Нина снова задержалась у витрины мебельного магазина. Она уже наизусть знала расположение диванов, мягких кресел и журнальных столиков — как будто это был музей несбывшихся желаний. Каждый вечер, возвращаясь с работы, она останавливалась и смотрела внутрь. Там всегда горел тёплый свет, продавцы улыбались, а люди, явно с деньгами, выбирали себе новые кухни и спальни.
Она представляла, как когда-нибудь зайдёт туда не просто «посмотреть», а выбрать. Вот этот угловой диван цвета графита, который она мысленно поставила в будущей гостиной. Вот этот шкаф с зеркальными дверцами. И небольшой столик для чая по вечерам. Но каждый раз реальность грубо возвращала её в съёмную двухкомнатную квартиру, где хозяйка вечно проверяла состояние мебели, словно Нина с Андреем собирались всё это утащить при переезде.
— Опять смотрела? — Андрей встретил её у двери. Он держал в руках пакеты с продуктами, купленными по списку, где каждый рубль был учтён.
— Да, — коротко ответила Нина, снимая пальто. — Мечтать пока не запретили.
— Ну ты же знаешь… — Андрей вздохнул. — Не сейчас.
Нина только усмехнулась. «Не сейчас» у них длилось уже десять лет. Сначала «не сейчас, надо помочь маме», потом «не сейчас, у Кати кредит», потом «не сейчас, работы нет».
Они сели ужинать. Андрей ел молча, уткнувшись в тарелку, а Нина не выдержала:
— Скажи мне честно, мы когда-нибудь купим квартиру?
— Конечно, — оживился он, — вот немного подкопим…
— «Немного» — это сколько? — перебила она. — Мы копим десять лет, а всё уходит на твою семью.
Андрей опустил глаза. Это был его вечный жест: как будто он виноват, но не готов что-то менять.
— У мамы пенсия маленькая, ты же знаешь. Если не мы, то кто? — тихо сказал он.
— А у меня, значит, зарплата огромная? — Нина поставила вилку. — Я тоже устала. Мы живём, как квартиранты, понимаешь? У нас даже чайник старый, который свистит так, будто дом горит.
Андрей нервно усмехнулся:
— Ну что ты, чайник как чайник…
— Да пошёл ты с этим чайником! — сорвалась она. — Я хочу свой дом. Свой угол. Чтобы не ждать, пока хозяйка разрешит переклеить обои. Чтобы не бояться, что завтра она скажет «съезжайте».
Он замолчал.
Тишину прервал телефон. Звонила Катя, сестра Андрея. Нина сразу почувствовала, как у неё напряглись плечи. Эти звонки никогда не заканчивались хорошо.
— Да, Катюша, — Андрей поднялся и отошёл в комнату.
Нина слышала его приглушённый голос, слышала вздохи и эти его «ну да, я понимаю». Она уже заранее знала, что он вернётся с тем самым лицом, на котором написано: «Снова беда, снова надо помочь».
Он вернулся через двадцать минут.
— Нин… у Кати проблемы.
— Какая неожиданность, — горько усмехнулась она. — Что на этот раз?
— У неё с ипотекой сложности. Банк грозит… ну, ты понимаешь…
— Конечно понимаю. Она не платит, а платить будем мы. Всё логично.
Андрей поднял руки, как будто защищаясь:
— Это же ненадолго, ей просто нужно время.
— Время? — Нина резко поднялась. — Мы десять лет даём ей «время». А мне кто даст время? На мою жизнь?
Она прошлась по комнате туда-сюда.
— Андрей, ты взрослый мужик, тебе сорок три года. Ты всё ещё живёшь по принципу «семья — это святое», но какая семья? Ты меня вообще туда включаешь?
Он опустил глаза.
— Я… я не могу бросить Катю, она же сестра.
— А я кто? Посторонняя? — Нина скрестила руки на груди. — Знаешь, иногда я думаю, что для тебя я не жена, а посторонняя женщина, которая оплачивает банкет.
Он хотел что-то сказать, но Нина не дала:
— Хватит. Я устала. Я тяну всё на себе. Я хочу жить для себя.
Они замолчали.
За окном пошёл дождь — тяжёлый, затяжной, как предвестник чего-то большого.
Утро началось с молчания. Нина варила кофе, глядя в окно, а Андрей сидел за столом, будто школьник, ожидающий выговора. Она чувствовала его взгляд, но намеренно молчала.
