Катя сидела на подоконнике своей двушки и смотрела вниз, на двор, где подростки в кедах играли в футбол. Мяч пару раз едва не влетел в чьи-то окна, но мальчишки лишь смеялись, будто всё вокруг принадлежало им. Катя вздохнула: когда-то и она так же бегала, без забот, без страхов. Но сейчас каждый её день превращался в длинный список обязанностей и бесконечных объяснений.
Проблема не в квартире — наоборот, квартира была её гордостью. Дед оставил её по завещанию, и именно тут Катя чувствовала себя хоть немного защищённой. Проблема была в том, что сюда въехал Дима со своим чемоданом, а за ним как тень — его мать, Тамара Ивановна.
Дима ещё в первые месяцы их отношений казался лёгким, смешным, умеющим рассмешить до слёз. Но стоило переехать к Кате, как он словно превратился в мягкую игрушку на батарейках — всё время говорил мамиными словами.
Тамара Ивановна не заходила в квартиру — она в неё вторгалась.
— Вы хоть полы мыли сегодня? — строго спросила она, едва переступив порог, даже не сняв сапог.
Катя, вытирая руки о полотенце, сдержала раздражение:
— У нас чисто, Тамара Ивановна.
— Чисто — это когда на кухне не пахнет котлетами, а пахнет свежестью. Знаете, чем пахнет у вас? — она вдохнула глубоко. — Бюджетным ужином.
Дима захихикал, будто это была шутка века. Катя бросила на него взгляд, но он, как всегда, не понял намёка.
— Мам, ну перестань, — сказал он, но без капли твёрдости в голосе. — Катя старается.
— О, старается, — закатила глаза свекровь. — В наше время мы не «старались», мы жили как положено.
Катя сжала зубы. Если бы не квартира, она бы уже хлопнула дверью. Но уйти? Куда? Это её наследство, её единственный реальный капитал.
Неужели я позволю им превратить его в проходной двор? — думала она.
На кухне вечером за чаем Тамара Ивановна снова завела песню:
— Катя, давай честно. Зачем тебе эта квартира? Вы молодые, вам деньги нужны. Продадим, возьмём трёшку побольше, а то ваша нора — ни к чему.
Катя усмехнулась:
— «Ваша нора», говорите? Ну уж извините, в моей «норе» вам явно комфортно сидеть каждый день.
— Ты дерзишь? — прищурилась свекровь.
— Нет, я напоминаю, что квартира по закону принадлежит мне.
Дима тут же встрял:
— Кать, ну зачем так резко? Мама ведь добра хочет.
— Твоей маме добро — это когда я подписываю всё, что она скажет, — голос Кати дрожал, но в нём появлялась новая сталь.
— Девочка, — холодно усмехнулась свекровь. — Мужчина в семье главный. А мужчина — это мой сын.
— Если ваш сын главный, то почему он сидит и молчит, пока вы тут раздаёте приказы? — резко ответила Катя.
Дима нахмурился:
— Кать, ты переходишь границы.
Катя встала из-за стола:
— Границы, говоришь? Тогда завтра начнём с того, что ключи от квартиры останутся только у меня.
Мгновение в комнате стояла тишина. Тамара Ивановна побледнела от возмущения.
— Ах вот как, — произнесла она ледяным тоном. — Значит, выгоняешь нас?
— Я выгоняю из своей квартиры только чужих.
— Чужих? — переспросил Дима, растерянно.
— А кто я вам? Прислуга? Кошелёк? Или всё же жена? — голос Кати дрогнул, но она не отвела взгляда.
Тамара Ивановна встала так резко, что стул скрипнул.
— Дима, или ты сейчас ставишь её на место, или я больше сюда не приду.
Катя хмыкнула:
— Это была бы лучшая новость за неделю.
Дима метался глазами от матери к жене.
— Мам, ну… подожди… Кать, ну чего ты начинаешь? Мы же семья…
— Семья, говоришь? — Катя посмотрела прямо ему в глаза. — Тогда реши сам: ты со мной или с ней.
