Утро начиналось идеально. Впервые за неделю Алиса проснулась без будильника, без гонки, без мысли о том, сколько платежей её ждёт в этом месяце. Сидела на кухне, попивая кофе и наблюдая, как Андрей виртуозно жарит яичницу. Он стоял у плиты, как дирижёр оркестра, аккуратно переворачивая яйца.
— Если бы у нас была кулинарная передача, ты бы точно был главным шефом, — лениво пробормотала Алиса, мешая сахар в кружке. — А я… ну, критик, который всё время напоминает, что денег мало, а жить хочется красиво.
— Ага, а ты — суровый критик с гранатомётом сарказма, — усмехнулся Андрей, подмигивая. — И если я забуду про ипотеку, ты мне это припомнишь.
Она улыбнулась. За это — за это тихое чувство плеча рядом — она его и любила. Даже разговоры с мамой о «долге семьи» казались проще, когда он держал её за руку.
Но звонок матери мгновенно разрезал утро, словно стекло ножом. Алиса нахмурилась, глядя на экран.
— Мамочка… в субботу в девять утра? — пробормотала она. — Это точно плохой знак.
— Может, просто хочет рецепт оладий узнать, — фыркнул Андрей, не отрываясь от яичницы.
Алиса нажала «принять».
— Алиса! — голос матери прозвучал так, будто дочь украла у неё мешок золота. — Ты хоть понимаешь, что происходит?! Я всю ночь не сомкнула глаз!
— Доброе утро, мам, — сухо ответила Алиса, понимая, что «доброе» уже отменяется.
— Какое к черту доброе! — воскликнула мать. — У Тони катастрофа! Она не может больше жить в этой коммуналке! Там соседи алкоголики, тараканы, общий туалет — полный ад! А у тебя, между прочим, квартира простаивает!
Алиса зажмурилась.
— Мам, она не простаивает. Она сдаётся. Эти деньги идут на ипотеку, — терпеливо объяснила она.
— Какая ипотека?! — взвилась мать. — Ты что, выбрала какие-то стены вместо родной сестры?! У Тони жизнь рушится! Она же девочка ещё, ей нужна помощь!
— Девочка? Ей двадцать четыре, мам, — резко отрезала Алиса. — Почти мой возраст. И если я смогла сама купить однушку, почему она не может хотя бы устроиться на нормальную работу?
На том конце повисла пауза. Потом мать процедила:
— Потому что у тебя характер каменный. А у Тони — душа нежная. Ей тяжело, а ты только и думаешь о деньгах!
Алиса тяжело выдохнула, положив руку на стол, где Андрей нервно барабанил пальцами.
— Мам, я не собираюсь отдавать квартиру. Мы её сдаём, и точка.
— Я приеду и поговорим по-честному! — вспыхнула мать. — Надоели мне эти телефонные разговоры!
Звонок оборвался.
Алиса уставилась в чашку.
— Ну вот, день начался, — пробормотала она.
— Сначала яичница, потом война, — вздохнул Андрей. — Главное, чтобы яйца остались целы.
Они рассмеялись, но смех был нервный, как у людей перед дождём.
Через два часа звонок в дверь раздался так, будто в квартиру ломились судебные приставы. Алиса открыла — и действительно, мать ворвалась с видом ревизора. За ней робко топтала Тоня, в потертых джинсах, с виноватой улыбочкой, как будто она случайно пришла за солью.
— Ну что, дочь, — мать поставила сумку прямо в коридоре, словно собиралась ночевать. — Давай говорить честно. У тебя квартира есть, а у Тони — ни одной. Справедливо?
— Мам, у меня одна квартира и ипотека, — спокойно сказала Алиса, снимая пальто. — Не передёргивай.
— Ипотека — это твои капризы! — возмутилась мать. — Жила бы в своей однушке и проблем не знала бы. Но нет, захотелось просторную трёшку, чтобы, видите ли, был кабинет!
Андрей поднял брови.
— Вообще-то это общая квартира. И платежи общие.
— Андрей, лучше помолчи, — взвилась мать. — Ты молодой, но жена твоя должна понимать: семья — это не только муж и жена. Это ещё и мать с сестрой!
— Да только мы платежи не всей улицей платим, — сухо заметил он.
Тоня жалобно пискнула:
— Я же не прошу навсегда… Просто пока ищу нормальную работу. А то коммуналка — ад, честно. Там соседи курят на кухне, я кашляю…
Алиса вспыхнула:
— Тоня, ты ищешь работу уже пять лет! Всё время у тебя то горло, то начальник плохой, то коллектив токсичный. Может, дело не в квартирах, а в тебе?
