Утро началось с того, что у Сергея снова сломался чайник. Точнее, он не столько сломался, сколько сгорел — потому что Серёжа умудрился поставить его на плиту. Да, электрический. И да, это тридцатилетний мужчина с двумя дипломами.
— Ну и что теперь? — буркнул он, виновато почесав затылок, пока Татьяна сдерживала желание выдать ему что-нибудь убийственное. — Купим новый, чего ты…
— Конечно, купим. На мои, как обычно, — Татьяна захлопнула дверцу шкафчика чуть громче, чем нужно.
Вот так, между прочим, выглядел их семейный быт. Съёмная квартира в панельном доме, запах кошек на лестничной клетке, вечные соседские ремонты. У Сергея зарплата — средняя по больнице, а Татьяна, к счастью, недавно выбилась в люди: устроилась в фирму, где платили прилично, и даже премии давали. Но радость была недолгой — вместе с деньгами пришли новые «родственные обязательства».
Вечером того же дня явилась Галина Ивановна, свекровь. В пальто из прошлого века, но с таким видом, будто она директор банка. Сразу с порога:
— Ой, Танечка, а что это у тебя в прихожей так грязно? Ты хоть иногда тряпкой-то проходишься? — подняла брови, снимая сапоги и громко сопя.
Татьяна заулыбалась так, что щека свело. Ответила нейтрально:
— Только вчера мыли. Может, у вас зрение подвело.
Сергей, как всегда, сделал вид, что не слышит. Мужчины вообще мастера в этом искусстве: глаза в телевизор — и всё, они как будто на другой планете.
Но сегодня Галина Ивановна пришла не просто «проверить, как живут дети». У неё была миссия.
— Сынок, ну что ты всё сидишь? Давай чай ставь. Ах да, чайник… — тут же покосилась на оплавленный трупик на плите. — Я так и знала, что с твоими руками беда будет.
Сергей смущённо пожал плечами. Татьяна кипела, но молчала.
— Значит так, дети, — начала свекровь, устроившись в кресле, — у нас дело. Леночка, — это младшая дочь её, сестра Сергея, — хочет на море поехать. Девочке двадцать пять лет, она устала, ей нужно отдохнуть. А у неё сейчас с деньгами напряг. Ну, вы понимаете…
Татьяна замерла, держа в руках кружку. Сначала даже не поняла.
— Подождите, — сказала она осторожно. — Вы серьёзно предлагаете нам… оплатить отпуск Лене?
— А что такого? — удивилась свекровь, будто речь шла о пачке молока. — Вы ж сейчас хорошо зарабатываете, Танюша. Я рада за вас, правда. Но мы же семья! Надо помогать друг другу.
Татьяна сжала зубы. «Семья», ага. Семья, которая два года назад называла её «нахлебницей», потому что она училась и приносила копейки. А теперь вдруг «мы все вместе».
— Мам, ну может, Ленка сама заработает? — осторожно вставил Сергей, но как-то слишком тихо.
— Ты что, с ума сошёл? Она же девочка! Ты же брат, обязан поддержать! — голос Галины Ивановны звенел. — Или у тебя жена против?
Все взгляды устремились на Татьяну. И вот тут она почувствовала, как у неё внутри что-то щёлкнуло.
— А при чём здесь я? — спросила она, не повышая голоса. — Это ваши семейные дела. Только я не собираюсь содержать взрослую женщину, которая сама на работу идти не хочет.
Повисла пауза. В воздухе запахло грозой.
— Значит, так вот, — медленно произнесла свекровь, складывая руки на коленях. — Я-то думала, мы тебя приняли как родную. А ты… Ты сидишь на деньгах и жадничаешь! Это же позор!
Татьяна рассмеялась. Реально — не выдержала. Смех вышел резкий, почти истерический.
— Родную? Да вы меня с первого дня только шпыняли! Всё не так: и готовлю плохо, и одета «не по-семейному», и мужа моего «из семьи увела». А теперь ещё и отпуск спонсировать должна? Нет уж, спасибо.
Сергей дернулся, будто хотел встать между ними, но не успел.
— Не смей так со мной разговаривать! — Галина Ивановна вскочила. — Я мать твоего мужа!
— И что дальше? — Татьяна тоже поднялась. Голос дрожал, но она не отступала. — Мать мужа — это не значит, что вы будете командовать моей жизнью и моим кошельком!
Сергей хлопнул ладонями по коленям.
— Всё, хватит! — рявкнул он неожиданно громко. — Мам, ты перегибаешь. Таня права: Лена взрослая, пусть сама решает свои проблемы.
Тишина.
