Валерия сидела на кухне, обняв кружку с остывшим чаем, и думала, что её квартира стала напоминать вокзал. Люди приходят, остаются «на денёк», а уезжать никто не спешит. Вот и свекровь Светлана Михайловна снова устроилась на диване в зале так, будто это её собственный замок. К слову, она уже третий раз за неделю переставляла там мебель, уверяя, что «так удобнее». Удобнее — для неё, конечно.
— У тебя, Валерия, всё неправильно, — с усталой важностью произнесла свекровь, поправляя на себе халат с золотыми узорами, который больше напоминал костюм для восточных танцев. — Вот эта ваза здесь смотрится ни к чему. А кухня у тебя… как у студента.
— Зато своя, — сухо ответила Валерия, поднимая взгляд.
Светлана Михайловна фыркнула.
— Какая разница — своя или чужая, если жить надо по-людски. А у тебя всё как-то… временно.
Илья, муж Валерии, сидел рядом и делал вид, что внимательно изучает экран телефона. Он боялся открывать рот: любое слово могло превратиться в очередной спор. У Ильи была уникальная суперспособность — исчезать из конфликтов. Ну, точнее, не исчезать, а растворяться в воздухе. Такой себе человек-невидимка, только без плаща.
— Илья, скажи ей, — резко повернулась к нему Валерия. — Твоя мама тут хозяйничает, будто я в её квартире живу.
Илья поднял глаза, пожал плечами и пробормотал:
— Ма, ну… Валерия права. Всё-таки это её жильё.
— Ах, вот как! — вскинулась Светлана Михайловна, сжимая губы. — Значит, я тут чужая? Да если б не я, вы бы вообще жили на съёмной однушке где-нибудь у кольцевой!
Валерия стиснула зубы. Этот аргумент звучал каждый раз, когда свекровь хотела напомнить о своей «великой роли». На деле её помощь ограничивалась парой тысяч рублей десять лет назад, которые Валерия давно вернула.
— Вы же приехали «на две недельки», — напомнила Валерия. — Две недели закончились ещё в прошлом месяце.
— Я не понимаю, зачем ты так считаешь. Дом большой, места всем хватит, — изобразила благородство свекровь.
Дом большой? Валерия едва не рассмеялась. Двушка на третьем этаже «панельки» вдруг стала «домом», а её хозяйка — гостьей.
И тут в дверь позвонили. Валерия открыла — и на пороге стояли Ирина, сестра Ильи, с мужем Александром и двумя детьми. Чемоданы, пакеты, игрушки. Улыбки на лицах такие, будто они прибыли на курорт.
— Сюрприз! — радостно крикнула Ирина. — Мы решили пожить у вас пару дней, пока ремонт доделывают.
Пару дней… Ну да, конечно. Валерия почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Александр шагнул в прихожую, бросил кроссовки прямо на ковёр и оглядел квартиру, словно осматривал объект на продажу.
— Ну ничего, просторненько, — сказал он и хлопнул Илью по плечу. — Ты молодец, брат. Хорошо устроился.
— Александр, — напряглась Валерия, — это моя квартира.
Он улыбнулся так, будто услышал шутку.
— Ну, теперь ваша, чего ты начинаешь. Мы же семья. Всё общее.
Валерия замерла. Сначала подумала, что ослышалась. Но по лицу Александра было видно: он говорил серьёзно.
— Нет, — твёрдо произнесла она. — Эта квартира куплена мной до брака. Она только моя.
— Господи, — хмыкнула Ирина, снимая сапоги. — Какая жадность! Ну что ты, как ребёнок, ей-богу. Неужели жалко принять нас?
— Жалко? — Валерия усмехнулась, но голос дрогнул. — Да я уже два месяца живу с вашей мамой под одной крышей, хотя обещали — «две недели». А теперь ещё вы со своим кланом. Вы вообще в своём уме?
Илья встал между ними, замахал руками:
— Ну хватит вам, давайте спокойно…
Но никто его не слушал. Дети уже носились по коридору, сбивая вешалки. Светлана Михайловна выскочила из комнаты и обняла Ирину:
— Дочка! Вот и вы! Ну наконец-то в доме будет весело.
— Весело? — Валерия почти рассмеялась от отчаяния. — Вы решили устроить здесь пионерлагерь?
— Тише, Лерочка, — сказала свекровь сладким голосом. — Женщина должна быть мягкой. А ты всё дерёшься да дерёшься.
— Мягкой? — Валерия ударила ладонью по столу так, что посуда подпрыгнула. — Вы у меня тут всё перевернули вверх дном, а я должна быть мягкой?
Александр уселся на диван, закинув ногу на ногу, и сказал с ухмылкой:
— Знаешь, Лера, тебе бы легче жить стало, если б ты понимала: настоящая сила женщины — это смирение.
