Макар и Анфиса Ивановна застыли на пороге, как две соляные статуи, поражённые громом голоса Катерины и её внезапным появлением. Паника на их лицах сменилась животным страхом, когда до их сознания дошло слово «полиция». В оглушительной тишине, нарушаемой лишь прерывистым дыханием Анфисы Ивановны, отчётливо послышался нарастающий вой сирены.
— Это… это не то, что ты думаешь, Катя! — первым обрёл дар речи Макар, поднимая руки в примирительном жесте. Его глаза бегали, ища путь к отступлению. — Мы просто… мы волновались за тебя! Думали, вдруг у тебя и правда потоп, а ты не отвечаешь! Дверь хотели проверить!
— Проверить дверь? С набором отмычек? — Катерина изогнула бровь, её голос сочился ледяным сарказмом. Она сделала шаг вперёд, и они инстинктивно попятились. — Какая трогательная забота. Прямо слезу вышибает.
— Ты всё не так поняла! Это не отмычки! Это… это ключи от дачи! Я их перепутал! — лепетал Макар, понимая всю абсурдность своих слов.
Анфиса Ивановна, оправившись от первого шока, перешла в наступление — свою излюбленную тактику. — Да как ты смеешь! — взвизгнула она, тыча в Катерину пальцем. — Мы к тебе с добром, а ты полицию! На родную кровь! Да я тебя!.. Я тебя по судам затаскаю за клевету!
В этот момент на площадке появился наряд полиции — двое рослых мужчин в форме. Старший, капитан с усталым лицом и проницательным взглядом, окинул собравшихся профессиональным оком.
— Что здесь происходит? Поступил вызов о попытке незаконного проникновения.
— Вот! Вот она, потерпевшая! — Макар тут же указал на мать, которая немедленно схватилась за сердце и начала картинно оседать на пол. — Мою пожилую матушку эта… эта гражданка довела до приступа! Мы пришли проведать её, а она на нас набросилась, полицией угрожает!
Катерина молча смотрела на этот цирк, не вмешиваясь. Она дала им возможность высказаться, вывалить всю свою ложь. Капитан подошёл к ней.
— Вы Катерина Викторовна? Вы вызывали?
— Да, я, — спокойно кивнула она. — А это мой бывший муж и бывшая свекровь. Пытались вскрыть мою дверь, пока я, по их гениальному плану, должна была бегать по подвалам и искать несуществующую протечку.
— Клевета! — прохрипела с пола Анфиса Ивановна. — У нас есть свидетель! Сосед! Аркадий Петрович! Он подтвердит, что потоп был!
Второй полицейский, молодой сержант, с трудом сдерживал улыбку. Капитан же оставался невозмутим. — Гражданочка, вставайте, пожалуйста. Сердечные приступы мы в отделении будем диагностировать, у нас там фельдшер есть. А пока что — пройдёмте все. И инструменты ваши, — он кивнул на рассыпанные отмычки, — тоже прихватите. В качестве вещдоков.
Упоминание вещдоков окончательно выбило почву из-под ног Макара. Он побледнел ещё сильнее и начал что-то невнятно бормотать про ошибку и недоразумение.
В отделении полиции их развели по разным кабинетам. Катерина сидела напротив того самого капитана, которого, как она узнала, звали Андрей Николаевич. Он методично записывал её показания.
— Итак, вы утверждаете, что они заранее спланировали свои действия, подговорив соседа? — Утверждаю. У меня есть запись их первого визита два дня назад, где они требовали пустить их в квартиру под надуманным предлогом. И, разумеется, есть полная видео- и аудиозапись сегодняшней попытки взлома.
Катерина достала телефон и переслала файлы на почту, которую продиктовал капитан. Он открыл видео на своём компьютере. На экране появилась лестничная площадка. Вот Макар ковыряется в замке, вот Анфиса Ивановна его поторапливает. А вот раздаётся голос Катерины из динамика. Андрей Николаевич хмыкнул, когда увидел, как подпрыгнула от неожиданности бывшая свекровь.
