— Квартиру я оформлю на Игоря, а вам придётся съехать, — свекровь произнесла эти слова, помешивая чай серебряной ложечкой, словно обсуждала погоду, а не выбрасывала меня с двухлетним ребёнком на улицу.
Я застыла с кастрюлей в руках посреди кухни. Горячая вода из крана продолжала литься, наполняя раковину паром. Мне казалось, что я ослышалась, что Нина Петровна не могла сказать такое. Не после пяти лет, что мы прожили вместе. Не после всего, что я сделала для этой семьи.
Свекровь сидела за обеденным столом в своей любимой позе — спина прямая, подбородок чуть приподнят, руки сложены на скатерти. Её седые волосы были идеально уложены, на шее поблёскивала нитка жемчуга — подарок покойного свёкра. Она смотрела на меня спокойно, почти доброжелательно, словно только что предложила мне печенье, а не уничтожила мою жизнь одной фразой.
— Что вы сказали? — я выключила воду и медленно повернулась к ней.
— Милочка, не надо делать вид, что ты не поняла, — Нина Петровна отпила чай и промокнула губы салфеткой. — Квартира досталась мне по наследству от Виктора Андреевича. Я имею полное право распоряжаться ею как захочу. И я решила переписать её на сына. На единственного сына.
Слово «единственного» она выделила особо, словно я была какой-то случайной прохожей, а не матерью её внучки, не женщиной, которая пять лет терпела её придирки и делала вид, что не замечает колкостей.
В дверях появился Игорь. Мой муж стоял там, переминаясь с ноги на ногу, и смотрел куда-то мимо меня. На нём была его любимая клетчатая рубашка, которую я выстирала и выгладила вчера вечером. Он знал. Конечно, он знал! Они обсудили это заранее, за моей спиной, и теперь он пришёл посмотреть на представление.
— Игорь, — я посмотрела на него, всё ещё не веря в происходящее. — Твоя мать шутит?
Он пожал плечами и прошёл к холодильнику, старательно избегая моего взгляда.
— Мам права. Квартира её. Она может делать что хочет.
Его голос звучал буднично, словно мы обсуждали, что приготовить на ужин, а не то, что его мать собирается выставить его жену и дочь на улицу. Я смотрела на его сутулую спину, на то, как он роется в холодильнике, притворяясь, что ищет что-то важное, и чувствовала, как внутри поднимается волна такого гнева, какого я никогда раньше не испытывала.
— Мы живём здесь пять лет! — голос сорвался на крик. — Я делала ремонт в этой квартире! Я вкладывала свои деньги!
— Какие твои деньги? — Нина Петровна усмехнулась, и в её глазах блеснуло что-то хищное. — Ты же в декрете сидишь уже два года. Живёшь на всём готовом, на шее у сына.
Это было ударом ниже пояса. Она прекрасно знала, что я работала до последнего дня перед родами. Что я вернулась к фрилансу через три месяца после рождения Маши, чтобы не зависеть полностью от Игоря. Что половину продуктов в этом доме покупаю я на свои заработанные деньги. Но для неё это всё не считалось.
— Я работаю из дома! Я зарабатываю! — слова вырывались сами собой, хотя я понимала, что оправдываться бесполезно.
— Ой, да ладно тебе, — свекровь махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Твоё сидение за компьютером — это не работа. Игорь содержит семью. Игорь платит за коммунальные услуги. Игорь…
— Игорь! — я повернулась к мужу, который всё ещё прятался за дверцей холодильника. — Скажи ей! Скажи, сколько я вкладываю в семейный бюджет! Скажи про ремонт в детской, который я полностью оплатила!
Он наконец закрыл холодильник и посмотрел на меня. В его глазах была та же пустота, которую я видела каждый раз, когда его мать начинала свои атаки. Он был похож на маленького мальчика, которого поймали на краже конфет, и который теперь не знает, что сказать.
— Лена, не надо так кричать. Мама просто… она думает о будущем. О нашем будущем.
— О каком нашем? — я почувствовала, как по щекам текут слёзы, но мне было всё равно. — Ты сейчас позволяешь своей матери выгнать меня и твою дочь! Какое тут может быть «наше»?
— Никто тебя не выгоняет, — вмешалась Нина Петровна, и в её голосе появились фальшивые нотки заботы. — Просто вам нужно найти своё жильё. Молодая семья должна жить отдельно. Это нормально.
Нормально. Она считала нормальным лишить крыши над головой женщину с маленьким ребёнком. И мой муж, отец моего ребёнка, стоял рядом и молча с этим соглашался.
