Я закрыла дверь, сбросила каблуки и сразу почувствовала — что-то не так. В квартире пахло чужими духами, тяжелыми и сладкими. Те самые, от которых у меня болела голова.
— Кирилл? — крикнула я, но в ответ тишина.
Прошла в зал и обомлела. На моём диване, том самом, который мы выбирали с мужем полгода, сидела его мать. Людмила Петровна. В моих домашних тапочках.
— О, Алиса, пришла наконец! — сказала она, даже не повернув головы. — Чай будешь? Я как раз вскипятила.
Я стояла, сжимая сумку так, что пальцы побелели.
— Где Кирилл? — спросила я ровным голосом.
— На работе, конечно. Ты же знаешь, какой он трудяга.
Я медленно прошла на кухню. Стол был заставлен её посудой. Мои кружки стояли в шкафу, а на столе красовалась новая, с надписью «Лучшей маме».
В этот момент заскрипела дверь. Вошёл Кирилл.
— Привет, — бросил он, избегая моего взгляда.
— Кирилл. Твоя мать не прописана в этой квартире. Что она тут делает?
Он вздохнул, поставил пакеты с продуктами и наконец посмотрел на меня.
— Мама просто поживёт немного. У неё ремонт.
— Какой ремонт? Она же полгода назад говорила, что всё переделала!
Людмила Петровна вошла на кухню, держа в руках мою любимую кружку.
— Ну, знаешь, Алиса, ремонт — дело такое. То одно, то другое. Да и сыночку я соскучилась.
Я посмотрела на Кирилла.
— Ты серьёзно? Ты даже не спросил меня?
— Я думал, ты не против… — пробормотал он.
— Не против? — голос мой дрогнул. — Это наша квартира! Наша! Ты вообще понимаешь, что теперь…
— Что теперь? — перебила свекровь. — Я что, не человек? Не имею права у своего сына пожить?
Я резко развернулась и вышла в коридор. Кирилл пошёл за мной.
— Ал, ну не кипятись. Это же ненадолго.
— Ненадолго? — прошептала я. — Ты уже прописал её, да?
Он молчал.
— Ты… ты вообще понимаешь, что теперь она имеет право тут жить? Что выписать её будет почти невозможно?
— Мама так не сделает, — неуверенно сказал он.
Я зашла в спальню и захлопнула дверь. В голове крутилась только одна мысль:
«Она теперь здесь хозяйка».
Я не спала всю ночь. Кирилл храпел рядом, а я ворочалась, прислушиваясь к каждому шороху из гостиной. В пять утра не выдержала — тихонько вышла из спальни.
На кухне горел свет. Людмила Петровна сидела за столом в моем халате и что-то писала в блокноте.
— Доброе утро, невестка, — улыбнулась она, будто ничего не произошло. — Кофе будешь? Я уже сварила.
Я молча открыла шкаф — мои чашки стояли на верхней полке, а на нижней красовался новый сервиз в цветочек.
— Где мои вещи? — спросила я, сжимая ручку шкафа.
— Ой, да они такие старые уже… Я купила новые, современные. Твой халат тоже пора менять — видишь, какие катышки.
Я резко развернулась и пошла в ванную. На полочке вместо моих дорогих кремов стояли банки с надписью «Для зрелой кожи». Зубные щетки были сдвинуты — теперь посередине красовалась новая, розовая.
Когда я вернулась на кухню, свекровь разговаривала по телефону:
— Да, да, устроилась уже прекрасно. Квартира хорошая, хоть и тесноватая. Ну, молодежь сейчас не умеет выбирать…
Кирилл появился на пороге, потягиваясь.
— Мам, что ты там затеяла? — спросил он, целуя мать в щеку.
— Да вот сестре рассказываю, как у тебя хорошо. Она хочет в гости приехать на недельку.
Я застыла с чашкой в руках.
— Какая еще сестра? — вырвалось у меня.
