Дмитрий ударил её внезапно. Не кулаком – ладонью, резко, почти по-детски, но с такой силой, что Алина споткнулась о край ковра и упала на колени. В ушах звенело.
— Хватит жить за мой счёт! – его голос прорвался сквозь тишину кухни, хриплый, как будто он долго сдерживался.
Лидия Петровна, сидевшая за столом с недопитым чаем, замерла. Чашка дрогнула в её руках. Алина медленно подняла голову. В глазах у мужа – не злость. Страх.
Она встала, не торопясь, будто под водой. Не поправила сползший халат. Не прикоснулась к горящей щеке. Просто посмотрела на него – и увидела, как его лицо побелело.
— Аля… – он шагнул вперёд, рука дрогнула, будто хотел дотронуться.
Алина развернулась и ушла в спальню. Без слов.
За дверью – гулкий шёпот свекрови:
— Что ты наделал?!
— Мама, это не…
Но Алина уже не слушала. Она села на кровать, достала из тумбочки папку. Разводные документы. Подписала их вчера, после того как увидела его переписку с той женщиной с работы.
«Невинные шутки. Но он смеётся с ней так, как уже давно не смеётся со мной.»
Она положила бумаги на тумбочку. Рядом – его паспорт. Страница с отметкой о браке – аккуратно вырвана.
Алина потушила свет и легла, уткнувшись лицом в подушку.
А утром Дмитрий, бледный, стоял в дверях и смотрел на паспорт.
— Ты… это серьёзно?
Она не ответила. Вместо этого достала телефон и показала ему скриншот.
— Кто это, Дима?
И вот он – молчание. То самое, что копилось годами.
За окном застучал дождь.
Кирилл молча наблюдал за отцом из-за стола. Подростковые пальцы сжимали телефон так, что костяшки побелели. Дмитрий ходил по кухне, нервно перекладывая бумаги – те самые, с печатями нотариуса.
— Ты хоть понимаешь, что натворил? – голос сына прозвучал неожиданно тихо, но каждое слово било точно в цель.
Дмитрий резко обернулся:
— Это не твоё дело.
— Моё, – Кирилл встал, и его стул с грохотом упал на пол. – Ты её ударил. Перед бабушкой.
В воздухе повисло что-то липкое, невысказанное. Дмитрий сделал шаг вперед:
— Она сама довела!
— Как всегда, – сын фыркнул. – Сначала орешь, потом бьешь, а потом приносишь цветы и думаешь, что всё норм.
Дмитрий сжал кулаки. Где-то за спиной скрипнула дверь – Алина вышла в коридор, но не зашла, замерла в дверях.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, – сквозь зубы процедил отец.
— Понимаю. Ты – трус.
Удар был мгновенным. Дмитрий даже не осознал, когда рука сама рванулась вперед. Но Кирилл ловко уклонился. Впервые за вечер на его лице появилась ухмылка:
— Видишь? Ты даже меня готов ударить.
Алина резко вошла в кухню, но не к мужу – к сыну. Положила руку ему на плечо.
— Иди в комнату.
Кирилл посмотрел на отца, потом на мать. Что-то дрогнуло в его глазах.
— Нет.
Он подошел к полке, где стояла их старая семейная фотография – море, смех, Алина в соломенной шляпе, обнимающая его, семилетнего. Взял ее в руки.
— Кирилл… – начала Алина.
Фоторамка разбилась об пол с хрустальным звоном.
Секунда тишины.
Потом Кирилл медленно наклонился, подобрал осколки стекла и… аккуратно сложил их в коробку из-под чая. Встал. Посмотрел на родителей.
— Вот вам ваша семья. Соберите, если сможете.
Он вышел. Дверь в его комнату захлопнулась.
А в тишине кухни зазвонил телефон Алины. Она посмотрела на экран – неизвестный номер.
— Алло?
Пауза.
— Да, – её голос внезапно стал твёрдым. – Решено. Забирай меня завтра.
Дмитрий поднял голову.
— Кто это?
Но Алина уже уходила, оставляя его одного среди осколков их прошлого.
Лидия Петровна сидела в кресле Алины, нервно перебирая край халата. В доме стояла гнетущая тишина — сын заперся в комнате, невестка ушла куда-то с телефоном, а Дмитрий… Она вздохнула. Её мальчик снова всё испортил.