— Нин… — наконец решился он. — Ты вчера… слишком резко…
— Вчера я была предельно честной, — перебила она, не поворачиваясь. — Ты привык, что я сглаживаю углы. Вот и решил, что так будет всегда.
Андрей вздохнул.
— Я не враг тебе. Просто ситуация… у Кати сложная. Если банк заберёт квартиру, она с детьми окажется на улице.
— Угу, а мы с тобой где? В дворце живём? — Нина поставила перед ним чашку. — Мы тоже на съёмной, если ты забыл. Только у нас нет никого, кто нас спасёт.
Он молча пил кофе, а она смотрела на него и думала: «Как можно быть таким мягким? Сорок три года мужику, а он всё ждёт, что кто-то похвалит за то, что он «добрый сын и брат». А я? Я где в этой картине?»
Вечером пришла Зинаида Павловна, мать Андрея. Она вечно заходила «на чай», но каждый раз разговор скатывался к просьбам. Сегодня Нина даже заранее приготовила себя морально.
— Ниночка, ты похудела? — с порога сказала свекровь, оглядывая её с таким видом, будто перед ней витрина магазина.
— Работа, — сухо ответила Нина.
— Ну-ну, главное здоровье, — продолжала та. — Вот Кате сейчас тяжело, представляешь, какие у неё нервы? Детям школу собирать, банк угрожает… Я ночами не сплю, всё думаю, как помочь.
Нина сжала зубы.
— А мне не спится уже десять лет, — бросила она. — Каждый раз, когда ваши проблемы падают на нас, я думаю: может, в этот раз мы выдержим?
Зинаида Павловна прищурилась:
— Ну ты говори полегче. Мы же семья. А семья должна помогать друг другу.
— Семья — это когда все помогают всем, — резко ответила Нина. — А у нас как-то односторонне выходит: мы помогаем, а нам… спасибо и до свидания.
Андрей вмешался:
— Хватит, Нин. Ты перегибаешь.
— Я перегибаю? — она рассмеялась нервным смехом. — Андрей, мы с тобой не купили ни одной новой вещи за последние годы, всё — бывшее в употреблении. Даже стиралка у нас досталась от соседей. А у твоей сестры — кредитная карта на лимон. И кто её оплачивает? Мы!
Зинаида Павловна всплеснула руками:
— Господи, какая злость! Ниночка, деньги — это же дело наживное. Зато у вас мир в семье, любовь. Разве это не главное?
— Мир? — Нина посмотрела прямо на неё. — У нас тут война, Зинаида Павловна. Просто вы её не замечаете.
После ухода свекрови Нина рухнула на диван.
— Ты понимаешь, Андрей, — тихо сказала она, — что я не хочу так больше жить? Я устала быть спонсором чужих жизней.
— Но это же моя семья… — начал он.
— А я кто? — её голос дрогнул. — Я десять лет рядом, тяну на себе. Я думала, у нас будет будущее. А у нас вечная «ситуация».
Он сел рядом, попытался взять её за руку, но она отдёрнула.
— Давай так, — сказала она холодно. — Либо мы начинаем копить на СВОЮ квартиру, и это значит: никаких больше «срочных» трат на Катю и маму. Либо… я ухожу.
Андрей побледнел.
— Ты не шутишь?
— Нет. У меня одна жизнь. Я не хочу потратить её на латание чужих дыр.
Через неделю случилось то, чего Нина и ожидала, и боялась. Катя пришла сама. Не звонить — пришла лично. В руках — стопка бумаг, глаза красные.
— Нина, Андрей, спасайте! — почти закричала она с порога. — У меня банк уже готовит иск! Мне срочно нужно семьсот тысяч, иначе всё, квартира уйдёт!
Нина села на стул. Она даже не удивилась. Всё было предсказуемо, как плохой сериал.
— Катя, — спокойно сказала она. — А ты не думала, что пора самой решать свои проблемы?
— Нин, ну как ты можешь! — взвилась та. — У тебя же сердце есть? Это же мои дети!
— А у меня? — Нина подняла голос. — У меня сердце есть? Я десять лет жду, когда мы с Андреем купим квартиру. Мы копим, а потом ваши проблемы всё сжирают.
Андрей вмешался:
— Девочки, давайте спокойно…
— Нет, — резко отрезала Нина. — Или сейчас решаем, или всё. Я не дам больше ни копейки.
Катя округлила глаза:
— Ты что, против семьи?
