— Ты продал квартиру, чтобы твоя мать могла купить дачу? Вот и езжай теперь жить туда, Коля! А я подаю на развод!

— Ты продал квартиру, чтобы твоя мать могла купить дачу? Вот и езжай теперь жить туда, Коля! А я подаю на развод!

Лена швырнула документы на стол так сильно, что опрокинулась чашка с остывшим чаем. Коричневая лужа медленно растекалась по договору купли-продажи, размывая печати и подписи.

Николай стоял у окна, не оборачиваясь. За стеклом моросил октябрьский дождь, превращая двор в серое месиво грязи и опавших листьев. Точно такой же дождь шел тогда, тридцать лет назад, когда он впервые привез Лену знакомиться с матерью.

— Лен, послушай меня…

— Слушать? Я слушала тебя восемнадцать лет! — Голос жены дрожал от ярости. — Слушала, когда ты каждые выходные таскал меня к твоей маме. Слушала, когда ты отдавал ей половину зарплаты. Слушала, когда она переехала к нам «на пару недель» и осталась на полгода!

Николай наконец обернулся. Лицо Лены было красным от слез и гнева, седые пряди выбились из аккуратной прически. Когда они познакомились, она была хрупкой девушкой с косой до пояса. Теперь перед ним стояла усталая женщина средних лет, и он понимал, что в этой усталости была и его вина.

— Она одна, Лен. Совсем одна.

— А я что, не одна? — Лена всхлипнула. — Ты думаешь, мне легко было все эти годы делить мужа с его матерью? Ты думаешь, я не мечтала о своем доме, где мы будем только мы с тобой?

Николай прошел к столу, убрал промокшие бумаги. На одной из них еще можно было разобрать адрес: дачный участок в Малиновке, шесть соток, дом под снос.

— Это не просто прихоть, — сказал он тихо. — Врачи сказали, ей нужен покой, свежий воздух. После инсульта…

— После инсульта ей нужны врачи и реабилитация! А не заброшенная дача в чистом поле! — Лена схватила со стола ключи. — Знаешь что? Пусть так и будет. Ты сделал свой выбор.

Входная дверь хлопнула так громко, что задрожали стекла в серванте. Николай остался один в квартире, которая уже не была его квартирой. Завтра новые хозяева приедут осматривать свою покупку, а он… он не знал, где будет завтра.

Автобус до Малиновки ходил два раза в день. Николай сел в последний, вечерний, потому что весь день провел в банке, оформляя перевод денег. Мать была счастлива как ребенок, когда он сообщил ей о покупке.

— Колечка, родной мой, — причитала она в телефонную трубку, — я так мечтала о своем уголке! Помнишь, как мы с папой собирались купить дачу? А потом он умер, и все планы…

Николай помнил. Помнил, как отец работал на двух работах, откладывая каждую копейку. Помнил, как мать плакала над гробом, повторяя: «Не успели, Петя, не успели на дачку съездить».

Дорога заняла полтора часа. Автобус трясся по разбитому асфальту, минуя поля и редкие деревушки. Николай смотрел в окно и думал о том, что еще утром у него была семья, дом, планы на будущее. А теперь он ехал неизвестно куда, с одним чемоданом и грузом вины на сердце.

Остановка «Малиновка» оказалась просто столбом с выцветшей табличкой посреди дороги. Вокруг — ни души, только ветер гнал по полю пожелтевшую траву. Николай достал из кармана листок с адресом и направился по указанной тропинке.

Участок нашелся не сразу. В темноте все заборы казались одинаковыми, номера на калитках не читались. Наконец фонарик высветил знакомые цифры: 15. Николай толкнул скрипучую калитку и вошел в свою новую жизнь.

Дом оказался хуже, чем на фотографиях. Перекошенные стены, покрытая мхом крыша, выбитые стекла в окнах. «Под снос» — это было еще мягко сказано. Николай поставил чемодан на веранду и попытался отпереть дверь. Замок поддался не сразу, заржавевший механизм скрипел и заедал.

Внутри пахло сыростью и мышами. Электричества не было — или было, но не работало. Николай достал телефон, включил фонарик. В слабом свете проступили очертания комнаты: старый диван с пружинами, покосившийся стол, печка-буржуйка в углу. На полу валялись тряпки, банки, какой-то хлам.

