— Нет, я против! Твоя мама здесь не поместится. Даже если она «только на недельку»! У нас одна спальня.
Андрей замолчал. Стоял посреди кухни и смотрел на меня так… будто я только что сказала, что полечу на Луну.
А я продолжала мыть посуду. Тарелки. Вилки. Ложки.
Механически.
— Лен, ну что ты такое говоришь? — он присел на табуретку. — Она же моя мама.
Моя мама. Как будто это объясняет всё на свете. Как будто эти два слова — волшебная формула, которая должна растворить мои возражения.
— И что? — я обернулась, не выпуская из рук губку. — Квартира всего двадцать квадратов. Одна комната, которая одновременно спальня, гостиная и кабинет.
— Она на диване поспит…
— Андрей — я выдохнула. Долго. — Твоя мама не спит на диванах. Она спит в кроватях. Желательно двуспальных. С ортопедическими матрасами.
Он знал, что я права. Конечно знал.
Галина Петровна — женщина… как бы это сказать мягче… требовательная. К комфорту. К сервису. К жизни вообще. За те два года, что мы встречаемся, я успела это понять.
— Ну да…
Я села напротив него. Посмотрела в глаза. Карие. Честные. Наивные до безобразия.
— Андрей, ты помнишь, что случилось в прошлый раз?
Он покраснел. Вспомнил.
Прошлый раз был месяц назад. Мы приехали к Галине Петровне на день рождения. Остались ночевать. И утром я услышала разговор на кухне.
— Андрюша, ну когда уже? — говорила его мама, гремя чашками. — Тебе тридцать лет! Пора жениться, детей заводить…
— Мам, мы же встречаемся…
— Встречаетесь! — хмыкнула она. — А что толку? Она же… ну как её… простенькая какая-то. И работа у неё… в этом, как его… колл-центре.
Простенькая…
Это слово засело во мне занозой. До сих пор болит.
— Лена — Андрей протянул руку через стол. — Она не хотела тебя обидеть…
— Не хотела? — я отодвинула руку. — А что хотела?
Он молчал.
А я вспоминала. Как Галина Петровна рассматривала мою одежду. H&M, Zara — бюджетно, но симпатично. Как морщилась, когда я рассказывала о работе. Как многозначительно вздыхала, глядя на мои руки без колец.
— Она привыкла к другому — сказал наконец Андрей. — К папе. Он же был…
— Директором завода. Знаю.
Его отец скончался три года назад. Галина Петровна до сих пор носит траур. И до сих пор сравнивает всех мужчин с покойным мужем. А всех женщин — с собой в молодости.
— Она хочет для меня лучшего — попробовал он оправдаться.
— А я — не лучшее?
Вопрос повис в воздухе. Тяжёлый. Неудобный.
Андрей встал. Подошёл к окну. Долго смотрел на двор. На детскую площадку. На качели, которые качались сами по себе — ветер.
— Лен — сказал он, не оборачиваясь. — А если мы снимем квартиру побольше? На месяц. Или купим диван-кровать получше?
Я посмотрела на него. На его спину. На напряжённые плечи.
И поняла.
Дело не в спальне. И не в диване.
Дело в том, что он до сих пор мальчик. Который боится расстроить маму. Который не может выбрать, между нами.
— Андрей — я встала. — Посмотри на меня.
Он обернулся.
— Вопрос не в том, где твоя мама будет спать. Вопрос в том, кого ты выбираешь. Её или меня.
— Лена, это глупо…
— Глупо? — я рассмеялась. Зло. — Твоя мама считает меня простушкой из колл-центра. Ты не можешь ей сказать, что она не права. И при этом просишь, чтобы я жила с ней под одной крышей?
— Она изменится…
— Нет, Андрей. Не изменится.
Я подошла к нему. Близко.
— Знаешь, что она мне сказала в прошлый раз? Когда ты вышел в магазин?
Он побледнел.
— Она сказала:
«Девочка, ты хорошая. Но Андрюше нужна жена, а не подружка для развлечения». Вот так. Прямо.
Андрей закрыл глаза.
— И что ты ответила?
— Ничего. Улыбнулась и сказала, что понимаю.
— А сейчас?
— А сейчас я понимаю другое. Что если ты не можешь защитить меня от собственной мамы… то, как ты защитишь от всего остального?