Сестра всхлипнула, прячась за матерью.
— Вот видишь! — всплеснула руками мать. — Она боится слова сказать, а ты сразу нападаешь! Алиса, что с тобой стало? Раньше была мягкой, а теперь… будто железная леди.
— Мам, железная леди платит кредиты, коммуналку и таскает пакеты из магазина. А мягкая девочка сидит у тебя под крылом и ждёт, когда дадут готовое жильё, — резко сказала Алиса.
В кухне повисла тишина. Даже кот, старый дворовый котяра, подобранный Андреем, ретировался под диван.
Мать ударила ладонью по столу.
— Алиса! Или отдаёшь сестре квартиру, или считай, что у тебя больше нет матери!
Алиса почувствовала, как внутри что-то щёлкнуло. Больно, но странно спокойно.
Андрей встал и твёрдо произнёс:
— Квартира Алисы — её собственность. Никто не имеет права её отнимать. Если хотите — можем помочь Тоне деньгами на аренду, но однушка не обсуждается.
— Ты ещё будешь указывать мне, что обсуждается, а что нет? — яростно закричала мать. — В моём возрасте имею право рассчитывать на благодарность детей!
— А в моём — на личное пространство, — холодно ответила Алиса, произнося это как приговор.
Тоня тихо пискнула:
— Может, тогда я уйду?..
— Сиди, — отрезала мать. — Мы решим этот вопрос.
Алиса почувствовала усталость оправдываться. Встала, посмотрела матери в глаза:
— Мам, я не дам разрушить мою семью ради Тони. Если не можешь это принять — это твой выбор.
Андрей сжал её руку.
Мать замерла, будто её ударили. Лицо перекосилось.
— Вот так, значит… — прошептала она. — Родную мать — за порог.
— Никто не выгоняет, — тихо сказал Андрей. — Но у нас правила. И менять их мы не будем.
Мать резко схватила сумку, натянула пальто и с грохотом вышла. Тоня поплелась следом, бросив на Алису взгляд, полный укоризны, как будто она лишила её счастья.
Дверь захлопнулась. Квартира погрузилась в тишину, нарушаемую только тиканием старых часов.
Алиса села и закрыла лицо руками.
— Боже… Я впервые сказала маме «нет».
— И знаешь что? — приобнял её Андрей. — Звучало сильнее, чем вся её истерика.
Она нервно рассмеялась сквозь слёзы.
— Сильнее… но и больнее.
Той ночью она ворочалась, слушая дыхание мужа. Перед глазами вставали глаза матери, полные разочарования. Чувство вины перемежалось странной свободой.
А может, это и есть — быть взрослой?
На следующий день Алиса всё ещё чувствовала тяжесть после вчерашнего разговора с матерью. Хочется спрятаться под одеяло, выключить телефон и сделать вид, что никакой семьи у неё нет. Но жизнь, как назло, упорно требовала внимания: платеж по ипотеке списался, коммуналка прислала уведомление в приложении, начальник написал короткое и грозное «нужен отчёт до обеда».
Андрей по привычке пытался разрядить обстановку:
— У нас уже трое в семье: ты, я и ипотека. Иногда мне кажется, что ипотека самая ревнивая, — хмыкнул он, наливая себе кофе.
Алиса лишь вздохнула:
— Ипотека хотя бы не устраивает истерик на кухне.
Она решила, что день пройдет спокойно. Но к вечеру дверь снова вздрогнула от настойчивого звонка.
— Только не снова… — прошептала Алиса, опираясь на косяк.
Андрей заглянул в глазок и с улыбкой сказал:
— Ну, дорогая, держись. К нам приехал целый парад: мама, Тоня… и твой отец.
Алиса застыла. Отец. Человек, который ушёл из семьи, когда ей было пятнадцать. Редко появлялся, и чаще всего — когда мама что-то замышляла.
Дверь распахнулась. В квартиру вошла мать — гордая, как маршал на параде. За ней Тоня, строящая невинное страдальческое лицо. И, наконец, отец — в дорогом пальто, с дипломатичной улыбкой, словно только что вышел с заседания правительства.
— Ну здравствуйте, — протянул он. — Давно не виделись.
— Чай будете? — сухо спросила Алиса, скрестив руки на груди.
— Мы не на чай приехали, — вмешалась мать. — Мы приехали решить вопрос по-человечески.
— А по-человечески — это когда к дочери домой приходят всей толпой и ставят ультиматумы? — усмехнулся Андрей, как будто играя в шахматы.
Отец поднял ладонь, пытаясь быть миротворцем:
— Давайте без резких слов. Алиса, ты же понимаешь, что твоя сестра оказалась в тяжёлой ситуации. А у тебя есть возможность помочь.
