— Мама сказала, что ты должна быть более покладистой! — выпалил Андрей, едва переступив порог квартиры, и я поняла, что наш брак только что дал первую серьёзную трещину.
Я стояла у плиты, помешивая суп, когда услышала, как ключ повернулся в замке. По звуку шагов сразу поняла — что-то случилось. Андрей не шёл, а словно крался, будто надеялся проскользнуть незамеченным в комнату. Но квартира у нас небольшая, и спрятаться некуда.
Суп я выключила. Аппетит пропал мгновенно.
Три года мы с Андреем прожили душа в душу. Познакомились на работе — я тогда только устроилась бухгалтером в строительную компанию, где он работал инженером. Влюбились быстро, поженились через год. Свадьба была скромная, но весёлая. Его родители, Галина Павловна и Виктор Степанович, тогда казались милыми людьми. Правда, свекровь сразу дала понять, что у неё есть своё мнение обо всём на свете, но я списала это на волнение — всё-таки единственный сын женится.
Первые полгода мы жили отдельно, снимали однокомнатную квартиру на окраине. Было тесно, но уютно. А потом Галина Павловна предложила переехать к ним — мол, дом большой, места всем хватит, да и деньги сэкономите. Андрей загорелся идеей, а я… я согласилась. Это была моя первая и главная ошибка.
С первого дня совместной жизни свекровь начала устанавливать свои порядки. Нет, она не кричала, не скандалила. Галина Павловна действовала тоньше — замечания вскользь, многозначительные вздохи, демонстративная уборка после меня.
— Таня, милая, ты не так картошку чистишь, слишком толсто срезаешь кожуру.
— Танечка, зачем ты открываешь окно на кухне? Сквозняк же!
— Доченька, разве можно стирать цветное с белым?
Каждый день — десятки таких уколов. Я пыталась не обращать внимания, улыбалась, кивала. Думала, со временем привыкнем друг к другу. Но становилось только хуже.
Андрей первое время заступался за меня, но как-то вяло, неуверенно. А потом и вовсе перестал. Начал говорить: «Мам, ну что ты» — и на этом его защита заканчивалась. Свекровь же, почувствовав слабину, усилила натиск.
Кульминация наступила в прошлое воскресенье. Мы собрались за обедом — традиция такая у них, священная. Я приготовила салат по своему рецепту, который всегда хвалили мои родители и друзья. Галина Павловна попробовала, скривилась и отодвинула тарелку.
— Что-то не то с майонезом. Наверное, просроченный.
— Майонез свежий, я вчера купила, — спокойно ответила я.
— Ну значит, ты его неправильно хранишь. Я всегда говорила Андрюше — нужно было жениться на девушке из нашего круга, которая умеет вести хозяйство.
Это было слишком. Я положила вилку и посмотрела ей прямо в глаза.
— Галина Павловна, если вам не нравится мой салат, можете его не есть. Но оскорблять меня за семейным столом — это уже чересчур.
Повисла тишина. Виктор Степанович уткнулся в тарелку. Андрей замер с ложкой на полпути ко рту. А свекровь… она покраснела, потом побледнела, схватилась за сердце и театрально откинулась на спинку стула.
— Андрюша! Ты слышал? Она мне хамит! В моём же доме!
Я ждала, что муж заступится. Скажет матери, что она не права. Но Андрей молчал, глядя то на меня, то на мать, словно не зная, на чью сторону встать.
— Таня, извинись перед мамой, — наконец выдавил он.
— За что? За то, что попросила не оскорблять меня?
— Ты повысила голос на пожилого человека.
— Я не повышала голос. Я просто ответила на оскорбление.
Галина Павловна всхлипнула, и Андрей тут же бросился её утешать. Обед был испорчен. Я ушла в нашу комнату, а муж остался с родителями. Вернулся только через три часа, и мы не разговаривали до самого вечера.
А сегодня он пришёл с работы и выдал эту фразу про покладистость.
