Марина замерла посередине кухни — мокрыми руками, с тарелкой в одной ладони и губкой в другой.
Дети поужинали — младшая размазала кашу по столу, старшая ковырялась в котлетах. Игорь сидел с телефоном. Не поднял глаз даже когда она сказала «Поужинаем?». Кивнул только. Ну спасибо и на том.
— Игорь, — голос прозвучал ровно. — Повесь, пожалуйста, белье.
Он не услышал. Или сделал вид. Палец скользил по экрану — лайки, лайки, комментарии.
— Игорь!
— Ага? — не поднимая головы.
— Белье в корзине. Развесить надо.
Муж оторвался от экрана, посмотрел на неё так, будто она предложила ему полететь на Марс. Прямо сейчас. Без скафандра.
— Да ладно, мама вчера говорила — тебе и так удобно, всё у тебя под рукой.
Марина медленно развернулась. Посмотрела на мужа — на этого мужчину с редеющими волосами, в растянутой футболке, который тридцать восемь лет прожил на свете и так и не понял простой вещи: семья — это не одна женщина плюс зрители.
— Пусть мама твоя и стирает, — проговорила она тихо, — раз она такая хозяйственная.
Игорь моргнул:
— Ты чего?
— А то, — Марина поставила тарелку в раковину. — Мама твоя хозяйственная. Пусть и стирает. И готовит. И с детьми сидит. И полы моет. Я устала быть прислугой в собственном доме.
— Какая еще прислуга? — он встал, телефон отложил. — Что за истерика?
— Это не истерика. — Марина сняла фартук, повесила на крючок. — Это решение.
В голове всё прояснилось с пугающей четкостью. Будто кто-то включил свет в темной комнате, где она долго спотыкалась о мебель. Оказалось — мебель-то чужая. И комната не её.
Когда это началось? Год назад? Два? Или с самого начала — медленно, незаметно, по крупинке?
Сначала она готовила ужины — он работал. Потом стирала — у неё график свободнее. Потом забирала детей — ей же по пути. Потом Игорь перестал даже замечать, что дом работает сам по себе. Волшебно. Еда появляется, грязь исчезает, дети накормлены-одеты-здоровы.
А он? Он сидел с телефоном.
— Маришка, — голос стал мягче, — ты правда устала? Может, к маме съездишь на выходные?
— К твоей маме? — она почти улыбнулась. — Которая мне вчера объясняла, что современные женщины ленивые и не умеют мужей ценить?
— Ну она же не со злости.
— Конечно. Она с заботы. О тебе.
Игорь потёр затылок — жест знакомый. Значит, чувствует неладное, но пока не понимает масштаба катастрофы.
— Слушай, а что случилось-то? Из-за белья такой сыр-бор?
Марина посмотрела на него долго. Изучающе. Как на музейный экспонат.
— Дело не в белье, — сказала наконец. — Дело в том, что ты даже не знаешь, во сколько у детей занятия. Какой размер обуви у младшей. Где лежат документы. Когда последний раз мыл полы.
— Ну и что? У нас же разделение обязанностей!
— Да? — Марина открыла кран, начала мыть руки. — И какие у тебя обязанности?
Пауза. Долгая. Неудобная.
— Я работаю.
— Я тоже работаю. И при этом ещё дом веду.
— Но у тебя удаленка.
— Это не оправдание для того, чтобы я стала невидимой служанкой.
Слово «служанка» прозвучало резко. Почти грубо. Игорь поёжился.
— Марина, ты преувеличиваешь.
— Нет, — она вытерла руки полотенцем. — Я наконец-то правильно оцениваю ситуацию.
В коридоре послышались шаги — старшая дочь шла мимо кухни. Остановилась:
— Мам, а у меня завтра контрольная по математике.
— Повторяла?
— Угу. А папа может объяснить про логарифмы?
Игорь замялся:
— Я, м-м, я же гуманитарий…
— Ясно, тогда ты мам,— дочь пожала плечами и ушла к себе.
Марина закрыла глаза. Открыла.
— Видишь? Даже Аня понимает, на кого рассчитывать в этом доме.
Ночью она лежала и думала. О том, как постепенно растворилась в быте. Решение пришло под утро. Простое. Логичное.
Ей нужно исчезнуть.
Галина Ивановна приехала на следующий день.