— Хорош уголок, — пробормотал Николай, устраиваясь на диване.

Пружины впивались в спину, сквозь дырявую крышу капала вода. Но он не мог пожаловаться. Это было его решение. Его выбор.

Утром мир выглядел не так безнадежно. Солнце пробивалось сквозь облака, освещая участок и позволяя рассмотреть его во всех подробностях. Шесть соток заросшей травы, несколько яблонь, чья-то старая теплица с выбитыми стеклами. И дом, который при дневном свете оказался не таким уж ужасным — перекосившимся, облупившимся, но крепким.

Николай пошел в деревню за продуктами. Единственный магазин помещался в бывшем доме культуры, и продавщица, пожилая женщина в вязаном платке, встретила его с любопытством.

— Вы на пятнадцатый участок? — спросила она, пробивая покупки. — А мы думали, он заброшенный. Прежние хозяева года три назад перестали ездить.

— Купил недавно, — коротко ответил Николай.

— Ну и хорошо. А то так и стоял пустой. Васька там кота держал, да и тот сбежал. — Женщина подалась через прилавок, понизив голос. — А вы один? Жена где?

— Жены нет, — сказал Николай и понял, что это правда.

Обратно он шел медленно, рассматривая дачные участки. Где-то кто-то жил постоянно — об этом говорили ухоженные грядки, свежевыкрашенные заборы, белье на веревках. Где-то приезжали только на выходные — такие дачи были заперты, но видно было, что за ними следят. А были и совсем заброшенные, как его собственная.

— Дядя Коля! Дядя Коля!

Он обернулся. Через дорогу к нему бежала девочка лет семи, в резиновых сапогах и с косичками. За ней торопилась женщина примерно его возраста.

— Извините, — запыхавшись, сказала женщина. — Это Катя, она очень общительная. Мы живем напротив, на шестнадцатом участке. Я Света.

— Николай, — представился он.

— А где ваша бабушка? — спросила Катя. — Мама говорила, что дачу купила бабушка.

Николай растерялся. Он не думал, что придется объяснять ситуацию незнакомым людям.

— Бабушка… она в городе пока. Дом нужно привести в порядок сначала.

— А мы поможем! — воскликнула Катя. — Правда, мама? Мы умеем красить и копать!

Света смущенно улыбнулась.

— Катя, не приставай к дяде. — И, повернувшись к Николаю: — Но если что-то нужно, обращайтесь. Мы тут живем постоянно, муж работает в райцентре. Всегда поможем.

Следующую неделю Николай потратил на уборку. Вывозил мусор, мыл окна, латал крышу. Работа отвлекала от мыслей о Лене, о разваливающейся семье, о том, что он натворил. К вечеру валился с ног и засыпал, едва коснувшись головой подушки.

Света действительно помогала. Принесла старое ведро, когда его треснуло. Поделилась рассадой, показала, где в деревне можно найти стройматериалы подешевле. Катя бегала к нему каждый день, рассказывала про школу, про котенка, которого они подобрали, про то, как скучно жить в деревне.

— А вы надолго? — спросила как-то Света, помогая ему нести доски для ремонта веранды.

— Не знаю, — честно ответил Николай. — Наверное, надолго.

— Понятно. — Света не стала расспрашивать дальше, но в ее голосе была тёплая поддержка. — А работа у вас есть?

— Ищу. В райцентре, может быть.

— Мой Петя говорил, на элеваторе требуются люди. Зарплата небольшая, но стабильная. Хотите, переговорит?

Николай согласился. Ему нужны были деньги, чтобы закончить ремонт, да и сидеть без дела было тяжело. Мысли лезли в голову самые черные.

Петя оказался молчаливым мужчиной лет сорока, с натруженными руками и добрыми глазами. Работал водителем, возил зерно из деревень на переработку. О работе на элеваторе он переговорил за один день.

— Нормальные ребята, — сказал он Николаю. — Принимают с понедельника. Смена длинная, но не каторга. А главное — честно платят.

Мать приехала в конце октября, когда дом уже выглядел пригодным для жилья. Николай встретил ее на автобусной остановке, взял тяжелые сумки.

— Колечка, родной! — Анна Петровна прижала сына к себе. — Как же ты похудел! Совсем на скелет похож!

