— Я больше не позволю твоей матери переступить порог моей квартиры, даже если она будет стоять на коленях! — голос Марины дрожал от едва сдерживаемой ярости, когда она увидела то, что осталось от её рабочего кабинета.
Дмитрий замер в дверном проёме, не веря своим глазам. Комната, которую они с такой любовью обустраивали для Марины полгода назад, превратилась в склад старого хлама. Её новый компьютер был сдвинут в угол, клавиатура валялась на полу, а на рабочем столе громоздились какие-то пыльные коробки и старые альбомы. Но самое страшное — все её рабочие документы, эскизы и наброски для важного проекта были сложены в кучу у окна, часть из них валялась прямо на полу, испачканная чем-то коричневым.
Марина подняла один из своих эскизов. На белоснежной бумаге расплывалось огромное кофейное пятно. Три недели работы. Презентация через два дня. И всё это уничтожено за один день отсутствия.
Вчера утром они уехали на свадьбу к друзьям в соседний город. Всего на сутки. Свекровь Валентина Петровна вызвалась присмотреть за квартирой — полить цветы, покормить рыбок. «Не волнуйтесь, детки, я всё сделаю как надо», — ласково ворковала она, провожая их.
И вот результат её «заботы».
Дмитрий прошёл в комнату, хрустя осколками чего-то под ногами. Присмотревшись, он увидел остатки разбитой рамки — их свадебной фотографии, которая стояла на полке.
— Мам… зачем она это сделала? — выдохнул он, всё ещё не веря в реальность происходящего.
Марина повернулась к нему. В её глазах не было слёз — только холодная решимость.
— Зачем? А ты правда не понимаешь? Твоя мать с первого дня меня ненавидит. Просто раньше она хотя бы притворялась. А теперь решила показать, кто в доме хозяин.
На кухонном столе лежала записка, написанная знакомым витиеватым почерком свекрови: «Детки, я немного прибралась у вас. В кабинете был такой беспорядок! Сложила все эти бумажки, а в освободившееся место поставила вещи из кладовки — всё равно там пылились без дела. И рыбок ваших покормила. Целую, мама».
Марина взяла записку и медленно разорвала её на мелкие кусочки.
— «Бумажки»… Она прекрасно знала, что это мой рабочий проект. Я же ей рассказывала на прошлой неделе, показывала эскизы. Она специально всё уничтожила.
Дмитрий попытался найти оправдание:
— Может, она не поняла, что это важные документы? Мама же не разбирается в дизайне…
Марина посмотрела на него с такой болью, что он осёкся.
— Дима, хватит. Хватит её защищать. Она прекрасно всё понимает. Помнишь, как она «случайно» выкинула мою орхидею, которую мне подарила мама? А как «нечаянно» постирала твой подарок — шёлковое платье — в машинке на девяносто градусов? А теперь вот это. Сколько ещё «случайностей» ты готов простить?
Телефон Дмитрия зазвонил. На экране высветилось «Мама».
— Не смей брать трубку, — предупредила Марина.
Но он уже нажал на приём вызова и включил громкую связь.
— Димочка, сыночек! Вы уже дома? Как съездили? — голос Валентины Петровны звучал приторно-ласково.
— Мам, что ты сделала с кабинетом Марины? — голос Дмитрия дрогнул.
— Ой, а что такое? Я же прибралась! Там был такой хаос, прямо смотреть страшно. Все эти бумажки разбросаны… Я всё аккуратно сложила. И вообще, зачем молодой женщине отдельный кабинет? Могла бы на кухне работать, как все нормальные жёны.
Марина вырвала телефон из рук мужа.
— Валентина Петровна, вы уничтожили мою работу за три недели. Проект, от которого зависит моё повышение. Вы это сделали специально.
В трубке воцарилась пауза, а затем голос свекрови стал ледяным:
— Ах вот как ты со мной разговариваешь? Я, между прочим, целый день у вас убиралась! Неблагодарная! Димочка, ты слышишь, как твоя жена со мной разговаривает?