— Возможность? — Алиса почувствовала, как злость поднимается волной. — Мои возможности заканчиваются там, где начинается ипотека.
Мать тут же вставила:
— Ты же знаешь, что у нас осталось наследство от бабушки. Дом в Подмосковье. Ты ведь сама говорила, что он тебе не нужен. Так вот: если отдашь однушку Тоне, этот дом будет твой. Честный обмен!
Алиса прыснула от смеха:
— Мам, этот дом — гнилой сарай без отопления. Его рыночная цена — ноль рублей. Максимум можно сдавать под склад для картошки.
— Не преувеличивай, — нахмурился отец. — Там нормальная земля, а землю всегда можно продать.
Андрей подкинул свои колкие мысли:
— А вот теперь интересно. Земля оформлена на кого?
Мать замялась:
— На меня…
— То есть вы предлагаете Алисе обмен: отдай свою реальную квартиру сестре, а взамен получи дом, который даже не оформлен на тебя? — Андрей склонил голову, с видом профессора-юмориста. — Отличная сделка. Почти как купить айфон на Авито за двадцать тысяч, а в коробке — кирпич.
Тоня вспыхнула:
— Ну зачем ты так? Я же не виновата, что мне сложнее в жизни…
Алиса резко обернулась:
— Знаешь, что сложно? Вставать в семь утра и ехать на работу. Сложно таскать папки, отвечать на звонки, экономить на отпуске. А ты называешь «сложным» соседей, которые курят на кухне.
Тоня всхлипнула:
— Ты всегда меня ненавидела…
— Я тебя не ненавидела, — Алиса перебила её, голос дрожал от злости. — Я устала быть за тебя взрослой.
Отец кашлянул, пытаясь сгладить ситуацию:
— Девочки, ну зачем так… Семья должна держаться вместе.
— О, папа заговорил про семью! — Алиса едко усмехнулась. — Где ты был, когда мама одна нас тянула? Когда мне в пятнадцать пришлось подрабатывать, чтобы купить школьную форму? Тогда про «держаться вместе» никто не вспоминал.
Отец опустил взгляд. Мать тут же вспыхнула:
— Алиса, хватит упреков! Мы сейчас не про прошлое!
— А я как раз про прошлое, — холодно сказала Алиса. — Потому что всё это — продолжение того же самого. Вы с папой развелись, но оба умеете одно: перекладывать ответственность на других. На меня.
Мать побледнела:
— Ты неблагодарная…
— Нет, мама, — Алиса подняла голову, — я взрослая. И я больше не буду отдавать своё ради Тони.
Андрей встал и сказал спокойно, но твёрдо:
— Извините, разговор закончен. Мы готовы помогать в разумных пределах, но квартира — не обсуждается.
Мать вскочила:
— Ах вот так? Значит, будем решать иначе. Через суд!
Алиса расхохоталась:
— Мам, ты серьёзно? Какой суд? Квартира куплена мной, оформлена на меня. Никакой суд её не отнимет.
— Посмотрим! — выкрикнула мать и рванула к двери. — Учти: ты меня предала.
Тоня поплелась следом, бросив на Алису взгляд полный слёз. Отец задержался на секунду:
— Алиса… Может, всё же найдёте компромисс?
— Компромисс? — Алиса усмехнулась. — Я уже нашла. Это моя жизнь, и я буду жить так, как считаю нужным.
Отец кивнул, словно что-то понял, и тихо вышел.
Когда дверь захлопнулась, Алиса рухнула на диван.
— Андрей, мне страшно… — прошептала она. — Они реально могут подать в суд.
— Пусть подают, — спокойно сказал он. — Ты законно владеешь квартирой. Но главное — сегодня ты сделала то, чего боялась всю жизнь. Ты не дала ими управлять.
Алиса закрыла глаза. Хотелось плакать и смеяться одновременно.
— Знаешь, что самое ужасное? — прошептала она. — Мне всё равно больно. Я чувствую себя предательницей.
Андрей сел рядом и обнял её:
— Алиса, запомни: защищать себя — это не предательство. Это взрослая позиция.
Она долго молчала, прислушиваясь к его сердцу. Внутри зрела новая мысль: если мама действительно решит идти в суд, значит, она окончательно перешла черту. А это уже не просто семейный конфликт. Это война.
Прошла неделя. Телефон молчал. И это молчание, казалось, гудело в груди Алисы, как неумолимый предвестник грозы. Она даже Андрею сказала:
— Мама затихла… Значит, что-то замышляет, — сказала Алиса, с оттенком тревоги в голосе.
