— Значит, квартира от бабушки досталась тебе, а жить в ней будет моя мама, — Андрей произнёс это таким тоном, словно речь шла о самой естественной вещи на свете.
Марина замерла с кружкой чая в руках. Горячая жидкость плеснулась на пальцы, но она даже не почувствовала боли. В голове звенела только одна мысль: он знал. Всё это время знал и молчал.
Три месяца назад умерла её бабушка, оставив ей в наследство двухкомнатную квартиру в центре города. Старенькая, требующая ремонта, но своя. Марина мечтала о том, как они с Андреем наконец-то съедут от его матери, начнут жить своей жизнью. И вот теперь выяснилось, что у её мужа были совсем другие планы.
— Ты с ума сошёл? — голос предательски дрогнул. — Это моя квартира. Моё наследство!
Андрей пожал плечами, продолжая листать телефон.
— Ну и что? Мама одна, ей тяжело. А мы молодые, справимся. К тому же она уже вещи собирает.
Вещи собирает. Значит, они это обсуждали. Планировали за её спиной. Свекровь и сын, как всегда, против неё.
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Елизавета Петровна собственной персоной. Невысокая, полная женщина с идеально уложенными седыми волосами и холодными серыми глазами. Свекровь всегда появлялась именно в тот момент, когда разговор касался её интересов. Словно у неё был встроенный радар.
— Мариночка, милая, не переживай так, — её голос сочился фальшивой заботой. — Я же не навсегда. Поживу годик-другой, а там посмотрим. Мне просто нужно отдохнуть от этой квартиры, столько воспоминаний о покойном муже.
Марина посмотрела на свекровь. Та стояла, сложив руки на животе, с видом страдающей вдовы. Только вот муж её умер десять лет назад, и все эти годы Елизавета Петровна прекрасно жила в своей трёхкомнатной квартире, сдавая две комнаты студентам.
— А что со студентами? — спросила Марина, стараясь говорить спокойно.
— Ой, надоели они мне, — махнула рукой свекровь. — Шум, грязь. Я уже не в том возрасте, чтобы за ними убирать.
Ложь. Марина знала, что за студентами убирала приходящая уборщица, которую оплачивали те же квартиранты. А деньги за аренду — почти сорок тысяч в месяц — исправно поступали на счёт Елизаветы Петровны.
— Мам, может, всё-таки подумаешь? — неуверенно начала Марина. — Квартира маленькая, там даже ремонта нет…
Свекровь улыбнулась. Этой своей особенной улыбкой, от которой у Марины всегда мурашки по коже.
— Ремонт? Так это же прекрасно! Я как раз собиралась заняться ремонтом. У меня есть знакомый дизайнер, он сделает всё в лучшем виде. Правда, Андрюша?
Андрей кивнул, не поднимая глаз от телефона.
— Конечно, мам. Ты же у нас специалист по ремонтам.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Её квартира. Её наследство. И эта женщина собирается там распоряжаться, делать ремонт по своему вкусу, жить, сколько захочет.
— Нет, — тихо сказала она.
Повисла тишина. Андрей наконец оторвался от телефона. Свекровь приподняла брови.
— Что «нет», дорогая?
— Я не дам вам ключи от квартиры.
Елизавета Петровна рассмеялась. Звонко, показательно весело.
— Ой, Мариночка, ну что ты как маленькая? Мы же семья! А в семье всё общее. Правда, сынок?
— Марин, не выдумывай, — буркнул Андрей. — Мама права, мы семья.
Семья. Это слово они использовали как оружие всякий раз, когда нужно было заставить её уступить. Семья — когда надо было отдать последние сбережения на очередную авантюру свекрови. Семья — когда приходилось терпеть её постоянные придирки и унижения. Семья — когда Андрей выбирал сторону матери в любом конфликте.
— Семья? — Марина встала, кружка звякнула о стол. — Семья обсуждает такие вопросы вместе. А вы решили всё за моей спиной!
— Не повышай голос на мою мать! — Андрей тоже встал, и в его глазах появился знакомый холодок.
Вот оно. Стоило ей попытаться защитить себя, как муж тут же превращался в разъярённого защитника материнской чести.
Свекровь theatrical вздохнула и прижала руку к сердцу.
— Андрюшенька, не надо. Я понимаю Марину. Она просто устала. Работа, дом… Наверное, ей кажется, что я хочу её обидеть. Но я ведь думаю о нашем будущем! Представь, я сделаю там евроремонт, квартира подорожает в два раза! Это же вклад в ваше будущее!
Вклад в будущее. Марина почти рассмеялась. Она прекрасно понимала, чем закончится этот «вклад». Свекровь въедет, сделает ремонт на свой вкус, а потом будет жить там до конца своих дней. А если Марина попробует возразить, то услышит о неблагодарности, о том, сколько денег было вложено, как можно выгонять пожилого человека.