— Мам, — начал Дмитрий, но Марина жестом остановила его.
— Я разговариваю с вами так, как вы того заслуживаете. Вы вторглись в моё личное пространство и уничтожили мой труд. Это последний раз, когда вы были в нашей квартире.
— Что?! Димочка! Ты позволишь этой… этой выскочке так со мной говорить? Я твоя мать! Я имею право приходить к своему сыну!
Дмитрий молчал, разрываясь между двумя самыми важными женщинами в его жизни. Марина видела эту борьбу на его лице и понимала — если он сейчас не встанет на её сторону, их брак закончен.
— Дима, — тихо сказала она, — выбирай. Или ты сейчас скажешь своей матери, что она больше не имеет права входить в наш дом без приглашения, или я собираю вещи и ухожу. Навсегда.
Валентина Петровна в трубке ахнула:
— Димочка! Она тебе угрожает! Ты слышишь? Шантажирует тебя! Я же говорила, что она тебе не пара! Охотница за квартирой! Выгони её немедленно!
Марина поставила телефон на стол и пошла в спальню. Она достала чемодан из-под кровати и начала складывать вещи. Руки не дрожали. Решение было принято.
Дмитрий вбежал следом:
— Марина, подожди! Не надо! Мам, я перезвоню! — он сбросил вызов.
— Поздно, Дима. Я устала бороться за место в собственном доме. Устала доказывать, что я не временное явление в твоей жизни, а твоя жена. Устала от того, что ты каждый раз выбираешь её.
— Я не выбираю её! Я просто пытаюсь сохранить мир!
— Нет, ты пытаешься усидеть на двух стульях. Но знаешь что? Это невозможно. Твоя мать никогда не примет меня. И пока ты это не поймёшь, мы будем ходить по кругу.
Она закинула в чемодан последнюю стопку белья и закрыла его. Дмитрий схватил её за руку:
— Марина, пожалуйста! Я поговорю с ней! Я всё объясню!
— Объяснишь? Как ты объяснял после орхидеи? После платья? После того, как она при всех родственниках сказала, что я не умею готовить и что ты женился на мне только из жалости?
Каждое слово било как пощёчина. Дмитрий помнил все эти случаи. Помнил, как каждый раз уговаривал Марину простить, потерпеть, понять. «Она же пожилой человек», «У неё такой характер», «Она просто переживает за меня».
Марина выдернула руку и направилась к выходу. В дверях она обернулась:
— Знаешь, что самое обидное? Я любила тебя. По-настоящему любила. Но ты так и не смог стать мне мужем. Ты остался маминым сыном. И пока твоя мать жива, ты им и останешься.
Хлопок входной двери прозвучал как выстрел.
Дмитрий остался стоять посреди спальни. В голове звучали слова матери, которые она говорила пять лет назад, когда он только познакомил их с Мариной: «Она тебе не пара, сынок. Поверь материнскому сердцу. Она разобьёт тебе жизнь».
Он прошёл в разгромленный кабинет. Поднял с пола испорченные эскизы. Марина работала над этим проектом месяц. Вставала в пять утра, засиживалась до полуночи. Это был её шанс на повышение, на признание. И мать это знала. Знала и уничтожила.
Телефон снова зазвонил. Мама.
— Димочка, она ушла? Вот и хорошо! Я сейчас приеду, приготовлю тебе ужин. Ты, наверное, голодный. Эта твоя Маринка небось и готовить-то не умеет толком.
— Мам, — голос Дмитрия звучал глухо, — зачем ты это сделала?
— Что сделала? Прибралась в квартире? Так это же для вашего блага!
— Нет, мам. Зачем ты уничтожила её работу?
Пауза.
— Не знаю, о чём ты. Я просто навела порядок. А если твоя женушка не умеет следить за важными бумагами — это её проблемы.
— Мам, не ври мне. Пожалуйста, не ври. Я знаю, что ты сделала это специально.