Свекровь смотрела на сына так, будто он только что признался в предательстве.
— Понятно, — процедила она. — Значит, жена тобой вертит, как хочет. Не сын у меня, а тряпка. А ты, Таня… — она ткнула в неё пальцем, — ты ещё пожалеешь.
Хлопнула дверью так, что в прихожей с потолка посыпалась штукатурка.
Татьяна медленно опустилась на диван. Сердце колотилось, ладони были мокрые.
— Ну, поздравляю, — выдохнула она. — Первая большая семейная война объявлена.
Сергей молча сел рядом и закурил — хотя дома он обычно не курил.
На следующий день Татьяна вернулась с работы и сразу почувствовала неладное: в квартире стояла гробовая тишина. Даже телевизор не шумел, хотя Серёжа обычно только и делал, что залипал в «Матч ТВ».
В прихожей, как гром среди ясного неба, стоял чемодан. Их чемодан. Серый, со сломанной молнией, из которого вылезал рукав её блузки.
— Это что? — спросила Татьяна, даже не снимая пальто.
Из комнаты вышла Галина Ивановна. Да-да, опять она. Как будто у неё был ключ (и, кстати, был: Сергей в своё время наивно отдал «на всякий случай»).
— А вот это, Танюша, — сказала она сладким голосом, — твои вещи. Мы тут с Серёженькой решили, что тебе нужно подумать. Отдохнуть, так сказать.
У Татьяны закружилась голова.
— Ты вообще в своём уме? — она оперлась на стену. — Это моя квартира! Ну ладно, не моя, но я деньги за неё плачу!
Сергей сидел на диване, лицо серое, как простыня.
— Таня, ты не так пойми… Просто мама… она переживает…
— Переживает?! — Татьяна сорвала пальто и швырнула на пол. — Это что за цирк?!
— Не кричи, — поморщился он.
— Я буду кричать! — Татьяна подошла к чемодану и с силой пнула его носком сапога. — Ты, мамаша, вещи мои собирала?
— Да, — спокойно ответила свекровь, поправляя воротник. — Я женщина хозяйственная, быстро управилась. У тебя там всё вперемешку, конечно, но это уже не мои заботы.
— О боже, — Татьяна засмеялась. Смех был такой, что у самой зубы заныли. — Вы серьёзно думаете, что я уйду?
— А куда ты денешься? — губы свекрови сложились в презрительную улыбку. — У тебя тут ничего нет. Ни квартиры, ни мужа, если он наконец мозгами пошевелит. Всё твоё счастье держится на тоненькой ниточке.
Сергей вскочил:
— Мам, прекрати!
— Молчи! — рявкнула она. — Ты без меня в детстве бы пропал! Я тебя поднимала, на ноги ставила, а теперь эта… эта нахалка командует!
Татьяна стояла, тряслась всем телом. В груди клокотало что-то страшное.
— Слушай сюда, — произнесла она наконец, медленно, будто каждое слово давалось с боем. — Я тебе не нахалка. Я жена твоего сына. И если ещё раз тронешь мои вещи — я подам в полицию заявление. Статья за самоуправство тебе знакома?
Галина Ивановна отшатнулась, но быстро собралась.
— Да ты хамка! Ты мне угрожаешь?
— Угрожаю, — чётко ответила Татьяна. — И это ещё мягко сказано.
Пауза была длинная. Слышно, как за стеной у соседей работала дрель.
Сергей метался глазами то на мать, то на жену. В итоге схватил чемодан и задвинул его обратно в угол.
— Всё, хватит. Мама, уходи.
— Что?! — она аж задохнулась. — Ты меня выгоняешь? Родную мать?
— Да, — он сказал тихо, но твёрдо. — Уходи, пока мы ещё нормально разговариваем.
Свекровь побледнела.
— Я всё поняла. Она тебя околдовала. Она тебя против семьи настроила. Ну ничего, сынок. Всё вернётся бумерангом.
И ушла, громко хлопнув дверью.
Татьяна присела на диван и закрыла лицо руками.
— Я не верю… — прошептала она. — Это какой-то дурдом.
Сергей подошёл, сел рядом.
— Таня, прости. Я сам виноват. Не надо было ключ ей отдавать.
— Да ты понимаешь, что она реально меня выкинуть хотела?! — она убрала руки и посмотрела на него. — Ты это видел? Ты понял, что я тут вообще никто для неё?
— Я понял, — сказал он устало. — Я всё понял.
Они сидели молча. У Татьяны дрожали пальцы, и она, чтобы хоть чем-то занять руки, достала телефон. Там уже было пять пропущенных от Лены.