— Елизавета Петровна, — Марина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, — я ценю вашу заботу. Но квартира досталась мне от бабушки. Она хотела, чтобы я там жила. Мы с Андреем.
Свекровь покачала головой с видом человека, который объясняет что-то очевидное несмышлёному ребёнку.
— Милая, но вы же и будете там жить! Потом. Когда я немного отдохну. Год, максимум два. Что такое два года для молодых людей?
Два года. Марина знала, как свекровь считает время. Два года легко превратятся в пять, потом в десять. А там, глядишь, и возраст, и болезни — попробуй выгони пожилого человека.
— Нет, — повторила Марина твёрже. — Извините, но нет.
Лицо Елизаветы Петровны мгновенно изменилось. Маска заботливой свекрови слетела, обнажив жёсткие черты и злые глаза.
— То есть как это нет? Ты отказываешь мне, матери твоего мужа, в элементарной помощи?
— Мам, — попытался вмешаться Андрей, но она остановила его жестом.
— Нет, сынок, пусть скажет! Пусть все услышат, какая у нас невестка! Я её приняла в семью, помогала, поддерживала, а она… Квартиру пожалела!
Помогала и поддерживала. Марина вспомнила все эти годы «поддержки». Постоянные замечания о её готовке («У меня Андрюша привык к домашней еде, а не к твоим полуфабрикатам»), о её внешности («Дорогая, тебе не кажется, что ты поправилась?»), о её работе («Библиотекарь — это же не профессия, это так, подработка»).
— Я не жалею квартиру, — сказала Марина. — Я хочу жить в ней сама. С мужем. Как нормальная семья.
— Нормальная семья? — голос свекрови стал ядовитым. — Нормальная семья заботится о старших! А ты что? Готова выкинуть меня на улицу?
— У вас есть прекрасная трёхкомнатная квартира…
— Которую я сдаю! Эти деньги — моя пенсия!
— У вас пенсия тридцать тысяч, плюс сорок за квартиру. Семьдесят тысяч в месяц — это не бедность!
Свекровь побагровела.
— Ты считаешь мои деньги? Как ты смеешь?!
— А вы считаете моё наследство своим! Как вы смеете?!
— Марина! — рявкнул Андрей. — Прекрати немедленно!
Она повернулась к мужу. Он стоял, сжав кулаки, и смотрел на неё с такой злостью, словно она совершила преступление.
— Ты извинись перед мамой. Сейчас же.
— За что? За то, что не хочу отдавать свою квартиру?
— За хамство! Мама тебе не чужой человек!
— А я вам кто? — голос Марины дрогнул. — Я твоя жена, Андрей! Почему ты всегда на её стороне?
— Потому что она моя мать! И она права! В семье всё общее!
Всё общее. Интересно, почему это правило работало только в одну сторону? Когда свекрови нужны были деньги на очередной бизнес-проект (провальный, как всегда), Марина должна была отдать свою премию, потому что «в семье всё общее». Когда Елизавете Петровне захотелось поехать в санаторий, Марина оплатила путёвку из денег, отложенных на отпуск, потому что «в семье всё общее». Но когда речь заходила о доходах самой свекрови, тут уже «не твоё дело, сколько я получаю».
— Знаешь что, — Марина глубоко вздохнула, — давайте сделаем по-честному. Если в семье всё общее, пусть Елизавета Петровна перестанет сдавать квартиру, и мы все вместе переедем к ней. Места хватит.
Свекровь аж задохнулась от возмущения.
— Что? В мою квартиру? Да ни за что!
— Но мы же семья. А в семье всё общее, вы сами сказали.
— Это другое!
— Чем другое?
— Это моя квартира! Моя собственность!
— А квартира бабушки — моя собственность! Но почему-то вы считаете, что имеете на неё право!
Елизавета Петровна выпрямилась и посмотрела на сына.
— Андрей, твоя жена окончательно обнаглела. Скажи ей, чтобы она немедленно извинилась и отдала ключи. Иначе… иначе я не знаю, что будет с нашей семьёй!
Угроза повисла в воздухе. Марина знала эту тактику. Свекровь мастерски манипулировала сыном, играя на его страхах и чувстве вины. Сейчас Андрей должен был сломаться и начать давить на жену.
И он не разочаровал.
— Марина, хватит упрямиться. Отдай маме ключи.
— Нет.
— Я сказал, отдай ключи!
— А я сказала — нет!
Андрей шагнул к ней, и на мгновение Марине показалось, что он может ударить. Но он только схватил её за плечи и встряхнул.
— Ты разрушаешь нашу семью! Из-за какой-то квартиры!
Из-за какой-то квартиры. Не из-за квартиры. Из-за права на собственную жизнь. Из-за возможности принимать решения. Из-за элементарного уважения.
