Людмила стояла у окна и смотрела на серый февральский снег, который падал лениво, будто сам не верил, что уже конец зимы. В руках кружка с остывшим чаем, а в голове одна мысль: «Ну всё, Люда, приехали. Теперь у тебя есть трёшка в центре. Ты богатая женщина… по версии тех, кто вечно лезет в твою жизнь».
И да, она действительно стала хозяйкой трёхкомнатной квартиры. Бабушка, царствие небесное, отписала всё на неё. Без скандалов, без тайных завещаний — просто нотариус, подпись и сухое «Вы — наследник». И вроде радость, но ощущение, будто к ней на спину повесили бетонную плиту: все ждали, когда она «поделится счастьем».
В коридоре хлопнула дверь. Вернулся Валера, муж, тот самый «защитник семьи», который вечно теряется, когда надо сказать хоть одно мужское слово.
— Ну что, наследница, — усмехнулся он, кидая ключи на тумбочку. — Уже обустраиваешь хоромы в голове? Или ещё думаешь, кому какую комнату выделишь?
Люда повернулась, скрестила руки.
— Ага. Думаю. Знаешь, Валер, кому точно не выделю?
— Ой, начинается, — он закатил глаза, стянул куртку. — Только не заводись. Мамка твоя любимая бабушка не просто так всё на тебя оставила. Значит, семья у нас дружная, все в одной лодке.
— В одной лодке? — Люда фыркнула. — Только грести в ней почему-то всегда я должна. А твоя мамочка даже спасательный круг не принесёт — разве что дырку в лодке сделает, чтоб не расслаблялась.
Валера криво улыбнулся, будто шутка смешная. Ему всегда казалось, что Люда «драматизирует».
Ага, драматизирую, — думала она. — Особенно когда Оксана мне по телефону кричит: «Ты хоть мебель там не тронь, а то мы с детьми на выходных приедем, надо же где-то спать!»
Люда допила холодный чай, поставила кружку и сказала спокойно, но так, чтобы в голосе звенела сталь:
— Валера, слушай внимательно. Квартира моя. Только моя. Я не собираюсь превращать её в общежитие. Ни твоя мама, ни Оксана туда не переедут.
Валера поднял руки, как будто его задерживают:
— Господи, Люд, ну что ты как барыня? Семья — это святое! Тамаре Ивановне тяжело, ты же знаешь. Пенсия мизерная, а тут простор, центр города. Она уже мечтает, как там обои переклеит.
— Вот пусть мечтает у себя в комнате, — отрезала Люда. — И кстати, если она ещё раз назовёт меня «нахлебницей», я ей сама обои переклею. На лице.
Валера вздохнул, сел на табурет, снял ботинки. Его лицо говорило одно: «Опять ты со своими принципами».
А что, если я их послушаю? — мелькнуло у Люды. — Пусть переедут. Через месяц я окажусь на диване в роли служанки, а в спальне будет царствовать Оксана с мужем. А Валера? Он как всегда: «Я между вами, девочки».
— Ладно, — сказала она резко. — Объяви им: квартира не обсуждается.
— Люд… — начал Валера, но замолчал. Видимо, решил не нарываться.
Через два дня Люда получила звонок от Тамары Ивановны.
— Людочка, здравствуй, — сладкий голос, от которого хотелось выключить телефон. — Слышала радостную новость! Ну, поздравляю. Бабушка твоя молодец, всё по уму сделала. Значит, когда переезд планируешь?
— Чей? — спокойно спросила Люда.
— Ну наш, конечно. С Оксаночкой уже списались, она обои присмотрела, такие светлые, под ламинат шикарно лягут.
Люда улыбнулась — так улыбаются перед дракой.
— Тамара Ивановна, переезд планирую… ваш, но обратно к себе домой.
Тишина на том конце, потом взрыв:
— Это что за тон?! Ты вообще кто такая, чтобы нас выгонять?! Мы семья! Мы Валеру растили, а ты тут со своим наследством нос задираешь!