— Я за свою жизнь, — ответила Нина. — И, похоже, в этой семье это преступление.
Андрей стоял между ними, как мальчишка, которого заставляют выбрать между мамой и женой. Он мял бумаги Кати в руках, бледнел и не знал, что сказать.
Нина поняла: если он сейчас скажет «поможем», её жизнь окончательно кончится.
Она встала.
— Подумай, Андрей. У тебя ночь. Завтра утром я хочу услышать ответ.
Она ушла в спальню и захлопнула дверь.
Всю ночь Нина не спала. Она слышала, как Андрей с кем-то говорил по телефону — то ли с Катей, то ли с матерью. Слышала его вздохи, шаги по комнате.
Утром он вошёл в спальню. Лицо у него было уставшее, глаза красные.
— Нин… — начал он тихо. — Я не могу бросить их.
Она смотрела на него и понимала: всё. Решение принято. Не им — ею.
Нина проснулась рано, хотя толком и не засыпала. Голова тяжёлая, мысли спутанные, но одно было ясно: решение уже принято. Она вышла на кухню, где Андрей сидел за столом с телефоном. На экране мигали сообщения от Кати.
— Ты всё решил, — спокойно сказала Нина, — и решил не в мою пользу.
— Нин, пойми, — он поднял глаза, — я не могу по-другому. Катя одна с детьми. Если они окажутся на улице, я себе этого не прощу.
— А меня ты уже простил? — её голос дрогнул, но не от слёз, а от злости. — Что я десять лет живу в съёмной клетке, вечно экономлю, вечно «потом»?
Он замолчал.
— Андрей, — Нина села напротив, — у тебя был выбор. Я не прошу дворец. Я хотела угол. Наш. Чтобы не чувствовать себя временной в своей же жизни. Но ты снова выбрал их.
— Я люблю тебя, — выдавил он.
— Любовь без поступков — это слова. Я наелась твоих слов, Андрей.
День тянулся как резина. Нина собрала документы, свои вещи — не всё, только самое нужное. Она двигалась спокойно, без истерик. Всё решилось внутри ещё ночью.
А вечером снова пришла Катя. На этот раз без слёз, но с каким-то вызовом.
— Ну что, Андрей, как решили? — спросила она с порога.
— Мы поможем, — тихо ответил он.
— «Мы»? — Нина резко встала. — Нет, Андрей. Не «мы». Ты.
Катя растерялась, но быстро оправилась:
— Слушай, Нин, не надо так. Это же семья.
— Семья? — Нина рассмеялась горько. — Для вас я всегда была кошельком, а теперь скажу честно: хватит.
Зинаида Павловна тоже подтянулась, будто почувствовала момент.
— Ниночка, ты зря так. Ты молодая, у вас ещё всё впереди. А Кате сейчас тяжелее. Ты должна войти в положение.
— «Должна»? — Нина подняла сумку. — Я никому ничего не должна. Особенно тем, кто за десять лет не сказал мне ни одного «спасибо».
Андрей вскочил, пытаясь остановить её:
— Подожди, давай поговорим!
— Мы говорили десять лет. Всё сказано.
Она прошла к двери, но остановилась и повернулась:
— Андрей, ты хороший человек. Но хороший — не значит сильный. А я хочу рядом мужчину, а не вечного мальчика, который бегает спасать всех, кроме себя.
Он шагнул к ней:
— Я изменюсь!
— Поздно.
Она вышла и захлопнула дверь.
Неделя после ухода была странной. Сначала пустота, потом облегчение. Нина сняла небольшую однушку. Скромно, но своё. Она впервые за много лет купила новый чайник — блестящий, белый, с подсветкой. Казалось, это мелочь, но когда вода закипела, она вдруг расплакалась. Не от горя, а от ощущения, что наконец-то живёт САМА.
Андрей звонил. Писал. Приходил. Стоял у подъезда. Но она не открывала. Не потому что ненавидела — нет. Она любила его, но любовь не должна стоить собственной жизни.
Через полгода она подписала договор на маленькую квартиру в новостройке. С ипотекой, да, с долгами, но с таким чувством, будто она снова дышит.
Вечером, когда она сидела в пустой комнате на полу, вокруг стояли коробки, в окно падал белый свет фонаря — она улыбалась.
Да, ей было страшно. Но впервые за десять лет это был её страх. Её жизнь. Её решение.
И это было лучше любой чужой «семьи».