— Настоящая сила женщины — это умение вышвырнуть нахалов из собственного дома, — ответила она.
И повисла тишина. Только дети визжали в коридоре.
Илья побледнел, Светлана Михайловна вскинула брови, а Александр захохотал.
— Вот это характер! — сказал он, хлопая ладонью по колену. — Ладно, Лерочка, посмотрим, у кого хватит сил.
Валерия впервые в жизни почувствовала, что её собственная квартира перестала быть её территорией. Чужие люди распоряжаются тут, как у себя. Муж молчит. Свекровь манипулирует. Золовка насмехается. Александр угрожает своим «посмотрим».
На утро квартира уже напоминала не жильё, а вокзал в час пик. В зале дети Ирки гоняли машинки по паркету, оставляя царапины. На кухне стояла кастрюля борща, сваренного свекровью, и пахло так, словно там кипел сам ад. Александр растянулся на диване, уткнувшись в телевизор, и щёлкал пультом с таким видом, будто это его личная коллекция каналов.
Валерия сидела в углу кухни и смотрела на это безумие. Ей казалось, что она в какой-то абсурдной пьесе, где все роли уже распределены: она — злая ведьма, мешающая «родной семье» жить, а остальные — бедные страдальцы, которые вынуждены «терпеть её характер».
— Лера, ты чего с утра злая? — спросила Светлана Михайловна, ставя на стол гору тарелок. — Смотри, какой борщ я сварила. Мужики такое любят.
— Ваши мужики — может быть, — отрезала Валерия. — Мой муж любит порядок. Которого в этом доме нет.
Илья поднял голову от телефона, но тут же снова уткнулся в экран. Как будто борщ мог сам собой защитить его от конфликта.
— Ой, да перестань, — вмешалась Ирина, ковыряя ложкой в кастрюле. — Ну, подумаешь, шумно. Дети есть дети. Ты что, хочешь, чтоб они сидели смирно и читали книжки?
— Я хочу, чтоб они не катались на машинках по моему полу, — сказала Валерия, сдерживая желание швырнуть ложкой в Ирину.
— Господи, — вздохнула свекровь, — ну что за женщина. Всё ей жалко, всё она считает.
— Да! — неожиданно поддержал мать Илья. — Лер, ну ты правда преувеличиваешь. Это же семья.
Валерия встала, оперлась на стол и посмотрела прямо на него:
— Илья, напомни мне, где ты был вчера вечером, когда твой шурин сказал, что моя квартира теперь наша?
— Ну… — Илья замялся, — он же пошутил.
— Пошутил? — Валерия усмехнулась. — Знаешь, есть шутки, а есть такие «шутки», после которых люди на кладбище встречаются.
Александр, услышав это из зала, громко засмеялся:
— Слышал, Илюха? Твоя жена у нас комик. Надо будет ей сцену организовать.
— Лучше дверь организовать, через которую ты уйдёшь, — резко бросила Валерия.
И вдруг она сама удивилась, насколько спокойно прозвучали её слова. Словно внутри что-то щёлкнуло: страх исчез, осталось только холодное раздражение.
— Ты вообще с головой дружишь? — Александр поднялся и зашёл на кухню, в упор приблизился к ней. — Мы приехали к брату, а ты тут в позу встала. Тебе что, тяжело с нами жить?
— Да, тяжело, — отчётливо произнесла Валерия. — Тяжело терпеть нахалов в своём доме.
Ирина тут же встала за спиной мужа, прищурилась:
— Лера, ты себя слышишь? Это же твоя семья.
— Нет, — Валерия шагнула к ней ближе, так что воздух между ними загустел от напряжения. — Моя семья — это я и мой муж. Остальные — гости. И у гостей есть сроки.
Светлана Михайловна всплеснула руками:
— Да что это такое! Ты нас выгоняешь?
— Я ещё не начинала, — хрипло выдохнула Валерия.
И тут случилось то, что стало переломом. Александр, пытаясь «показать авторитет», ухватил её за руку, крепко, по-мужски. Но Валерия, не раздумывая, рванула на себя и со всей силы шлёпнула его ладонью по плечу. Громкий хлопок, как выстрел.
— Не трогай меня в моём доме! — выкрикнула она.
Тишина накрыла кухню, только дети продолжали шуметь в зале, не понимая, что началась настоящая война.
Александр выпрямился, улыбнулся криво, словно проверял её на прочность:
— Вот так вот, да? Решила силу показать? Ну-ну. Посмотрим, кто кого выгонит.
— Вы все уходите, — Валерия посмотрела прямо на Илью. — Сегодня.
— Лера… — Илья шагнул к ней, голос дрожал. — Ну зачем так резко? Мы же можем как-то…
— Нет, Илья. Я терпела. Я молчала. Я пыталась понять. Но хватит.
