Мы с Димой женились три года назад. Свадьба была скромной, но мы мечтали о своём гнёздышке. Копили, отказывали себе во всём, брали подработки. Наконец, нашли ту самую квартиру — двушку в спальном районе, с большими окнами и свежим ремонтом.
— Всё, берём! — радостно сказала я, когда мы вышли от риелтора.
— Берём, — улыбнулся Дима и обнял меня.
Мы подписали договор, взяли ипотеку, и вот — наш первый вечер в новом доме. Я накрыла стол, купила его любимое вино, зажгла свечи.
— Теперь здесь всё наше, — прошептала я.
— Наше, — кивнул он и поцеловал меня.
Но наша идиллия длилась ровно две недели.
В одно утро раздался звонок в дверь. Я открыла — на пороге стояла его мать, Галина Петровна, с двумя сумками.
— Мам? Что случилось? — удивился Дима, выходя из ванной.
— Кран прорвало у меня в квартире, — вздохнула она. — Ремонт обещают через неделю. Придётся пожить у вас.
Я замерла. Мы с ней никогда не ладили, но отказать не могла.
— Конечно, заходи, — натянуто улыбнулась я.
Она прошла в гостиную, огляделась и сказала:
— У вас тут… уютно. Но шторы висят криво.
Я промолчала. Дима поспешил помочь ей с сумками.
— Мам, ты в той комнате будешь, — показал он на нашу гостевую.
— Спасибо, сынок, — она потрепала его по щеке, как маленького.
Вечером, когда мы остались одни, я спросила:
— Дима, она правда через неделю уедет?
— Конечно, — он обнял меня. — Не переживай.
Но что-то в его голосе звучало неуверенно.
На следующее утро я проснулась от звуков на кухне. Галина Петровна уже готовила завтрак.
— Ой, ты встала! — сказала она, как будто я пришла к ней в гости. — Я тут кашу сварила, но Димочка её не любит. Придётся тебе доедать.
Я молча взяла тарелку.
— Кстати, — добавила она, — я переложила твои вещи в шкафу. Они неправильно лежали.
Мои вещи. В моей квартире.
Я посмотрела на Диму. Он уткнулся в телефон.
И тогда я поняла — эта неделя будет адом.
Но я ещё не знала, что всё окажется гораздо хуже…
Прошло три дня с тех пор, как Галина Петровна поселилась у нас. И за эти три дня я поняла — «временное проживание» для неё понятие растяжимое.
В первый же вечер она перемыла всю посуду, которую я уже вытерла, со словами:
— Ты плохо отмываешь, дочка. Видно, мама тебя не научила.
Я стиснула зубы, но промолчала. Дима в этот момент смотрел телевизор, делая вид, что не слышит.
Наутро обнаружила, что все мои духи и кремы в ванной стоят теперь в строгом порядке — по росту.
— Это ты переставила? — не выдержала я за завтраком.
— Ну конечно, — спокойно ответила свекровь, намазывая масло на хлеб. — Беспорядок — признак лени.
Дима фыркнул в тарелку, будто это была шутка.
После работы я зашла в спальню и замерла — мои джинсы и свитера, которые лежали на стуле (я собиралась их надеть вечером), теперь аккуратно висели в шкафу.
— Дима! — позвала я.
— Что случилось? — он зашёл в комнату.
— Ты трогал мои вещи?
— Нет, — он пожал плечами. — Наверное, мама…
Я резко развернулась и пошла на кухню, где Галина Петровна чистила картошку.
— Зачем вы перекладываете мои вещи? — спросила я прямо.
— Ой, да что ты кипятишься, — она даже не подняла глаз. — Лежали как попало. Я порядок навела.
Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Это была моя квартира. Мои вещи.
Вечером, когда мы легли спать, я прошептала Диме:
— Ты поговоришь с ней?
— О чём? — он удивлённо посмотрел на меня.
— Она ведёт себя, как хозяйка! Это же наш дом!
— Ну подумаешь, вещи переложила, — он перевернулся на бок. — Она же мама, ей виднее.
