— Документы на дарственную уже у нотариуса, осталось только твоя подпись — протянула свекровь папку прямо за праздничным столом

— Документы на дарственную уже у нотариуса, осталось только твоя подпись, — произнесла Галина Петровна, протягивая мне папку с бумагами прямо за праздничным столом, когда гости ещё не разошлись после празднования дня рождения моего мужа Игоря.

Я замерла с бокалом шампанского в руке. Вокруг смеялись родственники, кто-то рассказывал анекдот, а я смотрела на эту папку, как на гранату с выдернутой чекой. Галина Петровна улыбалась той самой улыбкой, которую я научилась распознавать за три года замужества — милая снаружи, но с железными зубами внутри.

— Какая дарственная? — спросила я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё сжалось от дурного предчувствия.

— Ну как же, Наташенька, — свекровь наклонилась ближе, понизив голос до заговорщического шёпота. — Мы же с Игорем всё обсудили. Бабушкина квартира на Тверской переходит нам с папой. Так правильнее будет. Мы же пожилые люди, нам спокойствие нужно.

Бабушкина квартира. Та самая трёхкомнатная квартира в центре Москвы, которую мне оставила в наследство моя родная бабушка всего полгода назад. Единственное, что у меня было своего, не связанного с семьёй мужа. Я перевела взгляд на Игоря. Он сидел в другом конце стола, увлечённо что-то рассказывал своему двоюродному брату, старательно избегая смотреть в мою сторону.

— Игорь! — позвала я, и в комнате сразу стало тише. Все почувствовали напряжение в моём голосе.

Муж нехотя повернулся, на его лице читалось желание провалиться сквозь землю.

— Да, Наташ?

— Твоя мама говорит, что вы обсудили передачу моей квартиры им. Это правда?

Игорь покраснел, потом побледнел. Он всегда так делал, когда его ловили на вранье. Помялся, потёр шею — его фирменный жест смущения.

— Ну… мам сказала, что это будет лучше для всех. Понимаешь, налоги там, содержание… Родители опытнее в этих вопросах.

Я медленно поставила бокал на стол. Руки дрожали, но не от страха — от ярости, которая поднималась откуда-то из глубины, горячей волной.

— Лучше для всех? — повторила я, и моя свекровь довольно кивнула, принимая мои слова за согласие.

— Вот и умница! Я знала, что ты разумная девушка. Завтра с утра поедем к нотариусу, я уже записала нас на десять часов.

— Нет, — сказала я чётко и громко.

Галина Петровна моргнула, словно не расслышала.

— Что «нет», деточка?

— Я не подпишу никакую дарственную. Это моя квартира, мне её бабушка оставила, и она останется моей.

В комнате повисла тишина. Даже дальние родственники, которые делали вид, что не слушают, теперь откровенно таращились на нас. Галина Петровна медленно выпрямилась, и маска доброй свекрови слетела с её лица, как штукатурка со старой стены.

— То есть как это — не подпишешь? — её голос стал жёстким, металлическим. — Мы же семья! В семье всё общее! Или ты считаешь нас чужими?

— Я считаю, что моё наследство — это моё наследство, — ответила я, удивляясь собственной твёрдости.

Галина Петровна всплеснула руками, обращаясь к гостям, словно к присяжным:

— Вы слышите? Три года мы её кормили, поили, приняли в семью, а она… она жадничает! Не хочет помочь пожилым родителям!

— Мама, может, не сейчас… — слабо попытался вмешаться Игорь, но она оборвала его одним взглядом.

— Молчи! Ты же мужчина или кто? Не можешь с женой справиться? Да твой отец никогда бы не позволил мне так себя вести!

Анатолий Викторович, муж Галины Петровны, сидел рядом с ней и молча кивал. За тридцать лет брака он научился соглашаться с женой во всём — это было проще, чем спорить.

Я поднялась из-за стола. Ноги немного дрожали, но я заставила себя стоять прямо.

— Праздник окончен. Прошу всех покинуть мою квартиру.

— Твою? — взвизгнула Галина Петровна. — Это квартира моего сына! Мы её купили!

— Вы дали первоначальный взнос. Ипотеку плачу я со своей зарплаты. И квартира оформлена на нас обоих.

Это был мой козырь. Я работала старшим менеджером в крупной компании и зарабатывала в два раза больше Игоря. Но Галина Петровна всегда делала вид, что не замечает этого факта.

— Игорь! — рявкнула свекровь. — Поставь свою жену на место!

Муж встал, но вместо того чтобы подойти ко мне, направился к выходу.

— Я… мне нужно воздуха, — пробормотал он и выскочил за дверь.

Типично. В любой сложной ситуации Игорь просто исчезал, оставляя меня разбираться с его матерью один на один.

Гости начали неловко прощаться и расходиться. Никто не хотел быть свидетелем семейного скандала. Через пятнадцать минут в квартире остались только мы с Галиной Петровной и молчаливый Анатолий Викторович.

— Знаешь, что я тебе скажу? — свекровь подошла ко мне вплотную. От неё пахло дорогими духами и чем-то кислым — может быть, злостью. — Ты временное явление в жизни моего сына. Были до тебя, будут и после. А я — его мать. Навсегда. И эту квартиру на Тверской ты отдашь. Так или иначе.

