Первые несколько дней после возвращения Игоря были похожи на хождение по тонкому льду. Хрупкое перемирие, заключённое на руинах их прежней жизни, могло треснуть в любой момент. Они разговаривали друг с другом подчёркнуто вежливо, боясь неосторожным словом всколыхнуть ил обид и взаимных претензий, осевший на дне их брака. Игорь старался быть внимательным: заезжал после работы в магазин, помогал Кириллу с математикой, читал Анечке на ночь. Но в его глазах всё ещё плескалась растерянность, смешанная с затаённой обидой на жену, которая заставила его сделать этот жестокий выбор.
Марина чувствовала это и не торопила его. Она понимала: одно дело — в порыве отчаяния выбрать свою семью, и совсем другое — жить с последствиями этого выбора. Жить с осознанием того, что ты стал предателем для собственной матери и сестры. Телефон Игоря теперь молчал. Ни Тамара Павловна, ни Светлана больше не звонили. Эта оглушительная тишина была куда более гнетущей, чем их прежние скандалы.
Затишье перед бурей закончилось в среду. Игорь вернулся с работы чернее тучи. Молча прошёл на кухню, налил стакан воды и залпом выпил.
— Что-то случилось? — осторожно спросила Марина.
— Мама в больнице, — глухо ответил он, не глядя на неё. — С сердцем плохо. Соседка позвонила, сказала, «скорую» вызывали.
Внутри у Марины всё похолодело. Первой мыслью был страх, смешанный с чувством вины. Неужели она и вправду довела свекровь? Но тут же включился холодный разум, закалённый годами манипуляций.
— В какой больнице? Что сказали врачи? — Я не знаю! — взорвался Игорь. — Я звонил ей, она не берёт трубку. Света тоже. Наверное, сидит с ней. А я… я даже не могу поехать к ней! Ведь я же теперь враг! Этого ты хотела, Марина?! Довольна?!
Его крик болью отозвался в её сердце. Он снова обвинял её. — Игорь, успокойся, — сказала она как можно твёрже. — Давай сначала всё выясним. Какая соседка звонила? Тётя Клава с третьего этажа?
Он кивнул, всё ещё дыша тяжело. — Я сейчас ей позвоню.
Марина набрала номер словоохотливой соседки. Тётя Клава, услышав её голос, сперва замялась, но потом, подстёгнутая любопытством, разговорилась. — Ой, Мариночка, и не спрашивай! Тамара-то наша совсем плоха. Лежит, охает, за сердце хватается. Говорит, сынок её бросил, неблагодарный, с женой-ведьмой связался. «Скорую» вызывали, да. Приехали, кардиограмму сделали, укол вкололи и уехали. Сказали, ничего страшного, просто нервное. Но она-то лежит, помирать собралась. Светочка над ней бегает, водичкой отпаивает.
Марина положила трубку. Всё было ясно как день. Классический спектакль с целью вызвать чувство вины.
— Ну что? — с надеждой и страхом спросил Игорь. — «Скорая» приезжала. Сделали укол и уехали. Сказали — ничего серьёзного, нервы.
Игорь смотрел на неё, и на его лице боролись облегчение и сомнение. — Но… ей же всё равно плохо. Я должен поехать. — Поезжай, — неожиданно для него и для себя самой сказала Марина. — Поезжай и посмотри на всё своими глазами. Только, пожалуйста, не как сын, а как взрослый мужчина.
Он уехал. Марина осталась одна, и её захлестнула волна отчаяния. Неужели всё зря? Неужели он снова попадётся на их удочку, и всё вернётся на круги своя?
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стояла Зинаида Петровна, их соседка по лестничной клетке. Бойкая, энергичная пенсионерка лет семидесяти, с острым умом, ещё более острым языком и репутацией местного «центра новостей».
— Маринка, привет! — зычно поприветствовала она. — У меня соль кончилась, а в магазин идти лень. Не одолжишь до пенсии? А ты чего такая кислая, на тебе лица нет? Опять твой орёл с семейкой своей сцепился?
Зинаида Петровна была из тех редких людей, которые своей прямотой и обезоруживающим чувством юмора могли разговорить даже камень. Марина, сама не зная почему, вдруг выложила ей всё. Про ипотеку, про скандал, про больницу.