На столе лежала раскрытая тетрадь. Лидия Петровна хотела просто убрать её в ящик, но взгляд упал на дату — «16 марта. Снова плачу. Дима даже не заметил.»
Она не собиралась читать. Но одно слово вырвалось из текста и впилось в сознание: «химиотерапия».
Страницы шелестели под дрожащими пальцами.
«3 апреля. Опять перевела деньги за лечение. Если бы не мама Димы, давно бы ушла. Но она… Она не виновата, что её сын стал чудовищем.»
Сердце сжалось. Лидия Петровна резко встала, тетрадь упала на пол. В этот момент в кухню ворвался Дмитрий.
— Мама, ты не видела… — он замолчал, увидев раскрытый дневник.
— Димуля… — её голос дрогнул, — Ты знал?
Он молча поднял тетрадь, пробежал глазами по строчкам. Лицо стало каменным.
— Так вот куда деваются деньги! — он швырнул дневник на стол. — Ты тратишь мои зарплаты на свою мать, а мне врешь про кредиты?!
Алина появилась в дверях как призрак. Бледная, с мокрыми от дождя волосами.
— Я не врала.
— Врала! — он подступил к ней вплотную. — Ты годами копила на меня обиды, вместо того чтобы сказать!
— Сказать? — её смех прозвучал резко, как хлопок. — Когда? После того как ты вчера ударил меня? Или сейчас, когда орешь?
— Хватит! — Лидия Петровна встала между ними. — Я не хочу быть причиной…
Дмитрий не слушал.
— Ты оплачивала химию моей матери и молчала? — его голос внезапно сорвался. — Ты украла у меня время! Я мог…
— Что? — Алина вскинула голову. — Плакать? Ругаться? Снова бить посуду?
Он схватил её за руку.
В этот момент зазвонил телефон.
Лидия Петровна вдруг побледнела, схватилась за сердце — и рухнула на пол.
— Мама!
Трубка валялась рядом, из неё доносился голос врача:
— Алло? Результаты анализов готовы. Срочно в больницу…
Скорая уехала с воем сирены, оставив их троих в пустой квартире. Дмитрий стоял у окна, сжимая в руках больничный бланк с диагнозом: «IV стадия. Метастазы.»
— Ты знала, — он не спрашивал, а констатировал.
Алина молча кивнула, глядя на пятно от чая, которое Лидия Петровна пролила перед тем, как упасть.
— Почему не сказала?! — его крик разбился о стены.
— Потому что она просила! — Алина впервые за вечер повысила голос. — Она боялась, что ты сломаешься. Что опять…
— Что опять что?!
— Что опять начнешь пить!
Тишина.
Дмитрий отшатнулся, будто получил пощечину.
— Это было один раз… десять лет назад…
— И хватило, — Алина устало провела рукой по лицу. — Она видела, как ты тогда разбил зеркало. Как орал на меня. Она до сих пор боится твоего гнева.
За окном внезапно загрохотал град. Ледяные шарики били в стекло, как будто пытались пробиться внутрь.
— Ты украла у меня последние месяцы с матерью, — голос Дмитрия стал опасным.
— А ты украл у меня десять лет жизни! — она вдруг закричала. — Я каждый день хожу по краю! Боюсь лишний раз заговорить, чтобы не спровоцировать твой гнев!
Кирилл, до этого молча наблюдавший из коридора, резко развернулся и пошел к выходу.
— Киря! — окликнула его Алина.
— Хватит, — он не оборачивался. — Надоело быть вашим громоотводом.
Дверь захлопнулась.
Дмитрий бросился за ним, но Алина схватила его за рукав:
— Оставь! Он сейчас не вынесет твоего…
— Моего что?! — он рванулся, ткань рубахи с треском разошлась по шву.
В этот момент зазвонил телефон. Алина машинально подняла трубку:
— Алло?
Глаза ее расширились.
— Что?! Когда?! — она бросила взгляд на Дмитрия. — Сейчас же приедем.
— Что случилось? — он побледнел.
— Кирилл… — ее голос дрогнул. — Его нашли на вокзале. В слезах. С билетом в один конец.