— Работаю много, мам. Дом в порядок привожу.

Они медленно шли по тропинке к участку. Мать опиралась на палочку, левая нога после инсульта все еще плохо слушалась.

— А Леночка как? Почему не приехала?

Николай молчал. Он не сказал матери о разводе, не хотел расстраивать ее еще больше.

— Лена занята. На работе аврал.

— Жаль. Я так рассчитывала, что мы втроем тут обустроимся. — Анна Петровна остановилась, переводя дыхание. — Ты представляешь, Коля, своя дача! Своя земля! Я всю жизнь об этом мечтала.

Когда они дошли до калитки, мать расплакалась. Дом действительно преобразился: крыша не текла, окна были застеклены, веранда выглядела крепкой и свежевыкрашенной.

— Сыночек мой, — всхлипывала она, — как же ты постарался! Как красиво сделал!

Внутри тоже было уютно. Николай купил новую мебель — самую простую, но добротную. Провел электричество, подключил газовый баллон для плиты. В углу стояла буржуйка, рядом аккуратно сложены дрова.

— Мам, тебе здесь нравится?

— Нравится? Коленька, это же рай! — Анна Петровна села в кресло, которое сын специально для нее выбирал, с высокой спинкой и подлокотниками. — Воздух какой! А тишина! В городе я забыла, что такое тишина.

Вечером они сидели на веранде, пили чай с вареньем, которое мать привезла из города. Анна Петровна рассказывала о соседях, о врачах, о том, как продала старую швейную машинку. Николай слушал и понимал, что мать действительно счастлива. Впервые за много лет она выглядела спокойной, умиротворенной.

— А зимовать будем здесь? — спросила она.

— Будем, мам. Дом теплый, дров заготовил. Да и на работу мне отсюда недалеко.

— Хорошо. А Леночка когда приедет?

Николай отвернулся, делая вид, что рассматривает закат.

— Приедет, мам. Обязательно приедет.

Лена позвонила через три дня после приезда матери. Голос у неё был усталый, но не злой — скорее растерянный.

— Коля, как дела? Как мать?

— Нормально. Привыкает потихоньку.

— Я бумаги подала. На развод. — Длинная пауза. — Ты не передумал?

Николай смотрел в окно на мать, которая разбирала грядку, собирая последние помидоры. Анна Петровна напевала что-то под нос, время от времени выпрямлялась, потирая спину.

— Нет, Лен. Не передумал.

— Понятно. — Еще одна пауза. — А как ты там? Один?

— Не один. Соседи хорошие, работа есть.

— Работа? Какая работа?

— На элеваторе. Зерно принимаю, документы веду. Ничего сложного.

Лена помолчала.

— Коля, а может… может, стоит еще раз все обдумать? Я не прошу тебя выбирать между мной и матерью. Просто… просто найти какой-то компромисс?

Николай закрыл глаза. Как же хотелось сказать «да», как хотелось вернуться домой, к привычной жизни, к женщине, с которой он прожил восемнадцать лет.

— Мам совсем плохо стало после инсульта, Лен. Ей нужен покой, внимание. А в городе ей тяжело, врачи сами сказали — нужна смена обстановки.

— Значит, твое решение окончательное?

— Да.

— Тогда до свидания, Коля. Живи хорошо.

Гудки в трубке. Николай медленно положил телефон на стол и вышел к матери.

— Кто звонил? — спросила Анна Петровна, не поднимая головы.

— Лена.

— А! Передавай привет! Скажи, пусть приезжает, вместе будем огород на следующий год планировать.

— Передам, мам.

Зима пришла рано и сразу со снегом. К ноябрю дорогу замело так, что автобус ходил через день, а то и реже. Николай радовался, что заготовил дров и купил генератор — электричество в Малиновке отключали часто.

Работы на элеваторе стало меньше, но Петя устроил его сторожем на одну из ферм. Ночные смены, небольшая зарплата, но стабильная. Главное — был повод уйти из дома, дать матери отдохнуть от его присутствия.

Анна Петровна расцвела за эти месяцы. Она вязала, читала книги, которые Николай привозил из райцентра, готовила обеды из овощей со своего огорода. К ней часто заходила Света с Катей, женщины подружились и могли часами обсуждать рецепты солений и планы на весенние посадки.