— Отпусти меня, — тихо сказала она.
— Сначала ключи!
— Андрей, ты делаешь мне больно.
— Мне плевать! Ключи!
И тут что-то внутри Марины сломалось. Или наоборот — выпрямилось. Она резко вырвалась и отступила к окну.
— Всё. Хватит. Я ухожу.
— Куда это? — усмехнулась свекровь. — К мамочке? Так она же умерла год назад. Некуда тебе идти, дорогая.
— Есть куда. В квартиру бабушки.
— Без вещей? Без денег? — Елизавета Петровна торжествовала. — Там же даже мебели нет!
— Будет. А деньги я заработаю.
Андрей рассмеялся.
— На свою библиотечную зарплату? Не смеши!
Двадцать пять тысяч в месяц. Да, немного. Но квартира своя, коммуналка небольшая. Проживёт. Лучше есть макароны в собственных стенах, чем икру в золотой клетке.
— Ты не посмеешь уйти! — взревел Андрей.
— Посмотрим.
Марина прошла в спальню. Достала сумку, начала складывать вещи. Самое необходимое. Бельё, джинсы, пара футболок. Документы — вот что важно.
Свекровь встала в дверях.
— Одумайся, дура! Куда ты без мужа? Кому ты нужна? Тридцать лет, детей нет, внешность — серая мышь. Андрюша из жалости тебя терпит!
Из жалости. Может, и так. Но лучше быть одинокой, чем униженной.
— Марин, прекрати цирк! — Андрей попытался вырвать у неё сумку.
Она вывернулась, прижала сумку к груди.
— Не трогай!
— Это мои вещи тоже! В семье всё общее, забыла?
Он был прав. Формально прав. Половина вещей куплена на общие деньги. Марина открыла сумку и вытряхнула всё на кровать. Оставила только документы и два комплекта белья — то, что покупала сама, до свадьбы.
— Доволен?
Андрей растерялся. Он не ожидал, что она согласится. Свекровь тоже молчала, глядя, как невестка спокойно застёгивает почти пустую сумку.
— Ты… ты серьёзно? — неуверенно спросил Андрей.
— Абсолютно.
— Но… но как же… Мы же три года вместе!
Три года. Три года она пыталась построить семью. Готовила его любимые блюда, терпела придирки свекрови, откладывала деньги на их будущее. А он? Он выбирал мать. Всегда и во всём.
— Именно. Три года я надеялась, что ты станешь мужем, а не маменькиным сынком. Надежда умерла.
Она прошла мимо него к двери. Елизавета Петровна преградила путь.
— Ключи от квартиры оставь!
Марина достала из кармана связку. Сняла ключи от квартиры свекрови — от этой квартиры, где она прожила три года ада. Бросила их на тумбочку.
— Это ваши. А мои останутся со мной.
— Безсовестная! Неблагодарная! Да я тебя…
— Что вы меня? — Марина посмотрела ей прямо в глаза. — Уничтожите? Растопчете? Вы это уже три года делаете.
Она обошла остолбеневшую свекровь и вышла в коридор. Надела туфли, накинула пальто.
— Марина, стой! — Андрей выскочил следом. — Ты не можешь вот так уйти!
— Могу и ухожу.
— Я… я подам на развод! Отсужу половину квартиры!
Она обернулась.
— Квартира получена по наследству. Это не совместно нажитое имущество. Учи матчасть.
— Откуда ты знаешь?
— Гугл в помощь. И юрист в библиотеке работает, консультировала.
Значит, она готовилась. Понимала, что может дойти до этого. Андрей смотрел на жену, словно видел впервые.
— Ты… ты всё спланировала?
— Я надеялась, что не придётся. Но вы с мамой не оставили выбора.
Свекровь появилась в коридоре, лицо красное от злости.
— Ничего у тебя не выйдет! Вернёшься на коленях! Жизни тебе не будет без нас!
Марина открыла дверь.
— Посмотрим.
И вышла.
На улице было холодно. Конец октября, первые заморозки. Марина поёжилась и ускорила шаг. До квартиры бабушки двадцать минут пешком. Можно было взять такси, но хотелось пройтись, проветрить голову, осознать случившееся.
Телефон взорвался сообщениями. Андрей писал то злобные угрозы, то жалостливые просьбы вернуться. Свекровь слала проклятия. Марина отключила звук.
Квартира встретила её темнотой и холодом. Отопление ещё не включили, электричество отключено за неуплату. Марина включила фонарик на телефоне, прошла на кухню. В шкафу нашлись свечи — бабушка всегда держала на случай отключения света.
Зажгла свечу, села на пол. Мебель родственники разобрали сразу после похорон. Остался только встроенный шкаф и старый диван в спальне, который никому не нужен.
