Знаете, какая самая большая глупость в жизни?
Думать, что родители нас любят одинаково. Как бы не так.
Светлана это поняла в пятьдесят шесть лет. Поздновато, конечно, но лучше поздно, чем никогда.
А случилось это так.
Маму хоронили в октябре. Дождь, серый день, такой противный. Светлана всё утро металась между кухней и прихожей — кого накормить, кого проводить, с кем поговорить. Как всегда, всё на ней.
Алексей, младший братик, стоял у гроба в новом чёрном костюме и принимал соболезнования. Важный такой, солидный. Директор филиала, семья, дети.
А Светлана — в своём единственном чёрном платье, купленном три года назад на распродаже — суетилась, раздавала поминальные платочки.
— Светочка, дорогая, — шептали ей тётки, — как же теперь будете? Одна с папой остаёшься.
Одна. Да, конечно, одна.
После похорон все разъехались. Алексей обнял отца, что-то пообещал про «обязательно заеду», про «звони, если что». И укатил в своём новеньком джипе.
А Светлана осталась. Убирать со стола, мыть посуду, утешать Виктора Петровича.
— Пап, — сказала она, когда они остались вдвоём, — может, переночую сегодня? Не хочется тебя одного оставлять.
— Оставайся, — кивнул отец. — Завтра поговорим. О делах поговорим.
Утром Виктор Петрович сел в кресло, разложил на столике какие-то бумаги и позвал дочь.
— Садись, Света.
Она села на диван напротив. Смотрела на папу и думала — как он постарел за эти месяцы болезни мамы. Седой совсем, морщины глубокие.
— Я завещание составил, — сказал Виктор Петрович без предисловий. — Давно уже. Когда мама болеть начала.
— Да? — Светлана не понимала, к чему он ведёт.
— Квартира наша, дача, всё это — Алексею достаётся.
Пауза.
— Всё? — переспросила Светлана.
— Всё.
— А мне?
Виктор Петрович поднял на дочь глаза. Серые, холодные глаза.
— А тебе из наследства — ничего. Ты женщина. Пусть тебя муж обеспечивает.
Светлана сидела и думала — наверное, ослышалась. Наверное, он что-то не то сказал. Потому что не может быть, чтобы папа — её папа! — сказал такое.
— Пап, — начала она осторожно. — А какой муж? Я же развелась.
— Ну и что? Найдёшь нового.
— В пятьдесят шесть лет?
— А что тебе, разве поздно? — усмехнулся Виктор Петрович. — Женщина должна быть при муже. А мужчина — он семью содержит. Поэтому всё наследство — сыну.
Светлана встала. Медленно, как очень больной человек.
— Пап, а кто полгода каждый день к маме ездил?
— Ты.
— А кто её кормил, лекарства давал, по ночам сидел?
— Ты, — повторил отец. — Но это твой долг. Дочерний долг.
— Долг. — Светлана кивнула. — А где был Алексей?
— У него дела, семья. Мужские обязанности.
— Понятно.
Светлана дошла до двери, обернулась:
— А теперь скажи, пап — кто будет о тебе заботиться? Алексей? Или всё-таки та, у которой нет мужа?
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что справедливость — штука странная. Иногда она приходит тогда, когда её меньше всего ждёшь.
И Светлана ушла.
А Виктор Петрович остался один в большой квартире.
Три года прошло после того разговора. Три года Светлана жила со своей обидой, как с занозой в сердце. Отцу звонила — раз в неделю, не чаще. Приезжала — по большим праздникам. Из вежливости.
А Алексей как был любимчиком, так и остался. Приезжал с семьёй на дачу, жарили шашлыки, смеялись. Виктор Петрович внуков на руках носил, жене Алексея комплименты говорил.
— Вот это семья! — хвастался он соседям. — Сын — молодец, жена — красавица, дети — умницы!
А про Светлану как-то и не упоминал.
И всё бы так и продолжалось, но в ноябре случилось то, что случается.
Виктор Петрович упал дома. Прямо в прихожей, когда за газетой шёл. Соседка услышала грохот, вызвала скорую.
Инсульт.
Звонить Светлане врач стал только потому, что её телефон был записан как «дочь» в записной книжке отца. Алексей значился как «Лёша».
— Ваш отец в реанимации, — сказал дежурный врач. — Состояние тяжёлое. Приезжайте.
Светлана бросила всё и помчалась в больницу. А по дороге думала — надо же Алексею позвонить, предупредить.