— Знаешь, Коля, — сказала как-то мать за ужином, — я в последнее время часто думаю об отце. Помню, как он мечтал о даче. Говорил: «Анька, купим участок, будем картошку сажать, огурцы. Внуков туда возить будем».

Николай отложил вилку. О внуках они с Леной говорили много, но дети так и не появились. Сначала хотелось встать на ноги, потом — купить квартиру получше, потом — еще что-то. А теперь было уже поздно.

— Мам, а ты не жалеешь, что мы с Леной детей не завели?

Анна Петровна посмотрела на сына внимательно.

— А ты жалеешь?

— Иногда. Особенно теперь, когда вижу Катю. Такая умная девочка, смышленая.

— Дети — это не только радость, сынок. Это большая ответственность. Может, так лучше. Может, так было правильно.

Но Николай видел в ее глазах грусть. Конечно, она мечтала о внуках. Все матери мечтают.

Первый серьезный разговор со Светой состоялся в декабре, когда Катя заболела и лежала с температурой. Николай принес лекарства из райцентра, Света пригласила его на чай.

— Спасибо вам большое, — говорила она, разливая чай по чашкам. — Не знаю, что бы мы без вас делали. Петя в рейсе, до аптеки добираться — целая история.

— Да что вы, всегда поможем. Как соседи.

Света помолчала, покосившись в сторону комнаты, где спала дочка.

— Можно нескромный вопрос? Вы действительно навсегда сюда перебрались?

Николай пожал плечами.

— А куда мне деваться? Мать одна, работа здесь есть.

— А жена?

— Развелись. — Он сказал это в первый раз вслух и почувствовал странное облегчение.

— Понятно. Извините, не хотела лезть в душу.

— Да ничего. Рано или поздно все равно узнали бы.

Они помолчали. За окном выл ветер, мел снег. В доме было тепло и уютно, пахло пирогами и детским лекарством.

— А мне казалось, вы счастливая семья, — сказал Николай.

— Счастливая? — Света усмехнулась. — Петя пьет. Не сильно, но регулярно. Работа у него такая — стресс, дорога, постоянные командировки. Приезжает, неделю нормальный, а потом опять в рейс. И так по кругу.

— А вы не думали… ну, в город переехать?

— На что? Петя здесь хоть работу имеет, а в городе что делать будет? На стройке? Да и Катя привыкла, друзья здесь, природа. — Света посмотрела в окно. — Нет, это наша жизнь. Не идеальная, но своя.

Николай понимал ее. В городе он был успешным менеджером, имел перспективы, зарплату выше средней. А здесь работал сторожем и был счастлив просто от того, что мать спокойно спала в соседней комнате.

— А вы не жалеете? — спросила Света. — Что всю жизнь кардинально поменяли?

— Пока нет. Спросите через год.

Когда он собирался уходить, Света остановила его у двери.

— Знаете, Николай, мне кажется, вы хороший человек. Просто попали в трудную ситуацию.

— Не знаю. Может быть, я просто эгоист. Выбрал мать вместо жены.

— А может быть, выбрали долг вместо удобства. — Света улыбнулась. — Спокойной ночи.

Анна Петровна умерла в апреле, когда снег только начинал сходить и появлялись первые подснежники. Умерла во сне, тихо и спокойно. Николай нашел ее утром, когда принес завтрак. На лице матери была умиротворенная улыбка.

Похоронили ее в деревне, на местном кладбище. Приехало много людей — оказалось, за эти месяцы Анна Петровна успела познакомиться с половиной деревни. Женщины плакали, мужчины молчаливо жали Николаю руку.

Лена тоже приехала. Постаревшая, похудевшая, в черном пальто и темных очках. Стояла в стороне во время похорон, подошла только когда все разошлись.

— Соболезную, Коля.

— Спасибо, что приехала.

Они постояли молча у свежей могилы. Николай положил на холмик веточку вербы — мать очень любила эти пушистые почки.

— Она была хорошей женщиной, — сказала Лена. — Я не всегда это понимала, но она была хорошей.

— Была.

— Что теперь будешь делать? Вернешься в город?

Николай посмотрел вокруг — на поля, на деревенские дома, на дорогу, ведущую к их участку.