— А как же Маша? — я попыталась достучаться хотя бы через дочь. — Ей всего два года. Мы не можем просто взять и переехать. У неё здесь всё налажено, садик рядом…
— Найдёте садик в другом районе, — свекровь пожала плечами. — Дети легко адаптируются.
Я смотрела на эту женщину, которая пять лет назад встретила меня с распростёртыми объятиями, называла дочкой, обещала, что мы будем одной семьёй. Которая уговаривала нас не снимать квартиру, а жить все вместе, экономить деньги, помогать друг другу. И только теперь я понимала, что всё это было игрой. Длинной, продуманной игрой, в которой я была пешкой.
— Вы всё это спланировали, — слова вырвались раньше, чем я успела подумать. — С самого начала. Вы специально уговорили нас жить здесь, чтобы мы не покупали своё жильё. Чтобы Игорь остался при вас. А теперь, когда у меня ребёнок, когда я наиболее уязвима, вы решили показать, кто здесь хозяин.
Нина Петровна встала из-за стола. Движение было плавным, царственным. Она подошла ко мне и остановилась на расстоянии вытянутой руки. В её глазах больше не было притворной доброты. Только холодный расчёт и превосходство.
— Не приписывай мне свои фантазии, дорогая. Я просто забочусь о сыне. О его будущем. Если ты действительно любишь Игоря, ты поймёшь и примешь моё решение. А если нет… — она сделала паузу, наслаждаясь моментом, — значит, ты не та женщина, которая ему нужна.
Это был ультиматум. Чистый, беззастенчивый шантаж. Либо я соглашаюсь с её условиями, либо она сделает всё, чтобы разрушить мой брак. И судя по тому, как Игорь стоял, уткнувшись взглядом в пол, она уже наполовину преуспела.
Из детской донёсся плач. Маша проснулась от дневного сна. Обычно я сразу бежала к ней, но сейчас ноги словно приросли к полу. Я стояла между свекровью и мужем, чувствуя себя загнанным в угол зверем.
— Иди к ребёнку, — приказала Нина Петровна. — Нечего её слезами заливать.
Я механически развернулась и пошла в детскую. Маша стояла в кроватке, держась за бортики, её личико было заплаканным. Увидев меня, она протянула ручки.
— Мама! Мама!
Я подняла её на руки, прижала к себе, вдыхая запах детского шампуня. Моя девочка. Моя крошечная, беззащитная девочка. И я не могла её защитить. Не могла дать ей дом, потому что дома у нас больше не было.
Я села на край кровати, укачивая Машу, и пыталась думать. Что делать? Куда идти? Мои родители жили в другом городе, в однокомнатной квартире. Подруги? У всех свои семьи, свои проблемы. Снимать жильё? На какие деньги? Мои фриланс-заработки едва покрывали наши с Машей нужды.
Дверь в детскую приоткрылась. Я подняла голову, надеясь увидеть Игоря, надеясь, что он одумался, что придёт и скажет: «Прости, я поговорю с мамой, всё будет хорошо». Но это была свекровь.
Она вошла и села на стул возле окна. Маша, увидев бабушку, потянулась к ней, но я крепче прижала дочь к себе.
— Не надо так драматизировать, Лена, — голос Нины Петровны был мягким, почти сочувственным. — Я не монстр. Я дам вам время. Месяц. Может, два. Найдёте жильё, перевезёте вещи. Я даже помогу с переездом, если надо.
Два месяца. Она давала мне два месяца, чтобы перевернуть всю свою жизнь. Чтобы найти квартиру, которую я не могла себе позволить. Чтобы объяснить двухлетнему ребёнку, почему мы больше не живём с папой.
— А Игорь? — я спросила тихо. — Он что, останется здесь? С вами?
— А куда ему деваться? — свекровь удивлённо подняла брови. — Это его дом. Он здесь вырос. И потом, мужчине нужна стабильность. Он будет навещать вас, конечно. Будет помогать с ребёнком. Мы не звери.
Не звери. Они просто разрушали мою семью, но они не звери. Я смотрела на эту женщину и не могла понять, как я могла быть такой слепой все эти годы. Как я не видела, что каждая её улыбка была маской, каждое доброе слово — приманкой.
— Знаете что? — я встала, всё ещё держа Машу на руках. — Вы можете забрать эту квартиру. Можете оставить себе своего сына. Но знайте — вы только что потеряли внучку.
— Не говори глупостей, — Нина Петровна нахмурилась. — Маша — моя внучка. Я имею право её видеть.
— Право? — я почувствовала, как во мне поднимается волна холодной решимости. — Вы сейчас говорите о правах? Вы, которая лишает ребёнка дома? Нет, Нина Петровна. Вы сделали свой выбор. И я делаю свой.