Ночь была мучительной. Катя лежала на своей половине кровати и слушала, как Дима ворочается.
— Кать, ну пойми, — шептал он. — Мама не враг. Она просто хочет помочь.
— Помочь? — она усмехнулась. — Если бы она могла, она бы продала меня вместе с квартирой.
— Не утрируй.
— Я не утрирую, Дим. Она видит во мне только бумажку с правом собственности.
Он тяжело вздохнул.
— Я не хочу выбирать между вами.
— А я не хочу жить, как будто у меня нет своего голоса.
Она отвернулась к стене.
На следующий день Тамара Ивановна пришла снова. В руках у неё была папка.
— Вот, Катя, — сказала она деловым тоном. — Тут документы. Просто подпиши доверенность, и мы всё сделаем цивилизованно.
Катя рассмеялась, но смех прозвучал слишком громко, почти истерично.
— Вы хоть понимаете, как это выглядит? «Просто подпиши», да? Чтобы я осталась на улице?
— Не на улице, — поправила свекровь. — В новой квартире.
— В квартире, которую выберете вы. На деньги, которые я должна отдать добровольно.
— Ты ведёшь себя эгоистично, — строго сказала Тамара Ивановна. — Подумай о будущем семьи.
Катя резко поднялась со стула.
— А вы подумайте о том, что я — тоже часть этой семьи. Или, может, для вас я просто временный вариант, пока Диме не найдут кого «поприличнее»?
— Ну раз ты сама это понимаешь… — бросила свекровь с ядовитой улыбкой.
— Мама! — вскрикнул Дима. — Ну зачем так?
Катя вдруг почувствовала, что слёзы жгут глаза, но она не позволила им упасть.
— Всё ясно, — сказала она твёрдо. — Если ещё раз кто-то принесёт в мой дом бумажки и будет требовать подписи, дверь закроется навсегда.
— Угрожаешь? — прищурилась свекровь.
— Предупреждаю, — отчеканила Катя.
Когда дверь за Тамарой Ивановной захлопнулась, в квартире повисла вязкая тишина. Дима сел на диван, закрыл лицо руками.
— Ты понимаешь, что всё усложняешь? — пробормотал он.
Катя устало посмотрела на него.
— А ты понимаешь, что мне больше нечего терять, кроме этой квартиры?
Он молчал. И это молчание было хуже любого крика.
Катя впервые почувствовала, что всё в её жизни висит на волоске.
Катя до сих пор не понимала, как её угораздило согласиться на ту свадьбу. Сначала планировалось что-то тихое: роспись, пара свидетелей, ужин дома. Но стоило Тамаре Ивановне узнать о дате, как всё покатилось под откос.
— Свадьба — это не для вас, это для семьи! — заявила она, размахивая блокнотом с пометками. — Я уже заказала ресторан.
— Но мы не собирались тратить такие деньги, — робко вставила Катя.
— Ты вообще тут молчи, — отрезала свекровь. — Девушка должна просто красиво выглядеть и улыбаться. Всё остальное решают старшие.
Катя обернулась на Диму, надеясь, что он хотя бы попытается заступиться. Но тот лишь пожал плечами:
— Ну, Кать, мама права. Это раз в жизни.
Раз в жизни? — думала она. — С таким подходом — дай бог, чтобы и правда раз.
День свадьбы начался с конфликта.
— Это что за платье? — возмутилась Тамара Ивановна, когда увидела Катю в простом, лёгком белом платье. — Ты что, на выпускной собралась?
— Мне оно нравится, — спокойно ответила Катя.
— Нравится! — свекровь возмущённо захлопала ладонями. — Оно дешевое! На фото будешь выглядеть, как девочка-подросток, а не как невеста!
Катя попыталась улыбнуться:
— Зато удобно танцевать.
— Тебе что важнее, удобно или прилично?
Дима, наблюдавший спор с дивана, вставил свою «пяти копеек»:
— Мам, ну хватит. Пусть Катя сама решает.
— Ах, пусть решает, — ехидно протянула Тамара Ивановна. — Тогда пускай сама и свадьбу оплачивает.