С пирогами, как всегда. И с этим своим видом — я всё понимаю, я всё решу, мужчины они слабые, а женщины должны тянуть.
— Игорёк мне всё рассказал, — заявила она, даже не разувшись. — Ты устала, деточка. Это видно. У вас тут бардак.
Марина обвела взглядом кухню. Вчерашняя посуда помыта, стол протёрт, на плите варится суп. Какой бардак?
— Где бардак, Галина Ивановна?
— Да не в квартире, — свекровь махнула рукой, — в отношениях. Ты мужа не понимаешь. Он работает, устаёт.
— А я что делаю?
— Ну, — замялась та. — Ты же дома. Тебе проще.
Марина села за стол. Посмотрела на эту женщину — седые волосы в аккуратной укладке, строгий взгляд, руки, привыкшие командовать. Вырастила сына, который до сих пор звонит маме, когда нужно выбрать носки.
— Галина Ивановна, а вы когда-нибудь работали вне дома?
— Конечно! Тридцать лет в школе отдала!
— И дома тоже всё делали?
— Естественно. А как же? Женщина должна все успевать.
— Должна. — Марина кивнула. — Понятно.
— В наше время женщина всё тянула. И мужа, и детей, и дом. И не ныли!
— А мужчины что делали в ваше время?
Свекровь растерялась:
— Как что? Работали! Зарабатывали!
— А сейчас что изменилось? Я тоже работаю. И зарабатываю. Но почему-то дом — только моя зона ответственности.
— Игорёк много работает.
— Я тоже много работаю. Плюс дети, плюс дом, плюс ваш сын, который не знает, где у нас лежат запасные лампочки.
Галина Ивановна поджала губы:
— Значит, я плохо воспитала сына?
— Не плохо. Односторонне.
Разговор затих. Свекровь резала пирог — нервно, неровными кусками. Марина смотрела в окно. За стеклом серый день, серые дома, серые люди спешат по своим делам.
— Деточка, — голос стал мягче, — может, тебе отдохнуть? К маме съездить?
— К какой маме? Моя умерла три года назад.
— Ах,прости. Я забыла.
Забыла. Конечно. Потому что Марина — это приложение к Игорю. У приложений не бывает своих трагедий.
— Тогда,может, к подруге?
— А кто с детьми будет?
— Ну,Игорёк.
— Игорёк не умеет заплетать косички. Не знает, что Соня не ест молочные каши. Не помнит, в какой день у Ани танцы.
— Научится!
— В тридцать восемь лет?
Свекровь замолчала. Видно было — в голове что-то переклинивает. С одной стороны, сынок хороший, работящий. С другой — действительно, когда это он последний раз ребёнка в школу собирал?
— Марин, а что ты хочешь?
Вопрос прозвучал неожиданно. Искренне.
— Я хочу быть женой, а не прислугой. Хочу, чтобы муж замечал, что в доме кто-то живёт, кроме него. Хочу иногда болеть и не думать — а кто детей накормит?
— Ну,это всё решаемо.
— Да? — Марина встала. — Тогда решайте.
Путёвку она купила в тот же день.
Санаторий в Карелии. Две недели. Номер на одного. Процедуры, тишина, озеро.
Игорь узнал вечером.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— А дети?
— А что дети? У них есть папа.
— Марин, я же не умею.
— Научишься. Или попросишь маму. Она всё знает про воспитание.
— Но это же, это же побег!
Марина сложила вещи в чемодан. Аккуратно. Медленно. Игорь стоял и смотрел — растерянно, как ребёнок, у которого отняли игрушку.
— Это не побег, — сказала она, не оборачиваясь. — Это отпуск.
— От чего отпуск?
— От того, чтобы быть невидимой.
Утром встала в пять. Дети спали. Игорь храпел, раскинув руки. На кухонном столе — записка:
«Я не сбежала. Я отдохнуть. Вернусь, когда почувствую, что меня ждут. В холодильнике еда на три дня. Дальше — сами. Телефон выключаю. Марина»
P.S. У Сони аллергия на клубнику. У Ани завтра родительское собрание в 18:00. Стиральный порошок на полке, кондиционер — в шкафчике. Удачи.
Первый день прошёл нормально.
Игорь позвонил маме — та примчалась с готовой едой и инструкциями. Дети послушались, поели, легли спать.
— Видишь, — сказала Галина Ивановна, — всё не так страшно. Марина драматизирует.