В ту ночь я долго ворочалась.
А утром меня ждал новый «сюрприз». Захожу на кухню — а там Галина Петровна в моём новом халате, который мне подарила мама.
— Он такой удобный, — сказала она, ловя мой взгляд. — Ты же не против?
Я посмотрела на Диму. Он наливал себе кофе, делая вид, что ничего не происходит.
— Против, — чётко сказала я. — Снимите мой халат.
Наступила тишина. Свекровь сделала большие глаза.
— Ой, какая ты жадная, — надула губы она. — Я же тебе другую вещь дала взамен.
— Мне не нужна другая вещь, — я чувствовала, как дрожат руки. — Снимите.
Галина Петровна медленно развязала пояс и бросила халат на стул.
— Ну и характер у твоей жены, — сказала она Диме. — Совсем родителей не уважает.
Дима наконец оторвался от кофе.
— Ладно, мам, не надо, — буркнул он.
Это было всё. Ни одного слова в мою защиту.
В тот момент я поняла — если так пойдёт дальше, скоро хозяйкой в этом доме буду не я.
Но самое страшное ждало меня впереди…
После истории с халатом в доме воцарилось напряжённое перемирие. Галина Петровна стала чуть осторожнее, но её присутствие ощущалось в каждом сантиметре квартиры.
В субботу утром я наконец решила принять ванну. Набрала воду, добавила пену, закрыла глаза… Как вдруг дверь резко открылась.
— Ой, а я думала, тут никого нет! — стояла в дверях свекровь с ворохом своего белья. — Мне просто постирать нужно.
— Я же ванну принимаю! — вскочила я, прикрываясь мочалкой.
— Ну и что? Мы же все женщины, — фыркнула она, начиная загружать вещи в стиральную машину прямо надо мной.
Я выскочила из ванны, завернулась в полотенце и буквально выбежала в спальню. Дима лежал на кровати с телефоном.
— Ты представляешь, твоя мать вломилась ко мне в ванную! — зашипела я.
— Ну… — он почесал затылок. — Наверное, ей срочно нужно было.
— СРОЧНО? СТИРАТЬ? ПРЯМО НАДО МНОЙ?
Он лишь пожал плечами. В этот момент в дверь постучали.
— Димон, ты не видел мои таблетки? — голос свекрови звучал прямо за дверью. — Я в твоей тумбочке искала, но не нашла.
Я остолбенела.
— Ты лазила в нашей спальне? В наших тумбочках? — распахнула я дверь.
Галина Петровна стояла с невинным видом.
— Ну мне же плохо, давление. А вы спите, не поймёшь, когда проснётесь.
Вечером, когда свекровь ушла в магазин, я устроила Диме разборки.
— Она нарушает все границы! Вчера — мои вещи, сегодня — наша спальня, завтра что? Она будет спать между нами?
— Преувеличиваешь, — он отвёл взгляд. — Просто поговори с ней нормально.
— Я ГОВОРЮ! ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ?
В этот момент щёлкнула входная дверь. Галина Петровна стояла в прихожей с пакетами, явно слышала наш разговор.
— Ой, я вам помешала? — сделала обиженное лицо. — Может, мне вообще уйти?
— Мам, да ладно, — Дима бросился к ней помогать. — Мы просто…
— Я всё поняла, — она драматично вздохнула. — Я здесь лишняя.
И потащила свои пакеты в комнату. Дима бросил на меня укоризненный взгляд и пошёл за ней. Я осталась стоять посреди кухни, чувствуя себя чужой в собственном доме.
Через час он вернулся.
— Ну что, успокоила маму? — я не смогла сдержать сарказма.
— Она же просто хочет помочь, — он сел на диван. — А ты её сразу в штыки.
— Дима, ты серьёзно? — голос мой дрожал. — Она специально создаёт конфликты! Ты действительно не видишь?
Он промолчал. В этот момент из комнаты свекрови донёсся кашель, потом ещё один — громче, театральнее.
— Всё, иду, мам! — крикнул Дима и снова ушёл к ней.