— Тетя Галя, — равнодушно ответил Кирилл. — Ты же ее знаешь.
— В нашей однушке? Где она будет спать? На балконе?
Людмила Петровна фыркнула:
— Ну и что, что однушка? В советское время в коммуналках по десять человек жили! А ты со своими амбициями…
Я вышла из кухни, чувствуя, как дрожат руки. В прихожей заметилa открытую сумку свекрови — оттуда торчали папки с документами. Любопытство взяло верх.
Аккуратно отодвинув полотенце, я увидела то, от чего похолодела — заявление о регистрации по месту жительства. Уже подписанное Кириллом. Дата стояла… недельной давности.
В этот момент за спиной раздался кашель. Людмила Петровна стояла в дверях, держа мой халат.
— Ищешь что-то, дочка? — сладким голосом спросила она. — А я вот твой халатик постирать хотела. Ты же не против?
Я молча прошла мимо нее в спальню, сжимая в кулаке фото подписанного заявления, которое успела сделать на телефон. Кирилл лежал на кровати и листал ленту в телефоне.
— Ты знаешь, что твоя мать хочет прописаться здесь? — тихо спросила я.
Он не сразу ответил:
— Ну… она же ненадолго…
— НАДОЛГО, Кирилл! — прошипела я, показывая ему фото. — Ты подписал документы неделю назад! Ты обманул меня!
Он растерянно моргал:
— Она сказала, что это формальность… что без прописки ей пенсию не оформят…
Я села на кровать, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Людмила Петровна уже не просто гостья. Она теперь полноправная жительница моей квартиры. И судя по всему, не собирается уходить.
Тишина в спальне давила, как тяжёлое одеяло. Кирилл сидел на краю кровати, сгорбившись, и упрямо смотрел в пол. Я стояла у окна, сжимая телефон так, что пальцы немели.
— Ты вообще понимаешь, что теперь она имеет право на часть квартиры? — голос мой дрожал, но я держалась.
— Не драматизируй, — пробормотал он. — Это просто прописка.
— Просто прописка? — я засмеялась, но смех вышел горьким. — Через три года она сможет подать в суд и отсудить долю! Ты хоть законы читал?
Он поднял на меня глаза — в них не было ни раскаяния, ни даже понимания. Только раздражение.
— Мама не станет так делать.
— Ага, конечно. Она же святая, — я резко провела рукой по лицу. — Почему ты не сказал мне? Почему подписал заявление за моей спиной?
Кирилл встал, с силой засунул руки в карманы.
— А что ты сделала бы, если б я сказал? Правильно — начала бы истерить.
— Истерить? — я сделала шаг к нему. — Это МОЯ квартира, Кирилл! Я её покупала до брака, на свои деньги!
— Наши деньги, — поправил он. — Я же тоже вкладывался в ремонт.
Я замерла. В голове пронеслось: «Так вот оно что…»
— Ты… ты с ней это обсуждал? — медленно спросила я.
Он отвернулся — и этим всё сказал.
В коридоре зашаркали шаги. Людмила Петровна кашлянула за дверью, явно давая понять, что подслушивает.
Я понизила голос:
— Ты договорился с мамой, да? Прописать её, чтобы потом делить мою же квартиру?
— Не выдумывай ерунду! — он резко повернулся ко мне. — Просто маме негде жить! Её выселяют из общежития, а ты тут со своими правами…
— Выселяют? — я засмеялась. — Она живёт в той же «хрущёвке» уже двадцать лет! Что за бред?
Дверь приоткрылась. В проёме возникла Людмила Петровна с подносом.
— Детки, я вам чайку принесла, — сладким голосом сказала она. — Вы тут так громко… всё хорошо?
— Всё прекрасно, мам, — Кирилл тут же изменился в лице, взял поднос.
Я смотрела, как он ставит чашки на тумбочку, как его мать гладит его по плечу. И вдруг поняла:
Он уже выбрал сторону.