— Да уж, — сказал он, откидываясь на спинку стула. — Картина ясная. Статья сто тридцать девятая Уголовного кодекса, «Нарушение неприкосновенности жилища». Часть вторая, с применением насилия или с угрозой его применения… хотя нет, насилия не было. Но совершённое группой лиц. До двух лет. Плюс попытка кражи, если докажем умысел. А умысел налицо — они же не за солью к вам лезли. Будете писать заявление?
— Обязательно, — твёрдо сказала Катерина. — Я хочу, чтобы они ответили по всей строгости закона.
— Правильное решение, — кивнул капитан. — Таких людей нужно ставить на место. Иначе они так и будут считать, что им всё дозволено.
Тем временем в соседнем кабинете допрашивали Макара. Он продолжал твердить свою версию про «волнение за бывшую жену» и «перепутанные ключи». Но когда следователь продемонстрировал ему видеозапись, его уверенность испарилась. Он начал заикаться, путаться в показаниях, и в конце концов свалил всё на мать.
— Это она! Она всё придумала! — скулил он. — Она была уверена, что Катька деньги от нас спрятала после развода! Говорила: «Пойдём, сынок, вернём наше!». А я… я просто поддался на её уговоры. Я не хотел ничего плохого!
Анфиса Ивановна в своём кабинете вела себя иначе. Она кричала, обвиняла полицию в сговоре с «этой аферисткой», требовала адвоката и звонка в прокуратуру. Она вела себя так, будто не она, а её пытались ограбить.
Привезли и соседа, Аркадия Петровича. Это был маленький, испуганный старичок в стоптанных тапочках. Увидев людей в форме, он разрыдался и тут же во всём сознался.
— Они мне пять тысяч дали, — всхлипывал он. — Сказали, просто позвонить и сказать про трубу. Сказали, это розыгрыш такой, семейный. Я ж не знал, что они воровать полезут! Я человек честный, всю жизнь на заводе отработал!
К утру картина преступления была полностью восстановлена. Макара и Анфису Ивановну отпустили под подписку о невыезде, возбудив уголовное дело.
Выйдя из отделения на рассветную, пахнущую озоном улицу, Катерина почувствовала не радость, а опустошение. Она победила, но какой ценой? Ей пришлось погрузиться в ту же грязь, в которой они жили постоянно.
Вспомнив совет Зои Львовны, она решила, что ей нужен хороший адвокат. Она позвонила своей новой знакомой.
— Зоя Львовна, доброе утро. Извините за ранний звонок. Это Катерина. — Катенька, деточка, я уже всё знаю! — бодро отозвалась старушка. — Мне Клавдия наша уже доложила, как твоих «родственничков» под белы рученьки уводили. Говорила же я тебе, жулики! Ну что, написала заявление? — Написала. Теперь мне нужен адвокат. Вы случайно не знаете хорошего специалиста по таким делам? — Знаю ли я! — хмыкнула Зоя Львовна. — У меня племянник, Семён Борисович, — акула юриспруденции! Таких, как твои бывшие, на завтрак ест. Сейчас скину тебе его номер. Скажешь, что от тёти Зои, он тебе скидку сделает.
Адвокатская контора Семёна Борисовича располагалась в старом особняке на Покровке. Сам он оказался полной противоположностью тому, что представляла себе Катерина. Это был не сухой педант в очках, а крупный, вальяжный мужчина лет пятидесяти с громким смехом, густыми усами и хитрыми, весёлыми глазами.
— А, так это вы та самая соседка моей неугомонной тётушки! — прогремел он, крепко пожимая Катерине руку. — Наслышан, наслышан! Ну, рассказывайте, кто там покусился на вашу цитадель.
Катерина подробно изложила всю историю, пока Семён Борисович пил чай из огромной чашки с надписью «Лучший адвокат» и время от времени хмыкал в усы.
