Кристина открыла глаза и сразу поняла, что сегодня будет худший день за последние полгода. Не потому, что за окном лил дождь, не потому, что в холодильнике снова закончилось молоко, а потому, что сегодня Людмила Ивановна решила напомнить о своём существовании. Звонок раздался ровно в семь утра — время, когда даже соседи снизу ещё не успевали включить свою адскую перфораторную симфонию.
— Алло, Кристиночка, — голос свекрови звучал так, будто она уже три часа как выпила кофе, приняла контрастный душ и теперь готова покорять мир. — Ты не забыла, что у меня через неделю юбилей?
Кристина прикрыла глаза и мысленно посчитала до десяти. Она не забыла. Она просто надеялась, что Людмила Ивановна забыла. Или хотя бы притворится, что забыла. Но нет, конечно.
— Нет, не забыла, — соврала Кристина, пытаясь придать голосу хоть какую-то бодрость. Голова гудела, как после вчерашнего вина, хотя она не пила уже месяц. Последствия химиотерапии ещё давали о себе знать — врачи говорили, что это временно, но «временно» растянулось на три месяца, и каждый день начинался с ощущения, будто её череп кто-то аккуратно, но настойчиво сжимает в тисках.
— Отлично! — радостно воскликнула Людмила Ивановна. — Тогда мы с тобой сегодня всё обсудим. Приезжай ко мне часика в три, я список составлю.
— Какой список? — Кристина приподнялась на локте и сразу пожалела об этом — комната закружилась, как на карусели.
— Ну, продукты, конечно! На двадцать человек, не меньше. И не забудь про алкоголь, Максимка сказал, что его друзья без водки не придут.
Кристина стиснула зубы. Максимка. Ей всегда было противно, когда свекровь называла её мужа уменьшительно-ласкательным именем, будто он не тридцатилетний мужчина, а пятилетний ребёнок, который забыл надеть шапку.
— Людмила Ивановна, мы же договаривались, что праздник будет в кафе, — попыталась она возразить. — Я же не смогу…
— Какое кафе? — перебила свекровь, и в её голосе появились те самые нотки, которые Кристина ненавидела больше всего — смесь презрения и ложного сочувствия. — Ты же сама говорила, что денег нет. А дома дешевле выйдет. Да и уютнее! Ты же добрая, ты же понимаешь, как мне важно.
Ты же добрая. Эти три слова всегда предшествовали какой-нибудь гадости. «Ты же добрая, помоги с уборкой», «ты же добрая, посиди с собакой», «ты же добрая, одолжи денег». Доброта Кристины давно уже стала её главной слабостью.
— Я не могу, — сказала она твёрдо. — Я ещё не восстановилась.
На другом конце провода воцарилась пауза. Кристина представила, как Людмила Ивановна сейчас морщит лоб, как будто её просят решить задачу по высшей математике.
— Не можешь или не хочешь? —finally спросила она. — Максимка сказал, что ты уже как огурчик.
Кристина фыркнула. Как огурчик. Да она вчера еле до туалета дошла, а сегодня должна накормить армию?
— Я не огурчик, — сказала она. — У меня анализы плохие, врач сказал отлежаться.
— Ну, лежи, лежи, — махнула рукой свекровь, хотя Кристина, конечно, этого не видела. — Но юбилей-то не отменишь. Ты же не хочешь, чтобы все подумали, что ты эгоистка?
Эгоистка. Вот оно, главное оружие Людмилы Ивановны. Если Кристина откажется, она будет эгоисткой. Если согласится — само собой разумеется, потому что она добрая.
— Я подумаю, — буркнула Кристина и положила трубку.
Максим ушёл на работу ещё до звонка. Как всегда. Он уходил рано, возвращался поздно, и если Кристина пыталась заговорить о чём-то серьёзном, он отмахивался: «Давай потом, я устал». «Потом» никогда не наступало.
Она доплелась до кухни, включила чайник и уставилась на магнитик на холодильнике — «Семья — это то, что важнее всего». Подарок от Людмилы Ивановны на прошлый Новый год. Кристина тогда ещё улыбалась и благодарила. Сейчас ей хотелось швырнуть этот магнит об стенку.
