— Следующие по делу о расторжении брака, Сидоровы! — раздался безразличный голос секретаря в гулком коридоре районного суда.
Ольга вздрогнула, словно от удара. Она сидела на жесткой казенной скамье, сжимая в похолодевших пальцах папку с документами. Рядом, пытаясь ободрить, сидела подруга Света. Напротив, у противоположной стены, расположился вражеский лагерь: Гоша, ссутулившийся и упорно глядящий в пол, и его мать, Жанна Игоревна, прямая, как аршин, и мечущая в сторону Ольги испепеляющие взгляды. Она была одета во все черное, словно на похороны, что, по-видимому, должно было символизировать её безмерное горе.
— Ну, посмотри на неё, полюбуйся! — зашипела Жанна Игоревна, достаточно громко, чтобы слышали все вокруг. — Сидит, стерва, в шелковой блузке, а сын мой из-за неё ночей не спит, последние нервы истратил! Мать родную в гроб вогнать готова ради своих поганых метров!
Гоша дернулся, хотел что-то сказать, но мать вцепилась ему в рукав.
— Молчи, сынок! Не унижайся перед ней! В суде всё скажешь, пусть люди знают правду!
Ольга подняла голову и посмотрела прямо на мужа. В его глазах она увидела стыд, но этот стыд был смешан с упрямством и обидой. Он уже сделал свой выбор, и теперь ему нужно было убедить себя и всех вокруг, что этот выбор был правильным.
— Гоша, одумайся, пока не поздно, — тихо сказала она. — Не позорься сам и не позорь память о том, что у нас было.
— Поздно, Оля, — глухо ответил он, не поднимая глаз. — Ты сама всё разрушила своим эгоизмом.
Дверь зала заседаний открылась. Ольга глубоко вздохнула и, поймав ободряющий взгляд Светы, шагнула внутрь. Она шла на свою главную битву.
Зал суда был маленьким и душным. Женщина-судья в строгом костюме, с усталым и непроницаемым лицом, быстро пролистала дело. Гоша и Жанна Игоревна наняли юркого адвоката, который сразу же взял быка за рога.
— Ваша честь, — зазвенел он, вскакивая со своего места. — Мой доверитель, Сидоров Георгий Игоревич, и его супруга, Сидорова Ольга Викторовна, прожили в браке три года. Всё это время они вели совместное хозяйство, строили планы на будущее. Однако ответчица, поставив свои корыстные материальные интересы выше семейных уз, фактически выгнала моего доверителя из семейного гнезда, отказавшись при этом оказать помощь его престарелой и больной матери, Жанне Игоревне!
Адвокат сделал драматическую паузу, указав рукой на свекровь, которая тут же картинно прижала платок к глазам.
— Более того, Ваша честь! За время совместного проживания в квартире, принадлежащей ответчице, моими доверителями были произведены неотделимые улучшения на значительную сумму! Был сделан капитальный ремонт ванной комнаты, заменена вся сантехника, установлены новые окна, выровнены стены…
Ольга слушала этот поток лжи, и у неё темнело в глазах. Никакого ремонта не было! Они лишь поклеили новые обои в комнате, которые Ольга сама выбрала и купила на свою зарплату. Окна стояли старые, деревянные, а сантехника… Ольга вспомнила, как полгода уговаривала Гошу починить текущий кран, и в итоге сама вызвала сантехника из ЖЭКа.
— Мы требуем не только расторжения брака, — продолжал адвокат, — но и признания за моим доверителем права на долю в квартире ответчицы, соразмерную вложенным средствам! Вот, прошу приобщить к делу чеки и квитанции!
Он положил на стол судьи пачку бумаг. Ольга похолодела. Откуда у них чеки?
Судья мельком взглянула на бумаги.
— Ответчица, вам есть что сказать?
Ольга встала. Ноги были ватными, но голос, к её собственному удивлению, звучал твердо и ясно.
— Ваша честь, я согласна на расторжение брака. Но я категорически возражаю против имущественных претензий моего мужа. Квартира, о которой идет речь, досталась мне по наследству от моей бабушки задолго до вступления в брак и не является совместно нажитым имуществом.
— А как же ремонт? — ехидно спросил адвокат. — Вы будете отрицать, что ваш муж вкладывал свои силы и средства в улучшение вашего общего жилища?
— Никакого капитального ремонта, о котором вы говорите, не было, — отчеканила Ольга. — Мой муж не произвел в квартире никаких «неотделимых улучшений». Все представленные им чеки — это фальсификация. Я могу предоставить суду фотографии квартиры, сделанные в разное время, которые доказывают, что состояние квартиры не менялось. Также я могу предоставить выписки с моих банковских счетов, подтверждающие, что все коммунальные платежи и мелкие бытовые расходы я оплачивала сама.
Жанна Игоревна громко всхлипнула.