Второй день начался с того, что Соня не нашла школьную форму.
— Где мама её стирает? — спросила у папы.
— Эм, в стиральной машине?
Соня посмотрела на отца с жалостью и пошла в ванную.
Форма нашлась в корзине — грязная. Соня надела вчерашнюю юбку и заплаканная побрела завтракать.
— А косички? — спросила она.
— Какие косички? — не понял Игорь.
— Я же девочка! Мне волосы надо заплетать!
Галина Ивановна попыталась помочь, но руки уже не те. Косичка получилась кривая, резинка — слишком тугая. Соня ревела.
Аня молчала. Собралась сама, позавтракала чем попало, взяла рюкзак.
— Пап, у меня сегодня родительское собрание.
— Какое собрание?
— Мама записку оставляла. В шесть вечера.
— Ах, я же работаю до семи.
— Тогда не ходи, — пожала плечами дочь. — Мне всё равно.
Но было видно — не всё равно.
К вечеру Галина Ивановна выдохлась. Дети не слушались, в раковине — гора посуды, Соня умудрилась пролить сок на диван.
— Игорёк, — сказала она сыну, когда тот вернулся с работы, — это довольно сложно оказалось.
— Что сложно?
— Ну,дети, дом. Марина одна со всем справлялась?
— Справлялась.
Мать посмотрела на сына долго:
— А ты ей помогал?
— Я работал!
— И что? Она не работала?
Игорь растерялся. В голове начало что-то проясняться — медленно, болезненно.
— Мам, а ты поможешь ещё?
— Игорёк, я что-то устала. И у меня спина болит.
— Но что же делать?
— Учись, сынок. Учись быть папой.
На четвёртый день Галина Ивановна перестала приезжать.
Игорь остался один.
Он сидел на кухне в семь утра и смотрел на детей. Соня ковырялась в тарелке с хлопьями — он не знал, что она их не ест. Аня пила чай с бутербродом — сама себе сделала, потому что папа долгоспал.
— Пап, — Соня подняла грустные глаза, — а когда мама вернётся?
— Скоро, солнышко.
— А что такое скоро? Завтра? Или после завтра?
Игорь не знал, что ответить. Когда почувствую, что меня ждут, а не используют — эти слова крутились в голове как заезженная пластинка.
— Папа, — Аня допила чай, — мне на танцы сегодня. В четыре.
— На какие танцы?
— У меня каждую среду танцы. Мама всегда отвозила.
— А где это?
Дочь посмотрела на него с тем же выражением, с каким смотрят на безнадежно больного:
— На Пушкинской, тридцать семь. Автобус номер восемь.
— Хорошо, отвезу.
— На чём? Ты же на работе.
— Эм,возьму отгул.
— Зачем? Я сама доберусь.
— Аня, тебе четырнадцать лет!
— Ну и что? Мама с двенадцати одну отпускала. Она говорила — надо быть самостоятельной.
Мама говорила. Всё что угодно — мама говорила, мама знала, мама делала. А что говорил папа? Что знал папа?
После работы Игорь заехал в магазин. Стоял посреди молочного отдела и тупо смотрел на полки. Что покупать? Марина всегда сама ходила за продуктами. Список составляла, меню планировала.
Он купил что попало — сосиски, хлеб, молоко, пакет пельменей.
Дома Соня встретила его слезами:
— Папа, у меня завтра контрольная по русскому! А я не выучила правила!
— Какие правила?
— Про причастия!
Игорь сел рядом с дочкой, открыл учебник. Буквы расплывались перед глазами. Когда он последний раз помогал детям с уроками? Года два назад? Три?
— Солнышко, а где мама это объясняла?
— Мама всегда всё знала, — тихо сказала Соня. — А ты даже не знаешь, где наши тетради лежат.
Эти слова ударили больнее любого упрёка.
Мама всегда всё знала.
А ты даже не знал.
Игорь закрыл учебник, обнял дочь:
— Прости меня, Сонечка.
— За что, пап?
— За то, что был плохим папой.
— Ты не плохой! — Соня прижалась к нему. — Ты просто не умеешь.
Не умею. В тридцать восемь лет не умею быть отцом собственным детям.
Вечером, когда дети легли спать, Игорь сел за кухонный стол. Достал телефон — хотел позвонить Марине. Номер недоступен.
Написал сообщение: «Прости меня. Я все понял».