— Кирилл, — тихо сказала я. — Если она не выпишется до конца недели, я подаю в суд.
Людмила Петровна фыркнула:
— Ой, напугала! Да кто тебе позволит, глупышка? Мой сын — собственник, он прописал меня на законных основаниях!
Я не стала отвечать. Прошла мимо них в прихожую, надела пальто.
— Ты куда? — спросил Кирилл.
— К юристу, — не оборачиваясь, сказала я. — Узнавать, как выписать из МОЕЙ квартиры непрошенных гостей.
Дверь захлопнулась за мной с таким грохотом, что соседи выглянули в коридор.
Я сидела на холодной скамейке у подъезда, дрожащими пальцами набирая номер лучшей подруги. Трубку взяли сразу.
— Алё, Лиска? Ты не представляешь, что тут происходит…
Голос срывался, слёзы подступали к горлу. Я коротко объяснила ситуацию.
— Блин, да ты что! — в трубке раздался возмущённый возглас. — Срочно беги к юристу! У меня как раз есть контакты классного специалиста…
Через сорок минут я уже сидела в уютном офисе на окраине города. Юрист — молодая женщина с острым взглядом — внимательно изучала мои документы.
— Ситуация… не простая, — наконец сказала она, откладывая бумаги. — По закону, если человек прописан в квартире, выписать его без согласия крайне сложно.
— Но ведь квартира в моей собственности! Я покупала её до брака!
— Это даёт вам преимущество, но… — юрист вздохнула, — ваш муж как член семьи имеет право прописывать своих родственников. Особенно если докажет, что им негде жить.
Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
— А если… если мы разведёмся?
— Тогда вы сможете через суд требовать её выписки. Но процесс может затянуться на месяцы. Год. Два.
В голове пронеслось: «Годы. Она будет жить со мной годы».
— Есть ли другие варианты? — голос мой дрожал.
— Можно попробовать доказать, что прописка фиктивная. Но для этого нужны доказательства — что у неё есть другое жильё, например.
Я поблагодарила юриста и вышла на улицу. Вечерело. Я не хотела возвращаться в этот дом, но деваться было некуда.
Когда я открыла дверь, меня встретил хохот из кухни. За столом сидели Кирилл, его мать и… тётя Галя. На столе — бутылка вина и остатки ужина. Мои тарелки. Мои бокалы.
— О, невестка вернулась! — крикнула Людмила Петровна. — Мы уж думали, ты ночевать где-то останешься!
Кирилл даже не повернулся. Он что-то рассказывал тёте Гале, широко жестикулируя.
Я молча прошла в спальню. На нашей кровати лежали вещи тёти Гали — растрёпанный плед, какая-то старомодная ночнушка.
— Извини, — раздался за спиной голос Кирилла. — Тётя поживёт пару дней на раскладушке в зале. Мама сказала…
— Мама сказала, — перебила я. — А что скажешь ты? Мой муж? Или ты теперь только её сын?
Он нахмурился.
— Хватит истерик. Просто потерпи немного.
— Нет, Кирилл. Я не буду терпеть. — Я достала телефон. — Я уже записалась к риелтору. Буду продавать квартиру.
Его лицо исказилось.
— Ты чего, с ума сошла? Это наш дом!
— Нет, это МОЙ дом. И я сделаю с ним что захочу.
В дверях появилась Людмила Петровна с хитрым прищуром.
— Ой, детки, не ссорьтесь! Аллочка, может, чайку попьёшь? Успокоительного?
Я посмотрела на них — на мужа, который предал, на эту женщину, которая разрушила мой дом. И вдруг поняла, что больше не могу здесь находиться.
— Я ухожу, — сказала я, хватая сумку. — На несколько дней. Может, за это время вы все передумаете.
— Да иди, иди, — махнула рукой свекровь. — Освободишь нам место.
Кирилл не стал меня останавливать. Он просто стоял, опустив глаза. В этот момент я окончательно поняла — моего мужа больше нет. Есть только мамин сынок.