Катя вздохнула. У неё было чувство, что свадьба уже проиграна ещё до начала.
В ресторане всё выглядело, как в чужом сне. Огромные букеты, тосты от дальних родственников, которых Катя впервые видела. Все хлопали, смеялись, ели оливье, будто это их праздник.
Когда очередь дошла до первого танца, Катя заметила, что Дима всё время отвлекался на звонки. Мать звала его то к тёте, то к какому-то «очень важному знакомому». Танцевать они начали с опозданием, а Катя чувствовала себя куклой на верёвочках.
— Ну чего ты такая напряжённая? — шепнул Дима, держа её за талию.
— Потому что я понимаю, что этот праздник не для нас, — ответила она сквозь улыбку.
— Ну перестань, — пробормотал он. — Все довольны, и слава богу.
Все, кроме меня, — подумала Катя.
После свадьбы жизнь стремительно превратилась в рутину.
— Катя, ты не так гладишь рубашки, — заявила свекровь на третий день.
— А как правильно? — спросила Катя.
— С любовью, — ехидно ответила та.
Дима лишь хихикнул, но глаза у него были усталые.
Вечером за ужином Катя впервые почувствовала себя прислугой. Она бегала между плитой и столом, а свекровь важно сидела, поправляя салфетки.
— Дима, ты видишь? — сказала она. — Девочка вроде старается, но у неё ничего не выходит.
— Мам, ну не начинай, — пробормотал Дима.
— Я не начинаю, я констатирую. Вот скажи, сынок, суп у неё какой? Водянистый!
Катя резко поставила кастрюлю на плиту.
— Если он вам не нравится, готовьте сами.
— Ты в моём доме дерзишь? — воскликнула свекровь.
— В моём доме, — поправила Катя, голос её сорвался на крик.
Муж сидел с виноватым лицом, будто ребёнок на родительском собрании.
Кульминацией стало утро, когда Дима вернулся с работы мрачный и сразу начал издалека:
— Кать, нам надо поговорить.
— Опять про квартиру?
Он тяжело вздохнул.
— У отца дела плохо. Бизнес трещит по швам. Мама говорит…
— Стоп, — перебила Катя. — Я знала, что мама тут появится.
— Ну а как иначе? — раздражённо сказал он. — Мы семья. Надо помочь.
— Ты называешь «помочь» — продать моё наследство?
— Ну а что делать? — Дима развёл руками. — Ты же знаешь, что денег нет.
Катя вцепилась в спинку стула так, что побелели пальцы.
— Дима, ты когда-нибудь вспомнишь, что у тебя есть жена, а не только мама?
— Ну вот опять… — он опустил глаза. — Ты всё в штыки.
— А как ещё, если у меня пытаются отнять последнее?
Дима стукнул кулаком по столу.
— Ты думаешь только о себе!
— А ты думаешь только о ней!
Тишина повисла глухая, как перед грозой.
Вечером Тамара Ивановна снова появилась. На этот раз с явным планом атаки.
— Дима говорил, ты отказываешься продавать. Ну что ж, Катя, я тебя понимаю. Жалко. Но пойми: если бизнес рухнет, ты сама останешься без денег.
— Лучше без денег, чем без себя, — холодно сказала Катя.
— Ах, какая гордая! — свекровь закатила глаза. — Гордость — это роскошь для тех, у кого есть богатый муж. А твой муж… ну, он старается.
— Спасибо, что хоть в этом признались, — отрезала Катя.
Дима попытался вмешаться:
— Девочки, давайте спокойно…
— Девочки?! — вскипела Катя. — Я тебе что, школьница?
Она почувствовала, что внутри всё рвётся. Гнев, обида, разочарование — всё смешалось.
— Если вы ещё раз принесёте документы, — сказала она, глядя прямо на свекровь, — я вызову полицию.
— Ты угрожаешь? — Тамара Ивановна вскочила.
— Нет. Я защищаю свой дом.
Ночью Катя долго не могла уснуть. Слёзы текли сами собой, но впервые за долгое время в сердце появилось странное ощущение: не страх, а решимость.