— М-да, — сказал он, когда она закончила. — Клиенты у нас сегодня, конечно, классические. Жадность, глупость и полное отсутствие фантазии. План «Потоп» — это же из арсенала Остапа Бендера, только в сильно упрощённой версии.
— Что им грозит? — спросила Катерина.
— Ну, смотрите, Катерина Викторовна. Статья 139, часть 2. Поскольку они действовали группой лиц по предварительному сговору, это отягчающее. Плюс подстрекательство свидетеля, вашего соседа. Реальный срок им вряд ли дадут, у нас за такое сажают неохотно, если никто не пострадал. Но вот условный срок, либо крупный штраф, либо исправительные работы — это запросто. Главное — мы создадим им судимость. А для вашего бывшего мужа, который, как я понимаю, пытается строить из себя бизнесмена, и для его матушки, которая наверняка кичится своей кристальной репутацией, — это будет удар под дых. Социальная смерть, так сказать.
— Этого я и хочу, — кивнула Катерина.
— Тогда будем работать, — Семён Борисович потёр руки. — Мы заявим гражданский иск о возмещении морального вреда. Тысяч так на пятьсот. Суд, конечно, столько не присудит, но нервы мы им потреплем знатно. Заставим их бегать, оправдываться, унижаться. Это будет лучшая часть нашего представления.
И представление началось. Макар и Анфиса Ивановна, осознав всю серьёзность своего положения, наняли адвоката. Но их защитник, столкнувшись с напором и профессионализмом Семёна Борисовича, быстро понял, что дело дрянь. Видеозапись была неопровержимым доказательством.
Тогда бывшая «семья» сменила тактику. Они начали звонить Катерине, умоляя её забрать заявление.
— Катенька, доченька, прости нас, дураков старых! — рыдала в трубку Анфиса Ивановна. — Бес попутал! Не губи нас! Макарушке же судимость нельзя, у него бизнес, контракты!
— О своём бизнесе и контрактах, Анфиса Ивановна, нужно было думать, когда вы с отмычками под моей дверью стояли, — холодно отвечала Катерина и вешала трубку.
Звонил и Макар. Он пытался давить на жалость, вспоминал «всё хорошее, что между ними было». — Кать, ну неужели ты всё забыла? Десять лет вместе… Неужели ты хочешь сломать мне жизнь из-за какой-то глупой ошибки? — Мою жизнь ты пытался сломать неоднократно, Макар. И не из-за глупой ошибки, а вполне осознанно. Так что нет, заявление я не заберу.
Когда мольбы не помогли, они перешли к угрозам и шантажу. Анфиса Ивановна начала распускать среди общих знакомых грязные слухи о том, что Катерина — аферистка, обокравшая их семью, что она гулящая и ведьма, приворожившая её сына.
Однажды Катерине позвонила её давняя подруга Лена. — Кать, привет. Слушай, мне тут звонила твоя бывшая свекровь… Она такое про тебя несёт, уши в трубочку сворачиваются. Говорит, что ты у них последние деньги украла и теперь пытаешься их посадить, чтобы квартиру отобрать… Я-то, конечно, не верю, но ты будь осторожна, она женщина неадекватная.
Катерина поблагодарила подругу за предупреждение. Ей было больно и обидно, но она понимала, что это агония. Они пытались укусить её напоследок, облить грязью, потому что больше ничего не могли сделать.
Семён Борисович, узнав об этом, только рассмеялся. — Прекрасно! Просто великолепно! Это называется «клевета», статья 128.1 УК РФ. Мы каждый такой звоночек зафиксируем, свидетелей опросим и приобщим к делу. Они сами себе яму роют, да ещё и с ускорением.
Суд состоялся через два месяца. Макар и Анфиса Ивановна сидели на скамье подсудимых — ссутулившиеся, постаревшие, с потухшими глазами. Они уже не кричали и не скандалили. Они лишь вяло повторяли, что «не хотели ничего плохого».
Аркадий Петрович, проходивший по делу как свидетель, дрожащим голосом ещё раз рассказал, как его подговорили.