Дверь захлопнулась. Я вышла в холодную осеннюю ночь, не зная, куда иду. Но точно зная одно — назад дороги нет.
В кармане зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алло? — дрожащим голосом ответила я.
— Это Марина Сергеевна, юрист. Я тут кое-что проверила… На вашу свекровь оформлена квартира в районе Заречья. Небольшая, но своя. Если мы это докажем…
Я остановилась посреди тёмной улицы. Впервые за этот вечер на моих губах появилась улыбка.
Я провела три дня у подруги, за это время мир перевернулся с ног на голову. Юрист Марина Сергеевна работала как прокурор на важном процессе — она раздобыла выписку из ЕГРН и договор купли-продажи. Людмила Петровна действительно владела однокомнатной квартирой в Заречье, купленной два года назад.
— Смотри, — Марина разложила передо мной документы в кафе, — здесь всё: и её подпись, и то, что квартира не в залоге. Идеальный повод для признания прописки фиктивной.
Я перебирала бумаги, не веря своим глазам. На фотографии из базы данных красовалась моя свекровь с довольной улыбкой на фоне новенькой двери с номером 45.
— Но почему… зачем ей было лезть ко мне?
— Похоже на мошенническую схему, — юрист сделала глоток кофе. — Получить долю в вашей квартире, потом продать свою. Двойная выгода.
Телефон завибрировал. Кирилл. Двадцать седьмой пропущенный звонок за три дня. Я впервые ответила.
— Наконец-то! — его голос звучал хрипло. — Где ты пропадаешь? Мама волнуется!
— Какая трогательная забота, — холодно ответила я. — Передай маме, что её квартира в Заречье очень милая. Особенно мне понравились обои в цветочек.
На той стороне повисла мёртвая тишина. Потром послышался шёпот, затем громкий стук — видимо, телефон уронили. Через минуту в трубке задышала Людмила Петровна:
— Аллочка, дорогая, это какое-то недоразумение…
— Нет, Людмила Петровна, это документы из Росреестра. Завтра я подаю иск о признании вашей регистрации фиктивной. И требую компенсацию за моральный ущерб.
— Ты… ты не смеешь! — её голос превратился в визг. — Кирилл, скажи ей!
Но мой муж молчал. В трубке было слышно только тяжёлое дыхание.
Я положила трубку. Руки дрожали, но на душе было спокойно. Впервые за последний месяц.
На следующий день я с юристом подала заявление в суд. Вечером раздался звонок в дверь подругиной квартиры. За дверью стоял Кирилл — небритый, с красными глазами.
— Можно поговорить? — он выглядел разбитым. — Без свидетелей.
Мы вышли во двор. Он долго молчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Я не знал про квартиру, — наконец выдавил он. — Мама сказала, что её выселяют из общежития… Я поверил.
— Ты веришь всему, что она скажет, — я скрестила руки на груди. — Даже если это разрушает нашу жизнь.
— Она… она обещала, что это временно. Что потом мы купим большую квартиру… — он замолчал, поняв, как это звучит.
Я рассмеялась. Это был горький, безрадостный смех.
— Значит, это был план? Выселить меня из моей же квартиры?
— Нет! То есть… не так… — он запутался в собственных мыслях. — Она сказала, что ты сама уйдёшь, когда поймёшь, как нам тесно…
Я посмотрела на этого человека — моего мужа, с которым прожила пять лет. И не узнала его.
— Завтра я приду за своими вещами. А послезавтра у нас первое судебное заседание. Советую тебе найти хорошего адвоката.
Он схватил меня за руку:
— Подожди! Давай… давай попробуем ещё раз. Я выпишу маму, мы…
— Мы ничего, Кирилл. Ты сделал свой выбор. Теперь живи с ним.
Я развернулась и ушла. Не оглядываясь. Впервые за эти кошмарные недели я чувствовала себя свободной.