Чайник закипел, она залила чай, но пить не стала — тошнило. Вместо этого она открыла ноутбук и стала искать цены на продукты. Пятнадцать тысяч. Минимум. На салаты, мясо, выпечку, напитки. Плюс украшения, посуда, уборка… Она открыла банковское приложение. На счёту лежало восемь тысяч. Из них три — на коммуналку.
Кристина закрыла ноутбук и упёрлась лбом в стол. Может, продать что-нибудь? Но что? Мебель — старая, технику — тоже не новую. Оставались только её украшения — серьги, которые ей подарила мама, и цепочка от бабушки. Она потянулась за шкатулкой, но рука замерла в воздухе. Нет. Это последнее, что у неё осталось от нормальной жизни.
В три часа она всё-таки поехала к Людмиле Ивановне. Квартира свекрови пахла лавандой и чем-то ещё — чем-то кислым, как будто здесь давно не проветривали. Людмила Ивановна сидела за столом в своём любимом кресле-качалке, вязала что-то розовое и улыбалась, как будто они договаривались не о юбилее, а о совместном поездке на курорт.
— Ах, Кристиночка, наконец-то! — она махнула рукой на стул. — Садись, я чайник поставила.
Кристина села. На столе уже лежал список — аккуратный, написанный фиолетовой ручкой.
— Вот, — свекровь протянула ей листок. — Я всё расписала. Мяса килограмм десять, рыбы — пять, овощей побольше, ну и торт, конечно. Максимка любит наполеон, ты же знаешь.
— Людмила Ивановна, — Кристина глубоко вдохнула. — У меня нет пятнадцати тысяч.
Свекровь подняла брови.
— Каких пятнадцати?
— На продукты.
— Ах, да ладно тебе! — махнула рукой Людмила Ивановна. — Ты же работаешь, у тебя зарплата есть.
— Я три месяца на больничном, — Кристина почувствовала, как начинает дрожать голос. — У меня нет этих денег.
— Ну, тогда возьми в долг! — легко сказала свекровь. — Или пусть Максимка поможет. Он же мужчина, должен обеспечивать семью.
Кристина засмеялась. Не весело, а так, будто её щипцами сдавили за горло.
— Максим зарплату на машину тратит, — сказала она. — И на кредит за телевизор, который вы с ним купили в прошлом месяце.
— Не важно, — отрезала Людмила Ивановна. — Ты же умная девушка, придумаешь. Или ты хочешь, чтобы мой юбилей прошёл как-то убого?
— А почему бы вам не сделать всё сами? — вдруг спросила Кристина. — У вас же пенсия есть.
Лицо свекрови мгновенно стало ледяным.
— Это твоя обязанность как невестки, — сказала она медленно, будто объясняла что-то ребёнку. — Или ты думаешь, что я тебя просто так на своего сына женила?
Кристина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Она встала.
— Я не ваша прислуга, — сказала она. — И не ваш кошелёк.
— Ах ты… — Людмила Ивановна тоже встала, её вязание свалилось на пол. — Ты что, угрожаешь?
— Я не угрожаю, — Кристина взяла сумку. — Я просто говорю, что не буду этого делать.
— Тогда и не приходи на юбилей, — фыркнула свекровь. — И Максимке передам, какая ты неблагодарная.
Кристина уже была у двери.
— Передавайте, — сказала она и вышла.
Дома она сразу позвонила Максиму.
— Привет, — он звучал уставшим. — Чего надо?
— Твоя мать требует, чтобы я организовала её юбилей, — сказала Кристина. — За свои деньги. И за своё здоровье.
— Ну и что тут такого? — Максим зевнул. — Мама празднует раз в жизни.
— Раз в жизни? — Кристина хохотнула. — Она каждый год что-нибудь празднует! И каждый раз это моя проблема!
— Ты драматизируешь, — сказал Максим. — Просто сделай, как она просит.
— А если я не хочу?
— Тогда ты эгоистка, — равнодушно ответил он. — И не удивляйся, если мама перестанет с тобой разговаривать.
Кристина молчала. Она знала, что он не встанет на её сторону. Никогда не становился.
— Хорошо, — сказала она finally. — Тогда и я перестану.