— Бессовестная! Всё на себя тянет! А сын мой на заводе спину гнул, всё в дом, всё в семью! Каждую копейку ей отдавал!
— Попрошу соблюдать тишину! — стукнула молотком судья. — У вас, истец, есть доказательства, что ремонт производился именно на ваши средства?
Гоша, которого толкнул в бок адвокат, встал и пробубнил:
— Я зарплату получал и жене отдавал… на общие нужды.
— То есть, отдельных счетов на строительные материалы у вас нет? — уточнила судья.
— Ну… мы же семья, мы всё вместе покупали… — растерялся Гоша.
Судья тяжело вздохнула. Было видно, что подобные истории она слышит каждый день.
— Решение суда будет следующим, — произнесла она после недолгого раздумья. — Брак между Сидоровым Георгием Игоревичем и Сидоровой Ольгой Викторовной расторгнуть. В части имущественных претензий истцу отказать за недоказанностью. Однако, — она подняла глаза на Ольгу, — поскольку Сидоров Г.И. зарегистрирован в вашей квартире, он сохраняет право проживания до тех пор, пока не будет снят с регистрационного учета в добровольном или судебном порядке. Заседание окончено.
Жанна Игоревна и её адвокат вышли из зала с кислыми минами. Их план по быстрому отъему доли провалился. Но Ольга знала, что это не конец. Фраза судьи о праве проживания была для них спасательным кругом, и она не сомневалась, что они за него ухватятся.
Гоша догнал её в коридоре.
— Оля, подожди.
Она остановилась.
— Что тебе еще нужно, Гоша? Ты получил развод.
— Я… я не хотел, чтобы так вышло, — промямлил он. — Это всё мама… она настаивала на адвокате, на этих чеках…
— А ты, как всегда, не смог ей отказать, — закончила за него Ольга. В её голосе не было злости, только ледяная усталость. — Знаешь, Гоша, мне тебя даже немного жаль. Ты взрослый мужик, а до сих пор живешь по маминой указке. Удачи тебе в твоей дальнейшей жизни. Надеюсь, ты будешь счастлив.
Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил её за руку.
— А где мне жить, Оля? Судья же сказала… я имею право.
И тут Ольга поняла, каким будет их следующий шаг.
— Ты не будешь жить в моем доме, Гоша, — отрезала она, высвобождая руку. — Даже не пытайся.
— Это мы еще посмотрим! — раздался сзади визгливый голос Жанны Игоревны, которая услышала их разговор. — По закону он имеет право! И он будет там жить! А ты, если не хочешь по-хорошему, будешь жить с ним в одной квартире, как соседи! Посмотрим, надолго ли тебя хватит!
Она смотрела на Ольгу с торжествующей ухмылкой. План «Б» был приведен в действие. Они собирались превратить её жизнь в ад, чтобы заставить её продать квартиру и отдать им деньги. Ольга стиснула зубы. Война переходила в новую, затяжную фазу. Фазу осады.
Через два дня, вечером, в её дверь позвонили. Ольга посмотрела в глазок. На пороге стоял Гоша с большим чемоданом. Рядом, как цербер, его подпирала мать.
— Открывай, жена бывшая! — крикнула Жанна Игоревна. — Твой законный жилец пришел!
Ольга не открыла. Она говорила с ними через дверь.
— Уходи, Гоша. Я не впущу тебя.
— Оля, не глупи! — кричал он. — Я имею право! Я сейчас полицию вызову! Участкового! Они тебя заставят!
— Вызывай, — спокойно ответила Ольга. — Участковый зафиксирует, что я тебя не пускаю. А дальше мы будем решать этот вопрос в суде. А теперь уходите, иначе я сама вызову полицию и напишу заявление о преследовании.
Она слышала, как за дверью Жанна Игоревна брызжет слюной, как Гоша растерянно что-то бормочет. В конце концов, они ушли, но Ольга знала, что это лишь временная передышка.
Она не ошиблась. На следующий день начался террор. Жанна Игоревна обзвонила всех их общих знакомых, рассказывая душераздирающую историю о том, как «эта тварь Олька» выгнала её бедного мальчика на улицу, и он теперь ночует на вокзале. Некоторые верили. От Ольги отвернулись несколько приятельниц, с которыми они дружили семьями.
Но это было только начало. Однажды Ольге позвонили с работы.
— Ольга Викторовна, тут к нам женщина пришла, Жанна Игоревна Сидорова, ваша свекровь, кажется? Она тут скандал устроила в приемной. Кричит, что вы животных мучаете, что у вас и справки-то ветеринарной нет.
Ольга бросила всё и помчалась в клинику. Жанна Игоревна сидела в холле, окруженная сочувствующими старушками-кошатницами, и вещала:
— У неё руки в крови! Она моего сына бросила, а теперь и за братьев наших меньших взялась! Не доверяйте ей своих питомцев! Она их загубит!