Она перезвонила.
— Таня, ну ты, конечно, даёшь! — голос Лены был визгливый, с наигранной обидой. — Мама вся в слезах! Ты её выгнала! Ты хоть совесть имеешь?
— Леночка, — сказала Татьяна так сладко, что аж самой захотелось плюнуть, — у вас совесть в семье, наверное, по наследству передаётся. Только до меня она не дошла.
— Ах вот как?! — взвизгнула та. — Да ты никто без нас! Серая мышь, сидящая на наших деньгах!
— На ваших?! — Татьяна чуть не уронила трубку. — Это на моих вы тут пляски устраиваете!
— Мы ещё посмотрим, кто на чьих, — холодно сказала Лена и отключилась.
Татьяна бросила телефон на диван.
— Всё, Серёж, я так больше не могу. Либо мы ставим точку и живём своей жизнью, либо я сама собираю чемодан и ухожу.
Сергей поднял голову. В его глазах мелькнуло что-то новое. Решимость?
— Не уходи, — тихо сказал он. — Я сам поставлю точку.
И в этот момент Татьяна впервые поверила, что, может, он действительно способен на что-то большее, чем сидеть перед телевизором.
Неделя прошла в относительном затишье. Телефон молчал, в дверь никто не ломился, даже соседи заметили:
— Чего-то мамаша твоя пропала, — хмыкнул дядя Слава из третьей квартиры, куря на лестничной клетке.
Татьяна радовалась этому затишью, хотя и понимала: буря ещё впереди. В таких семьях всё так — сначала перемирие, а потом новый удар.
В пятницу вечером, когда она только сняла каблуки и мечтала о душе, звонок в дверь разорвал тишину. Сергей открыл — и застыл.
На пороге стояла Лена. В коротком пуховике, с ярко-красной помадой и с видом, будто пришла выносить приговор. За спиной маячила мать, вся в трауре — чёрное пальто, скорбное лицо.
— Ну что, поговорим? — лениво бросила Лена, переступая порог.
Татьяна вышла в коридор.
— Говорите.
— Мы тут с мамой подумали, — начала Лена, поправляя волосы, — раз ты такая богатая и независимая, может, поделишься? Ну хотя бы с мамой. Она заслужила! Она жизнь на тебя положила, а ты…
— Это на меня она жизнь положила? — Татьяна прищурилась. — Я, кажется, чужой человек.
— Не чужой! — встряла Галина Ивановна. — Ты нам обязана. Ты в нашей семье, значит, должна помогать.
— Обязана?! — Татьяна повысила голос. — Я обязана только налоговую платить и ипотеку закрывать. Всё. Больше никому и ничего.
Лена закатила глаза.
— Вот именно из-за таких, как ты, семьи рушатся. Сидишь на деньгах, как наседка. А у мамы давление, ей таблетки дорогие нужны.
Татьяна почувствовала, как в висках застучало.
— Так у вас же ещё папа есть, — холодно сказала она. — Или он у вас только для мебели?
Лена побагровела.
— Ты, сука…
— Всё, стоп! — рявкнул Сергей, вставая между ними. — Я сказал: больше никаких денег, никаких требований. Хотите — живите, как хотите. Но от нас отстаньте.
Мать и дочь замерли.
— Серёженька, ты что… — Галина Ивановна тихо застонала. — Ты нас предаёшь?
— Нет, мам, — его голос был твёрдым. — Я просто наконец выбираю свою семью. Таню.
Тишина. Густая, как кисель.
И тут Лена сорвалась.
— Да чтоб ты знал, — заорала она, — у тебя квартиры своей нет, это всё Таня! Без неё ты бы в общаге жил! И кто ты тогда?! Никто!
Сергей молчал. Но Татьяна вдруг шагнула вперёд и чётко сказала:
— Лучше быть «никем», чем вечно висеть на чужой шее.
Это был удар. Свекровь дернулась, Лена прикусила губу. Они развернулись и ушли. Без истерик, без хлопанья дверью. Просто молча.
Когда дверь захлопнулась, Татьяна почувствовала, что дышит полной грудью впервые за все годы брака.
Сергей опустился на диван, закрыл лицо руками.
— Знаешь, — сказал он глухо, — я понимаю, что теперь всё. Они нас больше не простят.
Татьяна села рядом.
— Пусть не прощают. Зато мы теперь свободны.
И впервые за долгое время она почувствовала: это было правильно.
Финал был не со слезами, а с облегчением. Потому что иногда, чтобы выжить, нужно отрезать гнилую часть семьи, как опухоль. Иначе она сожрёт тебя целиком.