Я прошла мимо неё к шкафу и начала собирать Машины вещи. Памперсы, одежда, игрушки — всё полетело в большую сумку. Свекровь молча наблюдала за мной, но я чувствовала, как она напряжена.
— Ты не можешь просто взять и уйти, — наконец сказала она. — У тебя нет денег. Некуда идти.
— Это мои проблемы, — я застегнула сумку и повернулась к ней. — Уж точно не ваши.
В дверях снова появился Игорь. Он увидел сумку в моих руках, Машу, прижавшуюся к моему плечу, и его лицо вытянулось.
— Лена, ты что делаешь? Куда ты собралась?
— Туда, где нас хотят видеть, — я прошла мимо него в коридор.
— Подожди! — он схватил меня за руку. — Не надо так! Давай поговорим! Мама не со зла, она просто…
— Она просто что, Игорь? — я остановилась и посмотрела ему в глаза. — Просто решила, что мы с твоей дочерью — обуза? Просто выставляет нас на улицу? И ты с этим согласен?
— Я не согласен, но… — он замялся, бросив взгляд на мать, стоявшую в дверях детской. — Но мама права. Квартира её. И может, нам действительно лучше жить отдельно. Мы найдём что-нибудь недорогое, я буду помогать…
— Нам? — я горько усмехнулась. — Какое «нам», Игорь? Ты же останешься здесь. С мамочкой. Как удобно — семья есть, но ответственности никакой. Можешь приходить в гости, когда захочется, и уходить, когда надоест.
— Это не так! — он повысил голос, но тут же сник под взглядом матери.
— Это именно так. И знаешь что? Я устала. Устала бороться за тебя с твоей матерью. Устала делать вид, что мы семья, когда на самом деле я всегда была здесь чужой.
Я надела куртку, накинула на Машу комбинезон. Дочка притихла, чувствуя напряжение, и только крепче обнимала меня за шею.
— Лена, не уходи! — Игорь попытался снова меня остановить, но я отстранилась.
— Я позвоню, когда устроюсь. Если захочешь видеть дочь — добро пожаловать. Но только ты. Одни.
— Это шантаж! — вмешалась свекровь. — Ты не имеешь права не давать мне видеться с внучкой!
Я остановилась у двери и обернулась. Нина Петровна стояла посреди коридора — грозная, властная, уверенная в своей правоте. Игорь жался к стене, не зная, на чью сторону встать. И в этот момент я поняла, что мне их не жалко. Ни её с её жаждой контроля, ни его с его вечной нерешительностью.
— Я имею право защищать своего ребёнка от токсичных людей, — сказала я спокойно. — И поверьте, Нина Петровна, я буду это делать.
Я вышла и закрыла за собой дверь. Маша подняла голову с моего плеча и посмотрела на меня своими огромными карими глазами — точь-в-точь как у отца.
— Мама, дом? — спросила она.
— Мы найдём новый дом, солнышко, — я поцеловала её в макушку. — Лучше этого.
Лестница была тёмной и холодной. Сумка оттягивала плечо, Маша становилась всё тяжелее, и я понятия не имела, куда иду. Но с каждым шагом вниз я чувствовала, как с плеч спадает невидимый груз. Пять лет я пыталась заслужить любовь и одобрение свекрови. Пять лет делала вид, что её колкости и замечания — это проявление заботы. Пять лет убеждала себя, что Игорь изменится, станет сильнее, научится защищать свою семью.
Я вышла из подъезда. Холодный мартовский ветер ударил в лицо, но я глубоко вдохнула. Воздух пах весной и свободой. Да, у меня не было денег. Да, некуда было идти. Но у меня была дочь, которую нужно было защищать. И силы, о которых я даже не подозревала.
Телефон зазвонил, когда я дошла до остановки. Игорь. Я сбросила вызов. Он позвонил снова. И снова. На пятый раз я ответила.
— Лена, вернись! Мама сказала, что погорячилась. Вы можете жить у нас столько, сколько нужно!
— У вас, — повторила я. — Не дома, а у вас. Спасибо за щедрость, но нет.
— Ты не понимаешь! Маме тяжело! Она одна осталась после смерти отца! Ей нужна поддержка!
— А мне нет? — я перехватила Машу поудобнее. — Мне с маленьким ребёнком поддержка не нужна?
— Нужна, но…
— Но мама важнее. Я поняла, Игорь. Давно поняла. Просто не хотела признавать. Знаешь, твоя мать сделала мне одолжение. Она открыла мне глаза.
— На что?
— На то, что я заслуживаю лучшего. Мужа, который будет на моей стороне. Семью, где меня будут ценить. Дом, из которого меня не выгонят, когда свекрови взбредёт в голову.