Град за окном усилился. Казалось, вот-вот посыпятся стекла.
Дмитрий вдруг опустился на колени и закрыл лицо руками.
— Боже… что же мы натворили…
Но Алина уже натягивала куртку, ее пальцы дрожали, когда она набирала номер такси.
— Вставай. Надо ехать.
Он поднял голову:
— А мама?
— Мама… — она закусила губу. — Мама, наверное, уже никогда нас не простит.
Такси громко сигналило под окнами. Они выбежали под град, даже не попытавшись укрыться. Ледяные шарики больно били по лицу, но они почти не чувствовали боли.
Главная боль ждала впереди.
Такси мчалось по ночному городу, обгоняя редкие машины. Алина прижимала к груди телефон, на экране которого светилось последнее сообщение от Кирилла: «Не ищите меня». Дмитрий сидел рядом, сжав кулаки так, что побелели костяшки.
— Вокзал, говорите? — спросил водитель, бросая взгляд в зеркало.
— Да, быстрее! — Алина прикусила губу, чувствуя, как подступают слезы.
Они въехали на площадь перед вокзалом. У подъезда стоял полицейский с Кириллом. Подросток выглядел потерянным, его куртка была мокрой от дождя.
— Мама… — он едва шевельнул губами, увидев их.
Дмитрий выскочил первым, но полицейский остановил его жестким взглядом:
— Вы отец? Ваш сын пытался купить билет без документов. Хорошо, что кассир бдительный.
Алина подбежала, обняла Кирилла, но он остался неподвижным, как дерево.
— Почему? — прошептала она.
— Надоело, — он отвел взгляд. — Надоело слышать ваши крики. Видеть, как папа бьет вещи. Как ты плачешь в ванной.
Дмитрий замер. Его лицо исказила гримаса боли.
— Я… я не хотел…
— Но ты делал, — Кирилл впервые посмотрел отцу в глаза. — И знаешь что? Я начал понимать тебя. Иногда мне тоже хочется все разбить.
Алина ахнула. Дмитрий сделал шаг назад, будто получил удар.
— Мы исправимся, — сказала она, сжимая руку сына. — Я обещаю.
Кирилл медленно покачал головой:
— Слишком поздно. Я уже купил билет на автобус. К Лене в Питер.
Полицейский кашлянул:
— Мальчик, может, все же пойдем в участок, оформим заявление?
— Нет! — резко сказал Дмитрий. — Мы… мы разберемся сами.
Он подошел к сыну, опустился на одно колено, чтобы быть с ним на одном уровне:
— Прости меня. Я… я не знал, что делаю.
Кирилл долго смотрел на отца, потом неожиданно обнял его:
— Я тоже не знаю, что делать. Поэтому уезжаю.
Алина закрыла лицо руками. В этот момент зазвонил телефон. Неизвестный номер.
— Алло?
— Алина Сергеевна? — женский голос. — Это врач онкологического центра. Ваша свекровь пришла в сознание. Она просит вас всех срочно приехать.
Дмитрий поднял голову:
— Мама?
— Она говорит, что у нее есть… важная правда для вас, — голос врача дрогнул. — И что она больше не может молчать.
Больничный коридор казался бесконечным. Алина шла первой, не замечая, как подошвы ее ботинок прилипают к линолеуму. Кирилл плелся сзади, руки глубоко засунуты в карманы. Дмитрий остановился у окна — его отражение в темном стекле выглядело чужим.
— Вы родственники Лидии Петровны? — из-за угла появилась медсестра. — Она вас ждет. Но предупреждаю — состояние тяжелое.
Палата встретила их стерильной тишиной. Лидия Петровна лежала, подключенная к аппаратам. Ее глаза открылись, когда они вошли.
— Пришли… — ее голос был еле слышным. — Боялась… не успеть.
Дмитрий бросился к кровати, схватил мамину руку — такую легкую, почти невесомую.
— Мама, мы…
— Молчи, — она слабо улыбнулась. — Слушай. Всю правду.
Алина невольно сделала шаг назад. Кирилл замер у двери.
— Я виновата, — прошептала Лидия Петровна. — Во всем. Это я… уговорила Алину молчать о болезни. Боялась, что ты… — она посмотрела на сына, — что ты снова сорвешься. Как тогда.
