Дом пах яблонями и старой известью. Елена любила этот запах — он шел из детства, от мамы, вместе с этим кирпичным домом и садом, который тянулся до кривого забора. Когда Лиза приехала поздно вечером с двумя чемоданами, с маленькой Соней на на руках и с сонным Тимошей, который держал её за подол платья, Елена даже не спросила — просто распахнула двери и постелила чистое бельё.
Виктор стоял в коридоре, сдержанно улыбался, но взгляд был усталым и злым.
— Надолго? — спросил он, будто речь шла о гостях, а не о внуках.
— Пока. Пока не устроится, — ответила Елена.
— Пока — это сколько? Неделя? Месяц? Год?
— Сколько нужно, — сказала она и закрыла тему.
Он ушёл на кухню, громко открыл холодильник. Стекло в дверце звякнуло, как будто тоже вздрогнуло.
— Я, между прочим, тоже человек. Рано утром мне вставать, а тут вереница по дому ходит. Шум, визг…
— Это дети, Витя, — спокойно произнесла Елена. — И это наш дом.
— Твой дом, — поправил он. — Ты это не забываешь никогда.
Елена не сразу поняла, что за этим стоит. Поняла позже — за ужином, когда на столе стояла простая гречка и курица, а Лиза ушла укладывать детей.
— Давай по‑взрослому поговорим, — Виктор прижал ладонь к столешнице. — Оформи на меня половину. Так честно. Тридцать лет вместе, не чужие люди.
— Дом наследственный. Мамина воля. Это моё личное имущество, — тихо ответила Елена.
— И что? Я что, здесь квартирант?
— Ты здесь муж. И хозяин — тоже. Без бумажек.
— Без бумажек я — никто, — он усмехнулся. — Оформишь — и вопросы закончатся. Я вкладывался в ремонт, крышу перекрывал — или мне показалось?
— Ты перекрывал, а я платила за материалы, — сказала Елена.
— Ох, началось. Счета, чеки, «мое — твоё». Знаешь, что? Мне надоело ходить на цыпочках в «мамином доме».
Елена вздохнула. Он не кричал — говорил ровно, тем самым голосом, которым когда‑то убеждал её «вложиться» в его затею с кофейным киоском у трассы. Тогда киоск сдуло ураганом, кредит остался, а Виктор ходил мрачный, будто ему мир должен. С тех пор он часто произносил слово «справедливо», как талисман.
— Ты меня любишь? — спросил он вдруг. — Тогда доверься. Или…
— Или?
— Или мы дальше так не сможем. Даю неделю — решай. В пятницу идём к нотариусу. Я уже узнавал.
Елена почувствовала, как под ложечкой стало холодно.
— Резко ты, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Жизнь короткая, — пожал плечами Виктор. — Надо решать. Хочу тишины и порядка, а не этого балагана. Мы с тобой не молодеем, а я ещё ни машину нормальную не купил, ни дело не развил как надо.
Он достал из кармана связку ключей. На ней болтался свежий брелок с яркой надписью: «Клубника круглый год».
— Есть идея, куда вложиться, — продолжил он, помахав ключами. — Теплица. У друга схема, проверенная. Полгода — и мы в плюсе. Сезон круглый год, продажи по ресторанам, своя точка на рынке. Но нужны стартовые деньги.
— Витя, у нас внуки в соседней комнате спят, — Елена накрыла ладонью его руку. — Давай обойдёмся без ультиматумов.
— Это не ультиматум, — он выдернул руку. — Это взрослое решение. У нас в городе квартира простаивает — сдаём за копейки. Ты понимаешь, что на эти деньги мы даже кредит толком не погасим? Всё идёт в никуда. Надо или продавать, или закладывать. И дом тоже можно в дело пустить.
— Дом — это не просто стены, Витя, — тихо сказала она. — Это память.
— Память тебя не накормит, — отрезал он. — Неделя. Не подведи.
Ночью дом был непривычно шумный: то скрип половицы, то всхлип Сони, то тихий голос Лизы: «Ш‑ш‑ш, всё хорошо». Елена лежала с открытыми глазами и думала о маме — строгой, но справедливой, о том, как та говорила: «Дом — это не стены, это твоя спина». Где‑то в глубине этой ночи она поняла, что у неё тоже есть спина, и сейчас её пытаются согнуть.
Утром Виктор был деловит и ласков.
— Я созвонился. В пятницу в три. Нотариус хороший, без волокиты, — он подлил ей кофе и впервые за долгое время поцеловал в висок.
— Быстро ты всё решаешь, — Елена поставила чашку.
