— Мама хочет с нами жить! — выпалил Виктор с порога, и Надежда застыла с кастрюлей в руках, не донеся её до плиты.
Вечерняя кухня, наполненная ароматом готовящегося ужина, словно окаменела. Даже масло на сковороде перестало шипеть, будто и оно замерло в ожидании продолжения. Надежда медленно поставила кастрюлю на столешницу, её движения стали осторожными, как у сапёра, обнаружившего мину.
— Что значит «хочет с нами жить»? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя внутри всё сжалось в тугой комок предчувствия беды.
Виктор сбросил куртку на стул и прошёл к холодильнику, избегая её взгляда. Он достал бутылку воды, сделал несколько глотков, явно тяня время. Надежда знала эту его манеру — откладывать неприятный разговор, надеясь, что всё как-нибудь само собой рассосётся.
— Ну, она продала дачу, — наконец начал он, всё ещё не глядя на жену. — Говорит, одной тяжело стало, здоровье не то. Хочет к нам переехать. Временно.
Последнее слово он произнёс поспешно, словно это могло смягчить удар. Надежда почувствовала, как в груди поднимается волна гнева, но заставила себя досчитать до десяти. За восемь лет брака она научилась сдерживаться, когда речь заходила о свекрови.
— Временно — это сколько? — уточнила она, хотя прекрасно знала, что в словаре Галины Петровны слово «временно» означало «навсегда».
— Ну… пока не найдёт себе что-нибудь подходящее, — пробормотал Виктор, и Надежда поняла, что он даже сам не верит в то, что говорит.
Она отвернулась к плите, включила конфорку под кастрюлей. Движения были механическими, руки действовали сами по себе, пока мозг лихорадочно обрабатывал информацию. Свекровь. В их квартире. В их жизни. Каждый день.
— Витя, — начала она, всё ещё не оборачиваясь. — У нас двухкомнатная квартира. Где она собирается жить? В гостиной на диване?
— Я думал, мы могли бы переставить мебель… Сделать ей уголок…
— Уголок? — Надежда резко развернулась. — Ты серьёзно? Мы будем жить втроём в двух комнатах, делая вид, что это нормально?
— Надь, ну что ты сразу так? Это же моя мама! Она меня вырастила, всем пожертвовала ради меня!
Эту песню Надежда слышала столько раз, что могла бы подпевать. Галина Петровна действительно вырастила сына одна после того, как муж ушёл к другой, когда Виктору было десять. И с тех пор она не уставала напоминать об этом при каждом удобном случае. Особенно после того, как сын женился.
— Я не против твоей мамы, — осторожно сказала Надежда, хотя это было не совсем правдой. — Но мы же говорили о детях. Как мы будем планировать ребёнка, если в квартире будет жить твоя мама?
Виктор поморщился, словно от зубной боли. Тема детей была болезненной — они пытались уже три года, и пока безуспешно. Врачи говорили, что всё в порядке, нужно просто время и спокойствие. Но какое может быть спокойствие, когда свекровь будет контролировать каждый их шаг?
— Мама как раз может помочь с ребёнком, когда он появится, — неуверенно предложил Виктор.
Надежда горько усмехнулась. Помощь Галины Петровны — это отдельная история. Она помнила, как свекровь «помогала» им с ремонтом, превратив процесс в настоящий ад своими бесконечными советами и требованиями всё переделать. Как «помогала» готовить на семейные праздники, в результате чего Надежда чувствовала себя бестолковой прислугой на собственной кухне.
— Твоя мама не умеет помогать, Витя. Она умеет только командовать и критиковать. Ты же знаешь это.
— Не преувеличивай! Да, у неё характер непростой, но она добрая в душе!
— Добрая? — Надежда почувствовала, как контроль начинает ускользать. — Помнишь мой день рождения в прошлом году? Когда она весь вечер рассказывала гостям, какая прекрасная была твоя бывшая? Какая хозяйственная, какая умница? И как жаль, что вы расстались?
Виктор покраснел. Тот вечер был одним из худших в их совместной жизни. Галина Петровна действительно пол вечера пела дифирамбы Марине, первой девушке Виктора, с которой он встречался ещё в институте. При этом Надежда сидела рядом, улыбалась гостям и делала вид, что ей не больно.
— Она не со зла… Просто вспоминала молодость…
— Не со зла? А когда она при твоих друзьях сказала, что я готовлю хуже, чем она? А когда намекнула твоей тёте, что я, наверное, не могу иметь детей? Это тоже не со зла?
С каждым словом голос Надежды становился громче. Годы молчания, годы проглоченных обид вырывались наружу, как пар из перегретого котла.
— Она просто волнуется за меня! Хочет внуков!
— А я, по-твоему, не хочу? — Надежда чувствовала, как к глазам подступают слёзы, но упрямо сдерживала их. Плакать она не будет. Не даст ему повода сказать, что она истеричка. — Думаешь, мне легко каждый месяц видеть один и тот же результат? Слышать её намёки, что надо было жениться на Марине, у которой уже двое детей?