Я медленно повернулась к нему. Андрей стоял в дверном проёме кухни, не решаясь войти. На его лице читалась вина пополам с упрямством.
— И что же ещё сказала твоя мама? — спросила я, стараясь говорить ровно.
— Она… она считает, что ты слишком гордая. Что не уважаешь старших. Что хорошая жена должна быть мягче, сговорчивее.
— То есть молчать, когда её унижают?
— Никто тебя не унижает! Мама просто… у неё характер такой. Она со всеми строгая.
— Нет, Андрей. С тобой она не строгая. С твоим отцом — тоже. Только со мной. И ты это прекрасно видишь, просто не хочешь признавать.
Он прошёл на кухню, сел за стол. Выглядел он уставшим, но я не чувствовала к нему жалости. Усталость — не оправдание для предательства.
— Послушай, может, и правда стоит быть помягче? Мы же живём в их доме, надо считаться с их мнением.
— В их доме, — повторила я. — Знаешь, что я сейчас поняла? Для тебя это всегда будет ИХ дом. Не наш, а их. И я в нём — гостья, которая должна соблюдать правила хозяев.
— Не передёргивай.
— А что, разве не так? Скажи честно — когда твоя мать в последний раз сделала что-то с учётом моего мнения? Хоть раз спросила, какие шторы мне нравятся? Какой чай я предпочитаю? Удобно ли мне вставать в шесть утра, потому что она встаёт и начинает греметь посудой?
Андрей молчал. Ответить ему было нечего — мы оба знали, что таких случаев не было.
— А теперь скажи, — продолжала я, — сколько раз я шла на уступки? Сколько раз молчала, когда хотелось ответить? Сколько раз улыбалась, выслушивая очередную лекцию о том, как правильно жить?
— Но она же старше, опытнее…
— Андрей, твоей матери пятьдесят восемь лет. Это не глубокая старость. И опыт — это не индульгенция на хамство. Моя бабушка в восемьдесят пять лет никогда не позволяла себе унижать людей ссылками на возраст.
Он встал, прошёлся по кухне. Я видела, как он борется сам с собой. Часть его понимала, что я права. Но другая часть, та, что всю жизнь была маминым сыном, не могла это принять.
— Что ты от меня хочешь? — наконец спросил он. — Чтобы я пошёл и наорал на мать?
— Я хочу, чтобы ты был моим мужем. Чтобы защищал меня, а не бегал с передачками от мамы. Чтобы мы были семьёй — ты и я, а не ты, я и твои родители.
— Они мои родители! Я не могу их просто вычеркнуть!
— Я не прошу вычёркивать. Я прошу расставить приоритеты. Кто для тебя важнее — жена или мама?
Это был ключевой вопрос. От ответа на него зависело всё. Андрей замер, глядя на меня. В его глазах металась паника. Он не ожидал, что придётся делать выбор.
— Это нечестный вопрос, — пробормотал он.
— Почему? Мы женаты три года. Если за это время ты не определился, кто твоя семья, то когда определишься?
Молчание затягивалось. С каждой секундой я всё яснее понимала ответ. Он был написан на его лице, в его сгорбленных плечах, в отведённом взгляде.
— Знаешь что, — сказала я, снимая фартук. — Не отвечай. Твоё молчание — уже ответ.
Я прошла мимо него в коридор, начала одеваться. Андрей бросился за мной.
— Ты куда?
— К родителям. Мне нужно подумать.
— Таня, не надо так! Давай поговорим спокойно!
— Мы говорили спокойно. Три года говорили. Я устала повторять одно и то же.
Он попытался удержать меня за руку, но я высвободилась. Не грубо, просто решительно. В его глазах появилась растерянность — он начал понимать, что это серьёзно.
— Ты что, уходишь от меня из-за какого-то дурацкого салата?
Я остановилась у двери, повернулась к нему.