Голос Валентины Петровны стал жёстким:
— И что, если специально? Она не пара тебе, Димочка! Я твоя мать, я лучше знаю, что тебе нужно! Она карьеристка, эгоистка! Какая из неё жена? Какая мать для твоих будущих детей?
— Она моя жена, мам. Женщина, которую я люблю.
— Любовь! Что ты знаешь о любви? Любовь — это я, которая растила тебя одна, без отца! Которая всю жизнь тебе посвятила! А она? Что она для тебя сделала?
Дмитрий закрыл глаза. Перед ним пронеслись пять лет с Мариной. Как она поддерживала его, когда он потерял работу. Как ухаживала, когда он сломал ногу. Как радовалась его успехам и утешала в неудачах. Как смеялась над его дурацкими шутками и засыпала у него на плече во время просмотра фильмов.
— Она сделала меня счастливым, мам.
— Счастливым? А я? Я тебя несчастным делаю?
— Мам, хватит. Ты не можешь вечно меня контролировать. Мне тридцать два года. У меня своя жизнь, своя семья.
— Семья? Она тебе не семья! Семья — это кровь! Это я!
— Нет, мам. Семья — это люди, которые любят и поддерживают друг друга. Которые уважают выбор друг друга. А ты… ты никогда не уважала мой выбор.
Он нажал отбой и набрал номер Марины. Длинные гудки. Она не брала трубку. Он написал сообщение: «Прости меня. Ты права во всём. Я еду к тебе. Мы поговорим».
Ответ пришёл через минуту: «Не надо. Всё кончено».
Дмитрий схватил куртку и выбежал из квартиры. Он знал, где она — у своей подруги Лены, в двух кварталах отсюда. Он бежал по вечерним улицам, не обращая внимания на удивлённые взгляды прохожих.
Лена открыла дверь и молча указала на комнату. Марина сидела на диване, обхватив колени руками. Глаза были сухими, но опустошёнными.
— Марина, прости меня, — Дмитрий опустился перед ней на колени. — Прости за всё. За то, что не защищал тебя. За то, что позволял матери так с тобой обращаться. За то, что был трусом.
Она смотрела на него молча.
— Я поговорил с ней. Сказал, что она больше не переступит порог нашего дома. Что если она не может уважать мою жену, то не будет видеть и меня.
— Ты этого не сделал, — устало сказала Марина.
— Сделал. И если надо, повторю ей это ещё раз. И ещё. Пока не поймёт.
— А когда она заболеет? Когда ей понадобится помощь? Ты бросишь меня и побежишь к ней.
— Нет. Я помогу ей, но не в ущерб тебе. Никогда больше не в ущерб тебе. Марина, дай мне ещё один шанс. Последний. Я докажу, что могу быть тебе настоящим мужем.
Она смотрела ему в глаза, пытаясь понять, верить ли. В телефоне Дмитрия снова зазвонил рингтон матери. Он, не глядя, сбросил вызов и отключил телефон.
— Она будет звонить, — сказала Марина.
— Пусть звонит. Я сказал всё, что хотел сказать.
— Она придёт к нам.
— Я не открою дверь. И замок сменю завтра же.
— Она будет плакать, манипулировать, давить на жалость.
— Знаю. Но я сделал выбор. Я выбираю тебя. Выбираю нас.
Марина молчала долго. Потом тихо спросила:
— А мой проект? Презентация послезавтра, а все эскизы уничтожены.
— Мы восстановим. Я помогу. Не будем спать две ночи, но восстановим. У тебя же есть наброски в компьютере?
— Есть, но это черновики…
— Доработаем. Вместе. Справимся.
Она наконец-то посмотрела на него с тенью улыбки:
— Ты же не умеешь рисовать.
— Научусь. Для тебя научусь чему угодно.
Утром следующего дня они вернулись домой. Валентина Петровна стояла у подъезда с заплаканными глазами и сумкой продуктов.
— Димочка! Сыночек! Я всю ночь не спала! Как ты мог так со мной поступить?