Она положила трубку, подошла к комоду и вытащила коробку с документами. Брачный договор, который они подписали пять лет назад, лежал на самом верху. Она перелистала страницы и остановилась на пункте о разделе имущества.
Квартира была её. Подарок родителей на свадьбу. Максим в неё не вложил ни копейки.
Кристина взяла телефон и набрала номер риелтора.
Кристина проснулась от звука ключа в замке. Часы на тумбочке показывали три ночи. Она приподнялась на локте, слушая, как Максим шаркает ботинками в прихожей, пытаясь не шуметь. Как будто это возможно после трёх бутылок пива и полуночного визита к мамочке.
— Ты где был? — спросила она, хотя ответ знала заранее.
Максим замер у двери спальни, его силуэт вырисовывался в темноте — широкие плечи, слегка сутулая спина, руки, которые он никогда не знал, куда деть.
— У мамы, — буркнул он. — Она расстроилась из-за тебя.
— Из-за меня? — Кристина фыркнула. — Это я виновата, что она хочет праздновать свой юбилей за мой счёт?
— Ты всё преувеличиваешь, — Максим начал стягивать футболку. — Она просто хотела семейного торжества. А ты как всегда — всё через конфликт.
— А ты как всегда — на её стороне, — парировала Кристина. — Даже не спросил, как я себя чувствую.
— Да что с тобой такое?! — вдруг повысил голос Максим. — Вечно ты в чём-то виновата! Мама права — ты стала эгоисткой!
Кристина резко села на кровати. Голова снова закружилась, но она сжала кулаки.
— Я эгоистка? — повторила она. — Я три месяца валялась с температурой, а ты даже супа не принёс. Твоя мать требует, чтобы я кормила пол-района, а ты поддерживаешь её, вместо того чтобы поддержать меня. Кто здесь эгоист, Максим?
— Ты драматизируешь! — он махнул рукой. — У всех проблемы.
— Да, но не у всех свекровь, которая считает, что невестка должна ей всё, — Кристина встала, шагнула к нему. — Ты хоть раз встал на мою сторону? Хоть раз?
Максим молчал. Он никогда не любил ссоры. Он предпочитал уходить от них — буквально. Как сейчас: развернулся и пошёл в ванную, хлопнув дверью.
Кристина осталась одна в темноте. Она подождала, пока стихнут шаги, потом подошла к тумбочке, включила свет и вытащила из ящика пачку документов. Брачный договор лежал сверху. Она перелистала его ещё раз, остановилась на пункте о разделе имущества, затем достала телефон.
Набрала сообщение риелтору: «Подготовьте документы на продажу квартиры. Только без Максима.»
Отправила.
Утром Максим ушёл на работу, даже не позавтракав. Кристина не стала его останавливать. Она выпила кофе, съела тост, который сразу комком встал в горле, и начала собирать вещи.
Не свои. Его.
Футболки, которые он бросал на кресло. Носки, валявшиеся под диваном. Документы с полки — паспорт, права, какие-то квитанции. Она сложила всё это в спортивную сумку, которую он купил два года назад и ни разу не использовал. Потом достала из шкафа его любимый свитер — тот, что подарила ему на прошлый день рождения — и аккуратно положила сверху.
Звонок в дверь раздался ровно в десять. Кристина открыла.
На пороге стояла Людмила Ивановна. В новой блузке, с сумкой от дорогого бренда, которую, как Кристина знала, ей подарил Максим. Видимо, вчера. Свекровь улыбалась, но глаза её были холодными.
— Доброе утро, Кристиночка, — сказала она, проходя в прихожую. — Я решила зайти, обсудить юбилей. Ты же не против?
— Входи, — Кристина отступила, давая ей пройти.
Людмила Ивановна прошла на кухню, поставила сумку на стол и начала вытаскивать оттуда пакеты.
— Я уже купила немного всего, — сказала она, выкладывая на стол колбасу, сыр, две бутылки вина. — Чтобы тебе легче было.
Кристина смотрела на это и чувствовала, как внутри всё сжимается.
— Забери это обратно, — сказала она.
— Что? — Людмила Ивановна подняла голову.