Соседка слушала внимательно, изредка хмыкая и кивая. Когда Марина закончила, она решительно вошла на кухню, села за стол и стукнула по нему сухой, но сильной ладонью.
— Так, девочка моя, слушай сюда старую каргу. Я этих краль, твою свекровь и золовку, как облупленных знаю. Тамарка твоя — актриса погорелого театра. У неё сердце болит только тогда, когда ей что-то надо. А Светочка её — ленивая пиявка, которая всю жизнь ищет, к кому бы присосаться. Ты всё правильно сделала! Границы надо отстаивать, иначе сожрут и не подавятся.
— Но Игорь… «Он опять им поверит», —с тоской сказала Марина. — А это уже от него зависит, — отрезала Зинаида Петровна. — Мужик он или маменькин сынок. Ты ему шанс дала. А теперь сиди и жди. И не раскисай! Знаешь, как моя бабка говорила? «Слезами горю не поможешь, а вот глаза испортишь». Пойдём-ка лучше, ты меня чаем с пирогом своим угостишь, а я тебе расскажу, как правильно огурцы на зиму солить, чтобы хрустели, как французская булка. У меня рецепт — огонь! Ещё прабабка моя так солила, а она у меня до девяноста пяти лет дожила и до последнего дня рюмку водки перед обедом пропускала!
Её весёлая, приземлённая мудрость подействовала на Марину как ушат холодной воды. Она вдруг поняла, что не одна. Рядом есть человек, который её понимает и поддерживает.
Игорь вернулся через два часа. Тихий, задумчивый. Он молча разулся, прошёл в комнату и сел на диван. — Ну как? — не выдержала Марина.
Он поднял на неё глаза. — Ты была права. Это был спектакль. Я приехал, а она лежит на диване, смотрит сериал. Увидела меня — тут же за сердце схватилась, начала стонать. А Света подливает масла в огонь: «Вот, мама, до чего тебя невестка довела!». Я посидел минут десять, послушал это всё… А потом встал и сказал: «Мама, если тебе действительно плохо, я вызову платную клинику, лучших врачей. Они тебя обследуют с ног до головы». Знаешь, что она ответила?
— Что? — «Не надо, сынок, не трать деньги. Мне уже лучше, раз ты приехал». И села. И попросила чаю с бутербродами.
Он горько усмехнулся. — Я как будто со стороны на это всё посмотрел. И мне стало так… противно. Я понял, что они никогда не изменятся. И что ты всё это терпела тринадцать лет. Прости меня, Марин. Я был идиотом.
В этот вечер они впервые за долгое время говорили по-настоящему. Долго, честно, без упрёков. Они говорили о своих страхах, обидах, надеждах. И лёд между ними начал таять.
После провала операции «Сердечный приступ» Тамара Павловна и Светлана затаились. Но, как правильно заметила Зинаида Петровна, такие люди долго сидеть без дела не могут. Их деятельная натура требовала новых интриг. Они сменили тактику. Раз уж не получилось разжалобить сына, нужно было нанести удар по самому больному — по репутации невестки.
Началась партизанская война. Тамара Павловна, вооружившись телефоном, начала планомерный обзвон всей седьмой воды на киселе. В её слезливых рассказах Марина представала чудовищем, исчадием ада. Она, якобы, не только выгнала из дома несчастную свекровь и бездомную золовку, но и запретила Игорю видеться с родной матерью, угрожая разводом и тем, что он никогда не увидит детей.
Сплетни, как круги по воде, расходились всё шире. Марине начали звонить дальние родственники, которых она видела раз в жизни на свадьбе, и с разной степенью тактичности пытались её «образумить». Это было унизительно и мерзко.
Но Марина, наученная горьким опытом и ободрённая поддержкой мужа и Зинаиды Петровны, держала оборону. — Мария Ивановна, — вежливо, но холодно говорила она очередной тётушке мужа. — Я очень ценю вашу заботу, но дела нашей семьи — это наши дела. И я бы попросила вас в них не вмешиваться.