— Не знаю. Пока не знаю.

— А дача?

— Продам, наверное. Или оставлю. Еще не решил.

Лена сняла очки, вытерла глаза.

— Знаешь, Коля, эти месяцы я много думала. О нас, о семье, о том, что мы потеряли.

— И к какому выводу пришла?

— Может быть, я была не права. Может быть, нужно было поддержать тебя, помочь с матерью. А не ставить ультиматумы.

Николай взял ее за руку.

— Лен, мы оба были не правы. Я должен был найти другой выход, не разрушать нашу семью.

— А если… — Лена запнулась. — А если попробовать еще раз? Не торопясь, аккуратно. Посмотрим, получится ли.

Они шли к автобусной остановке молча, держась за руки. Николай думал о том, что прожил полгода совершенно другой жизнью, стал другим человеком. А Лена изменилась тоже — стала мягче, терпеливее.

— Останешься на ночь? — спросил он, когда они дошли до дома.

— Останусь.

Утром Лена ходила по дому, трогала вещи, которые Николай купил для матери. Садилась в кресло, где Анна Петровна проводила вечера. Смотрела в окно на огород, где уже показывались зеленые всходы лука и петрушки.

— Тут хорошо, — сказала она за завтраком. — Тихо, спокойно. Я понимаю, почему твоя мать полюбила это место.

— Хочешь, покажу деревню? Людей познакомлю?

Они гуляли до обеда. Света встретила их у магазина, радостно поздоровалась с Леной. Катя тут же влюбилась в «тетю из города», показывала ей котенка, рассказывала про школу.

— Красивая женщина, — сказала Света, когда Лена отошла к прилавку. — И добрая. Видно сразу.

— Да, — согласился Николай. — Добрая.

— Вернется к вам?

— Не знаю. Может быть.

Вечером они сидели на веранде, как когда-то сидел Николай с матерью. Лена листала дачный журнал, который нашла на полке.

— А ведь здесь можно устроить настоящий сад, — сказала она. — Розы посадить, клумбы разбить. И огород расширить — помидоры, огурцы, зелень.

— Ты всерьез?

— А почему нет? — Лена посмотрела на него. — Мне в городе тоже нелегко было после твоего отъезда. Квартира пустая, работа надоела. Все какое-то серое, бессмысленное.

— Но здесь же деревня. Никаких удобств, работы нормальной нет…

— Зато есть тишина. И воздух. И люди нормальные. — Лена взяла его за руку. — Давай попробуем, Коля. Не навсегда — просто попробуем. Летом поживем здесь, посмотрим, как оно будет.

Николай представил себе Лену в огороде, в фартуке и резиновых перчатках. Представил, как они вместе ремонтируют дом, принимают гостей, планируют посадки на следующий год.

— А работа? Твоя карьера?

— Карьера… — Лена усмехнулась. — Знаешь, после сорока карьера уже не так важна. Важнее покой, семья, понимание того, для чего живешь.

Они говорили до глубокой ночи. О планах, о страхах, о том, смогут ли заново построить отношения. И когда первые лучи солнца осветили огород, Николай понял: они смогут. Обязательно смогут.

Лето прошло в хлопотах. Лена взяла отпуск на три месяца, приехала в конце мая и с головой ушла в дачную жизнь. Копала, сажала, поливала, консультировалась с соседками по поводу каждой грядки.

Николай не узнавал жену. Где была та нервная, уставшая женщина, которая кричала на него зимой? Лена расцвела, помолодела, словно сбросила десяток лет. Загорелая, в простой одежде, с волосами, собранными в хвост, она была похожа на ту девушку, в которую он когда-то влюбился.

— Коль, а давай баню построим! — говорила она за ужином, показывая план участка. — Вот здесь, за яблонями. И беседку рядом. Представляешь, как здорово будет зимними вечерами париться, а потом чай пить!

Николай смотрел на ее горящие глаза и понимал: решение принято. Они остаются. Навсегда.

В августе к ним приехала мать Лены. Раиса Васильевна, всю жизнь проработавшая учительницей в престижной гимназии, сначала крутила носом от деревенского быта. Но когда увидела, как преобразилась дочь, как светятся ее глаза, смирилась.