— Забери, — Кристина показала на пакеты. — Я не буду готовить твой юбилей.
Свекровь медленно встала, оперлась руками о стол.
— Ты что, серьёзно? — спросила она тихо.
— Абсолютно, — Кристина скрестила руки на груди. — И Максиму передай, что его вещи в сумке. Пусть забирает.
Лицо Людмилы Ивановны изменилось. Улыбка исчезла, губы сжались в тонкую линию.
— Ты что, с ума сошла? — прошипела она. — Это мой сын! Мой дом!
— Это моя квартира, — поправила Кристина. — И я хочу, чтобы вы оба отсюда ушли.
— Ты не смеешь! — свекровь шагнула вперёд, её голос стал громче. — Ты ничего не понимаешь! Максимка здесь живёт! Он имеет права!
— Он имеет права на ту сумку с вещами, — Кристина показала на прихожую. — И всё. Брачный договор подписан, квартира моя. Так что бери свои продукты и уходи.
Людмила Ивановна побледнела.
— Ты… ты выгоняешь нас? — она сжала кулаки. — Из-за какого-то праздника?
— Нет, — Кристина покачала головой. — Из-за того, что вы оба считаете меня дойной коровой. Из-за того, что ты требуешь, а он молчит. Из-за того, что я устала.
— Ты разрушаешь семью! — закричала Людмила Ивановна.
— Нет, — спокойно сказала Кристина. — Я спасаю себя.
Свекровь резко шагнула к ней, её глаза горели.
— Ты пожалеешь об этом! — прошипела она. — Максимка не простит!
— Пусть не прощает, — Кристина открыла дверь. — Но уходи. Сейчас.
Людмила Ивановна ещё секунду стояла, сжимая пакеты, потом швырнула их на пол.
— Ты ещё поплачешь! — бросила она и вышла, хлопнув дверью так, что соседи наверняка подумали, что здесь происходит убийство.
Кристина закрыла дверь на замок. Потом подошла к окну, выглянула на улицу. Людмила Ивановна шла к машине, её спина была прямой, голова поднята высоко. Она не оглянулась.
Кристина вернулась на кухню, нагнулась и начала собирать разбросанные продукты. Колбаса упала на пол, вино разбилось, сыр раскатился по углам. Она выбросила всё в мусорное ведро, затем достала из шкафа метлу и совок.
Когда она убирала осколки, в дверь снова позвонили.
Она открыла.
На пороге стоял Максим. Его лицо было красным, глаза — широкими и непонимающими.
— Что ты наделала?! — выдохнул он.
— Я выгнала тебя, — сказала Кристина. — И твою мать.
— Ты не можешь так сделать! — он шагнул вперёд, но она не пустила его.
— Могу, — она показала на сумку с вещами. — Забирай и уходи.
— Ты сумасшедшая! — закричал Максим. — Это моя квартира!
— Нет, — Кристина достала из кармана брачный договор, развернула его на нужной странице. — Это моя. Читай.
Максим уставился на документ, его лицо исказилось.
— Ты… ты планировала это?!
— Я планировала защитить себя, — сказала Кристина. — Потому что никто другой этого не сделает.
— Ты разрушаешь нашу семью! — его голос сорвался.
— Нет, — она покачала головой. — Я спасаю свою жизнь.
Максим схватил сумку, швырнул её на пол, затем резко развернулся и ушёл, хлопнув дверью так, что стены дрогнули.
Кристина закрыла глаза.
В квартире стало тихо.
Кристина проснулась от тишины. Не от звонка, не от криков соседей, не от звука ключа в замке — просто от тишины. Она лежала на диване, укутанная в плед, и слушала, как тикают часы на кухне. Тик-так. Тик-так. Как будто время наконец-то замедлилось.
Прошло три дня с тех пор, как она выгнала Максима и Людмилу Ивановну. Три дня, за которые никто не позвонил, не пришёл, не попытался вернуть её назад. Она ожидала, что Максим будет умолять, что свекровь придет с упреками, что соседи начнут шептаться за её спиной. Но — ничего. Тишина.