— Я — хозяйка квартиры, — отрезала Люда. — И точка.
Она сбросила вызов. Руки дрожали, сердце колотилось, но внутри впервые за годы стало тепло. Неужели я реально могу сказать «нет»?
Вечером грянула буря. В квартиру ворвалась Тамара Ивановна собственной персоной, с Оксаной наперевес. За ними Валера — виноватая улыбка, как у ребёнка, который разбил вазу, но надеется на «мамочка объяснит».
— Людочка, — протянула Тамара, разглядывая её с ног до головы. — Ты что-то совсем оборзела, да? Квартира — это общее! Валера мой сын, значит, и нам часть полагается.
— Часть чего? — Люда склонила голову. — Моего терпения? Так вот, оно кончилось.
Оксана фыркнула:
— Да кому ты нужна, с твоими тараканами? Если б не Валера, ты б до сих пор по съёмным углам шлялась.
— Ну, раз я такая никчёмная, собирайтесь и марш отсюда, — голос Люды был ледяным. — И вещи свои прихватите.
— Ты нас не выгонишь! — взвилась Тамара. — Это незаконно!
— Незаконно? — Люда усмехнулась. — Хочешь, я завтра к участковому схожу, покажу свидетельство о праве собственности? А заодно расскажу, как вы меня три года «нахлебницей» называли.
Тамара побагровела, Оксана сделала шаг вперёд, но Люда тоже шагнула. Лицо к лицу.
— Только попробуйте войти в ту квартиру без моего разрешения. Попробуйте, — прошипела она. — Я вам устрою переезд… на улицу.
Валера попытался встать между ними:
— Девочки, ну что вы… Мы же семья…
— Валера, — Люда посмотрела ему в глаза. — Выбирай. Либо я, либо твоя «семейка».
Он замер. И вот тут Люда поняла: он не выберет. Никогда.
Дальше будет только хуже, — подумала она. — Значит, пора решать за всех.
Люда прошла к двери, открыла её и показала рукой:
— Свободны. Все трое.
— Ты с ума сошла! — взвыла Тамара. — Валера, ты это слышишь?!
— Слышу, — буркнул он, но к двери подошёл. Без спора. Без попытки остановить.
Когда за ними хлопнула дверь, Люда впервые за много лет вдохнула полной грудью.
Вот так, бабушка. Спасибо. Твоя квартира подарила мне не только крышу, но и свободу.
Она налил себе чай. Горячий. И на этот раз — вкусный.
Людмила проснулась от странной тишины. Такая тишина бывает только в двух случаях: либо ты в лесу, либо тебя наконец оставили в покое. Второе казалось слишком красивой сказкой, но сегодня — да, казалось, чудо случилось: никакой Тамары Ивановны с утренними нравоучениями, никакой Оксаны, которая вечно «случайно» роняет критику между делом. Даже Валера — исчез. Ушёл после скандала и не звонил.
И слава богу, — решила Люда, натягивая халат. — Пусть поживёт со своей мамочкой, может, хоть раз пельмени сварит без инструкции по применению.
Она заварила кофе, села на подоконник. Вдруг поняла: ей хорошо. Настолько, что страшно. Три года брака, три года бесконечных «Ты же понимаешь…», «Ну, маме тяжело», «Оксане негде жить» — и вот тишина. Её собственная.
Телефон лежал на столе, как кусок льда: никаких уведомлений, никаких «Люда, ну не дуйся». Только пустота. Она даже проверила, работает ли интернет. Работал. Просто Валера не писал.
— Ну и ладно, — сказала она сама себе. — Я тоже писать не буду.
И не написала. Зато написала заявление в управляющую компанию: оформить лицевой счёт на себя, поставить новые замки.
Это мой дом. Моя крепость. И плевать, кто там что думает.