— Так надо. И, Лен, — он наклонился ближе, — не делай из этого трагедии. Мы семья. На бумаге только закрепим.
В прихожей пискнул его телефон. На экране мигнуло уведомление от неизвестного контакта: «Пятницу подтверждаю. Задаток наготове». Елена машинально отвела взгляд, но слова застряли в памяти.
— Кто пишет?
— Работа, — не моргнув, ответил Виктор. — Не лезь, ладно? У каждого должна быть своя… зона.
— Своя — это когда не за чужой счёт, — сказала Елена и сама удивилась, как твёрдо звучит её голос.
— Ну началось… — он усмехнулся. — Неделя, Лен. И без спектаклей.
Когда он хлопнул дверью, в кухню заглянула Лиза. Лицо у дочери было бледным.
— Мам, мы вам мешаем?
— Ты мне — воздух, — ответила Елена. — А шум — это жизнь.
Она наливала суп детям, резала хлеб, улыбалась внукам — и всё время слышала в голове четыре слова: «Пятницу подтверждаю. Задаток наготове». Это были чужие слова, но они звучали в её доме так, будто кто‑то уже примерялся к ключам.
***
Следующие дни Виктор был подчеркнуто заботливым. Готовил ей чай, приносил с рынка яблоки, даже сам предложил свозить внуков в парк. Но в этой новой ласковости было что-то чужое, как будто он репетировал роль.
Вечером в среду, пока он возился в гараже, Елена решила поискать старые документы на дом. Мамино завещание лежало в выцветшей папке с надписью «Личные бумаги». Она раскрыла её — и нашла там копию договора купли-продажи участка… и вложенный лист с аккуратно напечатанным текстом. На нём были условия продажи «½ жилого дома» с подписью, удивительно похожей на её собственную.
Сердце ухнуло. Она знала, что никогда этого не подписывала.
На крыльце зашуршал гравий. Виктор вернулся с кем-то — смех мужской, потом тихий, женский.
— Заходи, только быстро, — услышала Елена его голос. — Лена дома, но в комнате.
Её охватило странное спокойствие. Она наливала себе чай, когда в кухню зашла соседка Марина.
— Привет, Лен. Виктор попросил меня глянуть на забор — мол, срочно чинить.
— Чините, — пожала плечами Елена. — Я в ремонты сейчас не вкладываюсь.
Когда Марина ушла, Виктор вошёл в кухню.
— Ты чего такая?
— Смотрю, у тебя дел много. Даже соседей в дом водишь.
— Не начинай. Марина — просто помочь.
— А смс с задатком — тоже помощь?
Он замер на секунду, потом усмехнулся:
— Подслушала? Подсмотрела? Лен, мы же взрослые люди. У меня есть свои проекты.
— За мой счёт?
— Наш счёт, — поправил он. — И вообще, я не обязан отчитываться за каждый звонок.
Ночью она долго сидела в саду, прислушиваясь к дому. Слышала, как Лиза читает детям сказку, как в подвале гудит насос, и как в её голове стучит мысль: «Он уже всё решил».
В четверг Виктор принёс домой бутылку вина и два бокала.
— Примирение, — сказал он. — Не хочу ссориться перед нотариусом.
— Ссориться? — Елена подняла бровь.
— Лен, я прошу тебя. Это же формальность. Мы вместе — и должны делить всё.
— А если мы не вместе? — спросила она тихо.
Он резко поставил бокал на стол, вино плеснулось.
— Ты чего добиваешься? Развода?
— Я добиваюсь, чтобы меня не обманывали, — ответила Елена. — А пятницу — забудь.
Виктор встал, подошёл вплотную, его лицо было в нескольких сантиметрах.
— Если не подпишешь, я сделаю так, что жить тебе здесь будет невыносимо.
— Попробуй, — она смотрела прямо в глаза.
Когда он ушёл, Лиза вышла из своей комнаты.
— Мам, я всё слышала. Если хочешь, мы уедем…
— Ты не уедешь. Этот дом — твой щит так же, как и мой.
Елена знала: завтра придётся смотреть Виктору в глаза и решать, кто из них сломается первым.
***
В пятницу с утра Виктор ходил по дому, как хозяин перед ревизией: заглядывал в шкафы, что-то записывал в телефон, насвистывал. Лиза повела детей в сад, и Елена осталась с ним наедине.
— Так, в два выходим, — бросил он, не глядя.
— Я не еду, — ответила она.
Он поднял голову, в глазах мелькнуло раздражение.
— Лен, не играй в упрямую. Всё уже решено.
— Нет, Виктор. Решено будет, когда я скажу «да».