Я сидела одна на кухне до глубокой ночи. В голове крутилась одна мысль — сколько ещё это может продолжаться?
Но самое страшное ждало меня утром…
Я проснулась от странного шума. Цифры на будильнике светились — 5:47 утра. В спальне стоял полумрак, Дима мирно посапывал рядом.
Шум повторился — тихий шорох у нашей кровати. Я приподнялась на локте и застыла от ужаса.
Галина Петровна сидела на краю нашей кровати в ночной рубашке. Она наклонялась к спящему Диме, что-то шептала ему на ухо и гладила по волосам.
— Что вы делаете?! — вырвалось у меня.
Она резко обернулась. В её глазах мелькнуло что-то странное — не испуг, а скорее досада, что её застали.
— Ой, ты уже проснулась, — она неестественно улыбнулась. — Я просто проверила, не раскрылся ли Димочка. Он же всегда мёрзнет.
Я вскочила с кровати, хватая первый попавшийся халат.
— В ШЕСТЬ УТРА? В НАШЕЙ СПАЛЬНЕ?
Дима заворочался, потянулся и открыл глаза.
— Что происходит? — он сонно протёр глаза.
— Твоя мать сидела у нас на кровати и что-то шептала тебе на ухо!
Он сел, ошарашенно глядя то на меня, то на мать.
— Мам?
— Я же сказала, проверила, как ты спишь, — она обиженно надула губы. — А она сразу кричать.
Я трясущимися руками завязала пояс халата.
— Это ненормально! Ты понимаешь? Это уже переходит все границы!
Галина Петровна вдруг всплеснула руками:
— Ой, да что ты раздухарилась! Я же мать, мне можно! — она повернулась к Диме. — Сынок, ну скажи ей, что я ничего такого не сделала.
Дима растерянно смотрел на нас обеих.
— Ну… мама же не со зла… — он неуверенно начал.
В этот момент я почувствовала, как во мне что-то лопнуло.
— Всё, — мой голос вдруг стал тихим и опасным. — Либо она сегодня же съезжает, либо ухожу я.
В комнате повисла мёртвая тишина. Галина Петровна первой нарушила её — она вдруг схватилась за сердце:
— Ой, мне плохо… давление… — она начала оседать на пол.
Дима в панике вскочил:
— Мама! Что с тобой?
— Таблетки… в моей сумке… — она драматично закатывала глаза.
Я стояла и смотрела на этот спектакль. Дима бросился к её комнате, а свекровь, чуть приоткрыв один глаз, посмотрела на меня с едва заметной ухмылкой.
Когда Дима вернулся с таблетками и водой, она уже «с трудом» дышала:
— Сынок… я, наверное, умру… и всё из-за того, что кому-то мешаю…
— Мам, не говори так! — он обнял её.
Я наблюдала эту сцену, чувствуя, как меняется что-то внутри. Вдруг я поняла — этот брак, эта семья, эта жизнь… Всё это уже не моё.
Повернувшись, я вышла из спальни. За моей спиной раздался голос Димы:
— Куда ты?! Маме плохо!
Я не ответила. В гостиной я взяла телефон и набрала номер такси. Потом начала собирать вещи в дорожную сумку.
Из спальни доносились приглушённые голоса:
— Она совсем с ума сошла…
— Не переживай, мам, это всё пройдёт…
Когда такси подъехало, я в последний раз оглядела квартиру. В дверях спальни стоял Дима.
— Ты… ты правда уезжаешь? — в его голосе звучало недоверие.
— Да, — я поправила сумку на плече. — Позвони, когда она съедет. Если конечно захочешь.
Я вышла, хлопнув дверью. В лифте меня вдруг затрясло — от злости, от обиды, от осознания того, что только что произошло.
Но самое страшное было впереди…
Такси довезло меня до ближайшей гостиницы. Я сняла номер на сутки — больше не могла себе позволить. Сумка с вещами казалась смехотворно маленькой для всей моей жизни, которая развалилась за одно утро.
Первое, что я сделала — отключила телефон. Не хотела слышать ни оправданий, ни уговоров. Провалилась в короткий, тревожный сон, а проснувшись, почувствовала пустоту.
