Ольга сидела на кухне, держа кружку крепкого чая так, будто это был её последний щит. Пальцы сжали ручку кружки до побелевших костяшек. В доме стояла тишина, но та самая — давящая, густая, как кисель. Вот-вот в замке провернётся ключ, и всё начнётся снова.
И точно — щёлк. Скрежет металла по металлу, замок поддался слишком легко.
— Ну здравствуй, хозяйка! — раздалось с порога, и в прихожей возникла Нина Петровна. Она, как всегда, сбросила сапоги прямо посредине, будто тут гардероб театра, а не чужая квартира. — Я тут ключиком открыла, Роман мне дал. Удобно, правда? Я теперь как дома.
Ольга молча смотрела на неё. В груди что-то холодное и тяжёлое шевельнулось.
— Как дома? — наконец выдавила она, стараясь говорить спокойно. — Вы в курсе, что это мой дом?
— Господи, опять началось, — закатила глаза свекровь, бросив сумку на стул. — Твой, мой… мы же семья! Разве семья делит пространство? Я вот пришла проверить, как вы тут живёте. А то я вчера видела, у тебя молоко в холодильнике стояло просроченное. Ты что, убить моего сына решила?
Ольга почти рассмеялась — нервно, сдавленно.
— Да что вы говорите. Просроченное молоко как орудие убийства. Отличная идея для сериала, — сухо заметила она.
Свекровь фыркнула.
— Ты бы лучше делом занялась, а не шутила. Женщина должна кормить мужа, а не разговаривать как сатирик на пенсии.
В этот момент из спальни вышел Роман, сонный, с мятой футболкой. Его лицо было похоже на картину отчаяния — точнее, на афишу провалившегося спектакля: вроде герой, а поддержки от него — ноль.
— Мам, ну ты хотя бы предупреждай, когда приходишь, — пробурчал он, чешу затылок.
— Ах, вот ещё! — всплеснула руками Нина Петровна. — Это я должна предупреждать? Когда у меня ключи есть? Ты что, забыл, кто тебя растил?
— Роман, — Ольга посмотрела прямо в глаза мужу, голос дрогнул, но внутри уже рождался ледяной стержень, — когда ты отдал ей ключи?
— Ну… — замялся он. — Просто чтобы удобно было. Ты же понимаешь, мама всегда переживает.
— Удобно? — переспросила Ольга, вцепившись в столешницу. — Для кого удобно? Для меня это вторжение.
— Да ладно тебе, Оля, — вздохнул он, пытаясь улыбнуться, — мама же добра хочет.
— Добра? — Ольга резко встала, стул громко заскрипел по линолеуму. — Когда человек заходит в чужой дом без разрешения — это называется по-другому. Знаешь как? Взлом. Только у тебя это — «добро».
Нина Петровна прижала ладонь к груди, изобразив оскорблённую невинность:
— Слушай, милочка, ты слишком драматизируешь. Какая ещё «чужая квартира»? Я сюда сына родила, а значит, я тоже имею право.
— Родить сына — это не значит, что ты автоматически купила квадратные метры вместе с пуповиной, — голос Ольги сорвался, но глаза сверкнули сталью.
Роман переминался с ноги на ногу, будто стоял не на полу, а на раскалённых углях.
— Ну всё, хватит, — попытался он поднять руки, будто в зале суда. — Давайте жить мирно.
Ольга повернулась к нему и улыбнулась так холодно, что даже чай в кружке, кажется, остыл:
— Мирно? С человеком, который тихо отдал ключи от моей квартиры за моей спиной?
— Не начинай, — вздохнул он, но глаза бегали, как у школьника, которого поймали на списывании.
— Я уже начала, — резко отрезала она. — И заканчивать пока не собираюсь.
В этот момент напряжение в воздухе стало почти осязаемым. Даже холодильник заурчал тише обычного.
— Вот что, Нина Петровна, — Ольга сделала шаг к свекрови и остановилась прямо напротив. — Ключи на стол. Немедленно.
— Ты что, издеваешься? — голос свекрови сорвался на визг. — Это же семейные ключи!
— Семейные — это когда у всех равные права, — жёстко сказала Ольга. — А у нас сейчас театр одного актёра. Вы в главной роли, я в статистах.
Роман попытался вставить слово, но жена метнула в него взгляд — тот самый, который выключает звук лучше любого пульта.
— Ключи, — повторила она тихо, но так, что даже лампочка на кухне мигнула.
Нина Петровна достала связку, тряхнула ею и с вызовом бросила на стол:
— Да подавись ты этими ключами!
Металл звякнул, как выстрел.
Ольга медленно взяла связку, сжала в кулаке и почувствовала, как уходит слабость. Внутри что-то щёлкнуло: терпение кончилось.