Кристина встала, потянулась, почувствовала, как болят мышцы. Она слишком долго лежала, слишком долго напрягалась. На кухне её ждал холодный кофе — она забыла выключить кофемашину вчера вечером. Выпила его, поморщившись от горечи, и включила телефон.
Двадцать пропущенных звонков. Десять от Максима, пять от Людмилы Ивановны, остальные — с неизвестных номеров. И одно сообщение от риелтора: «Документы готовы. Когда встретимся?»
Она ответила: «Сегодня. В три.»
Людмила Ивановна пришла в четыре. Кристина открыла дверь, увидела её — в том же пальто, с той же сумкой, но лицо свекрови было не просто злым, а искажённым. Глаза красные, губы сжаты, руки сжимают ремень сумки так сильно, что костяшки побелели.
— Ты что наделала?! — прошипела она, не дожидаясь приглашения.
— Я продаю квартиру, — спокойно сказала Кристина.
— Ты не имеешь права! — Людмила Ивановна шагнула вперёд, её голос дрожал. — Это дом моего сына!
— Это моя квартира, — Кристина не отступила. — И я её продаю.
— Ты сука! — свекровь вдруг закричала, её самообладание лопнуло, как перетянутая струна. — Ты разрушаешь его жизнь! Ты эгоистка! Ты…
— Я устала быть вашей кормилицей, — перебила Кристина. — Устала быть той, кто всё терпит. Я больна, Людмила Ивановна. Я едва стою на ногах, а вы оба требуете, требуете, требуете. Хватит.
— Ты не смеешь! — Людмила Ивановна шагнула ещё ближе, её пальцы впились в ремень сумки. — Я пойду к адвокату! Я оспорю этот договор!
— Оспаривай, — Кристина пожала плечами. — Но квартира уже продана.
Свекровь замерла.
— Что?
— Я подписала документы час назад, — Кристина улыбнулась. Не весело, а так, будто finally-то выдохнула. — Риелтор уже перевёл деньги. Завтра придут новые хозяева.
Людмила Ивановна побледнела.
— Ты… ты не могла…
— Могла, — Кристина сделала шаг назад. — И сделала.
Свекровь вдруг бросилась на неё. Кристина не успела среагировать — её схватили за плечи, потрясли, пальцы впились в кожу.
— Ты разрушила всё! — кричала Людмила Ивановна, её слюна брызгала Кристине в лицо. — Ты уничтожила моего сына!
Кристина резко оттолкнула её.
— Ваш сын сам уничтожает себя, — сказала она. — Он никогда не встанет на мою сторону. Он всегда будет вашим маменькиным сынком. И я не хочу жить в этом цирке.
Людмила Ивановна отступила, её грудь тяжело вздымалась.
— Ты пожалеешь, — прошипела она. — Ты останешься одна. Никого у тебя не будет.
— Я уже одна, — Кристина закрыла дверь.
Максим пришёл вечером. Она открыла, увидела его — красные глаза, небритое лицо, руки, которые он не знал, куда деть.
— Ты действительно продала квартиру? — спросил он хриплым голосом.
— Да, — кивнула Кристина.
— Зачем?
— Потому что я хочу жить, — она посмотрела ему в глаза. — А не выживать.
— Ты разрушила нашу семью, — он сжал кулаки.
— Нет, — Кристина покачала головой. — Ты её разрушил. Ты всегда выбирал её, а не меня. Ты никогда не спрашивал, как я. Ты просто брал и брал.
— Я любил тебя, — прошептал он.
— Нет, — она покачала головой. — Ты любил удобство. Ты любил, что у тебя есть жена, которая всё терпит. Но я больше не буду терпеть.
Максим молчал. Потом резко развернулся и ушёл.
Кристина закрыла дверь.
На следующий день она стояла на пороге новой квартиры — небольшой, но светлой, с балконом, выходящим на парк. Ключи лежали у неё в кармане. Она вдохнула — воздух пах травой и дождём.
Телефон завибрировал. Сообщение от адвоката: «Людмила Ивановна подала иск о признании брачного договора недействительным. Но шансов у неё нет.»
Кристина улыбнулась.
Она достала телефон и набрала номер мамы.
— Алло? — ответила та.
— Мам, — сказала Кристина. — Я свободна.