Дмитрий преградил ей путь:
— Мам, я всё сказал вчера. Ты больше не входишь в наш дом без приглашения. И приглашения не будет, пока ты не извинишься перед Мариной и не возместишь ущерб.
— Ущерб? Какой ущерб? За то, что прибралась?
— За то, что уничтожила её работу. Умышленно уничтожила.
Валентина Петровна всхлипнула:
— Я твоя мать! Я тебя родила! Вырастила!
— И я благодарен тебе за это. Но это не даёт тебе права разрушать мою семью.
— Она тебе не семья!
— Она моя жена. И если ты не можешь это принять, то нам больше не о чем говорить.
Он взял Марину за руку, и они прошли мимо остолбеневшей Валентины Петровны в подъезд.
Весь день они восстанавливали проект. Дмитрий сканировал сохранившиеся фрагменты, Марина дорисовывала испорченное. К вечеру половина работы была сделана.
За окном раздался шум. Валентина Петровна стояла во дворе и громко причитала, обращаясь к соседям:
— Люди добрые! Сын родного мать из дома выгнал! Жена его настроила! Помогите!
Несколько любопытных высунулись из окон. Дмитрий вышел на балкон:
— Мам, прекрати спектакль. Иди домой.
— Не уйду, пока ты не образумишься!
Он вернулся в квартиру, взял телефон и набрал номер.
— Тётя Люда? Это Дима. Приезжайте за мамой, пожалуйста. Она неадекватно себя ведёт… Да, опять… Спасибо.
Через полчаса приехала его тётка и увезла рыдающую Валентину Петровну.
Всю ночь они работали над проектом. К утру всё было готово. Не идеально, но достаточно хорошо для презентации.
— Спасибо, — сказала Марина, глядя на готовую работу. — Я не думала, что ты способен на это.
— Я тоже не думал. Но знаешь что? Мне понравилось. Работать с тобой, создавать что-то вместе.
— Даже если пришлось выбирать между мной и мамой?
— Особенно поэтому. Потому что я наконец-то сделал правильный выбор.
Презентация прошла успешно. Марина получила повышение. Валентина Петровна ещё месяц пыталась достучаться до сына — звонила с разных номеров, приходила под окна, писала слезливые письма. Но Дмитрий держался. Он сменил замки, поставил видеодомофон и предупредил консьержку не пускать мать.
Через три месяца Валентина Петровна прислала короткое сообщение: «Прости меня». Больше ничего — ни оправданий, ни манипуляций.
Дмитрий показал сообщение Марине:
— Что думаешь?
— Рано. Пусть подумает ещё. Если через полгода искренне раскается — посмотрим.
— А если не раскается?
— Значит, не судьба. Дима, я не монстр. Я готова простить. Но только если она действительно поймёт, что была неправа. А не просто притворится ради того, чтобы вернуть контроль над тобой.
Прошёл год. Валентина Петровна написала длинное письмо с извинениями. Призналась, что боялась потерять сына, что ревновала его к жене, что понимает теперь — чуть не потеряла его именно из-за своей ревности.
Марина прочитала письмо и сказала:
— Пригласи её на чай. Но предупреди — один неверный шаг, одно косое слово, и она вылетает навсегда.
Встреча прошла напряжённо, но мирно. Валентина Петровна вела себя сдержанно, даже принесла Марине подарок — набор профессиональных карандашей для рисования.
— Я… я правда сожалею, — сказала она, не глядя невестке в глаза. — Я была неправа.
Это было начало. Трудное, болезненное, но начало. Доверие не вернулось сразу — на это ушли годы. Но главное было сделано: границы установлены, выбор сделан, семья сохранена.
А в кабинете Марины на самом видном месте висела в рамке та самая презентация — с кофейными пятнами и заново нарисованными фрагментами. Как напоминание о том, что любые разрушения можно восстановить, если рядом есть человек, готовый бороться за тебя. И за вас двоих.