— Нет, Андрей. Не из-за салата. Из-за того, что моему мужу важнее мнение мамы, чем достоинство жены. Из-за того, что в собственном доме я чувствую себя чужой. Из-за того, что ты предпочитаешь быть послушным сыном, а не любящим мужем.
— Но я люблю тебя!
— Любовь — это не только слова. Это поступки. А твои поступки говорят, что ты любишь свой комфорт больше, чем меня. Тебе проще заставить меня прогнуться, чем противостоять матери.
Я открыла дверь. За спиной послышался голос свекрови:
— Андрюша, что за шум?
Галина Павловна стояла на лестнице, делая вид, что случайно оказалась там. Но мы обе знали, что она подслушивала.
— Ухожу от вашего сына, — сказала я ей прямо. — Поздравляю, вы добились своего.
Её лицо на секунду озарилось торжеством, но тут же приняло скорбное выражение.
— Танечка, что ты такое говоришь! Мы же семья!
— Нет, Галина Павловна. Вы с Андреем — семья. А я тут посторонняя. Всегда была.
Андрей стоял между нами, растерянный, жалкий. Мамин сын, не способный стать мужем. Мне стало его жаль. Не как мужа — как человека, который так и не смог повзрослеть.
Я вышла на улицу. Холодный воздух обжёг лицо, но дышать стало легче. Телефон в кармане завибрировал — Андрей звонил. Я не ответила. Потом пришло сообщение от свекрови: «Одумайся, дура! Где ты ещё такого мужа найдёшь?»
Я усмехнулась. Такого — нигде. И слава богу.
До родителей ехать час на автобусе. Я села у окна, смотрела на проносящиеся мимо дома. В каждом из них своя жизнь, свои драмы. Сколько женщин сейчас, в эту самую минуту, выслушивают упрёки свекровей? Сколько мужей выбирают между мамой и женой? И сколько из них делают правильный выбор?
Телефон продолжал звонить. Десять пропущенных от Андрея, три от свекрови. Потом пришло сообщение от свёкра: «Таня, не горячись. Галина извиняется. Возвращайся.»
Галина извиняется. Даже извинение она не может принести сама, отправляет мужа. И Андрей будет таким же. Через двадцать лет он будет писать нашей невестке: «Таня извиняется». Если, конечно, у нас будут дети. Если я вернусь.
Родители встретили меня без лишних вопросов. Мама одного взгляда на моё лицо хватило, чтобы всё понять. Она молча обняла меня, и я наконец дала волю слезам. Не от обиды — от облегчения. От того, что больше не надо притворяться, что всё хорошо.
Папа заварил чай, достал печенье. Мы сидели на кухне, такой родной и уютной, где каждая чашка на своём месте, где пахнет мамиными пирогами и папиным табаком. Где меня никто не учит жить.
— Расскажешь? — спросила мама.
Я рассказала. Всё, с самого начала. Про мелкие уколы, про большие обиды, про сегодняшний разговор. Родители слушали молча, не перебивая. Только папа иногда хмурился, а мама поджимала губы.
— И что теперь? — спросил папа, когда я закончила.
— Не знаю. Наверное, разведусь.
— А любовь?
— Любовь без уважения — это зависимость. Я не хочу так.
Мама погладила меня по руке.
— Правильно думаешь. Мы с папой тоже через такое проходили. Только у нас наоборот было — моя свекровь, твоя бабушка, пыталась командовать. Но папа сразу расставил границы. Сказал матери: «Я люблю и уважаю вас, но моя жена — это моя семья. И если вы не можете её уважать, мы будем жить отдельно». И мы уехали. Бабушка полгода дулась, потом смирилась. А когда ты родилась, совсем подобрела.
— Папа был смелее Андрея.
— Папа был мужчиной, — сказал отец. — А твой… прости, дочка, но твой муж — мальчик. И пока мама его не отпустит, он им и останется.