На следующий день, когда я пришла за вещами, квартира была пуста. Ни Людмилы Петровны, ни её вещей. Только Кирилл сидел на кухне с бутылкой пива.
— Они уехали, — пробормотал он. — Мама сказала… сказала, что не хочет проблем с судом.
Я молча стала собирать чемоданы. Он не помогал, но и не мешал. Лишь когда я уже открывала дверь, чтобы уйти навсегда, он прошептал:
— Прости.
Я не обернулась. Дверь закрылась с тихим щелчком, ставя точку в этой истории.
Но я знала — самое интересное ещё впереди. Впереди был суд. И я была готова к бою.
До суда оставалось три дня. Я жила у подруги, каждый вечер репетируя с юристом возможные вопросы и ответы. Марина Сергеевна, мой ангел-хранитель в пиджаке, была уверена в победе.
— С такими доказательствами судья даже колебаться не будет, — говорила она, раскладывая документы на столе. — Главное — держаться уверенно.
Утро заседания выдалось холодным. Я надела строгий костюм, собрала волосы в тугой пучок — хотела выглядеть максимально серьезно. У здания суда нас уже ждал Кирилл с адвокатом — пожилым мужчиной с усталыми глазами. Людмилы Петровны не было видно.
— Она приедет позже, — пробормотал Кирилл, избегая моего взгляда.
Зал суда оказался маленьким и душным. Я сидела, сжимая папку с документами, когда дверь распахнулась. В зал вошла Людмила Петровна — в черном платье, с мокрыми от слез глазами. Совсем не та властная свекровь, которую я знала.
— Прошу всех встать, суд идет! — раздался голос секретаря.
Судья — женщина лет пятидесяти с острым взглядом — быстро ознакомилась с материалами дела. Затем повернулась к Людмиле Петровне:
— Ответчик, вы подтверждаете, что являетесь собственником квартиры по адресу Заречье, дом 15?
Свекровь всхлипнула:
— Да, но… это же крошечная квартирка! Я хотела продать ее, чтобы помочь сыну…
— Вы зарегистрированы там? — неумолимо продолжал судья.
— Н-нет…
— То есть вы намеренно ввели в заблуждение своего сына и невестку, чтобы получить регистрацию в чужой квартире?
Я видела, как дрожат руки Людмилы Петровны. Она выглядела жалко, но я вспомнила ее торжествующую ухмылку в моей кухне и сжала кулаки.
Адвокат Кирилла попытался возражать:
— Ваша честь, моя клиентка действовала из лучших побуждений…
— Лучших? — не выдержала я. — Она хотела отобрать у меня квартиру!
Судья строго посмотрела на меня, затем снова обратилась к свекрови:
— У вас есть доказательства, что вы не могли проживать в своей квартире?
Людмила Петровна опустила голову:
— Нет…
Заседание длилось меньше часа. Судья удалилась на совещание, а мы сидели в напряженном молчании. Кирилл смотрел в пол, его мать тихо плакала.
Когда судья вернулась, ее вердикт был краток:
— Иск удовлетворен. Регистрация Людмилы Петровны признается фиктивной. В течение трех дней она обязана выписаться из квартиры истицы.
Людмила Петровна вскрикнула. Кирилл вскочил:
— Ваша честь! Но где же будет жить моя мать?
— В своей квартире, — холодно ответила судья. — Следующее заседание — через неделю по вопросу компенсации морального вреда.
Я вышла из зала суда с чувством странной опустошенности. Победа была за мной, но радости не было. За спиной раздались шаги — это был Кирилл.
— Алиса… — он выглядел разбитым. — Я… я не знал…
— Знаешь, что самое обидное? — я повернулась к нему. — Что ты даже не попытался разобраться. Не проверил слова матери. Просто предал меня.
Он не нашелся что ответить. В этот момент из здания суда выбежала Людмила Петровна — теперь уже без слез, с искаженным от злости лицом.