Семён Борисович в своей речи был блестящ. Он не просто излагал факты, он рисовал картину. Картину предательства, алчности и человеческой низости. Он говорил о том, как эти двое годами морально унижали Катерину, а после развода решили прибегнуть к уголовщине, чтобы урвать кусок, который им не принадлежал.
Последнее слово дали Катерине. Она встала и посмотрела прямо на своих бывших родственников. — Я не хочу говорить о законе. Я хочу сказать о другом. Десять лет я была частью вашей семьи. Я старалась быть хорошей женой, хорошей невесткой. Я жертвовала своими интересами, своим временем, своим здоровьем. А в ответ получала только упрёки и унижения. Когда мы развелись, я думала, что этот кошмар закончился. Но вы не смогли оставить меня в покое. Ваша жадность оказалась сильнее здравого смысла. Вы пришли в мой дом не за мифическими документами. Вы пришли, потому что не могли смириться с мыслью, что я могу быть счастлива без вас. Что я могу чего-то добиться сама. Вы хотели разрушить мою новую жизнь так же, как разрушили старую. Но у вас не вышло. Потому что я больше не та запуганная девочка, которую можно безнаказанно обижать. Я требую для подсудимых самого строгого наказания, которого они заслуживают.
Приговор был оглашён через час. Макара и Анфису Ивановну признали виновными. Им назначили по полтора года исправительных работ с удержанием 15% заработка в доход государства. Кроме того, суд частично удовлетворил гражданский иск Катерины, обязав их выплатить ей 300 тысяч рублей в качестве компенсации морального вреда.
Для них это был крах. Судимость. Позор. Финансовые потери. Анфиса Ивановна, услышав приговор, разрыдалась прямо в зале суда. Макар сидел, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону.
Их судьба сложилась именно так, как они того заслуживали. Бизнес Макара, который и так держался на плаву лишь благодаря мелким махинациям, развалился окончательно. Никто не хотел иметь дело с человеком с судимостью. Ему пришлось устроиться на работу менеджером по продажам в небольшую фирму с мизерной зарплатой, часть которой уходила государству.
Анфиса Ивановна стала изгоем в своём кругу. Подруги, узнав о суде, перестали с ней общаться. Она заперлась в своей квартире и выходила на улицу только по вечерам, чтобы не встречаться с соседями. Её спесь и высокомерие испарились, оставив после себя лишь злобу на весь мир.
Аркадий Петрович, которого суд освободил от ответственности как деятельно раскаявшегося, продал свою квартиру и переехал к дочери в Подмосковье, не в силах выносить косые взгляды соседей.
А Катерина… Катерина, выйдя из зала суда, впервые за долгое время вздохнула полной грудью. Это была не эйфория, а тихое, глубокое чувство освобождения. Она поставила точку. Жирную, окончательную точку в своей прошлой жизни.
Она продолжила развивать свой бизнес, который процветал. Она много путешествовала. Она подружилась с Зоей Львовной, и они часто пили чай по вечерам, обсуждая мировые новости и проделки соседей. Семён Борисович стал не только её юристом, но и хорошим другом, с которым можно было посоветоваться по любому вопросу.
Однажды, сидя с Семёном в кафе, она спросила: — Как думаешь, они хоть что-нибудь поняли?
Семён Борисович усмехнулся в усы. — Такие люди, Катерина Викторовна, ничего не понимают. Они никогда не признают своих ошибок. Они до конца жизни будут считать, что это вы — злодейка, а они — невинные жертвы. Но это уже не имеет никакого значения. Главное, что вы для себя всё поняли. Вы поняли, что за своё счастье и спокойствие нужно бороться. Иногда — вот такими, не самыми приятными методами.
И это была правда. Катерина больше не боялась. Она знала, что сможет защитить себя. Она построила свою крепость не только из кирпича и бетона, но и из стали своего характера. И в эту крепость больше не мог войти ни один враг.