Игорь тоже внёс свою лепту. Когда ему позвонил двоюродный дядя с нравоучениями, он спокойно ответил: — Дядь Коль, ты когда в последний раз моей маме звонил? Год назад? А сейчас вдруг озаботился? Не надо. Мы сами разберёмся. И, пожалуйста, передай остальным, чтобы не утруждали себя звонками.
Родственники, получив отпор, притихли. Но Тамара Павловна на этом не успокоилась. Она решила зайти с другого фланга — через детей. Она стала подкарауливать Кирилла после школы.
— Внучек, — начинала она жалобным голосом, протягивая ему шоколадку. — Как вы там? Мама-то твоя отца совсем замучила? Не кормит, небось? Ты папе скажи, чтобы он маму не боялся. Мать — она одна, а жён может быть много.
Кирилл, умный и чуткий мальчик, сначала терялся, а потом стал просто убегать от бабушки. Вечером он со слезами на глазах рассказал всё родителям.
Это стало последней каплей. Ярость, холодная и расчётливая, наполнила Марину до краёв. Использовать детей в своих грязных играх — это было за гранью.
На следующий день она взяла отгул и поехала к свекрови. Одна. Игорь хотел поехать с ней, но она его остановила. — Нет. Это мой разговор.
Она не стала звонить в домофон. Дождалась, когда кто-то выйдет из подъезда, и вошла. Дверь в квартиру свекрови была не заперта — Тамара Павловна всегда была уверена, что в её «крепость» никто чужой не войдёт.
Марина тихо вошла в квартиру. Из комнаты доносились голоса. Свекровь и золовка пили чай и обсуждали последние новости. — …И я ему говорю: «Кирюша, бабушка тебя любит, не забывай!». А он глазами хлопает, ничего не понимает. Но вода камень точит, мам! Ещё пара таких разговоров, и он начнёт дома скандалы закатывать. Маринка-то этого не выдержит! — весело щебетала Света.
— Правильно, дочка, правильно, — одобряла Тамара Павловна. — Надо ей со всех сторон кислород перекрывать. Чтобы поняла, кто в доме хозяин.
Марина вошла в комнату. Бесшумно, как тень. — Хозяин в моём доме — я, — сказала она тихо.
Свекровь с золовкой подпрыгнули на месте. Чашки в их руках задрожали. На их лицах был написан неподдельный ужас, словно они увидели привидение. — Ты… как ты сюда вошла? — пролепетала Тамара Павловна.
— Дверь была открыта, — Марина подошла к столу и посмотрела им в глаза. В её взгляде был лёд. — Я пришла предупредить вас. В последний раз. Ещё одна попытка втянуть в ваши интриги моих детей, ещё один разговор с Кириллом за моей спиной, и я обещаю вам, вы пожалеете о дне, когда родились. Я не буду кричать и скандалить. Я просто сделаю вашу жизнь невыносимой. Всеми доступными мне способами. Вы меня поняли?
Она говорила тихо, почти шёпотом, но от этого шёпота у Тамары Павловны по спине поползли мурашки. Она видела перед собой не забитую невестку, а опасного, непредсказуемого врага. — Я запрещаю вам приближаться к моим детям, — чеканила Марина. — К школе, к дому, к детской площадке. Если я увижу кого-то из вас ближе, чем на сто метров — пеняйте на себя.
Она развернулась и так же тихо вышла. Оставив их сидеть в оцепенении, с недопитым чаем и горьким привкусом поражения во рту. Они поняли — игра окончена. Этот фронт был проигран окончательно и бесповоротно.
Жизнь постепенно входила в мирное русло. Игорь окончательно встал на сторону жены, их отношения стали теплее и доверительнее, чем когда-либо. Дети успокоились, видя, что мама и папа снова вместе и любят друг друга. Тамара Павловна и Светлана исчезли с горизонта. Казалось, можно было выдохнуть.
Но судьба готовила им новый сюрприз. И на этот раз он пришёл, откуда не ждали.
Однажды вечером Зинаида Петровна, заскочившая к Марине за рецептом того самого яблочного пирога, между делом обронила: — Слыхала новость? Тамарка-то твоя дачу продаёт.