— Отлично, — сказала она ровным голосом. — Теперь вы здесь гостья. И гости, между прочим, разуваются у двери.
Тишина разорвалась смехом Романа, нервным и натянутым.
— Оля, ты слишком всё усложняешь…
Она повернулась к нему и вдруг улыбнулась — не теми улыбками, которые рождаются от счастья, а той, в которой больше яда, чем в аптеке.
— Нет, Рома, это ты всё упростил. До предательства.
И тут Ольга впервые за долгое время почувствовала: она держит ситуацию в руках. Её дом — её правила. А значит, эта война только начинается.
Вечером в квартире стояла та самая тишина, от которой уши звенят. Тишина, когда вроде никто не кричит, но в воздухе висит запах недосказанных слов и сломанных обещаний. Ольга сидела у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на улицу. Там люди куда-то шли, торопились с сумками, смеялись, а здесь — будто другая планета. Планета, где у тебя под боком предатель, а за стенкой ещё и его мама, которая считает себя королевой чужого государства.
Роман, как водится, крутился по квартире, будто искал правильный момент, чтобы начать разговор. Но чем дольше он молчал, тем сильнее Ольга чувствовала: никакого разговора не будет, будет лишь очередная попытка «замять тему».
— Оля, — наконец начал он, почесывая шею, — давай без обид. Ты же знаешь, мама всегда так… она добрая, просто у неё характер…
— Угу, — кивнула Ольга, не отрывая взгляда от окна. — Добрая. Только у этой «доброй» женщины в сумке — отмычка от моей жизни.
Роман тяжело вздохнул.
— Ты всё утрируешь.
Она резко обернулась.
— Утри… что?! — глаза Ольги метнули искры. — Рома, твоё «утрируешь» звучит так, будто я устроила из мухи слона. Но здесь речь про мою квартиру, мою жизнь, моё право закрыть дверь и знать, что никто не вломится. Даже с твоей благословенной подачи!
— Ты драматизируешь, — пробормотал он, но голос звучал жалко.
— Я? — Ольга встала, руки дрожали, но в глазах — ледяная сталь. — Это ты драматизируешь, когда живёшь на два фронта: тут со мной — муж, а с мамочкой — сыночек, который до сих пор не научился выбирать.
Роман потупился.
— Ну нельзя же так, она всё-таки мать…
— Она мать тебе, но не хозяйка здесь, — резко перебила его Ольга. — Я терпела её придирки, её «советы», её оскорбления про мой борщ и мои носки на сушилке. Но знаешь, что я не буду терпеть? Когда за моей спиной ты отдаёшь ей ключи. Это предательство, Рома. Не бытовое, а настоящее.
— Да перестань, — он поднял руки, — какое ещё предательство, мы же семья.
— Семья? — горько усмехнулась Ольга. — Настоящая семья — это когда муж с женой на одной стороне. А у нас тут союз имени Нины Петровны и её «маленького мальчика».
— Ты сама всё усложняешь, — пробормотал он ещё раз, но так тихо, что это прозвучало как оправдание школьника, которого поймали за двойкой.
Ольга подошла ближе, в упор посмотрела на него.
— Нет, Рома. Это ты всё упростил. До уровня «мамочка сказала, мамочка права». А я взрослый человек и не собираюсь жить под диктовку чужой женщины.
Она резко вытащила из ящика стола ту самую связку ключей, что днём бросила свекровь. Металл снова звякнул, но на этот раз звук был другим — решительным, как удар молотка по гвоздю.
— Завтра же меняешь замки, — сказала Ольга тихо, но твёрдо. — Или собирай вещи и иди жить к своей «доброй» маме.
— Ты издеваешься? — Роман вскинул голову. — Куда я пойду?
— А это уже твои проблемы. Я здесь не собираюсь больше слушать её шаги в своей прихожей.
Он всплеснул руками, пытаясь взять её на жалость:
— Ты же знаешь, у меня зарплата сейчас… ну, не фонтан. Я не потяну отдельное жильё.
— Зато потянул мамину волю, — резко ответила Ольга. — Значит, найдёшь выход.
В этот момент дверь снова щёлкнула — и, как в дешёвой комедии, Нина Петровна снова вошла. Видимо, даже театральные паузы она умеет ломать.
— Ну что, мои голубки, — бодро сказала она, снимая шарф, — я тут подумала, что мне нужно пару кастрюлек у вас забрать. Всё равно у вас руки кривые, вы их только испортите.
Ольга вскинула брови и шагнула вперёд.
— А вот этого уже хватит, Нина Петровна.
— Что хватит? — свекровь сделала удивлённое лицо. — Я же по-добрососедски.
— По-добрососедски? — Ольга усмехнулась. — Тогда начнём с того, что соседи стучат, прежде чем зайти.
— Ах ты… — свекровь аж побледнела от злости. — Это меня, значит, выгоняют? В моей семье?