Включив телефон, я увидела 12 пропущенных от Димы и три сообщения:
*»Алина, ты где? Давай поговорим»*
*»Маме действительно стало плохо, ты могла бы понять»*
*»Когда вернёшься?»*
Ни слова о том, что он готов выбрать меня. Ни намёка на то, что его мать переступила черту.
Я вышла на улицу, бродя без цели по знакомым местам. Ноги сами привели меня к кафе, где мы с Димой часто бывали раньше. Заказала кофе, смотрела на людей и думала — неужели всё действительно закончилось?
Вечером я набрала маму.
— Привет, дочка, — её голос звучал тепло. — Как дела?
Я хотела ответить «нормально», но вместо этого разрыдалась.
Через сорок минут мама уже сидела напротив меня в номере. Выслушав всё, она тяжело вздохнула:
— Я же предупреждала, что с такими мамашами нельзя строить семью.
— Но я думала, он другой…
Мама покачала головой, доставая из сумки папку:
— Я привезла кое-что. Документы на квартиру.
Я удивлённо перелистала бумаги — выписки из банка, квитанции.
— Это…
— Да. Все платежи по ипотеке последние полтора года я делала сама. Ты говорила, что у вас с Димой сложности, вот я и помогала.
Я не могла поверить.
— Почему ты не сказала?
— Хотела сделать сюрприз на вашу годовщину. Но теперь… — она положила руку на мою. — Квартира юридически твоя.
В голове всё перевернулось. Значит, все эти жертвы, отказы от всего… А Дима даже не знал, что платила моя мама?
В этот момент зазвонил телефон. Дима. Я глубоко вдохнула и ответила:
— Алло.
— Алина, где ты?! — его голос звучал взволнованно. — Я везде тебя искал!
— Зачем?
Наступила пауза.
— Ну… мы же должны поговорить. Мама извиняется, она не хотела…
— Дима, — я перебила его. — Ты готов сейчас приехать ко мне? Один. Без мамы.
— Сейчас? Ну… она не одна дома, ей может стать плохо…
Я закрыла глаза. Ответ был очевиден.
— Тогда я приеду сама. Через час. Будь дома.
Положив трубку, я посмотрела на маму:
— Пора заканчивать этот цирк.
Мама хотела ехать со мной, но я отказалась. Это был мой бой, и я должна была закончить его сама. Когда такси подъезжало к дому, сердце бешено колотилось. Я вдруг осознала, что, возможно, вижу эту квартиру в последний раз.
Лифт поднимался мучительно медленно. На площадке я несколько секунд просто стояла перед дверью, собираясь с мыслями. Взяла глубокий вдох и вставила ключ.
В прихожей пахло борщом. Галина Петровна, услышав скрип двери, вышла из кухни в моём любимом фартуке. Её лицо сразу стало каменным.
— О, вернулась, — скривила губы она. — Думала, уже навсегда сбежала.
Я молча прошла мимо, оглядывая квартиру. Всё было по-прежнему, только мои фото с Димой со стен исчезли — вместо них висели какие-то старые снимки свекрови.
— Дима! — позвала я, не повышая голоса.
Он появился из спальни, бледный, с красными глазами. Видно было, что не спал.
— Ты пришла… — в его голосе была надежда.
— Да. Чтобы закончить то, что началось.
Галина Петровна фыркнула и пошла на кухню, демонстративно громко переставляя кастрюли.
Дима подошёл ближе:
— Алина, давай поговорим спокойно. Мама действительно осознала, что перегнула палку. Она даже собрала вещи…
— Но ещё не уехала, — заметила я. — Как удобно.
— Ну что ты… — он попытался взять меня за руку, но я отстранилась.
— Я пришла сказать тебе правду. Ты знаешь, кто платил по ипотеке последние полтора года?
Он нахмурился:
— Мы с тобой… ну и мама немного помогала…
— Моя мама. Полностью. Все платежи.
Дима побледнел:
— Что? Но почему ты не сказала?