— Лена, я люблю тебя!
— Нет, Игорь. Ты любишь удобство. Любишь, когда о тебе заботятся две женщины. Когда можно ни за что не отвечать, прикрываясь то мамой, то женой. Но это больше не мои проблемы.
Подошёл автобус. Я поднялась по ступенькам, устроила Машу на сиденье. За окном проплывали знакомые улицы. Пять лет я ездила по этому маршруту, считая этот район своим домом. Больше не буду.
Телефон снова зазвонил. На этот раз звонила свекровь. Я даже не стала смотреть на экран, просто выключила звук. Пусть названивают. Пусть пытаются вернуть контроль. Но я больше не собиралась играть по их правилам.
Маша задремала у меня на руках. Я достала телефон и открыла чат с подругой Катей. Мы не общались больше года — с тех пор, как свекровь убедила меня, что настоящей матери некогда по подружкам шастать. Но Катя ответила сразу:
«Лена! Как я рада! Что случилось?»
Я коротко описала ситуацию. Ответ пришёл мгновенно:
«Езжай ко мне. Прямо сейчас. У меня трёшка, места хватит. И не вздумай отказываться!»
Я смахнула слёзы. Оказывается, у меня есть куда идти. Есть люди, которым я нужна. Настоящие люди, а не те, кто манипулирует и использует.
Вечером, когда Маша уже спала на раскладушке в Катиной квартире, а мы сидели на кухне за чаем, подруга спросила:
— Жалеешь?
Я подумала. О чём жалеть? О потерянных пяти годах? О муже, который так и не стал мужчиной? О свекрови, которая оказалась змеёй?
— Нет, — ответила я честно. — Первый раз за долгое время я чувствую, что могу дышать.
— А что дальше?
— Буду искать работу в офисе. Фриланса мало. Найду садик для Маши. Сниму квартиру. Справлюсь.
— А Игорь?
— Игорь сделал свой выбор. Он выбрал мамину юбку и квартиру. Что ж, флаг ему в руки.
Катя налила мне ещё чаю.
— Знаешь, я всегда удивлялась, как ты это терпишь. Твоя свекровь… она же классическая токсичная мамаша. А Игорь…
— Маменькин сынок, — закончила я за неё. — Знаю. Просто не хотела признавать. Надеялась, что родится ребёнок — он изменится. Что время пройдёт — свекровь смягчится. Глупая была.
— Не глупая. Влюблённая. Это разные вещи.
Мы помолчали. За окном горели огни ночного города. Где-то там, в квартире, которую я пять лет считала домом, свекровь с сыном наверное обсуждали, какая я неблагодарная. Как посмела уйти. Как не оценила их «заботу».
Но мне было всё равно.
Телефон, лежавший на столе экраном вниз, вибрировал не переставая. Я знала, что там десятки сообщений и пропущенных звонков. Угрозы от свекрови, мольбы от Игоря. Завтра начнётся новый раунд — они подключат родственников, общих знакомых. Будут рассказывать, какая я плохая жена и дочь. Как я разрушила семью.
Пусть.
— Можно я завтра с утра начну искать работу? — спросила я у Кати.
— Конечно! А я посижу с Машей. У меня как раз выходной.
— Кать, я не знаю, как тебя благодарить…
— Не надо. Когда-нибудь и ты меня выручишь. Подруги для этого и существуют.
Подруги. Настоящая поддержка. То, чего мне так не хватало все эти годы, пока свекровь изолировала меня от внешнего мира, убеждая, что семья — это только она и Игорь.
Ночью я проснулась от того, что Маша захныкала во сне. Я погладила её по головке, и она успокоилась. Моя девочка. Моя сила и моя слабость. Ради неё я найду работу. Ради неё встану на ноги. Ради неё построю новую жизнь — без токсичной свекрови и безвольного мужа.
А Нина Петровна… Что ж, она добилась своего. Она получила сына обратно. Целиком и полностью. Теперь он снова только её. Пусть наслаждается. Только вот внучку она потеряла навсегда. И когда-нибудь, когда Маша вырастет и спросит, почему у неё нет бабушки по папиной линии, я расскажу ей правду. О том, как важно защищать свои границы. О том, что токсичные люди не заслуживают места в нашей жизни, даже если они родственники. О том, что иногда уйти — это не слабость, а сила.
А пока… Пока у меня есть дочь, есть настоящая подруга и целая жизнь впереди. Жизнь, которую я построю сама, без оглядки на тех, кто считает меня недостойной.
И знаете что? Я справлюсь. Обязательно справлюсь. Потому что теперь я свободна.