— Ты ненормальная, — резко сказала Ирина. — Так с родственниками не поступают.
— Нормальные родственники не живут месяцами в чужой квартире и не называют её своей, — парировала Валерия.
Светлана Михайловна прижала руку к груди, будто у неё сердечный приступ:
— Господи, какая жестокость! Я столько лет сына растила, а ты теперь ставишь нас всех на улицу!
— Вы сами себя туда ставите, — прошептала Валерия.
Александр рассмеялся, но смех был злой, холодный:
— Хорошо, раз ты такая хозяйка… Увидим, что скажет суд.
— Суд? — Валерия подняла бровь. — Ты серьёзно? Ты хочешь отсудить то, что тебе никогда не принадлежало?
— А кто тебе поверит, что квартира твоя? — он сделал шаг ближе. — Муж в ней прописан. Мама его тут живёт. Мы семья.
— Это моя квартира, купленная до брака, — твёрдо ответила Валерия. — И у меня есть документы.
Александр замолчал. Ирина отвернулась. Свекровь закусила губу. Только Илья стоял посреди кухни, бледный, как стена.
И в тот момент Валерия поняла главное: она уже одна. Муж не защитит. Родственники не уйдут добровольно. Её ждёт настоящая битва.
Она посмотрела на часы и вдруг сказала:
— У вас сутки. Завтра я вызываю полицию и начинаю официальную процедуру.
И вышла из кухни, оставив их в гробовой тишине.
Только сердце колотилось так, что, казалось, его слышали все.
Она знала: впереди скандалы, крики, возможно даже драка. Но внутри впервые за долгое время появилось странное чувство — вкус силы.
Ночь выдалась длиннее самой зимы. Валерия ворочалась на кровати и думала: а ведь всё могло быть иначе. Если бы Илья хоть раз сказал твёрдое «нет». Если бы свекровь умела чувствовать границы. Если бы родственники понимали, что чужая квартира — не гостиница. Но «если бы» не кормят и не защищают.
Утро началось с грохота. Это Александр тащил шкаф по комнате, бормоча:
— Надо переставить, так лучше будет.
У Валерии внутри что-то хрустнуло. Она выбежала в зал, оттолкнула его руку от дверцы и крикнула:
— Хватит! Я сказала: вы уходите!
— Ты что, совсем сдурела? — с усмешкой ответил он, выпячивая грудь. — Мы никуда не уйдём.
— Ты у меня уйдёшь, и с вещами, и с мебелью, — Валерия сорвалась на крик.
Влетела Ирина, держа за руки детей.
— Да ты ведьма! Дети при чём? Ты хочешь нас выставить на улицу?
Светлана Михайловна присела на диван, театрально схватившись за сердце:
— Сынок, скажи ей! У меня давление!
Илья стоял, как истукан. Молчал. Его глаза бегали между женой и роднёй, будто он выбирал сторону. И в этом молчании Валерия услышала предательство громче любого крика.
— Ну? — Валерия подошла к нему почти вплотную. — Ты со мной или с ними?
Илья сглотнул, отступил на шаг назад и тихо сказал:
— Лера, ну это же моя семья… Я не могу их выгнать.
— А меня можешь? — спросила она ледяным голосом.
Он промолчал. И этим молчанием поставил точку.
Валерия метнулась в спальню, вытащила чемоданы родственников и начала швырять их вещи в коридор. С каждым броском её дыхание становилось глубже, движения — резче.
— Да ты больная! — заорала Ирина.
— Нет, я наконец здорова, — ответила Валерия.
Александр попытался подойти ближе, но Валерия резко выставила руку:
— Только тронь меня — вызову полицию прямо сейчас.
Он замер. В его глазах мелькнуло сомнение.
И вот кульминация: Валерия вытащила сумку Ильи, поставила у двери и сказала так спокойно, что у всех побежали мурашки:
— Уходи вместе с ними. Если ты не со мной, то ты против меня.
— Лера… — голос мужа сорвался, — ну зачем ты так…
— Потому что я устала быть мебелью в собственной квартире.
Тишина была такой, что слышно было, как где-то за стеной включился чайник у соседей.
Илья не пошёл за ней. Он взял сумку. Светлана Михайловна театрально вздохнула:
— Вот до чего доводят мужчины, когда женятся не на тех женщинах.
Александр усмехнулся:
— Ну что, хозяйка, поздравляю. Осталась одна.
Дверь хлопнула. И вдруг наступила тишина.
Валерия встала посреди пустой квартиры, среди сброшенных вещей, разбросанных игрушек, запаха чужого борща. Она опустилась на пол, обняла колени и почувствовала: пустота гудит громче любого скандала.
Она выиграла. Но цена этой победы — муж и вся «родня».
В тот вечер, впервые за долгое время, она наливала себе чай и слышала только тиканье часов. И это было страшно. И — освобождающе.