Виктор молчал, уставившись в пол. Он знал, что жена права. Знал, что мать действительно не упускает случая уколоть Надежду. Но признать это вслух означало предать мать, а этого он сделать не мог. Галина Петровна вбила ему в голову, что семья — это святое, а мать — это самый главный человек в жизни мужчины.
— Послушай, — Надежда подошла к нему, взяла за руку. Её голос стал мягче, она попыталась достучаться до него через броню сыновнего долга. — Я понимаю, что ты любишь маму. Это нормально, это правильно. Но у нас с тобой своя семья. Мы имеем право на личное пространство, на свою жизнь. Может, поможем ей снять квартиру поблизости? Будем навещать, помогать с покупками, с врачами…
— Снять квартиру? На какие деньги? У нас ипотека, ты забыла? А у неё пенсия пятнадцать тысяч!
— Но она же продала дачу! Эти деньги…
— Она их потратила, — тихо сказал Виктор, и Надежда почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Потратила? Как? На что? Дача стоила минимум полтора миллиона!
Виктор поёрзал на стуле, явно не желая продолжать этот разговор.
— Ну… она говорит, отдала долги… И ещё вложила в какую-то финансовую пирамиду. Ей обещали хорошие проценты…
Надежда закрыла глаза и медленно досчитала до двадцати. Потом до тридцати. Это не помогло.
— Финансовую пирамиду, — повторила она тоном, каким обычно произносят непристойности. — Твоя мама, взрослая женщина шестидесяти лет, отдала полтора миллиона мошенникам. И теперь мы должны расплачиваться за её глупость?
— Не смей так говорить о моей матери! — взорвался Виктор. — Она ошиблась, с кем не бывает! Ты что, никогда не ошибалась?
— Ошибалась! — крикнула в ответ Надежда. — Когда вышла за тебя замуж! Когда поверила, что ты взрослый мужчина, а не маменькин сынок!
Слова вырвались прежде, чем она успела их остановить. Повисла оглушительная тишина. Виктор смотрел на неё так, словно она ударила его по лицу. Надежда тяжело дышала, понимая, что перешла черту, но не чувствуя сожаления. Это должно было быть сказано.
— Значит, так ты думаешь, — медленно произнёс Виктор. Его голос стал холодным, чужим. — Что ж, спасибо за откровенность.
Он встал и направился к выходу из кухни.
— Куда ты? — спросила Надежда, хотя ответ знала заранее.
— К маме. Скажу, что она может переезжать. Раз уж я такой маменькин сынок, то пусть живёт с нами. А ты можешь собирать вещи, если тебе это не нравится.
Он ушёл, хлопнув дверью. Надежда осталась стоять посреди кухни, глядя на кастрюлю с остывающим супом. В голове билась одна мысль: неужели это конец? Неужели восемь лет брака разобьются о скалу по имени Галина Петровна?
Она села за стол, обхватила голову руками. Слёзы, которые она так долго сдерживала, наконец прорвались. Она плакала от обиды, от бессилия, от понимания, что проиграла ещё до начала битвы. Виктор никогда не выберет её. Он всегда будет выбирать мать.
Телефон зазвонил через полчаса. Номер свекрови. Надежда не стала брать трубку. Потом пришло сообщение: «Надя, это мама. Витя всё мне рассказал. Я понимаю ваши чувства, но семья должна держаться вместе. Я переезжаю в воскресенье. Надеюсь, мы поладим.»
Поладим. Надежда истерически рассмеялась. Они поладят, когда Надежда научится молчать, готовить борщ по рецепту свекрови и родит наконец внуков. Желательно сразу двоих.
Она встала, подошла к шкафу и достала чемодан. Начала складывать вещи медленно, методично, словно робот. Платья, блузки, джинсы. Косметичка, документы, фотографии. Восемь лет жизни умещались в один чемодан и две сумки.
Виктор вернулся через три часа. Увидел чемодан в прихожей и замер.
— Ты серьёзно? — спросил он тихо.
— А ты? — ответила Надежда вопросом на вопрос. — Ты серьёзно готов выбрать мать вместо жены?
— Я никого не выбираю! Я хочу, чтобы мы жили как нормальная семья!
— Нормальная семья — это муж, жена и их дети. А не муж, жена и его мама, которая считает жену прислугой!
— Она так не считает!
— Считает! Просто ты этого не видишь! Или не хочешь видеть!
Они стояли друг напротив друга, как два бойца на ринге. Только в этом бою не было победителей, только проигравшие.
— Надя, — Виктор сделал шаг к ней. — Давай попробуем. Может, всё наладится. Мама обещала не вмешиваться в нашу жизнь.
Надежда покачала головой. Сколько раз она слышала эти обещания? Галина Петровна обещала не лезть с советами по ремонту — и превратила его в кошмар. Обещала не критиковать готовку Надежды — и делала это при каждом удобном случае. Обещала не вспоминать Марину — и регулярно нарушала обещание.