— Это угроза?

— Это обещание, дорогая невестка. Игорь сделает так, как я скажу. Он всегда делает так, как я говорю. Вопрос только в том, останешься ты после этого его женой или нет.

Она развернулась и пошла к выходу, увлекая за собой мужа. У порога обернулась:

— Подумай до завтра. Нотариус ждёт нас в десять. Будь умницей, Наташа. Не разрушай семью из-за каких-то квадратных метров.

Дверь хлопнула. Я осталась одна среди остатков праздничного стола. На торте, который я пекла сама, вставая в пять утра, чтобы всё успеть, оплыли свечи. Тридцать три свечи — возраст Христа, как любила повторять Галина Петровна. Возраст, когда мужчина должен быть состоявшимся и самостоятельным. Но её Игорёк всё ещё был маменькиным сынком, неспособным принять ни одного решения без одобрения матери.

Я начала убирать со стола, машинально складывая тарелки, выбрасывая объедки. Руки двигались сами собой, а в голове крутились события последних трёх лет. Как я не замечала очевидного? Или не хотела замечать?

Первые звоночки появились ещё до свадьбы. Галина Петровна выбрала ресторан, составила список гостей, заказала моё платье без моего участия. «Я же опытнее в этих вопросах, деточка», — говорила она, и я соглашалась, думая, что это проявление заботы.

Потом был медовый месяц. Мы хотели поехать в Италию, я уже присмотрела отель, но свекровь заявила, что это слишком дорого и вообще, «что вы там не видели». В итоге мы поехали в санаторий в Кисловодск, где отдыхали родители Игоря. Две недели я слушала лекции о правильном питании и пользе минеральной воды.

Затем началось вмешательство в нашу повседневную жизнь. Галина Петровна имела ключи от нашей квартиры и приходила когда вздумается. Могла застать нас в постели в воскресенье утром и начать уборку, громко комментируя, что «молодёжь нынче ленивая». Проверяла холодильник и критиковала мою готовку. Требовала отчёта, на что мы тратим деньги.

Игорь не видел в этом проблемы. «Мама просто заботится о нас», — говорил он. «Она всю жизнь так жила, не изменишь её».

А потом умерла бабушка. Моя единственная родная душа после смерти родителей в автокатастрофе десять лет назад. Она оставила мне квартиру на Тверской — трёхкомнатную, с высокими потолками и видом на бульвар. Квартиру, в которой прошло моё детство, где пахло бабушкиными пирогами и старыми книгами.

Галина Петровна узнала о наследстве раньше, чем я успела рассказать Игорю. У неё везде были свои люди — и в ЗАГСе, и в нотариальных конторах. И сразу начала планировать, как «мы» распорядимся этими квадратными метрами.

Сначала предлагала продать и купить дом в Подмосковье. Потом — сдавать и делить доход. А теперь вот — просто отобрать под предлогом заботы о пожилых родителях.

Телефон завибрировал. СМС от Игоря: «Наташ, ты не права. Мама расстроилась. У неё давление поднялось. Извинись завтра, ладно?»

Извинись. Всегда извинись. Я всегда должна была извиняться — за то, что работаю допоздна, за то, что не родила ребёнка в первый же год брака, за то, что не умею готовить борщ как Галина Петровна, за то, что существую.

Я набрала ответ: «Не приходи сегодня домой. Подумай, с кем ты живёшь — с мамой или со мной».

Отправила и выключила телефон.

Ночь прошла без сна. Я сидела на кухне, пила чай и думала. О том, как незаметно отдала кусочек за кусочком свою жизнь, свою независимость, себя саму. О том, что любовь, которую я принимала за заботу, была контролем. О том, что мужчина, которого я считала опорой, оказался тряпкой.

К утру решение созрело окончательно.

В девять утра раздался звонок в дверь. На пороге стояла Галина Петровна, одетая с иголочки, с папкой документов в руках. За её спиной маячил Игорь — помятый, с красными глазами.

— Ну что, одумалась? — без приветствия спросила свекровь.

— Да, — ответила я, и она просияла. — Одумалась. Проходите.

Они прошли в гостиную. Галина Петровна уселась на диван как хозяйка, достала документы.

— Вот умница! Я знала, что ты разумная девушка. Сейчас быстренько подпишем, и к нотариусу.

Я взяла папку, открыла. Дарственная была составлена грамотно — я безвозмездно передаю квартиру на Тверской Галине Петровне и Анатолию Викторовичу. Внизу — место для моей подписи.

— Знаете, Галина Петровна, — начала я, глядя ей прямо в глаза. — Вы правы. В семье всё должно быть общее. Поэтому я приняла решение.

— Вот и молодец! — свекровь потянулась за ручкой.

— Я подаю на развод.

Ручка выпала из её пальцев и покатилась по полу. Игорь, который всё это время молчал, вскочил с кресла.

— Наташа, ты что?!