В квартире пахло пылью и старостью. Обои отклеились в углах, линолеум продавлен. Но это было её. Её стены, её потолок, её пространство.
Телефон снова завибрировал. Незнакомый номер.
— Алло?
— Марина Сергеевна? Это Виктор Палыч, управляющий. Елизавета Петровна звонила, сказала, вы въезжаете. Завтра с утра электрика пришлю, подключит свет. И сантехника заодно, краны проверить.
— Елизавета Петровна звонила? — Марина не поверила своим ушам.
— Ну да. Сказала, вы её невестка, квартира по наследству досталась. Попросила помочь. Я ей должен за старые добрые дела, вот и…
Старые добрые дела. Свекровь всегда имела связи, всегда знала, к кому обратиться. Но зачем она помогает?
— Спасибо, Виктор Палыч. Я буду завтра с утра.
— И ещё, Марина Сергеевна. Она просила передать… Сказала, чтоб вы эскимо купили. Сказала, поймёте.
Эскимо. Марина вспомнила. Год назад, летом. Они с Андреем и свекровью гуляли в парке. Елизавета Петровна вдруг захотела эскимо, как в детстве. Искали по всему парку, нашли. Она ела и плакала. Оказалось, муж всегда покупал ей эскимо на их годовщину. Единственный раз, когда Марина видела свекровь настоящей. Без масок, без игр. Просто одинокую женщину, которая скучает по мужу.
— Передайте… передайте, что я куплю.
Утром проснулась от холода. Диван оказался жёстким, пружины впивались в спину. Марина поднялась, размяла затёкшие мышцы. Есть хотелось зверски.
В дверь позвонили. Электрик, как обещал управляющий. Молодой парень, деловитый. Пока он возился со счётчиком, следом пришёл сантехник. Потом — женщина с пакетами.
— Вам тут передали. Продукты.
В пакетах был хлеб, молоко, сыр, масло. Чай, кофе, сахар. Даже пачка любимого Марининого печенья. И эскимо.
Свекровь. Это всё свекровь организовала.
Телефон зазвонил. Андрей.
— Мам хочет поговорить.
— Слушаю.
Голос Елизаветы Петровны звучал устало.
— Я подумала. Ты права. Квартира твоя. Живи.
— Почему вы передумали?
Пауза.
— Андрюша всю ночь мне мозги выносил. Говорил, какая ты плохая, какая неблагодарная. А я слушала и думала: три года она с нами жила. Терпела меня, старую дуру. А он? Он за неё ни разу не заступился. Ни разу. И я поняла — я вырастила тряпку. Маменькиного сынка, который за юбку держится. А ты ушла. Нашла в себе силы.
— Елизавета Петровна…
— Слушай дальше. Я в твою квартиру не полезу. И Андрюше не дам. Это твоё. Но ты… если что, звони. Не мне — я понимаю, не захочешь. Виктору Палычу звони. Он поможет.
— Зачем вы это делаете?
— Затем, что баба я старая, злая. Всю жизнь сына от себя не отпускала, а теперь вот… Он один остался, а я вторую бабу ему искать не буду. Устала. Может, одиночество его чему-то научит. А тебе… тебе удачи, невестка.
Гудки.
Марина смотрела на телефон. Невестка. Впервые за три года свекровь назвала её не Мариной, не дорогой, не милой. Невесткой. Признала.
Вечером она сидела на полу в пустой квартире, ела эскимо и плакала. От усталости, от облегчения, от странной благодарности. Завтра она пойдёт на работу, получит аванс. Купит раскладушку, чайник, посуду. Потом, постепенно, обживёт квартиру. Сделает ремонт — не евро, простой. Поклеит обои, которые сама выберет. Повесит шторы, которые ей нравятся.
Может, будет одиноко. Может, трудно. Но это будет её жизнь. Не свекрови, не мужа — её.
Телефон снова завибрировал. Сообщение от неизвестного номера.
«Это Елизавета Петровна. Новый номер. Старый Андрюше оставила. Если надумаешь чай пить приходить — по средам я одна. Андрюша к любовнице ездит, думает, я не знаю. Дура старая, да не слепая. Приходи, если захочешь. Поговорим. По-бабьи.»
Любовница. Вот оно что. Марина не удивилась. Даже облегчение почувствовала — значит, уходила не зря.
«Спасибо за приглашение. Может быть, как-нибудь.»
«И правильно, что ушла. Я бы на твоём месте давно ушла. Только силы не было. А у тебя есть.»
Марина отложила телефон и огляделась. Пустая квартира. Начало новой жизни.
На стене висел бабушкин календарь, забытый всеми. Октябрь заканчивался. Скоро ноябрь, зима. Надо купить обогреватель, тёплое одеяло. Много чего надо купить. Но справится. Обязательно справится.
Свекровь оказалась права в одном — у неё есть силы.
И это главное.