Заведующий клиникой, пожилой и мудрый Аркадий Семёнович, отвел Ольгу в свой кабинет.
— Оля, я, конечно, эту сумасшедшую выставил. Но ты понимаешь, что это удар по репутации клиники? Слухи поползут. Тебе нужно что-то с этим делать.
Вечером того же дня, просматривая отзывы о клинике в интернете, Ольга наткнулась на несколько свежих комментариев, написанных как под копирку: «Ужасный врач Сидорова О.В.! Непрофессионализм и хамство! Чуть не угробила мою кошку!» Ольга поняла, что Жанна Игоревна решила уничтожить её профессионально. Отнять у неё не только дом, но и любимую работу, источник дохода.
Ей стало по-настоящему страшно. Она сидела в своей квартире, задернув шторы, и боялась выходить на улицу. Ей казалось, что весь мир ополчился против неё. В какой-то момент отчаяние стало таким сильным, что она подумала: «А может, и правда, продать всё и уехать?»
В этот тяжелый момент ей позвонила медсестра Марина.
— Оленька, ты как? До меня тут слухи дошли про твою свекровь. Ты держись, девочка. Знаешь, как моя бабушка говорила? Когда нечисть одолевает, надо дом свой защитить. Возьми веточку полыни, повесь над входной дверью. Она, может, и нечистую силу не отгонит, но тебе самой спокойнее будет. Это как символ, что ты хозяйка и свой дом в обиду не дашь.
Слова Марины, простые и немного наивные, подействовали на Ольгу отрезвляюще. Полынь. Символ. Она — хозяйка. И она не позволит никому разрушить её жизнь. Хватит обороняться. Пора переходить в наступление.
Она позвонила Свете.
— Светка, мне нужна помощь. Мне нужен компромат на Жанну Игоревну. Что-то, что заставит её заткнуться раз и навсегда.
— Тяжелая артиллерия? — хмыкнула Света. — Одобряю. Что ищем?
— Я не знаю, — честно призналась Ольга. — Что угодно. Долги, сомнительные сделки, какие-то тайны… Она всегда казалась такой правильной, такой жертвенной. Но это маска. Под ней должно что-то скрываться.
Света, у которой были обширные связи, пообещала помочь. А Ольга начала собственное расследование. Она стала вспоминать все разговоры, все обмолвки свекрови за три года их знакомства. И одна деталь всплыла в её памяти. Как-то раз, около года назад, Жанна Игоревна хвасталась, что «удачно вложила деньги». Гоша тогда еще посмеялся, мол, мама, какие у тебя вложения, с твоей-то пенсией. А она загадочно улыбнулась и сказала: «Есть у меня свои секреты. Не всё же сыну на шее сидеть». Тогда Ольга не придала этому значения. А сейчас…
Она начала копать. Она знала, что у Жанны Игоревны была старенькая дача под Клином, доставшаяся от родителей. Свекровь часто жаловалась, что дача разваливается, что налоги платить нечем. Ольга зашла на сайт Росреестра. С помощью публичной кадастровой карты она нашла этот участок. И каково же было её удивление, когда она увидела, что полгода назад у участка сменился собственник! Жанна Игоревна продала дачу!
Это было уже что-то. Женщина, которая кричала о своей бедности и требовала, чтобы сын с невесткой её содержали, на самом деле имела на руках крупную сумму денег, которую тщательно скрывала.
Через пару дней позвонила Света.
— Олька, садись, а то упадешь. У меня для тебя бомба. Твоя свекровь — та еще аферистка. Помнишь, ты рассказывала про её «гипертонический криз» и врача из «скорой»?
— Ну да.
— Так вот, я через знакомых в медицинской среде пробила. В тот день официального вызова «скорой помощи» по её адресу не было зарегистрировано. Вообще.
Ольга замерла.
— Как это?
— А вот так. Скорее всего, это был не врач, а её знакомый фельдшер, который заехал по-дружески, померил давление и дал пару советов. Никакого официального диагноза «гипертонический криз» ей никто не ставил. Вся её «смертельная болезнь» — чистой воды спектакль.
У Ольги в руках были два козыря. И она знала, как ими сыграть.
Она позвонила Гоше.
— Нам надо встретиться. И твоя мама тоже должна быть при этом. Это в ваших же интересах.
Они встретились на нейтральной территории, в тихом кафе. Жанна Игоревна пришла с видом победительницы. Она, видимо, решила, что Ольга сломалась и готова сдаться.
— Ну что, надумала, змея? — процедила она, садясь за столик. — Готова отдать моему сыну то, что ему по праву принадлежит?
Ольга молча положила на стол распечатку с сайта Росреестра о продаже дачи. Жанна Игоревна взглянула на бумагу, и её лицо вытянулось.
