Может быть. Но это моя жизнь.
Ирина отключила вызов; пальцы дрожали. Игорь подтолкнул коляску ближе, обнял её. Лёгкость наполнила грудь, как первый глубокий вдох после долгой болезни.
Лиза, прижимая к груди альбом, выглянула в коридор.
— Тёма, идём, папе надо показать мой новый рисунок.
Младший нехотя слез с табуретки, потянул за собой машинку. Ирина поставила на стол блюдо с горячими блинами, щедро присыпала сахарной пудрой. Белое облачко взвилось в солнечном луче и растаяло.
— Папа, ты поможешь мне придумать заставку для игры? — Лиза усаживалась рядом с Игорем.
— Конечно, солнышко. Только сначала Тёма покажет, как его машинка обгоняет поезд.
Сын застучал колёсами по столу.
— Вжух! Я первый!
За неделю Ирина оформила онлайн-профиль «Сладкая Квартира»: решила печь торты, пирожные и пряники на заказ. Первые заявки пришли от соседей, потом от воспитательницы детсада. По вечерам она мешала крем, считала каждый рубль: в одной руке ложка, в другой калькулятор.
Игорь параллельно собирал примеры работ. Ночами верстал интерфейсы, днём вместе с соседом установил пандус у подъезда — холодный металл заскрипел, когда он впервые выехал без посторонней помощи.
Лиза подпрыгивала от гордости. Тёма крутил игрушечные колёса и объявлял старт гонке:
— Папа, я тебя догоню!
Иногда в Ирине шевелилась тяжёлая мысль: «А вдруг мама права?» Но каждый вечер, когда за столом гремел детский смех, эта мысль превращалась в пустую скорлупу. Они экономили: гасили лишний свет, считали копейки, но смеялись искренне.
Полгода телефон молчал: ни звонка, ни единого сообщения от мамы. Даже дети перестали спрашивать, когда она появится. Ирина поймала себя на том, что больше не ждёт привычного гудка.
Она раскладывала только что испечённые песочные корзинки, когда мобильник ожил. На экране вспыхнуло «Мама». Горячий противень дрогнул в её руках; дыхание сбилось.
— Мама?
— Ирочка, можно приехать? Я была дурой, прости. Очень скучаю.
— Мы справляемся сами. Сможешь принять всё, как есть, и не обвинять Игоря?
— Смогу. Хочу обнять детей и сказать ему спасибо, что держит вас.
Ирина встретилась взглядом с Игорем; он кивнул.
— Приезжай, мам.
На следующий день, ближе к вечеру, Лиза отмывала любимую кружку, а Тёма строил башню «для бабушки». Игорь переставил стол, чтобы коляска свободно разворачивалась.
Звонок в дверь пропел знакомую трель. Людмила Николаевна появилась на пороге — пальто велико, взгляд тревожный, в руках пакеты с машинками, куклами и нелепо огромной упаковкой мармелада.
Дети визгнули:
— Бабушка! Бабушка пришла!
Лиза обняла колени, Тёма уткнулся носом в рукав пальто. Бабушка оглядела комнату, подошла к Игорю, вытянула руку.
— Прости глупую женщину. Ты настоящий мужчина.
Игорь крепко пожал ладонь.
— Главное, что поняли.
Тёма вскочил к отцу на колени, Лиза встроилась между бабушкой и папой, зажала их руки. Ирина обняла всех; внутри зазвенело, словно тоненькая ложечка в фарфоровой чашке.
Запах чая и ванили заполнил кухню.
Вечером семейный стол казался меньше обычного — слишком тесно от голосов. Папа с Лизой придумывали правила игры, спорили о цвете кнопок.
— Синий лучше!
— Нет, зелёный!
Лиза стучала карандашом, Игорь смеялся. Бабушка читала Тёме «Дюймовочку», но внук каждые три страницы перебивал.
— Покажи, как лягушка говорит!
Ирина мыла ложки, слушала кваканье и улыбалась, не останавливаясь.
Когда посуда была убрана, Лиза поставила папину чашку на поднос, Тёма сложил машинки без напоминаний. Бабушка смотрела на детей, и каждый жест будто говорил ей: здесь научились справляться.
Ночной воздух был тёплым. Игорь приоткрыл окно; весенний шум улицы влился в квартиру. Ирина присела рядом, положила голову ему на плечо.
— Теперь мы настоящая семья, — прошептала она.
Игорь кивнул, глядя, как Лиза и Тёма засыпают на диване, прижавшись к бабушке. Людмила Николаевна гладит внучку по волосам, улыбается устало, но искренне.
Счастье оказалось не там, где его искала мама, и не там, где Ирина боялась потерять. Оно в каждом их «вместе». Слёзы не жгли — становились мягкими, как тёплый дождь в апреле.
Свет погас поздно, но никто не спешил к кроватям. Двери остались открыты, и дома первый раз за долгое время было по-настоящему тихо, потому что всем хватало места — в словах, в объятиях, в будущем.