— Как продаёт? — ахнула Марина. Дача была семейной реликвией, гордостью Тамары Павловны. Старый, но добротный домик, шесть соток ухоженной земли, яблони, которые сажал ещё покойный свёкор. Свекровь проводила там всё лето, и ни о какой продаже никогда и речи не шло.
— А вот так. Вчера риелтора приводила, показывала. Соседка моя, баба Капа, видела. Говорит, Тамарка вся сияет, рассказывает, что деньги в очень выгодное дело вложит. Что дочка её, Светочка, бизнес-woman становится, и скоро они будут на Канарах жить.
Марину и Игоря эта новость встревожила. — Какой ещё бизнес? — недоумевал Игорь. — Она же гвоздя в стену вбить не может. — Похоже на какую-то аферу, — предположила Марина.
Разгадка пришла через неделю. Светлана, не в силах держать в себе распирающее её чувство собственной важности, позвонила своей троюродной сестре и похвасталась, что стала инвестором в «элитном закрытом клубе». Она вложила все свои скромные сбережения и теперь ждала баснословных процентов. А чтобы стать «партнёром высшего уровня», ей нужна была крупная сумма. Вот для этого и продавалась дача.
— Это же финансовая пирамида! — воскликнул Игорь, когда Марина пересказала ему этот разговор, который уже облетел всех родственников. — Господи, ну какие же они… наивные.
— Наивные? — усмехнулась Марина. — Игорь, это не наивность. Это жадность и глупость. Она хочет получить всё и сразу, не прилагая никаких усилий. И твоя мама ей в этом потакает.
— Надо их предупредить! — Игорь схватился за телефон. — Стой, — остановила его Марина. — Ты уверен, что они тебя послушают? Они решат, что ты просто завидуешь и хочешь помешать их «успеху». Они тебе не поверят.
Игорь сел. Он знал, что жена права. Любая его попытка вмешаться будет воспринята в штыки.
— Так что же делать? Просто сидеть и смотреть, как они теряют последнее? — Иногда, — тихо сказала Марина, вспомнив слова Зинаиды Петровны, — лучший способ научить человека — это дать ему возможность обжечься. По-настоящему.
И они решили не вмешиваться. Это было жестоко, но, возможно, это был единственный способ заставить их повзрослеть.
Дачу продали быстро и дёшево. Вся сумма — почти два миллиона рублей — была торжественно передана Светланой какому-то улыбчивому молодому человеку в дорогом костюме, который называл себя «финансовым консультантом». Следующий месяц Светлана и Тамара Павловна жили в эйфории. Они строили планы, как купят квартиру в центре, машину, как поедут отдыхать на Мальдивы. Света даже звонила Игорю, но не для того, чтобы помириться, а чтобы позлорадствовать.
— Ну что, братик? Сидишь в своей панельке? А мы скоро будем жить, как люди! Вот тогда посмотрим, кто к кому за помощью прибежит! Твоя Маринка от зависти лопнет!
Игорь молча слушал и клал трубку.
А потом всё рухнуло. В один день. Сайт «элитного клуба» перестал работать. Телефоны «консультантов» были отключены. Офис, который они снимали в престижном бизнес-центре, оказался пуст. Деньги исчезли. Все. До копейки.
Первые два дня они не верили. Они думали, что это какая-то ошибка, технический сбой. На третий день пришло осознание. Страшное, леденящее душу. Их обманули. Ограбили. Они остались ни с чем.
Первой сломалась Света. У неё случилась истерика. Она каталась по полу, выла, рвала на себе волосы. Тамара Павловна сначала пыталась её успокоить, а потом села на стул и застыла, глядя в одну точку. Её мир, построенный на мечтах о скором богатстве, рассыпался в прах. Она не просто потеряла деньги. Она потеряла свою дачу, своё прошлое, свою единственную отдушину.
Когда первая волна шока прошла, они сделали единственное, что умели делать в трудной ситуации, — позвонили Игорю.
Он приехал к ним вечером, после звонка матери. Её голос в трубке был чужим, безжизненным. Она просто сказала: «Сынок, приезжай. У нас беда».
Картина, которая предстала перед ним, была удручающей. В квартире царил хаос. Света, опухшая от слёз, лежала на диване, завернувшись в плед. Тамара Павловна сидела за столом, постаревшая лет на десять.