— Это… это что такое?
— Это выписка о продаже вашей дачи за три миллиона рублей полгода назад, — спокойно пояснила Ольга. — Те самые деньги, которые вы «удачно вложили», пока жаловались нам на свою нищету.
Гоша уставился на мать.
— Мама? Это правда? Ты продала дачу и нам ничего не сказала?
— Я… я хотела вам сюрприз сделать! — залепетала Жанна Игоревна. — На ремонт… на будущее…
— Не надо врать, — прервала её Ольга. — Вы хотели, чтобы мы продали мою квартиру, вложили деньги в ремонт вашей, а эти три миллиона вы бы оставили себе. Очень предусмотрительно.
Она сделала паузу и достала второй документ.
— А это, Жанна Игоревна, ответ из департамента здравоохранения. В день вашего «криза» скорая помощь к вам не выезжала. Ваш диагноз — фикция. Такой же, как и чеки на несуществующий ремонт.
Лицо Жанны Игоревны стало пепельным. Она смотрела то на Ольгу, то на сына, и её губы дрожали. Вся её тщательно выстроенная ложь рушилась на глазах.
— Гоша, — Ольга повернулась к бывшему мужу. Его лицо выражало полную растерянность. Он словно впервые увидел свою мать по-настоящему. — Я подаю в суд иск о твоем принудительном выселении. И на суде я представлю все эти документы. А также записи телефонных разговоров с угрозами твоей матери, показания соседей о её поведении, скриншоты лживых отзывов о моей работе. Я подам встречный иск о клевете и защите чести и достоинства. И я его выиграю. Твоя мать будет платить мне компенсацию и публично извиняться. Вы этого хотите?
Наступила тишина. Гоша смотрел на мать, и в его взгляде боролись неверие, разочарование и просыпающийся гнев.
— Мама… «Зачем?» —прошептал он.
Жанна Игоревна не ответила. Она просто встала и, не глядя ни на кого, пошла к выходу. Это было бегство. Полное и безоговорочное поражение.
Гоша остался сидеть, обхватив голову руками.
— Я не знал, Оля. Клянусь, я ничего не знал… Я верил ей…
— Я знаю, Гоша, — тихо сказала Ольга. Ей больше не было его жаль. Она просто смотрела на сломленного, обманутого человека. — У тебя есть неделя, чтобы добровольно сняться с регистрационного учета. Иначе мой иск уйдет в суд. Решай.
Она встала и ушла, оставив его одного разбираться с руинами его мира.
Через три дня Гоша позвонил и сказал, что выписался. Он говорил глухим, безжизненным голосом. Сказал, что съехал от матери на съемную квартиру. Сказал, что ему очень стыдно. Ольга молча выслушала и повесила трубку. Война была окончена. Она победила.
Прошло полгода. Жизнь Ольги постепенно вошла в свою колею. На работе всё наладилось, заведующий даже выписал ей премию за стойкость. Соседи при встрече уважительно здоровались. Она отстояла свой дом, свою работу, своё достоинство.
Иногда она думала о Гоше. От общих знакомых она знала, что он так и живет один, с матерью почти не общается. Та, после своего фиаско, замкнулась в себе, перестала выходить из дома. Её наказанием стало одиночество и потеря безграничной власти над сыном, то единственное, чем она дорожила.
Однажды, в дождливый осенний вечер, в дверь клиники кто-то постучал. Рабочий день уже закончился, и Ольга собиралась домой. Она открыла. На пороге стоял промокший до нитки Гоша. В руках он держал картонную коробку, из которой доносился жалобный писк.
— Прости, что поздно, — сказал он, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Я тут… нашел их у мусорных баков. Совсем крошечные. Не смог пройти мимо. Подумал… может, ты поможешь?
Ольга заглянула в коробку. Там, прижавшись друг к другу, сидели три маленьких, грязных котенка. Она посмотрела на Гошу. Он был худой, осунувшийся, но в его глазах было что-то новое. Что-то, чего она не видела там очень давно. Ответственность.
— Заходи, — сказала она, открывая дверь шире. — Чего же ты под дождем стоишь. Простудишься.
Он вошел. Ольга достала полотенца, теплое молоко. Они вместе, молча, вытирали и кормили котят. И в этой тишине не было старой неловкости и обид. Было что-то другое. Хрупкое и едва уловимое. Понимание. И, может быть, прощение.
Она не знала, что будет дальше. Смогут ли они когда-нибудь снова быть вместе? Возможно, нет. А возможно, этот вечер стал началом новой истории. Истории двух людей, которые прошли через ложь и предательство, чтобы научиться главному — быть честными с собой и друг с другом. И понять, что настоящие семейные ценности — это не квадратные метры и не слепое подчинение. Это забота, уважение и способность признавать свои ошибки.