Позвонила.
— Лёша, у нас беда. Папа в больнице, инсульт.
— Что?! — голос брата стал встревоженным. — Серьёзно?
— Очень. Я еду сейчас, а ты?
— Я, — Алексей замялся. — Света, у меня сегодня важное совещание. Не могу сорваться. А завтра — командировка… Ты пока сама, а я как освобожусь.
— Лёша, папа может умереть!
— Не говори ерунды! — раздражённо бросил брат. — Он же крепкий! Переживёт. Ты там выясни, что врачи говорят, а я завтра вечером приеду.
Светлана приехала в больницу одна.
Отца она не узнала. Серый, сморщенный, с трубочками. На койке лежал не тот грозный военный, который три года назад так уверенно делил наследство.
— Пап, — тихо позвала она. — Это я. Света.
Виктор Петрович открыл глаза, посмотрел на дочь. И вдруг сжал её руку.
— Ты, приехала.
— Конечно, приехала. А как же?
— А Лёша?
— Лёша, у него дела. Завтра приедет.
Отец кивнул и закрыл глаза. А Светлана сидела рядом и думала — вот он и дождался. Дождался, когда его «любимый наследник» покажет своё истинное лицо.
Алексей приехал через три дня. Когда отца уже перевели из реанимации в обычную палату.
— Как он? — спросил брат, входя в палату с букетом цветов.
— Плохо, — честно ответила Светлана. — Левая сторона не работает. Говорить трудно.
— Пап, — Алексей подошёл к кровати, — как дела? Как самочувствие?
Виктор Петрович с трудом повернул голову:
— Лёша, ты приехал.
— Конечно, приехал! Как же без меня? — Алексей сел на стул рядом с кроватью. — Врачи что говорят?
— Долго восстанавливаться, — с трудом выговорил отец.
— Ну ничего, — бодро сказал Алексей. — Поправишься! Главное — настрой!
Они поговорили ещё минут десять — о врачах, о лечении, о погоде. А потом Алексей встал:
— Пап, мне надо ехать. Работа не ждёт. Но я обязательно приеду на выходных!
— Лёша, — остановила его Светлана, когда они вышли в коридор, — а кто будет за ним ухаживать?
— Как кто? Сиделку наймём!
— На какие деньги? У него одна пенсия!
— А ты, — Алексей смутился. — Ну, ты же рядом живёшь.
— Я работаю, Лёша. На двух работах.
— Ну, в выходные можешь приезжать. А в будни — сиделка.
— Алексей, — Светлана посмотрела на брата внимательно, — а ты помнишь, кому папа всё наследство оставил?
— При чём тут это?
— При том, что наследство — это не только права. Это ещё и обязанности.
— Света, не начинай.
— А я и не начинаю. Я просто напоминаю — ты у нас главный наследник. Вот и будь им.
Алексей уехал в тот же вечер. Обещал «решить вопрос с сиделкой».
Сиделку он не нашёл. Точнее, нашёл, но за такие деньги, что Светлана ужаснулась.
— Лёша, это же половина папиной пенсии!
— А что делать? — развёл руками брат по телефону. — Хорошие специалисты дорого стоят.
— А может, ты сам будешь приезжать?
— Света, у меня семья! Дети! Я не могу каждый день.
— А я могу?
— Ну ты же одна. Тебе проще.
Проще. Опять это слово.
— Хорошо, — сказала Светлана. — Тогда я предлагаю честную сделку.
— Какую?
— Я ухаживаю за папой. А ты мне платишь. Как сиделке.
— Света, ты что?! Мы же семья!
— Семья, — усмехнулась она. — Лёша, а когда наследство делили — мы тоже были семьёй?
Молчание.
— То-то же. Либо ты платишь мне, либо сам ухаживаешь. Третьего не дано.
— Света, это шантаж!
— Это справедливость. Ты получаешь наследство — ты и отрабатываешь.
— А если я откажусь?
— Тогда папа будет лежать один. И думать о том, правильно ли он наследство распределил.
Алексей помолчал, потом сказал:
— Хорошо. Сколько ты хочешь?
— Столько, сколько стоит хорошая сиделка. Тридцать тысяч в месяц.
— Тридцать?! Ты с ума сошла!
— Это твоя цена за то, чтобы остаться любимым сыном, — спокойно сказала Светлана. — Приемлемая цена, кстати.