— В моём доме, — подчеркнула Ольга и сделала шаг ближе. — И да. Вы здесь больше не хозяйка.
Нина Петровна метнула взгляд на сына:
— Ромочка, ты будешь молчать? Она меня выгоняет!
Роман сглотнул, но слова так и застряли.
— Видите? — с горькой усмешкой сказала Ольга. — Даже он понимает, что игра закончилась.
И тут что-то внутри неё сорвалось. Она буквально взяла свекровь за локоть и подвела к двери.
— Вон.
— Ты что себе позволяешь?! — Нина Петровна всплеснула руками, но сопротивление было больше для вида.
— Позволяю жить так, как считаю нужным. А вы, Нина Петровна, идите домой. И ключей у вас больше нет.
Дверь хлопнула.
В коридоре повисла тишина. Ольга тяжело дышала, а сердце стучало так, будто она только что пробежала марафон.
Роман стоял в углу, бледный, но молчал.
— Теперь слушай внимательно, — тихо сказала Ольга, глядя на него. — Ещё одно подобное — и ты уйдёшь вместе с ней. Без возврата.
И впервые за много лет она почувствовала, что это не пустая угроза.
Утро выдалось таким же мрачным, как настроение в квартире. Роман сидел за столом, ковыряя вилкой омлет, будто искал там смысл жизни. Ольга поставила перед собой чашку кофе, не притрагиваясь к нему. В воздухе висел запах разлома.
— Оля, — начал Роман, с той осторожностью, будто обращался к сапёру, — может, всё-таки поговорим?
Она медленно подняла глаза.
— Ты хочешь поговорить? Хорошо. Тогда начнём с простого: замки ты поменял?
Он отвёл взгляд.
— Я не успел…
— Не успел, — повторила она тихо, но голос зазвенел, как лезвие. — А знаешь, что успел? Позвать её вчера вечером обратно.
Роман вздрогнул.
— Откуда ты знаешь?..
Ольга усмехнулась.
— Знаешь, когда человек пытается врать, он забывает, что в квартире слышно каждый шёпот. Особенно, если он шепчет по телефону в ванной.
— Это… это не то, что ты думаешь, — залепетал он. — Я просто… хотел сгладить…
— Ты хотел вернуть её ключи! — Ольга вскочила, голос сорвался, но в нём больше не было ни капли страха. — Ты снова выбрал её.
Дверь хлопнула, и в коридоре послышался знакомый топот. Нина Петровна вошла без малейшего стеснения, как хозяйка на генеральную проверку.
— Вот и я, — бодро заявила она, ставя пакет на стол. — Я пирожки принесла. Думала, помиритесь быстрее.
Ольга рассмеялась — сухо, жёстко.
— Отлично. Ты даже не скрываешься.
— Ты о чём? — нахмурилась свекровь.
— О том, что в мой дом снова проникли без спроса, — сказала Ольга и обернулась к мужу. — И это сделал ты.
Роман попытался встать, но Ольга подняла руку:
— Сиди. Сейчас говорю я.
Она медленно подошла к свекрови. Голос был спокойным, но в каждом слове слышался приговор.
— Нина Петровна, вы всю жизнь пытались доказать, что знаете лучше. Но у меня для вас новость: ваш спектакль окончен.
— Ах, ты неблагодарная! — свекровь сорвалась на крик. — Я сына растила, кормила, а ты его от меня уводишь!
— Я его не уводила, — холодно сказала Ольга. — Я его любила. Пока он сам не решил, что мама важнее жены.
Она посмотрела на мужа, и тот потупился, словно мальчишка.
— Всё, Рома. Конец.
— Оля, подожди, — он вскочил, пытаясь схватить её за руку. — Я всё исправлю, честно!
Она резко выдернула руку.
— Поздно. Исправлять можно ошибки. А предательство не чинят — от него избавляются.
И одним движением Ольга подошла к двери, распахнула её и указала рукой:
— Вон. Оба.
— Ты серьёзно?! — завизжала Нина Петровна.
— Более чем. Это моя квартира. У вас здесь больше нет места.
Роман стоял посреди комнаты, растерянный, будто его выдернули из сна.
— Оля, я же… я же люблю тебя…
Она улыбнулась — грустно, но с гордостью:
— Любовь без уважения — это клетка. Я в клетке больше не живу.
Дверь хлопнула так громко, что по стенам прокатилась вибрация. В квартире стало пусто. Но впервые за долгие годы в этой пустоте было спокойно.
Ольга вернулась на кухню, взяла кружку и сделала глоток. Горячий кофе обжёг губы, но этот ожог был приятнее, чем вся прошлая жизнь рядом с ними.
Она знала: теперь начинается новая глава. Но уже не семейная драма, а её собственная история. История женщины, которая выгнала чужие ключи из своей двери.