— Ладно, — сказала она, помогая внести урожай огурцов, — может, вы и правы. Главное, чтобы счастливы были.

А в сентябре случилось то, чего никто не ждал. Лена объявила, что беременна.

— Как это возможно? — растерянно спрашивал Николай. — Врачи же говорили…

— Врачи много чего говорят, — смеялась Лена, прижимаясь к нему. — А природа свое берет. Видимо, здесь, на свежем воздухе, организм восстановился.

Беременность протекала легко. Лена продолжала возиться в огороде до самых холодов, ездила с Николаем в райцентр за покупками, готовилась к родам. Света стала ей как старшая сестра — учила премудростям деревенской жизни, рассказывала, где лучший роддом, как подготовить дом к появлению ребенка.

— Знаете, — сказала она Николаю, когда они вместе утепляли дом к зиме, — я давно за вами наблюдаю. Вы с весны совсем другими стали. Как будто нашли то, что искали всю жизнь.

— Может, и правда нашли, — согласился Николай, прибивая последнюю доску к оконной раме.

Сын родился в марте, когда снег еще лежал, но уже чувствовалось приближение весны. Назвали Петром — в честь деда, которого он никогда не увидит, но память о котором будет жить в этом доме.

Лена лежала в палате районной больницы, держала на руках сморщенный красный комочек и плакала от счастья.

— Похож на тебя, — шептала она Николаю. — Такой же упрямый подбородок.

— А нос твой, — отвечал он, боясь дотронуться до крохотного создания.

Домой они приехали, когда участок уже зеленел первой травой. Света встретила их с пирогом, Катя — теперь уже четвероклассница — принесла игрушки. Весь дом наполнился новыми звуками: детским плачем, колыбельными, которые пела Лена, скрипом кресла-качалки, что Николай смастерил своими руками.

— Вот теперь все правильно, — говорила Раиса Васильевна, приехавшая помогать с внуком. — Семья, дом, дети. Как и должно быть.

А вечерами, когда малыш засыпал, Николай и Лена сидели на веранде и планировали будущее. Школа в райцентре — неплохая, на автобусе можно будет возить. Потом, может быть, и второй ребенок. И баня, которую так хотела Лена. И новый сарай для инвентаря. И еще сто планов, больших и маленьких.

— Не жалеешь? — спросила как-то Лена, укачивая сына.

— О чем?

— Ну… о прежней жизни. О карьере, о городе.

Николай посмотрел вокруг. Огород, который они возделывали вместе. Дом, каждый угол которого был пропитан их трудом и любовью. Место на кладбище, где покоилась мать и куда он приносил цветы каждую неделю. И этот маленький человечек, который появился на свет здесь, в этой деревне, и для которого дача будет не дачей, а домом.

— Нет, — сказал он. — Не жалею.

— А если бы твоя мама была жива, как думаешь, она была бы рада?

Николай улыбнулся. Он часто думал об этом. О том, как мать возилась бы с внуком, учила его отличать помидоры от огурцов, рассказывала сказки на ночь.

— Была бы счастлива. Она всегда мечтала о внуках.

— И правильно мечтала, — Лена поцеловала спящего сына в лобик. — Дети — это продолжение. Смысл всего.

Прошло пять лет. Петя подрос, бегал по участку босиком, помогал родителям на огороде, дружил с соседскими детьми. Николай и Лена так и не вернулись в город — зачем, если вся их жизнь была здесь?

Николай устроился учителем труда в местную школу. Зарплата небольшая, но работа нравилась — учил детей работать руками, мастерить, понимать, что такое настоящий труд. А летом подрабатывал строителем — в районе началось активное дачное строительство, рук не хватало.

Лена открыла небольшое ателье прямо в доме. Шила и перешивала одежду для местных жителей, принимала заказы из райцентра. Работы было немного, но стабильно, а главное — она могла не отрываться от семьи.

Дом за эти годы преобразился до неузнаваемости. Появились пристройки, веранда увеличилась, во дворе выросла баня, о которой так мечтала Лена. Участок утопал в цветах и зелени — Лена оказалась прирожденным садоводом.

— Помнишь, — сказала она как-то вечером, — как мы впервые сюда приехали? Я думала, что схожу с ума от тишины.

— А теперь?