Алексей согласился. А Светлана начала ухаживать за отцом.
И знаете что? Первый месяц ей казалось — всё правильно, справедливо. Получает деньги за работу, как и положено.
Но постепенно что-то менялось.
Виктор Петрович был тяжёлым больным. Его нужно было кормить, поворачивать, следить за лекарствами. По ночам он стонал, звал то маму, то Светлану.
— Света, больно.
— Потерпи, пап. Сейчас укол сделаем.
— Света, ты не уйдёшь?
— Нет, пап. Я рядом.
И она была рядом. Каждый день, каждую ночь.
А Алексей продолжал «решать важные дела». Приезжал раз в неделю, на полчаса.
— Как он? — спрашивал с порога.
— Плохо, — отвечала Светлана.
— Ну ничего, поправится, — И уезжал.
Деньги переводил исправно. Тридцать тысяч в месяц. Как договаривались.
Только вот деньги больше не радовали. Потому что Светлана поняла — она ухаживает за папой не за деньги.
Она ухаживает за ним потому, что любит его, несмотря ни на что.
А теперь самое интересное.
Пятый месяц ухода за отцом выдался особенно тяжёлым. Виктор Петрович слабел на глазах, врачи качали головами, а Светлана практически не уходила из родительской квартиры.
— Света, — позвал он её однажды ночью. Голос еле слышный.
— Я здесь, пап.
— Больно.
— Потерпи. Сейчас обезболивающее дам.
Она сделала укол, села рядом. За окном шёл снег — первый в этом году.
— Света.
— Что, пап?
— А почему Лёша не приезжает?
Вопрос повис в воздухе. Светлана не знала, что ответить.
— У него дела.
— Какие дела? — Виктор Петрович с трудом повернул голову к дочери. — Отец умирает, а у него дела?
— Пап, не говори так.
— А как говорить? — В голосе отца прорезались нотки горечи. — Я думал, я думал, он будет рядом.
Светлана промолчала. А что тут скажешь?
На следующий день она позвонила Алексею:
— Лёша, папе очень плохо. Может, приедешь?
— Света, я же объяснял — у меня аврал на работе. Годовые отчёты, ревизия.
— Аврал важнее умирающего отца?
— Не драматизируй! — раздражённо бросил Алексей. — Он же не умирает! Врачи что говорят?
— Говорят, что может быть повторный инсульт. В любой момент.
— Ну, следи за ним. А я как освобожусь…
— Лёша, — перебила его Светлана, — а ты помнишь, кому папа всё наследство завещал?
— При чём тут наследство?! — взорвался брат.
— При том, что наследство — это не только квартиры и дачи. Это ещё и обязательства перед тем, кто тебе это всё оставляет.
— Света, не читай мне лекции!
— А кто будет читать? — спокойно спросила она. — Папа? Он же не может уже.
Алексей помолчал, потом сказал тише:
— Ладно, попробую на выходных приехать.
На выходных его не было.
А в понедельник утром Виктор Петрович почувствовал себя лучше. Даже попросил чаю и немного поговорил.
— Света.
— Да, пап?
— А ты злишься на меня? За завещание?
Светлана отложила книгу, которую читала вслух.
— Злилась. Очень.
— И сейчас?
— Сейчас, — она задумалась. — Сейчас мне жаль тебя.
— Жаль?
— Ты всю жизнь думал, что любовь можно разделить по половому признаку. Что сыновья важнее дочерей. А оказалось…
— Что оказалось?
— А оказалось, что любовь не в завещаниях измеряется. И преданность — тоже.
Виктор Петрович долго молчал. Потом тихо спросил:
— А где Лёша? Почему не приезжает?
— У него дела, пап. Всегда дела.
— А у тебя дел нет?
— У меня есть. Но ты важнее.
Отец закрыл глаза. А когда открыл, Светлана увидела в них слёзы.
— Я был неправ.
— Пап.
— Нет, слушай! — Он попытался приподняться. — Я думал, что мужчина всегда надёжнее. А ты вот здесь. Каждый день здесь.
— Я дочь. Куда мне деваться?
— А я тебе сказал, помнишь, что сказал? «Пусть тебя муж обеспечивает» — Виктор Петрович сморщился, словно от боли. — А кто меня обеспечивает сейчас? Лёша? Его жена?
— Пап, не надо.
— Нет, надо! — неожиданно громко крикнул отец. — Надо сказать правду! Я дурак старый! Слепой дурак!