Она даже представила, как Тамара Ивановна узнала про замки. Вероятно, у женщины случилась бы мини-апокалипсис: «Как это?! Без меня?». А Люда бы сказала: «А вот так».
К обеду она решилась на подвиг: разобрать коробки с бабушкиными вещами. В каждой коробке — запах её детства, вязанные салфетки, фарфоровые чашки, фотоальбомы. И вот среди пожелтевших снимков Люда наткнулась на один, от которого сердце ударило так, что кружка чуть не выпала из рук.
На фото она — лет двадцать назад. Девчонка с длинной косой и улыбкой до ушей. Рядом парень. Высокий, в джинсовке, с глазами, которые казались ей тогда самыми честными на свете.
И подпись на обороте: «Люда и Андрей. Лето 1999-го».
Андрей… Первая любовь. Тот, ради кого она переписывала тетради с текстами песен, тот, кто провожал её до дома, но не поцеловал на выпускном, потому что «дружба дороже». Потом он уехал — вроде в Питер, вроде «искать себя». И всё. Пропал.
Люда провела пальцем по фотографии. Странно, как запах бумаги может вернуть тебя в то лето: жара, запах травы, гитара на лавочке… И ощущение, что впереди вся жизнь.
А теперь что? Жизнь уже позади?
Она положила фото на стол. И тут раздался звонок в дверь.
Вот зараза… — подумала Люда. — Если это Тамара Ивановна, я открою и сразу вызову скорую. Себе. Потому что не выдержу.
Она подошла, глянула в глазок — и чуть не вскрикнула.
Там стоял Андрей. Тот самый. Только без джинсовки и гитары. С дорогим пальто, с сединой на висках и таким же взглядом, от которого, как двадцать лет назад, стало трудно дышать.
— Привет, Люда, — сказал он тихо, когда дверь открылась.
Она стояла, как дура, с тряпкой в руке.
— А ты… чего? — гениальный вопрос.
— Узнал, что ты вернулась в город. Решил… увидеть. Можно войти?
Она кивнула. И тут же мысленно дала себе подзатыльник: Людмила, у тебя тут жизнь рушится, а ты сейчас впустишь мужчину, который когда-то был твоей вселенной. Молодец. Аплодисменты.
Андрей вошёл, осмотрел квартиру.
— Это бабушкина? Помню, ты про неё рассказывала. Уютно.
— Ага, — Люда убрала тряпку, усадила его на диван. — Кофе?
— С удовольствием.
С ума сойти. Сто лет прошло, а он говорит так, будто видел меня вчера.
Они сидели на кухне, пили кофе, говорили обо всём и ни о чём. Про школу, про город, про то, как время летит. Андрей оказался разведён, сын учится в институте. Работает в строительной фирме, «крутит проекты», как он сказал.
— А ты? — спросил он.
— Я… — Люда запнулась. — Я замужем. Ну… была.
Андрей поднял брови.
— «Была» — это как?
— Это как «больше не буду».
Он рассмеялся. Тот самый смех, от которого когда-то дрожали колени.
— Всё так плохо?
— Хуже, — усмехнулась Люда. — Но зато теперь у меня есть свобода и квартира.
— Свобода и квартира, — повторил он. — Звучит как начало чего-то хорошего.
Господи, не начинай, Андрюша… Я же ещё не готова.
Разговор прервала СМС. От Валеры.
«Люда, нам нужно поговорить. Это важно».
Она положила телефон экраном вниз.
— Всё нормально? — Андрей смотрел внимательно.
— Да, — соврала она. — Просто… старые дела.
Когда он ушёл, Люда долго стояла у двери. Сердце колотилось. Она чувствовала: это не случайная встреча. И понимала: Валера тоже так просто не отстанет.
Ну что, девочка, кто бы мог подумать? Ты стояла перед выбором «муж или свобода», а теперь на горизонте маячит «прошлое или будущее».
Телефон снова пискнул:
«Я приеду вечером».