— То, что слышал. Документы я уже подготовила. И ещё — я буду делить нашу общую квартиру. Ту самую, за которую плачу ипотеку. Мне полагается половина. Суд, учитывая, что я вкладываю больше денег, может присудить и больше.

Галина Петровна побагровела.

— Да как ты смеешь?! Мы тебя приютили, бесприданницу!

— Бесприданницу? — я рассмеялась. — Я зарабатываю сто пятьдесят тысяч в месяц. У меня есть квартира в центре Москвы. Это ваш сын — бесприданник, который в тридцать три года не может без мамы шаг ступить!

— Игорь! — взвизгнула Галина Петровна. — Поставь её на место!

Но Игорь молчал. Он смотрел на меня так, словно видел впервые. А может, так и было.

— Вы можете попробовать оспорить развод, — продолжила я спокойно. — Но у меня есть доказательства психологического давления с вашей стороны. Переписка, где вы требуете передать вам моё имущество. Свидетельские показания соседей о ваших постоянных визитах и скандалах. Запись вчерашнего разговора — да, я включила диктофон на телефоне, когда вы начали угрожать.

Это был блеф насчёт записи, но Галина Петровна не знала этого. Она открывала и закрывала рот, как рыба на берегу.

— Игорь может остаться, — добавила я, глядя на мужа. — Если признает, что квартира на Тверской — моя личная собственность, и его мать больше никогда не будет вмешиваться в нашу жизнь. Никогда. Ни звонков по десять раз в день, ни внезапных визитов, ни советов. Граница. Железная.

Игорь перевёл взгляд с меня на мать. В его глазах читалась паника. Выбрать между матерью и женой — его худший кошмар.

— Наташ… но это же мама…

— Именно. Твоя мама. Не моя начальница, не мой опекун, не хозяйка моей жизни. Просто твоя мама, которая должна знать своё место.

— Да я тебя! — Галина Петровна вскочила, замахиваясь папкой.

Я даже не пошевелилась.

— Попробуйте. Добавим ещё и заявление о нападении. Как думаете, что скажут на вашей работе? Вы же так гордитесь своей должностью завуча в гимназии. Как же — педагог, интеллигентный человек, а тут полиция, скандал…

Рука свекрови застыла в воздухе. Она медленно опустила её.

— Игорь, — прошипела она. — Выбирай. Или эта дрянь, или твоя семья.

Игорь стоял между нами, и я почти физически видела, как он разрывается. Тридцать три года мама принимала за него все решения. Выбирала институт, работу, даже носки покупала. А тут надо самому решить.

— Я… мам, может, Наташа права… Мы должны жить отдельно…

— Что?! — Галина Петровна смотрела на сына как на предателя. — Ты выбираешь её?!

— Я выбираю свою семью, мам. Наташа — моя жена.

Не могу сказать, что я обрадовалась. Слишком поздно он это понял. Слишком много воды утекло. Но это был шаг в правильном направлении.

Галина Петровна молча собрала свои документы, сунула их в сумку. Выпрямилась, глядя на меня с ненавистью.

— Это не конец, — процедила она.

— Для меня — начало, — ответила я.

Она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Мы с Игорем остались вдвоём.

— Наташ… прости меня. Я правда не понимал…

— Ты и сейчас не понимаешь, — вздохнула я. — Но готова дать тебе шанс. Один. Последний. Сходи к психологу, научись быть взрослым. Научись защищать свою семью, а не прятаться за мамину юбку. И может быть, у нас что-то получится.

Игорь кивнул. В его глазах появилось что-то новое — решимость? Надежда? Время покажет.

А я села писать сообщение подруге-риелтору. Квартиру на Тверской я сдавать не буду. Переедем туда жить. Подальше от Галины Петровны, которая живёт в двух кварталах от нас сейчас. В бабушкину квартиру, где пахнет книгами и свободой. Где я смогу быть собой.

Вечером пришло СМС от свекрови: «Посмотрим, что ты запоёшь, когда родишь. Без меня не справишься».

Я улыбнулась и удалила сообщение. Справлюсь. Со всем справлюсь. Потому что самое трудное уже сделала — вернула себе себя.

А Игорь… Игорь учится. Вчера сам приготовил ужин. Правда, спалил картошку, но это уже прогресс. Маленькие шаги большого пути. Главное — он больше не звонит маме каждый раз, когда нужно принять решение.

Галина Петровна пыталась ещё пару раз прорваться к нам — то с тортом пришла «помириться», то слёзно просила о встрече с «единственным сыночком». Но мы держим оборону. Точнее, теперь уже мы — потому что Игорь наконец понял, что семья — это мы с ним, а не он с мамой.

Квартира на Тверской так и осталась моей. Я сделала там ремонт, выкинула старую мебель, но оставила бабушкину библиотеку. Иногда сижу там вечерами, пью чай и думаю — как хорошо, что нашла в себе силы сказать «нет». Одно маленькое слово, которое изменило всю мою жизнь.

Оцените статью
— Документы на дарственную уже у нотариуса, осталось только твоя подпись — протянула свекровь папку прямо за праздничным столом
Раз Вы решили оформить квартиру на Иру, вот пусть она за Вами и ухаживает, – заявила Марина свекрови