Она понимала, что впереди ещё будет скандал, возможно, развод, возможно, суд. Но впервые за долгое время она чувствовала себя живой.
Если я сдамся сейчас — меня сотрут в пыль. Если устою — останусь собой.
И, закрывая глаза, она прошептала сама себе:
— Завтра начнётся новая игра.
Утро началось с того, что дверь в Катину квартиру распахнулась без звонка. Тамара Ивановна вошла, как хозяйка, за ней — Дима, с виноватым видом, и молчаливый отец.
Катя уже ждала. На столе лежали аккуратно собранные документы: свидетельство о браке, свидетельство о собственности на квартиру, её паспорт.
— Ну что, Катя, — начала свекровь, снимая перчатки. — Я надеюсь, ты передумала. Мы ведь все взрослые люди.
— Передумала, — спокойно сказала Катя, наливая себе чай. — Я передумала терпеть этот цирк.
Дима нахмурился:
— Кать, ну не начинай опять…
— Это не я начинаю, Дим, — она посмотрела на него холодно. — Это вы всё никак не закончите.
Отец кашлянул, будто ему было неловко.
— Девочка, мы же по-хорошему…
— По-хорошему? — Катя усмехнулась. — По-хорошему — это когда уважают чужой дом. А у вас — всё «по-семейному», то есть за мой счёт.
— Ты неблагодарная! — вспыхнула свекровь. — Мы приняли тебя в семью, а ты…
— А я не просилась, — резко перебила Катя. — Семья — это когда защищают, а не используют.
Дима встал, стукнул кулаком по столу:
— Хватит! Ты хочешь, чтобы я выбрал?
— Именно этого я хочу, — твёрдо сказала Катя.
Он посмотрел на мать, потом на Катю. Его лицо было искажено злостью и жалостью к себе.
— Ну раз ты такая… выбираю маму.
Катя почувствовала, как будто внутри что-то оборвалось. Но удивительно — ей стало легче.
— Отлично, — произнесла она. — Тогда собирайтесь оба. Ключи оставьте на столе.
— Ты не имеешь права! — завизжала Тамара Ивановна. — Это квартира семьи!
— Это квартира моего деда, — спокойно ответила Катя. — И по документам принадлежит мне. Хотите поспорить? В суде встретимся.
Отец поднялся, посмотрел на сына с усталостью:
— Пошли, Димка. Тут разговор закончен.
— Я ещё вернусь! — выкрикнула свекровь, уже в дверях.
— Только если я сама открою, — бросила Катя.
Дверь захлопнулась. В квартире воцарилась тишина, такая густая, что уши звенели.
Через неделю пришла повестка: Дима подал на развод. Тамара Ивановна пыталась отсудить половину квартиры, но судья, пролистав документы, сухо произнёс:
— Квартира — личная собственность Екатерины Сергеевны, полученная по наследству. Оснований для раздела нет.
Тамара Ивановна вскочила:
— Это несправедливо! Мы вложили столько сил!
— Сил? — Катя не выдержала и рассмеялась. — В мои нервы, да. Но нервы у нас, к счастью, не делятся пополам.
Даже судья не удержал лёгкой улыбки.
После заседания Дима попытался заговорить с ней у выхода:
— Кать… может, мы ещё сможем…
— Нет, Дим, — перебила она. — Я тебя любила. Но ты всё продал — ради маминого одобрения. У тебя не осталось ничего, кроме её голоса в голове.
— Но я же хотел, чтобы всем было хорошо…
— А получилось, что плохо только мне.
Она развернулась и пошла прочь. На душе было пусто, но впервые за долгое время — спокойно.
Вечером Катя сидела одна на кухне. Чайник шумел, за окном стемнело. Она достала любимую чашку, наливала кипяток и вдруг поймала себя на улыбке.
В квартире было тихо. Ни свекрови, ни упрёков, ни бесконечных «ты должна».
Только она. И её дом.
Она сделала первый глоток и сказала вслух:
— Ну что, дед… я отстояла.
И впервые за долгое время почувствовала — начинается новая жизнь.