— Довольна? — зашипела она. — Разрушила семью! Выгнала старую женщину на улицу!
Я спокойно посмотрела на нее:
— Вы не старая и не беспомощная. Вы расчетливая мошенница. И да, я довольна — справедливость восторжествовала.
Повернувшись, я пошла к выходу. За спиной раздался ее визгливый крик:
— Ты еще пожалеешь! Это не конец!
Но для меня это был конец. Конец кошмара, который длился почти два месяца. Я вышла на улицу, где светило яркое осеннее солнце. Впервые за долгое время я могла дышать свободно.
Но где-то в глубине души шевелилось тревожное предчувствие — Людмила Петровна не сдастся так просто. Ее последние слова звучали как обещание… или угроза.
Прошла неделя после суда. Я вернулась в свою квартиру, но ощущения дома больше не было. Каждый угол напоминал о предательстве. Вчера пришел официальный документ — Людмила Петровна выписана, суд взыскал с нее 50 тысяч рублей морального ущерба. Казалось бы, можно выдохнуть.
Утро началось с телефонного звонка. Незнакомый номер.
— Алло, это управляющая компания вашего дома. У вас протечка, затопили соседей снизу.
Я замерла. Как? Я же три дня не была дома!
Когда я вбежала в подъезд, у моей двери уже толпились соседи. Старушка снизу, тетя Зина, махала руками:
— Всю кухню мне залило! Потолок вот-вот рухнет!
Я открыла дверь с трясущимися руками. В квартире стоял запах сырости. На кухне — лужи, из-под раковины капала вода. Но самое страшное ждало в ванной — там кто-то намеренно оставил открытым кран, заткнув слив тряпкой.
— Это… это вандалы, — прошептала я. — Кто-то специально…
В этот момент в дверь постучали. На пороге стоял участковый.
— Гражданка Соколова? Поступило заявление о порче имущества. Хозяин квартиры снизу требует возмещения ущерба.
Я онемела. В голове тут же сложилась картинка. Слишком удобно, слишком подозрительно…
— Участковый, это подстава! Я три дня не была дома! Посмотрите камеры в подъезде!
Участковый недоверчиво поднял бровь:
— Камеры как раз не работали последние два дня. Ремонт.
Тетя Зина вдруг оживилась:
— Да я вчера вечером видела, как тут женщина ходила! В темном плаще, лицо не разглядела…
Ледяная догадка пронзила меня. Нет, даже не догадка — уверенность.
Я схватила телефон и набрала Кирилла. Он ответил не сразу.
— Твоя мать была в моей квартире? — без предисловий выпалила я.
Молчание. Затем тихий ответ:
— Я… я не знаю.
— Врешь! Она сделала это специально! Теперь мне грозит иск за затопление!
— Алиса, успокойся… — его голос звучал странно, будто он говорил не только мне.
Я резко положила трубку. Все стало ясно. Они не смирились с поражением.
Вечером, когда я пыталась собрать воду тряпками, раздался звонок в дверь. В глазке я увидела Кирилла. Один. Я открыла, не выпуская из рук швабру.
— Чего тебе?
Он выглядел растерянным. В руках держал конверт.
— Я… я принес деньги. На ремонт соседке. Мама перегнула палку.
Я ошарашено уставилась на него:
— То есть ты ПРИЗНАЕШЬ, что это она?
Он нервно облизнул губы:
— Она… она просто хотела забрать свои вещи. А потом… ну, эмоции…
— ЭМОЦИИ? — я закричала так, что он отпрянул. — Она устроила потоп! Это уголовное дело!
Кирилл сунул мне конверт:
— Вот 30 тысяч. Остальное потом. Только не подавай заявление, пожалуйста…
Я взяла конверт и разорвала его прямо у него перед носом. Купюры рассыпались по мокрому полу.