Люда посмотрела на экран и усмехнулась:
— Приезжай, Валера. Только тебе не понравится то, что ты увидишь.
Вечер обещал быть спокойным. Люда даже поставила чайник — привычка, которая всегда помогала пережить тревогу. Ну что, готовься, Люда. Сейчас придёт Валера с жалостливыми глазами и речами про «давай начнём сначала».
Телефон снова пискнул:
«Я уже подхожу».
Она вздохнула. Ладно. Закрою тему раз и навсегда.
Звонок. Громкий, как приговор. Люда открыла дверь — Валера стоял с букетом роз и бутылкой вина. Его улыбка — наигранная, как плохая реклама счастья.
— Привет, — выдавил он. — Дай зайти?
Люда молча отступила.
Он вошёл, поставил вино на стол, цветы сунул ей в руки.
— Ты всё не так поняла, Люд, — начал он. — Мама… она просто волнуется. Ну да, наговорила лишнего. Но мы же семья! Зачем эти замки, эти войны? Я думал… может, начнём всё сначала?
— Валера, — Люда поставила цветы в пустую вазу, не глядя на него. — Начинать можно только то, что ещё живо. А у нас уже похороны прошли. Ты просто не заметил.
— Ты серьёзно? — он нахмурился. — Из-за какой-то квартиры ты рушишь семью?
— Не из-за квартиры, — резко повернулась она. — А из-за твоей привычки быть маменькиным адвокатом. Ты меня ни разу не выбрал, Валера. Ни разу!
Он поднял руки:
— Да что я мог сделать? Ты же знаешь, мама…
— Вот именно! — перебила Люда. — Мама решает, мама командует, мама даже знает, как я должна дышать. А ты? Ты просто… мебель.
Валера побагровел.
— Красиво говоришь. Может, тебя этому твой Андрюша научил?
У Люды перехватило дыхание.
— Откуда ты…
— Думаешь, я не знаю, кто сегодня приходил? Город маленький. Все всё видят. Значит так, Люда: или мы возвращаемся к нормальной жизни, или…
— Или что? — холодно спросила она. — Маме пожалуешься?
Он сделал шаг к ней. Лицо злое, глаза стеклянные.
И тут в дверь снова позвонили.
Вот сейчас вселенная покажет мне все свои сюрпризы.
Люда открыла — на пороге Андрей. С перчатками в руках.
— Я… забыл, — тихо сказал он, но взгляд его сразу упал на Валеру.
Тишина повисла, как натянутая струна.
Валера усмехнулся:
— Ну здравствуй, герой-любовник. Решил старое вернуть?
— Я не люблю скандалы, — спокойно сказал Андрей, но в голосе звенела сталь. — Я просто хотел помочь Люде.
— Помочь?! — Валера шагнул к нему. — Чем? Вспомнить молодость?
— Валера, хватит! — крикнула Люда. — Хватит унижать меня и устраивать цирк!
Она встала между ними.
— Знаете что? Оба — вон! Оба! Мне не нужен ни муж, который продаёт меня вместе с мебелью, ни рыцарь на белом коне из прошлого. Я не вещь, чтобы меня делить!
Валера застыл, потом хмыкнул:
— Ну что ж… Живи одна. Всё равно прибежишь.
Он схватил вино, хлопнул дверью так, что посыпалась пыль с косяка.
Андрей остался. Смотрел на неё долго, как будто хотел что-то сказать. Но Люда подняла руку:
— Не надо. Спасибо, что пришёл. Но мне нужно… побыть с собой.
Он кивнул. Ушёл без слов.
Люда закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной и вдруг почувствовала — ей легко. Даже хорошо.
Бабушка, ты подарила мне не только квартиру. Ты подарила мне свободу. Я наконец услышала себя.
Она прошла на кухню, сняла со стола вазу с розами, выбросила в мусор. Включила свет, заварила чай.
И впервые за много лет улыбнулась. Настоящей улыбкой.