Он открыл глаза. Посмотрел растерянно.
— Лен…
— У меня одна спальня — повторила я. — И одна жизнь. И я не буду делить их с женщиной, которая меня не уважает.
Телефон зазвонил.
Андрей посмотрел на экран. Галина Петровна.
— Не бери — попросила я.
Но он уже тянулся к трубке.
— Алло, мам? — голос дрогнул. — Да, я помню… Конечно…
Я села на диван. Смотрела, как он кивает телефону. Как соглашается. Как растворяется в материнском голосе.
— Хорошо, мам. Не волнуйся. Всё будет нормально.
Положил трубку. Обернулся ко мне.
— Лен, у неё проблемы с соседями. Затопили сверху. Она не может там жить… пока.
— Отель — сказала я спокойно. — Гостиница. Съёмная квартира.
— На её пенсию?
— У неё есть сын. У которого есть зарплата.
Андрей сел рядом. Тяжело.
— Лена, ну пойми… Она одна. Ей шестьдесят семь лет…
— А мне двадцать восемь. И я тоже могу остаться одна.
Он посмотрел на меня испуганно.
— Ты что… угрожаешь?
— Нет. Констатирую факт.
Встала. Подошла к окну. Во дворе включили фонари. Стемнело быстро — ноябрь.
— Знаешь, Андрей, я много думала о нас. О том, почему мы до сих пор не женимся. Почему всё как-то… ни о чём.
— Лен…
— Не перебивай. Я поняла. Ты не готов. Не готов выбирать. Не готов отвечать. Не готов защищать.
— Это несправедливо!
— Справедливо? — я обернулась. — А справедливо то, что твоя мама называет меня простушкой? Справедливо то, что ты молчишь, когда она это говорит?
Он опустил голову.
— Я не знал, что она…
— Знал. Конечно, знал. Просто делал вид, что не замечаешь.
Андрей встал. Начал ходить по кухне. Нервно. Как зверь в клетке.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Выгнал собственную мать на улицу?
— Хочу, чтобы ты её уважил. И меня — тоже.
— А как?
— Скажи ей правду. Что я не простушка. Что мы живём вместе. Что она должна со мной считаться.
Долгая пауза.
— Я не могу — прошептал он.
— Не можешь или не хочешь?
— Лена, ты не понимаешь… После смерти отца она… она очень изменилась. Стала такой хрупкой. Ранимой.
— А я что? Железная?
— Ты сильная.
— Значит, сильные должны терпеть, а слабые — унижать?
Он остановился. Посмотрел на меня долго. Изучающе.
— Лен, а может, мама права? Может, мы и правда не подходим друг другу?
Вот оно.
Наконец-то.
Честно.
Я кивнула:
— Наверное, да.
— То есть?
— То есть, Андрей, твоя мама приедет завтра. Поселится в моей единственной комнате. Будет спать в моей кровати. Готовить на моей кухне. И рассказывать мне, какая я неподходящая для её сына.
— Лен…
— А ты будешь молчать. Как всегда. И делать вид, что не замечаешь.
— Я постараюсь…
— Не надо — я подошла к нему. — Не мучай себя. И меня — тоже.
Взяла его куртку с вешалки. Протянула.
— Иди к маме. Помоги ей с затоплением. Найди ей жильё. И себе тоже…
— А мы?
— А нас больше нет.
Андрей взял куртку. Медленно надел.
— Лен, может, поговорим завтра? Когда остынем?
— Завтра ты будешь с мамой. А я — одна. В своей однокомнатной квартире.
Он дошёл до двери. Обернулся.
— Я тебя люблю.
— Знаю. Но недостаточно сильно.
Дверь закрылась.
Я осталась одна.
Подошла к окну. Во дворе всё так же качались пустые качели. Ветер стих. Они качались по инерции. Всё медленнее. Медленнее.
До полной остановки.
Взяла телефон. Написала маме:
«Расстались с Андреем. Приезжай, если хочешь. Хочу тебя увидеть. Поговорить. У меня одна спальня, но мы как-нибудь разместимся».
Отправила.
И вдруг поняла — я свободна.
Первый раз за два года — совершенно свободна.
Странное чувство. Пустое. И одновременно… лёгкое.
Как эти качели. Которые наконец остановились.