Он заплакал. Светлана подошла, обняла его седую голову.
— Тише, пап. Всё хорошо.
— Ничего не хорошо! Я тебя обидел! А ты всё равно рядом.
— Потому что люблю.
Они так сидели — отец и дочь — пока за окном не стемнело.
А вечером Виктор Петрович попросил:
— Света, вызови завтра нотариуса.
— Зачем?
— Завещание переписать надо.
— Пап, не надо.
— Надо! — Он попытался сесть в кровати. — Справедливость восстановить надо!
— А Лёша?
— А что Лёша? Пусть сам зарабатывает! Он же мужчина — мужчины должны сами себя обеспечивать!
Светлана рассмеялась сквозь слёзы.
— Пап, это его слова?
— Мои, — твёрдо сказал Виктор Петрович. — Теперь мои.
На следующий день приехал нотариус. Светлана отошла в коридор — пусть отец сам решает.
Через полчаса нотариус вышел:
— Всё оформлено. Новое завещание составлено в пользу дочери.
— В мою пользу? — не поверила Светлана.
— В вашу. Полностью.
Вечером Светлана позвонила Алексею:
— Лёша, папа завещание переписал.
— Что переписал?!
— Всё мне теперь достаётся, — сказала она с усмешкой.
— Как это тебе?
— А так. Папа решил, что дочь, которая рядом — лучше сына, который в делах.
— Света, это несправедливо!
— А что справедливо, Лёша? Когда я месяцами сижу у его постели, а ты раз в неделю звонишь?
— У меня обстоятельства.
— У всех обстоятельства. Но выбор каждый делает сам.
— Я приеду! Завтра же приеду! И буду ухаживать!
— Поздно, — спокойно сказала Светлана. — Пап уже всё понял.
Она положила трубку и вернулась к отцу.
— Обиделся? — спросил он.
— Ещё как.
— А ты?
— А я просто благодарна. За то, что ты наконец увидел — кто есть кто.
Виктор Петрович сжал её руку:
— Прости меня, доченька. Прости старого дурака.
И в первый раз за много лет Светлана поверила — он говорит от сердца.
Виктор Петрович умер через два месяца после того разговора.
Тихо, во сне. Светлана спала рядом на диване — как всегда, на случай, если что-то понадобится. Проснулась от странной тишины. Подошла к кровати.
Он лежал спокойно, с умиротворённым лицом. Словно наконец-то отдыхал.
Светлана не стала сразу никому звонить. Села рядом, взяла его руку — уже холодную — и просто посидела. Попрощалась.
— Прости, пап, — сказала она. — За то, что злилась. За то, что обижалась. Ты правильно всё сделал.
Потом позвонила Алексею.
— Лёша, папы больше нет.
— Что? — голос брата сорвался. — Когда?
— Ночью. Во сне.
— Я сейчас приеду!
— Не спеши, — спокойно сказала Светлана. — Он уже не ждет.
Алексей примчался через полчаса.
— Я не успел, — брат плакал, как ребёнок. — Я не успел с ним поговорить, попросить прощения. Света, — брат посмотрел на неё красными глазами, —я понимаю, почему он завещание переписал. Ты это заслужила. А я…
— А ты просто привык, что тебе всё достаётся просто так. За красивые глаза.
Алексей кивнул.
— Но я буду оспаривать завещание! — вдруг выпалил он. — Я не могу остаться ни с чем! У меня семья, дети.
— Ты будешь оспаривать? — Светлана медленно повернулась к брату. — Серьёзно?
— Да! Это несправедливо!
— Знаешь что, — спокойно сказала Светлана,— если хочешь судиться — суди. Но знай — у меня есть все доказательства твоего равнодушия.
Алексей сел в кресло отца, закрыл лицо руками.
— Света, я не хотел, я просто думал…
— Ты думал, что папа вечно будет жить? И что наследство всё равно твоё?
Через неделю после похорон Светлана въехала в родительскую квартиру. Большую, светлую, с видом на парк. Ту самую, где прошло её детство.
И впервые за много лет она чувствовала себя дома.
Алексей завещание не оспаривал. Иногда звонил — осторожно, виновато.
— Света, как дела?
— Хорошо, Лёша. У тебя как?
— Нормально. Ты на меня не сердишься?
— Не сержусь. Каждый получил то, что заслужил.
И это была правда.
Справедливость — штука медленная. Но неотвратимая.