Дмитрий побледнел:
— Какое тогда?
— Десять лет назад. Когда ты… — старушка закрыла глаза, — когда ты ударил ее впервые. Не из-за пьянки. Из-за меня.
Алина резко подняла голову. Кирилл перевел дыхание.
— Я пришла к вам пьяная, — продолжала Лидия Петровна. — Устроила скандал. Ты пытался меня успокоить… Алина вмешалась… И ты…
— Нет, — Дмитрий качнул головой. — Этого не было.
— Было. Ты вычеркнул это из памяти. Как и то, что на следующий день я забрала тебя к себе… и месяц выводила из запоя.
В палате стало так тихо, что было слышно мерное пиканье аппаратуры.
— Почему… — Дмитрий говорил медленно, словно сквозь туман, — почему я не помню?
— Потому что стыдно, — в разговор вступила Алина. Ее голос дрожал. — Я думала… ты просто не хочешь вспоминать.
Лидия Петровна с трудом приподнялась:
— Простите меня. Всех. Особенно тебя, внучек, — она посмотрела на Кирилла. — Из-за моей трусости ты рос в этой… войне.
Кирилл молча подошел к бабушке, взял ее руку. По его щеке скатилась слеза.
— Билет… — прошептал он. — Я его порвал.Дмитрий вдруг поднялся и вышел в коридор. Алина бросилась за ним.
Он стоял у окна, сжимая подоконник так, что пальцы побелели.
— Все эти годы… — он говорил сквозь зубы, — я думал, что защищаю семью. А оказалось…
Алина осторожно прикоснулась к его плечу. Впервые за много лет он не отстранился.
Из палаты донесся слабый голос Лидии Петровны:
— Идите домой. Завтра… поговорим. Если успеем.
Они вышли в ночь. Дождь кончился. Город спал. Трое людей шли по пустынным улицам, не зная, что ждет их завтра. Но сегодня… сегодня они шли вместе.
Утро застало их в пустой квартире. Кирилл спал, свернувшись калачиком на диване. Алина сидела на кухне с остывшим чаем. Дмитрий стоял у окна — он не ложился всю ночь.
— Ты хочешь пойти к ней? — спросила Алина.
Он медленно повернулся. Под глазами — черные тени.
— Боюсь.
Это признание повисло между ними, неожиданно откровенное.
— Я тоже, — она опустила глаза. — Что если…
— Не надо, — он резко поднял руку. — Не говори.
Тишина.
За окном просыпался город. Где-то далеко сигналила машина. Обычное утро. Только их мир больше не был прежним.
Дмитрий вдруг подошел к шкафу, достал старую коробку. Высыпал на стол осколки разбитой фоторамки — те самые, что Кирилл собрал вчера.
— Помнишь, как мы ее купили? — он провел пальцем по осколку с уголком фотографии. — В том ларьке у моря. Ты сказала…
— Что она переживет все, — Алина улыбнулась. Потом вздохнула. — Не пережила.
Он взял ее руку. Впервые за годы — не сжал, не оттолкнул, просто держал.
— Мы можем… — он замялся, — попробовать склеить.
Она посмотрела на него. Потом на осколки.
— Давай.
Они сидели за столом, аккуратно подбирая кусочки. Кирилл проснулся, увидел их — и молча присоединился. Никто не говорил о главном. О том, что будет со свекровью. С их браком. С их жизнью.
Но когда солнце поднялось выше, Алина вдруг сказала:
— Я не уеду сегодня.
Дмитрий кивнул. Кирилл вздохнул — то ли с облегчением, то ли с сожалением.
Они допили чай. Осколки так и остались лежать на столе — часть нашла свое место, часть нет.
— Пойдем? — Дмитрий встал.
Они вышли вместе. Дверь закрылась негромко.
А на кухне, в луче утреннего солнца, лежала треснутая, но целая фоторамка. И в ней — улыбающиеся лица.
Может быть, когда-нибудь они снова будут так улыбаться.
Но не сегодня.
Сегодня им предстояло идти в больницу.
И узнать, успела ли Лидия Петровна сказать им все, что хотела.