— Потому что хотела, чтобы это был наш общий дом! А не твой с мамой!
На кухне грохнула кастрюля. Свекровь стояла в дверях, её лицо исказила злость:
— Так это ваша мамаша тут всем заправляла? Ну конечно, богатенькие, всем можете заткнуть рот деньгами!
Я не стала с ней спорить. Достала из сумки документы и положила на стол:
— Юридически квартира моя. Завтра я подам на развод. У тебя есть три дня, чтобы съехать.
Дима смотрел на бумаги, как загипнотизированный:
— Ты… ты не можешь так просто… Мы же семь лет вместе!
— Нет, Дима. Вместе были ты и твоя мама. Я просто жила рядом.
Галина Петровна вдруг бросилась вперёд:
— Это безобразие! Мы тебя в суд затаскаем!
— Пожалуйста, — я улыбнулась. — Только сначала верните все деньги, которые моя мама вложила в эту квартиру. Все три миллиона.
Она сразу притихла. Дима же смотрел на меня с каким-то новым выражением — будто видел впервые.
— Ты… ты действительно всё решила? — спросил он тихо.
Я кивнула:
— Да. Я заслуживаю большего, чем быть третьей лишней в своём же браке.
Повернулась и пошла к выходу. Дима не стал останавливать. Последнее, что я услышала перед тем, как дверь закрылась — громкий крик свекрови:
— Да пошла она! Всё равно никудышная жена была!
На улице я вдруг почувствовала неожиданное облегчение. Будто сбросила тяжёлый груз, который таскала годами.
Но настоящая свобода ждала меня впереди…
Первые дни после расставания прошли в тумане. Я поселилась у мамы, отказываясь верить, что всё кончено. Каждое утро просыпалась с мыслью — может, Дима передумает? Может, всё ещё можно исправить?
Но через неделю пришло сообщение:
«Вынес свои вещи. Ключи оставил у соседей.»
К сообщению было прикреплено фото — наша бывшая спальня, пустая, с голыми стенами. Только на полу валялась моя заколка, которую я не смогла найти перед отъездом.
Мама, видя моё состояние, предложила:
— Давай съездим на море? Хотя бы на недельку. Тебе нужно отвлечься.
Я согласилась. Возможно, это было лучшим решением за последние месяцы.
Море оказалось холодным, но удивительно чистым. Мы сняли маленький домик у самой воды. Утром я просыпалась под крики чаек, вечером смотрела на закат, чувствуя, как понемногу возвращаюсь к жизни.
На пятый день отдыха мне позвонила подруга Катя:
— Ты не поверишь! Твоя бывшая свекровь всем рассказывает, что ты бросила Диму из-за денег! Что нашла себе богатого и сбежала!
Я рассмеялась — настолько это было абсурдно:
— Пусть говорит. Правда ведь не за горами.
— Но Дима… — Катя замялась. — Он, кажется, ей верит.
Это стало последней каплей. В тот вечер я сидела на берегу, смотря на волны, и вдруг поняла — я больше не хочу возвращаться в ту жизнь. Ни к Диме, ни к его матери. Ни к тем унижениям, что терпела годами.
Когда мы вернулись, первым делом я поехала в квартиру. Новые замки на двери, чужие тапочки в прихожей — всё говорило о том, что здесь живут другие люди.
Соседка, увидев меня, выскочила на площадку:
— Алина! Ты где пропадала? Твои бывшие тут каждый день скандалят! Вчера чуть полицию не вызывали!
— Что случилось?
— Да мать с сыном поссорились! Она орала, что он безвольный тряпка, из-за которого она осталась без жилья! А он впервые ей ответил!
Я улыбнулась. Значит, Дима наконец-то увидел свою мать в истинном свете. Но было уже поздно.
***
Через месяц я подала документы на развод. В тот же день получила сообщение от Димы:
«Можно встретиться? Без мамы.»
Мы договорились увидеться в том самом кафе, где когда-то отмечали нашу помолвку. Он пришёл похудевший, с тёмными кругами под глазами.