А оказалось, она была права.
В субботу, когда они собирались с Андреем за продуктами, вдруг раздался звонок в дверь. Алиса вздрогнула, будто ждала повестку на фронт бытовой войны.
— Открываю, — сказал Андрей, и в его голосе мелькнула та готовность, что бывает только перед катастрофой.
На пороге стояла мама. Но не одна. Рядом — мужчина в строгом костюме, с портфелем, который выглядел так, будто мог бы съесть квартиру целиком. А где-то сзади, как тень совести, шла Тоня с виноватой улыбкой, привычно дрожащей, как у кошки, пойманной на чужом диване.
— Вот, знакомьтесь, — торжественно заявила мама. — Это Виктор Сергеевич, юрист. Мы пришли поговорить официально.
Алиса скатила глаза.
— Мам… серьёзно? Ты опять устраиваешь шапито?
— Наоборот! Очень серьёзно! — вспыхнула мама. — У тебя нет морального права держать квартиру, когда Тоня скитается! И если ты добровольно не уступишь, мы через суд добьёмся признания сделки недействительной!
Юрист откашлялся, как будто готовился к смертельной битве с бытовой трагедией:
— Оспорить законную сделку, совершённую до брака… практически невозможно. Но… — он окинул маму взглядом, полный предупреждения. — Всегда можно попробовать.
— Ага, понятно, — вставил Андрей с едкой улыбкой. — То есть вы пришли не выиграть дело, а просто содрать деньги за «практически невозможное».
— Андрей! — завопила мама, — Не смей! Это уважаемый человек!
Алиса устало потерла виски.
— Мам… тебе не стыдно? Ты готова таскать меня по судам, только чтобы Тоне было легче жить, — тихо, но с острой ноткой, сказала она.
— А что мне делать?! — всплеснула руками мама. — Я не могу смотреть, как моя младшая дочь страдает!
— Может, научить её работать? — бросила Алиса, с едкой иронией.
Тоня захлюпала носом:
— Я пыталась… но всё время не выходит…
— Знаешь, Тоня, — резко встал Андрей, — у тебя отлично выходит только обвинять кого-то. Сначала работа не такая, теперь — сестра жадная… А может, проблема в том, что ты сама не взрослеешь?
Тоня побледнела и опустила глаза.
Мама закипела:
— Как вы смеете! Семью разрушаете!
Алиса шагнула вперёд, голос дрожал, но в глазах уже горела решимость:
— Нет, мама. Семью рушит не я. Её рушит твоя привычка делать из Тони вечного ребёнка и из меня вечный кошелёк.
Юрист тихо закашлял и направился к двери, будто почувствовал запах керосина:
— Я, пожалуй, уйду… Тут больше семейная драма, чем юридическая…
— Подождите! — кинулась мама. — Мы же договаривались…
Но Виктор Сергеевич уже исчез за дверью, оставив её растерянной и злой.
В квартире воцарилась тишина, такая, что слышно было, как Андрей глотает воздух. Алиса посмотрела матери прямо в глаза:
— Мам… я люблю тебя. Но если ты ещё раз попробуешь отобрать у меня то, что я заработала сама, я просто перестану с тобой общаться.
— Ты что, угрожаешь?! — мать задыхалась от возмущения.
— Нет, — твёрдо сказала Алиса, — предупреждаю. Это мой последний разговор на эту тему.
Андрей подошёл и мягко положил руку ей на плечо:
— Алиса сказала всё правильно. В этой квартире — её труд, её силы. Ни один человек не имеет права её унижать.
Тоня вдруг подняла глаза и тихо, почти шёпотом, сказала:
— Мам… может, хватит? Я ведь тоже могу что-то сама…
Мама повернулась, будто дочь сказала крамолу:
— Ты не понимаешь! Без Алисы ты пропадёшь!
Алиса усмехнулась:
— Вот именно. Она не пропадёт. Она взрослая. Просто ты боишься это признать.
Мама замерла. Её лицо скривилось от обиды, злости… и растерянности. Она схватила сумку, резко развернулась и вылетела за дверь, будто ветер унес всю её авторитетность.
Тоня постояла на пороге, на лице мелькнуло что-то новое — решимость или страх, или смесь того и другого:
— Алиса… я попробую сама, — и ушла следом.
Алиса медленно опустилась на диван.
— Кажется… я только что потеряла маму, — тихо сказала она.
Андрей сел рядом, обнял её и мягко произнёс:
— Нет. Ты только что нашла себя.
Сердце было тяжёлым, но впервые за долгое время — свободным. И пусть теперь у каждого будет своя жизнь. Даже если это значит — без маминых ультиматумов.