— Убирайся. И передай своей мамаше — следующее ее появление здесь будет заснято на камеры, которые я установлю завтра. И да, я подам заявление.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я захлопнула дверь. Ноги подкосились, я опустилась на пол среди разорванных денег и грязных тряпок. Слезы текли сами собой.
Но через минуту я встала, вытерла лицо и набрала номер юриста. Хватит быть жертвой. Если они хотят войну — они ее получат.
— Марина Сергеевна? Это Соколова. Мне нужна ваша помощь с заявлением о порче имущества… Да, и еще — как правильно установить скрытое видеонаблюдение…
Две недели я жила как в осажденной крепости. После истории с потопом установила три камеры — у входа, на кухне и в коридоре. Юрист помогла составить заявление о порче имущества, но участковый только разводил руками — прямых доказательств вины Людмилы Петровны не было.
Утро началось с сообщения от риелтора. Я решила продать квартиру — не могла больше здесь оставаться.
— Алиса, есть потенциальные покупатели, — писала она. — Но просят снизить цену из-за шума в районе.
Я уже собиралась ответить, когда в дверь позвонили. На экране камеры увидела соседку снизу — тетю Зину. Открыла с осторожностью.
— Доченька, — старушка нервно переминалась с ноги на ногу. — Там внизу… этот… ваш бывший муж с какими-то мужчинами ходит. Окна твои рассматривают.
Кровь застыла в жилах. Я бросилась к окну, осторожно раздвинула штору. Во дворе действительно стоял Кирилл с двумя крепкими парнями в спортивных костюмах. Они что-то оживленно обсуждали, показывая на мои окна.
Сердце бешено колотилось. Быстро закрыла шторы, проверила замки. Позвонила Марине Сергеевне.
— Собирай вещи и уезжай, — сразу сказала юрист. — Сегодня же. Это может быть опасно.
Я начала судорожно складывать документы в сумку, когда в подъезде раздались тяжелые шаги. Затем — стук в дверь. Не звонок, а именно стук — кулаком.
— Алиса, открывай! — голос Кирилла звучал странно, не как обычно. — Надо поговорить!
Я прижалась к стене, боясь пошевелиться. На экране камеры видела — он стоит не один. Те двое крепких парней — по бокам.
— Кирилл, уходи! — крикнула я через дверь. — Иначе вызову полицию!
— Ты что, с ума сошла? — он снова ударил в дверь. — Мы просто поговорить!
В этот момент один из его «друзей» что-то достал из кармана. На экране камеры плохо было видно, но похоже на… монтировку?
Ледяной ужас сковал меня. Они явно пришли не для разговора. Руки дрожали так, что едва смогла набрать 102.
— Полиция? Ко мне в квартиру ломятся… Да, срочно…
Снаружи услышала:
— Бoс у нее камеры! — один из парней показал на угол потолка.
Кирилл резко поднял голову, увидел камеру. Его лицо исказилось. Больше не было и следа от того человека, которого я любила.
— Всё, открывай, сука! — он бросился на дверь, ударив плечом.
Дверь затряслась, но выдержала. Я отбежала в спальню, схватила телефон. На другом конце трубки диспетчер полиции уже соединяла меня с нарядом.
— Они ломают дверь! — кричала я в трубку. — Срочно приезжайте!
Раздался страшный треск — дверь не выдержала очередного удара. В проеме показалось перекошенное лицо Кирилла.
В этот момент во дворе завыла сирена.
— Копы! — закричал один из парней.
Они бросились к лестнице. Кирилл на секунду замер, наши глаза встретились. В его взгляде была какая-то животная злоба.
— Это не конец, — прошипел он и скрылся.
Я опустилась на пол, не в силах стоять. Через минуту в квартиру ворвались полицейские.
— Вас не тронули? — старший осматривал сломанную дверь. — Вы знаете этих людей?
Я кивнула, показывая запись с камер:
— Мой бывший муж… и, видимо, его друзья. Они угрожали мне раньше.
Полицейский внимательно изучил видео, затем покачал головой:
— Надо ехать в отделение, писать заявление. Это уже 119-я статья — угроза убийством.