— Как дела? — спросил он, вертя в руках стакан с кофе.
— Хорошо. А у тебя?
— Мама уехала к сестре. Говорит, я её предал… — он горько усмехнулся. — Забавно, да? Всю жизнь я делал только так, как она хотела, а в итоге всё равно оказался предателем.
Я молчала. Он поднял на меня глаза:
— Алина… если бы я тогда… сразу выбрал тебя… Всё могло бы быть иначе?
Я долго смотрела в его лицо — такое знакомое и вдруг ставшее чужим.
— Не знаю, — честно ответила я. — Но теперь это уже не важно.
Когда мы вышли из кафе, он неожиданно обнял меня:
— Прости меня. И спасибо за всё.
Я кивнула, зная, что вижу его в последний раз. Повернулась и пошла по солнечной улице — навстречу своей новой, свободной жизни.
Прошло полгода с момента развода. Я вернулась в нашу — теперь уже мою — квартиру, сделав в ней полный ремонт. Выбросила старую мебель, перекрасила стены, заменила даже дверные ручки. Ничего не должно было напоминать о прошлом.
Я устроилась на новую работу, начала ходить в спортзал и даже записалась на курсы испанского. Жизнь постепенно налаживалась.
Как-то вечером я зашла в кофейню возле офиса. Заказала капучино и устроилась у окна с книгой. Вдруг услышала знакомый голос:
— Место свободно?
Я подняла глаза и обомлела. Передо мной стояла… Галина Петровна. Но какая-то другая. Без привычной напускной важности, в простом пальто, с седыми прядями, выбивающимися из-под шапки.
— Вы… — я не знала, что сказать.
— Я могу просто уйти, — она опустила глаза. — Если ты не хочешь разговаривать.
Что-то в её голосе заставило меня махнуть на стул напротив. Она осторожно присела, положив на стол потрёпанную сумку.
— Спасибо, — прошептала она.
Молчание затянулось. В конце концов, она заговорила первой:
— Я больше не живу с Димой.
— Я знаю, — кивнула я. — Он говорил.
— Он… он женился.
Это было как удар под дых. Я не ожидала, что новость о его новой жизни так больно отзовётся во мне.
— Быстро он, — я с трудом выдавила улыбку.
Галина Петровна вздохнула:
— Девочка из его работы. Её зовут Арина. Она… не позволяет мне приходить к ним.
Я фыркнула. Ирония судьбы — теперь на моём месте была другая, а свекровь оказалась по ту сторону баррикад.
— Зачем вы мне всё это рассказываете?
Она посмотрела на меня прямым взглядом:
— Потому что хочу извиниться.
Я не верила своим ушам.
— За всё, — продолжила она. — За то, что лезла в вашу жизнь. За то, что не давала вам быть счастливыми. Я думала… я думала, что делаю лучше.
В её глазах стояли слёзы. Настоящие, не театральные.
— Дима сказал, что вы продали квартиру, — сменила я тему.
— Да. И разделили деньги пополам. Хотя по документам они были только его…
Я подняла брови. Неожиданный поступок для человека, который всегда считал деньги своим главным аргументом.
— Почему?
— Потому что он мой сын, — она вытерла ладонью щёку. — И я наконец поняла — любить значит иногда отпускать.
Мы допили кофе молча. Когда она поднялась, чтобы уйти, я неожиданно спросила:
— А вы сейчас где живёте?
— Снимаю комнату. Всё в порядке, мне хватает.
Она уже отошла на несколько шагов, когда я вдруг крикнула ей вслед:
— Если вам будет трудно — позвоните.
Галина Петровна обернулась. Улыбнулась. Кивнула.
И я вдруг поняла, что больше не злюсь.
**Эпилог**
Через год после той встречи я получила открытку. Без обратного адреса, с видом крымского побережья.
«Спасибо за всё. Я научилась жить одна. И вы знаете — это не так страшно, как казалось.
Г.П.»
Я убрала открытку в ящик стола — туда, где хранились старые фотографии, билеты в кино и другие осколки прошлой жизни.
Но это уже совсем другая история.