Но сообщение не доставилось.
На следующее утро Игорь взял больничный.
— Что случилось? — спросила секретарша.
— Мне нужно разобраться с семьёй.
Он составил план. Детский, наивный, но план:
6:30 — подъём, завтрак для детей 7:30 — проводить Соню в школу 8:00-17:00 — работа 17:30 — забрать Соню, проверить уроки 18:00 — ужин (готовить самому!) 19:00 — время с детьми 21:00 — укладывать спать
На холодильник повесил расписание уроков, список дел, телефоны учителей.
В первый день сжёг яичницу. Соня опоздала в школу на полчаса. Аня закатила глаза и сказала:
— Пап, может, лучше я сама?
— Нет, — твёрдо ответил Игорь. — Я научусь.
Звонила мать:
— Игорёк, как дела? Может, помочь?
— Спасибо, мам. Справлюсь сам. Мам, а ты не устала за всю жизнь всё тянуть одна?
Галина Ивановна молчала. Потом тихо сказала:
— Ты прав, сынок. Я сама всё делала за тебя. И за папу твоего. Мужчины у нас какие-то недоделанные получились.
К концу недели Игорь научился заплетать косички. Косо-криво, но Соня не плакала. Освоил стиральную машину — только однажды покрасил белые носки в розовый цвет. Выучил расписание детей наизусть.
Аня стала помогать с ужином. Не потому, что заставляли — сама захотела.
— Пап, а мама скоро вернётся? — спросила она, нарезая салат.
— Не знаю, — честно ответил Игорь. — Но я хочу, чтобы поскорее вернулась.
На десятый день без Марины Игорь впервые за много лет заплакал.
Сидел на кухне, смотрел на детские рисунки на холодильнике — все подписаны «Маме», ни одного «Папе». Понял: он был призраком в собственной семье.
Но теперь всё изменится.
Должно измениться.
Марина вернулась через три недели.
Игорь услышал звук ключей в замке — сердце бешено забилось. Встал с дивана, где читал Соне сказку.
— Мама! — Соня соскочила с колен и побежала в прихожую.
Марина стояла в дверях с небольшой сумкой. Загорелая, отдохнувшая. Но в глазах — осторожность.
— Привет, — сказала тихо.
— Мамочка! — Соня повисла на ней. — Как я скучала!
Аня подошла спокойнее, обняла:
— Мы справились без тебя. Папа научился готовить.
— Правда? — Марина посмотрела на Игоря.
— Пытался, — ответил он. — Не всё получалось.
Она прошла на кухню. Остановилась. На холодильнике — магнитная доска с расписанием дел, графиком дежурств, списком важных телефонов. Всё написано рукой Игоря.
— Это что?
— Планирование, — сказал Игорь. — Я понял — дом не управляется сам по себе.
Марина провела пальцем по доске:
— Интересно.
На столе — её любимый чай. Нарезанные яблоки. Печенье в красивой тарелке.
— Садись, — Игорь отодвинул стул. — Расскажи, как отдохнула.
— Хорошо, — она села осторожно. — Думала много.
— О чём?
— О нас. О том, стоит ли возвращаться.
Воздух сгустился. Дети притихли.
— И? — голос Игоря дрогнул.
— Решила посмотреть, что изменилось.
— Всё изменилось, мам! — Соня не выдержала. — Папа теперь мне косички заплетает! И кашу варит! И сказки читает!
— И белье развешивает? — спросила Марина с лёгкой улыбкой.
— И белье, — кивнул Игорь. — И полы моет. И с родительских собраний больше не сбегаю.
— Понятно.
Марина села за стол. Взяла чашку — руки дрожали едва заметно.
— Игорь, я устала тянуть всё одна.
— Знаю.
— Не хочу больше быть прислугой в собственном доме.
— Не будешь.
— Серьёзно?
— Я не просто соскучился. Я изменился. И хочу доказать это не словами — делами.
Долгая пауза. Дети смотрели то на маму, то на папу.
— Хорошо, — сказала наконец Марина. — Попробуем.
— Ура! — Соня захлопала в ладоши.
Аня улыбнулась:
— А я и не сомневалась.
Игорь разлил по чашкам чай. За окном садилось солнце. Дети перешёптывались, строя планы на завтра.
Иногда женщине нужно исчезнуть, чтобы напомнить о себе.