— А теперь не представляю, как можно жить в городе. Этот шум, суета, вечная спешка… — Лена покачала головой. — Нет, это не для нас.

Они сидели в той же беседке, которую построили в первое лето. Петя спал в доме, устав после дня, проведенного на речке. В воздухе пахло сеном и медом — пасека соседа работала на полную мощность.

— Знаешь, о чем я думаю? — сказал Николай.

— О чем?

— О том, что мать была права. Дача — это не просто участок земли. Это место, где можно быть собой. Где важно не то, сколько ты зарабатываешь, а то, какой ты человек.

— Мудрая была женщина, — согласилась Лена. — Жаль, что я поняла это слишком поздно.

— Не поздно. Главное, что поняла.

В доме заплакал Петя — видимо, приснился кошмар. Лена встала, пошла успокаивать сына. Николай остался в беседке, слушал, как она тихо поет колыбельную, и думал о том, что жизнь — странная штука. Иногда нужно потерять все, чтобы найти главное.

На столе лежал старый альбом с фотографиями — Лена недавно разбирала архивы. Николай открыл его наугад. Вот мать с отцом на фоне заводского общежития — молодые, счастливые, полные планов. Вот их свадьба с Леной — он в костюме, она в белом платье, оба серьезные и торжественные. А вот недавняя фотография: они втроем на крыльце дома, загорелые, в рабочей одежде, с землей под ногтями и улыбками до ушей.

Три разные жизни. Три разных понимания счастья. И все — правильные по-своему.

— О чем задумался? — Лена вернулась, села рядом.

— О времени. О том, как все изменилось.

— К лучшему изменилось.

— Да, к лучшему.

Где-то в деревне прокукарекал петух — рано еще, но птица чувствовала приближение рассвета. Скоро начнется новый день, полный забот и радостей. Нужно будет полить огород, покормить кур, которых завели в прошлом году, съездить в райцентр за продуктами. Обычная, простая жизнь, которая когда-то казалась им немыслимой.

— Спасибо, — сказал вдруг Николай.

— За что?

— За то, что вернулась. За то, что поверила. За сына. За все.

Лена прижалась к нему.

— Это я должна благодарить. За то, что не дал мне сделать самую большую глупость в жизни — потерять тебя.

Они сидели, обнявшись, и смотрели, как над полями занимается заря. Новый день приходил в их маленький мир, принося с собой новые заботы и новые радости. А где-то в городе просыпались люди, которые мчались на работу, зарабатывали деньги, строили карьеры и не понимали, что главное счастье — это тишина рассвета, запах земли и рука любимого человека в твоей руке.

— Папа, а бабушка Аня правда здесь жила? — спросил Петя за завтраком. Ему было уже семь, он ходил в школу и знал историю семьи.

— Правда, сынок. Вот в этом доме, в этой комнате.

— А ей нравилось?

— Очень нравилось. Она говорила, что это место — ее мечта.

Петя кивнул серьезно, по-взрослому.

— А мне тоже нравится. Я никогда отсюда не уеду.

— Посмотрим, — улыбнулся Николай. — Вырастешь — сам решишь.

— Не вырасту. Буду всегда маленький и буду жить здесь с вами.

Лена засмеялась, обняла сына.

— Вырастешь, сыночек. Обязательно вырастешь. Но дом всегда будет ждать тебя.

— Обещаешь?

— Обещаю.

И Николай понял, что это правда. Дом будет ждать. Этот дом, купленный на деньги от проданной квартиры, отремонтированный его руками, согретый материнской любовью и семейным счастьем. Дом, который стал не просто дачей, а местом, где живет душа семьи.

Он посмотрел в окно на участок, где каждое дерево, каждая грядка хранили память о прожитых здесь годах. И подумал о том, что сделал правильный выбор. Не между матерью и женой — а между суетой и покоем, между внешним успехом и внутренней гармонией, между тем, что казалось важным, и тем, что действительно имело значение.

А вечером, как всегда, они сидели на веранде втроем. Петя рассказывал о школе, Лена планировала посадки на следующий год, Николай просто слушал и радовался тому, что у него есть дом. Настоящий дом, где его любят и ждут, где каждый уголок дышит теплом и где можно быть просто собой.

Дача. Шесть соток земли, которые изменили всю его жизнь.