Он сделал шаг к ней, но в этот момент в прихожей раздался стук в дверь. На пороге стоял почтальон с конвертом на имя Елены. Письмо из суда.
Она вскрыла его при нём: уведомление о рассмотрении заявления на раздел имущества, поданного… Виктором. Дата стояла вчерашняя.
— Ты уже подал в суд? — её голос стал ледяным.
— Процедура. Если бы ты подписала — не пришлось бы. Я же говорил, надо решать по-взрослому.
Она засмеялась — звонко, почти весело.
— По-взрослому? Это когда за спиной продают половину дома, чтобы купить ферму с форелью?
Он побледнел.
— Откуда…
— Оттуда, что твой брат не умеет держать язык за зубами.
Тишина повисла между ними, как натянутая струна. Виктор сжал кулаки.
— Ладно. Ты сама выбрала войну.
В два часа он всё же подъехал к магазину, где работала Елена. Зашёл внутрь, улыбнулся хозяйке, взял жену под локоть.
— Поехали. Хватит спектаклей.
Она позволила себя вывести, но внутри была спокойна. План уже был готов.
В нотариальной конторе Виктор сел уверенно, как человек, пришедший за своим.
— Дарение доли… — начал нотариус, но Елена перебила:
— Я отказываюсь от сделки.
Виктор подался вперёд.
— Ты что творишь?!
— Защищаю свой дом.
Нотариус строго посмотрел на него:
— Гражданин, принуждать нельзя.
Виктор схватил её за запястье, но в этот момент дверь кабинета открылась, и внутрь зашла Лиза с телефоном в руках.
— Я уже набрала 102, папа. Продолжишь — отправлю запись в полицию.
Виктор отпрянул, словно обжёгся.
— Ты против меня, дочка?
— Я за маму, — твёрдо сказала Лиза.
Елена встала.
— Мы закончили.
Они вышли вместе, оставив Виктора сидеть за столом. На улице Лиза крепко обняла мать.
— Я горжусь тобой.
Но Елена знала: теперь он не остановится. И следующая атака будет жестче.
***
Виктор исчез на три дня. Елена уже начала думать, что он залёг где-то у брата, но на четвёртый день дверь дома распахнулась — он ввалился внутрь с пьяным блеском в глазах.
— Ну что, царица? Радуйся. Я подал на развод.
— Радуюсь, — спокойно ответила Елена.
— И на раздел имущества тоже. Суд разберётся, чьё это всё.
Она медленно положила на стол папку с документами.
— Разберётся. Только вот в наследство, полученное до брака, ты нос не сунешь. А дом — подарок моей бабушки. Бумаги у меня.
Он дернулся, будто получил удар.
— Посмотрим. У меня связи есть.
— Связи твои не отменят закон, — холодно сказала она.
Он кинул взгляд на дверь, где стояла Лиза с включённой камерой.
— Ты опять снимаешь?!
— Да. И отправлю в суд. Чтобы все видели, как ты разговариваешь с мамой.
Виктор рявкнул, схватил куртку и вылетел за порог.
Через неделю Елену вызвали в суд. Адвокат, которого нашла Марина, был спокоен:
— Не волнуйтесь, у него нет шансов. Но он будет давить эмоционально, готовьтесь.
В зале Виктор пытался изобразить обиженного мужа:
— Тридцать лет я жил с этой женщиной, а она выгнала меня на улицу!
Елена молча положила перед судьёй распечатку переписки с его братом, где они обсуждали продажу доли и делёж денег. Лицо Виктора вытянулось.
Судья листал бумаги долго. Потом поднял глаза:
— Дом признаётся личной собственностью ответчицы. Иск о разделе отклонить. Иск о разводе — удовлетворить.
Молоток стукнул по дереву, и в зале стало тихо. Виктор встал, глядя на Елену так, будто хотел прожечь её взглядом.
— Ты ещё пожалеешь.
Она улыбнулась.
— Я уже перестала.
После суда он больше не появлялся. Только иногда Лиза говорила, что видела его в городе, осунувшегося, в мятой куртке. Елена не реагировала.
Она отдала одну комнату под мастерскую — снова начала шить на заказ. Вечерами пила чай на крыльце, слушала, как в саду шуршат листья.
— Мам, — как-то сказала Лиза, — ты ведь счастлива теперь, да?
— Я свободна. А это даже лучше.
В тот вечер Елена допоздна сидела в тишине. Телефон молчал. Никто не стучал в дверь, не требовал, не кричал.
Она впервые за долгое время поняла: этот дом — не просто стены. Это её крепость. И теперь ключи есть только у неё.