Они рассказали ему всё. Путано, сбивчиво, перебивая друг друга. Когда они закончили, в комнате повисла тишина.
— Я… я не знаю, что вам сказать, — тихо произнёс Игорь. Ему не было их жаль. Он чувствовал только горечь и какую-то опустошённость. — Я ведь… мы ведь с Мариной догадывались, что это афера.
— Так почему же вы не остановили нас?! — взвыла Света, вскакивая с дивана. — Вы всё знали и молчали! Вы специально это сделали! Вы хотели, чтобы мы остались на улице! Это всё она, твоя Маринка! Это её месть!
— Успокойся, Света, — голос Игоря был твёрд, как сталь. В нём больше не было и тени прежней робости. — Марина здесь ни при чём. Вы сами сделали свой выбор. Вы продали дачу, вы отдали деньги мошенникам. Никто вас не заставлял. Вы бы нас всё равно не послушали.
— Но что же нам теперь делать? — прошептала Тамара Павловна. — Денег нет совсем. Даже на еду.
Игорь посмотрел на мать, на сестру. На двух женщин, которые всю жизнь манипулировали им, которые пытались разрушить его семью. И он принял решение. Решение взрослого мужчины, а не маменькиного сынка.
— Жить, — сказал он спокойно. — Жить дальше. Завтра я принесу вам продукты на неделю. А потом, Света, ты пойдёшь искать работу. Любую. Продавцом, уборщицей, кассиром. Тебе тридцать пять лет, пора начинать себя обеспечивать. Я помогу тебе составить резюме.
— Работать? — ужаснулась Света. — Я?! Уборщицей?! — Да, ты. Или ты хочешь умереть с голоду? Денег я вам больше не дам. Ни копейки. Хватит. Вы получили свой урок. Очень дорогой урок. А теперь учитесь жить по-новому. По-взрослому.
Он встал. — Я буду помогать вам. Но не деньгами. Я буду привозить продукты, пока ты, Света, не получишь первую зарплату. Я помогу маме с лекарствами, если понадобится. Но содержать вас я больше не буду. Моя семья — это Марина и мои дети. И все мои силы и средства будут уходить на них.
Он ушёл, оставив их переваривать услышанное. Это было не то, на что они рассчитывали. Они ждали спасения, финансовой помощи, решения всех их проблем. А получили лишь суровую правду и предложение взять на себя ответственность. Для них это было страшнее, чем потеря денег.
Судьба распорядилась так, как и должна была. Светлане, после нескольких недель безуспешных поисков «достойной» работы, пришлось устроиться фасовщицей в супермаркет у дома. Работа была тяжёлой, платили мало, но это были её первые в жизни честно заработанные деньги. Она перестала жаловаться и начала ценить то, что имеет. Тамара Павловна замкнулась в себе. Потеря дачи стала для неё незаживающей раной. Она постарела, ссутулилась, но в ней больше не было прежней спеси и желания всеми командовать. Иногда она звонила Игорю и тихо спрашивала, как внуки.
А Марина и Игорь… Они заново построили свою семью. На прочном фундаменте из доверия, уважения и любви. Однажды, сидя вечером на кухне, Игорь сказал: — Знаешь, я иногда думаю… Если бы не та история с ипотекой, мы бы так и жили в этом болоте. Ты бы терпела, а я бы так и не повзрослел. Спасибо тебе, что тогда хватило сил всё это остановить.
Марина улыбнулась и взяла его за руку. — Мы справились, — просто сказала она. — Вместе.
Их маленькая семья выстояла в шторме, который чуть не потопил их корабль. Они вышли из него другими — более сильными, мудрыми и по-настоящему близкими. Они поняли, что семья — это не те, кто связан с тобой кровью, а те, кто готов стоять за тебя горой, кто защищает твои границы и разделяет твои ценности. И это была их главная победа, дороже любых денег и дач.
От автора:
И ведь как интересно в жизни получается: иногда, чтобы спасти что-то важное, нужно сначала всё разрушить до основания. И только на расчищенном от старого мусора месте можно построить что-то действительно прочное и настоящее.