— Знаешь, в чём проблема, Витя? — сказала Надежда устало. — Ты до сих пор не понял, что женился. Что у тебя есть жена, которая должна быть для тебя важнее всех остальных. Но для тебя главная женщина в жизни — это по-прежнему мама. И пока ты этого не поймёшь, у нас ничего не получится.
— Это ультиматум?
— Это констатация факта. Я устала бороться за твоё внимание. Устала доказывать, что я тоже чего-то стою. Устала чувствовать себя третьей лишней в собственном браке.
Виктор молчал. В его глазах боролись разные чувства: обида, злость, растерянность и где-то глубоко — понимание, что она права. Но признать это означало предать мать, разрушить тот образ идеального сына, который он выстраивал всю жизнь.
— Если ты уйдёшь, я тебя обратно не позову, — сказал он наконец.
— Знаю, — ответила Надежда. — Твоя мама не позволит.
Она взяла чемодан, сумки. Виктор не помог ей, не удержал. Стоял как каменный, сжав челюсти. Гордость не позволяла ему просить её остаться, а она не могла остаться без просьбы.
У двери Надежда обернулась. Виктор всё ещё стоял посреди прихожей, потерянный, будто осиротевший.
— Знаешь, что самое грустное? — сказала она. — Я любила тебя. По-настоящему любила. Но твоя мама сделала всё, чтобы эта любовь умерла. И ты ей позволил.
Дверь закрылась с тихим щелчком. Надежда спустилась по лестнице, вышла на улицу. Холодный вечерний воздух обжёг лёгкие. Она достала телефон, вызвала такси. Поедет к подруге, а завтра начнёт искать квартиру.
В машине она позволила себе последний взгляд на окна их квартиры. В гостиной горел свет. Может быть, Виктор стоял там, смотрел вниз. А может, уже звонил маме, рассказывал, какая плохая у него жена.
Телефон завибрировал. Сообщение от свекрови: «Ну и скатертью дорога! Витя заслуживает лучшего!»
Надежда усмехнулась и заблокировала номер. Потом, подумав, заблокировала и Виктора. Пусть живут вдвоём, мать и сын. Может, они действительно будут счастливы. А она… она попробует начать сначала. Без свекрови, без постоянных унижений, без необходимости доказывать своё право на существование.
Такси тронулось, увозя её прочь от восьми лет брака, от разбитых надежд, от мужчины, который так и не стал мужем. В груди было пусто и легко одновременно. Больно, но свободно. Как будто она наконец сбросила тяжёлый груз, который тащила все эти годы.
Назавтра Виктор не позвонил. Не позвонил и через день. Через неделю Надежда узнала от общих знакомых, что Галина Петровна переехала и теперь командует в квартире, как генерал в штабе. Переставила мебель, повесила свои занавески, выбросила цветы Надежды, потому что от них, видите ли, аллергия.
Через месяц Надежда сняла небольшую студию и начала обустраивать новую жизнь. Работа, которую она любила, друзья, которых Виктор недолюбливал, хобби, на которое вечно не хватало времени — всё это постепенно заполняло пустоту.
А ещё через три месяца она встретила Андрея. Он был разведён, растил дочку-подростка и с первой встречи дал понять, что для него Надежда — приоритет номер один. У него тоже была мама, милая Елена Васильевна, которая жила в соседнем городе и приезжала в гости раз в месяц. Она приносила домашние пироги, расспрашивала Надежду о работе и ни разу не сравнила её с бывшей женой сына.
Когда через полгода Андрей сделал предложение, Надежда согласилась не раздумывая. На свадьбу пришла и Елена Васильевна. Она обняла Надежду и шепнула: «Спасибо, что делаешь моего сына счастливым. Я всегда мечтала о такой невестке.»
А Виктор… Виктор так и жил с мамой. Галина Петровна нашла ему новую невесту — тихую, послушную девушку, готовую выполнять все её указания. Но свадьба всё откладывалась. То у Галины Петровны давление подскочило, то сердце прихватило, то ещё что-нибудь случалось ровно в тот момент, когда Виктор собирался сделать предложение.
Однажды Надежда встретила его в супермаркете. Он постарел, осунулся, в глазах появилась та усталость, которая бывает у людей, живущих не своей жизнью. Они кивнули друг другу и разошлись. Говорить было не о чем.
Вечером того же дня Надежда готовила ужин в своей новой квартире. Андрей помогал ей, его дочка Лиза накрывала на стол, болтая о школе. Елена Васильевна, приехавшая в гости, учила Лизу вязать, время от времени подавая дельные советы по готовке, но не настаивая на них.
Это была семья. Настоящая семья, где каждый знал своё место и уважал границы других. Где свекровь была желанной гостьей, а не диктатором. Где муж был мужем, а не вечным сыном.
Надежда улыбнулась, помешивая соус на сковородке. Иногда нужно потерять всё, чтобы найти то, что действительно важно. Иногда нужно уйти, чтобы прийти туда, где тебя по-настоящему ждут.