Ночью я не спала. Лежала в своей детской комнате, смотрела на потолок. Телефон я выключила — Андрей названивал каждые пять минут. Нужно было думать, что делать дальше. Возвращаться в тот дом я не буду — это точно. Но куда идти? Снимать квартиру? На мою зарплату это будет тяжело, но возможно. Придётся экономить, но это лучше, чем ежедневное унижение.
Утром проснулась от стука в дверь. Мама говорила с кем-то в прихожей. Потом постучалась ко мне.
— Таня, Андрей приехал. Будешь разговаривать?
Я хотела сказать «нет», но потом подумала — надо же поставить точку. Оделась, вышла. Андрей стоял в прихожей, помятый, с красными глазами. Видимо, тоже не спал.
— Таня, прости меня. Я идиот. Давай поговорим.
— Говори.
— Может, пройдём?
— Нет. Говори здесь.
Он растерялся, но начал:
— Я всю ночь думал. Ты права. Я действительно не защищал тебя. Боялся маму обидеть. Но я понял — теряя тебя, я теряю больше. Давай начнём сначала. Снимем квартиру, будем жить отдельно.
— А твоя мама?
— Пусть привыкает. Я поговорил с ней. Сказал, что если она не изменит отношение к тебе, мы не будем общаться.
Я смотрела на него и пыталась понять — верю или нет. Слова правильные, но хватит ли у него сил их придерживаться?
— Андрей, дело не только в квартире. Дело в тебе. Ты готов каждый раз выбирать меня? Когда мама опять начнёт давить, а она начнёт, ты сможешь сказать ей «нет»?
— Смогу. Клянусь.
— Не надо клятв. Давай так — мы поживём отдельно. Я сниму квартиру, ты останешься с родителями. Будем встречаться, как раньше, до свадьбы. И посмотрим, сможешь ли ты быть самостоятельным. Если через полгода ты докажешь, что способен быть мужем, а не сыном, мы попробуем снова. Если нет — разведёмся.
Его лицо вытянулось.
— Полгода? Но это так долго!
— Три года я терпела твою маму. Полгода потерпишь и ты.
Он хотел спорить, но потом сдался. Понял, что это максимум, на который я готова.
— Хорошо. Полгода. Но ты дашь мне шанс?
— Шанс есть у всех. Вопрос в том, используешь ли ты его.
Андрей ушёл, а я осталась у родителей ещё на день. Нужно было искать квартиру, собирать вещи, строить новую жизнь. Страшно? Да. Но страшнее было бы остаться и медленно раствориться в чужих желаниях и требованиях.
Вечером позвонила подруга Марина. Она знала о моих проблемах и всегда поддерживала.
— Слышала, ты ушла от Андрея?
— Новости быстро разлетаются.
— Его мама всем звонит, жалуется, какая ты неблагодарная.
— Пусть звонит. Мне всё равно.
— И правильно! Знаешь, моя соседка сдаёт однушку. Недорого, район хороший. Хочешь, познакомлю?
— Хочу. Спасибо, Марин.
— Не за что. Держись там. Всё будет хорошо.
Я положила трубку и улыбнулась. Да, всё будет хорошо. Может, не с Андреем, может, вообще одной, но хорошо. Потому что я буду жить своей жизнью, а не той, которую для меня придумала свекровь.
За окном темнело. Мама позвала ужинать. Я пошла на кухню, где меня ждали борщ, котлеты и родительская любовь. Настоящая семья, где не нужно доказывать своё право на уважение.
Телефон опять завибрировал. Сообщение от Андрея: «Я докажу, что достоин тебя. Люблю.»
Может, и докажет. А может, и нет. Время покажет. Но одно я знала точно — больше я не буду терпеть унижения ради призрачного семейного счастья. Не буду молчать, когда хочется ответить. Не буду прогибаться под чужие правила.
Потому что покладистость — это не всегда достоинство. Иногда это просто слабость. А я больше не хочу быть слабой.