Пока они составляли протокол, я заметила на полу оброненную одним из нападавших бумажку. Подняла — распечатка с моей страницы в соцсети. На обороте ручкой написано: «Заберём своё».
Дрожащими руками сфотографировала листок и отправила юристу. Ответ пришел мгновенно:
«Собирай вещи. Сегодня же подаем на запрет приближения. И срочно ищем тебе новое жилье».
Я оглядела свою разгромленную квартиру. Больше это не мой дом. Это поле боя. И похоже, война только начинается…
Но теперь я знала главное — отступать некуда. Либо я, либо они. И я не собиралась проигрывать.
Прошло три дня после нападения. Я жила в съемной квартире, адрес которой знали только юрист и подруга. Сломанная дверь в моей бывшей квартире теперь была заколочена фанерой — по совету Марины Сергеевны я временно перестала туда ходить.
Утро началось с телефонного звонка от следователя.
— Мы нашли тех двоих, кто был с вашим бывшим мужем, — сказал он. — Они подтвердили, что это Кирилл организовал «визит». Но утверждают, что просто хотели поговорить.
Я сжала телефон:
— С монтировкой? Через сломанную дверу?
— Они говорят, что это была труба от пылесоса, — следователь вздохнул. — В любом случае, сегодня у нас допрос Кирилла. Хотите присутствовать?
Через два часа я сидела в коридоре следственного отдела, когда дверь открылась и вышел Кирилл. За эти дни он изменился — осунулся, глаза красные. Увидев меня, остановился как вкопанный.
— Довольна? — прошипел он. — Теперь у меня судимость будет!
Я встала, глядя ему прямо в глаза:
— Ты сам сделал этот выбор. Привел каких-то бандитов, сломал дверь…
— Это всё мама! — вдруг выкрикнул он. — Это она уговорила меня! Сказала, что ты украла наши вещи!
Я смотрела на этого сломанного человека и вдруг поняла — он не мужчина. Он вечный мальчик, которым вертит властная мать.
— Кирилл, — тихо сказала я. — Когда-нибудь ты должен сам принимать решения. Не прятаться за мамину юбку.
Он что-то пробормотал и быстро ушел. Следователь вышел следом:
— Он признал, что пришел с этими двумя, но отрицает угрозы. Говорит, хотел только поговорить о разделе имущества.
— А что с его матерью?
— Она пока вне подозрений. Но… — он понизил голос, — мы проверили её. Оказывается, пять лет назад был похожий случай с её сестрой. Та тоже «временно» прописалась у кого-то, а потом через суд потребовала долю.
Значит, это была их схема. Семейный бизнес.
Через неделю суд запретил Кириллу и его «друзьям» приближаться ко мне. Моя квартира была выставлена на продажу — я больше не могла там жить.
В день подписания договора купли-продажи я в последний раз пришла в свою бывшую квартиру. Пустые стены, следы от мебели… и воспоминания. Хорошие и страшные.
Когда я уже собиралась уходить, в подъезде встретила соседку — тётю Зину.
— Доченька, — зашептала она, оглядываясь, — эта твоя бывшая свекровь… Она вчера здесь была. Спрашивала, когда ты переезжаешь.
— Спасибо, тётя Зина, — улыбнулась я. — Но теперь это не моя проблема.
Я вышла на улицу. Солнце светило ярко. В кармане лежали ключи от новой квартиры — в другом районе, о котором не знали ни Кирилл, ни его мать.
Телефон зазвонил. Новый риелтор.
— Алиса, я подобрала вам три отличных варианта. Когда сможете посмотреть?
— Сегодня, — ответила я. — Мне нечего больше терять. Только приобретать.
Я сделала глубокий вдох и зашагала по солнечной улице. Впереди была новая жизнь. Без предательства. Без страха. Без токсичных родственников.
И это стоило всех пережитых кошмаров.
